Текст книги "Поцелованные Одессой"

Израиль – «Одесский проект»

«Без Одессы Государство Израиль не состоялось бы» – такое мнение высказал в беседе с корреспондентом агентства «Вiкна-Одеса» чрезвычайный и полномочный посол этой страны в Украине Реувен Дин Эль.

Дипломат напомнил, что на призыв основателя политического сионизма Теодора Герцля о создании еврейского государства первыми откликнулись одесситы. «Не было бы успеха сионистской идеи, если бы не было Одессы». – заявил он, добавив, что это были выдающиеся люди – писатели, поэты, ученые, политики.

Реувен Дин Эль сопровождал в поездке в Одессу делегацию правления Всемирной сионистской организации во главе с председателем Авраамом Дувдевани. Цель визита – провести в Одессе такую же церемонию памяти основателя сионизма Теодора Герцля, как та, что в то же время происходила и в Иерусалиме.

Выступивший на церемонии глава делегации господин А. Дувдевани, в частности, подчеркнул, что после состоявшейся экскурсии по городу он понял, насколько Одесса важна для Израиля: «После того, как ты ездишь по улицам Одессы, впитываешь их дух, понимаешь, что это переживали и основоположники сионизма, соратники Теодора Герцля… Только в Тель-Авиве, – добавил он, – более ста улиц названы именами великих людей, связанных с Одессой… Огромное спасибо и за времена, и за то значение, которое Одесса имела и будет иметь для Израиля».

Примечательно – самая главная улица крупнейшего и одного из важнейших культурно-экономических центров страны – Тель-Авива – названа в честь прибывшего из Одессы Меира Янкелевича Дизенгофа, одного из основателей города и первого его мэра. Сегодня этой улице за восемьдесят лет – и она длиннее всех улиц города. На ней, если верить туристическим путеводителям, больше всего… магазинов, кафе, библиотек, уличных музыкантов, кинотеатров, людей, котов, собак, автобусов и деревьев.

Если идти по этой улице в одну сторону, то можно дойти от самого центра города до моря, а если идти в другую – попадаешь от моря в самый центр города. Все, что нужно человеку, который пытается сориентироваться в Тель-Авиве, – это знать, в какой стороне от него расположена улица Дизенгоф.

Хотя основоположником политического сионизма – идеи создания независимого еврейского государства – официально принято считать Теодора Герцля, автора «Еврейского государства», уроженца Будапешта, прожившего большую часть своей жизни в Париже и в Вене и лишь однажды (в 1903 году) посетившего Россию, тем не менее, многие полагают – вовсе не будет преувеличением сказать, что без русского еврейства сионистская идея не имела ни малейших шансов быть реализованной. Почётное место в приближении этого знакового события в истории еврейского народа, несомненно, принадлежит одесским евреям.

В этой связи уместно упомянуть Леона (Льва) Пинскера – выпускника одесского Ришельевского лицея и медицинского факультета Московского университета, обладателя медали за участие в Крымской войне, известного одесского врача, который под впечатлением волны еврейских погромов, прокатившейся по России с 1881 года, приходит к однозначному выводу – решение еврейской проблемы вовсе не в ассимиляции, но в создании собственного государства.

В 1882 году в Германии выходит его брошюра «Автоэмансипация», в которой автор призывает евреев стать нацией, выработать собственную программу самоосвобождения, создать своё государство.

Брошюра эта увидела свет на 14 лет раньше книги Теодора Герцля «Еврейское государство», опубликованной в Вене в 1896 году.

Прочитав «Автоэмансипацию» Пинскера, Герцль пишет в своём дневнике:

«Поразительное совпадение в критической части, значительное сходство в части конструктивной. Жаль, что я не прочёл это произведение до того, как моя книга была подписана к печати. В то же время даже хорошо, что я не был знаком с ним, – вполне возможно, что тогда я бы и вовсе отказался от своего труда».

В те дни, когда Теодор Герцль только грезил о создании сионистской организации, у российских сионистов, именовавших себя «палестинофилами», подобная организация уже была – «Общество вспомоществования евреям-земледельцам и ремесленникам в Сирии и Палестине», обычно называемое «Одесским палестинским обществом» либо вкратце – «Одесским комитетом».

Основанный в 1890 году «Одесский комитет» собирает средства в помощь еврейским поселениям в Палестине/Эрец-Исраэль и распространяет их через своих представителей в Яффо, а также через свои информационные бюро, которые он создаёт в Стамбуле, Бейруте, Иерусалиме и Хайфе. Одна из важных целей этих бюро – оказание всяческой поддержки переселенцам, осваивающим сельскохозяйственные угодья на земле Палестины/Эрец-Исраэль, учебным заведениям, в том числе первым школам с преподаванием на иврите, детским садам, изданию книг и журналов.

Среди прочего, именно «Одесский комитет» внёс свой первый взнос в фонд, предназначенный на приобретение участка земли, на котором предстояло возвести здания будущего Еврейского университета в Иерусалиме.

В Одессе тысячи будущих переселенцев обучались ивриту, ремёслам и земледелию, развитие которого рассматривалось как важная составляющая в возрождении народа на своей территории.

Одесский журналист Моше Лейб Лилиенблюм писал в то время:

«Одесса представляла пример того, как евреи, вместе с другими пришедшие на здешние пустынные земли [имеется в виду территория крепости Хаджибей, отвоёванная у турок. – М.П.], взялись за постройку прекрасного города и успешной гавани. Так что они вполне могут повторить этот опыт на земле Обетованной».

Кстати, одним из активных деятелей «Одесского комитета» был будущий первый мэр Тель-Авива Меир Дизенгоф.

Пассионарность наиболее активной части одесских евреев для своей реализации обрела новый исторический вектор.

Те же, кто избрал для её реализации иной путь, с разной степенью успеха реализуют её в революционном порыве либо на поприще эмиграции в странах с заманчивыми названиями, либо в иллюзорном мире, пропитанном неповторимым одесским юмором…

P.S. «Одесситу, в какой бы точке земли он ни находился, всю жизнь будут сниться Дерибасовская, Приморский бульвар, памятник Дюку, Потёмкинская лестница и, конечно, одесский порт, погружающийся в сиреневые сумерки вечера – в ту особую атмосферу, которая возникает от смешения степного воздуха с морским бризом, атмосферу, полную запахом нагретой за день земли, трав, деревьев, йодистого настоя моря. Ощущение необыкновенной раскованности дыхания возникает при взгляде на мгновенно расширившийся вдаль, до пределов неба, морской простор. Но другое ощущение возникает в душе израильтянина, предки которого родом из Одессы. Он вглядывается в эти одряхлевшие под бременем годов причалы, понимая, что его будущее начиналось именно с них. Ведь Одессу так и называли – “Врата Сиона”» (Эфраим Баух. К двухсотлетию Одессы).

Genius loci

«Связь человека с местом его обитания – загадочна, но очевидна. Или так: несомненна, но таинственна. Ведает ею известный древним genius loci, гений места, связывающий интеллектуальные, духовные, эмоциональные явления с их материальной средой» (Пётр Вайль).

Quo vadis?[8]8
  Quo vadis? – Куда идешь? Камо грядеши? (лат.).


[Закрыть]

Дороги – зримое начало цивилизации. Одно из выдающихся технических достижений античности – римские дороги – запечатлено в горделивой фразе «Все дороги ведут в Рим».

С момента выхода с первобытных троп на дорогу человечество вырывается из замкнутого природного круговорота времени и оказывается в новом физическом и смысловом измерении происходящих перемен. Жизнь обретает особую динамику и некий вектор – направление. И ты вдруг оказываешься странником, бредущим из неизвестного откуда в куда-то зовущее завтра.

Одни дороги ты как бы выбираешь по собственной воле, по зову души; другие, возможно, выбирают тебя – и ты вдруг ощущаешь себя ведомым кем-то.

Случается, однако, и такое: на каком-то повороте жизни дорога неожиданно раздваивается – и ты на распутье с его пресловутыми вариантами выбора, последствия которого непредсказуемы. Ни интуитивный зов души, ни ведущий, указаниям которого ты слепо следовал до сих пор, в новой ситуации тебе более не подсказчики.

Покинутый навигаторами по жизни, ты оказываешься в состоянии брошенности – метафизического одиночества. Испытываемая при этом тревога побуждает тебя погрузиться внутрь себя в поисках таящегося где-то в глубинах духа сокровенного голоса – голоса, который сродни тому, которому внимали в уединении от суеты мирской жизни в пустыне мудрецы, – голоса, в котором в минуты прозрения звучит откровение.

На дороге времён

Бывает и такое – физически у тебя под ногами вроде бы бетон, либо асфальт, либо нечто подобное гравию, либо совсем неказистое покрытие, которыми отличаются богом забытые просёлочные дороги, но внутренним чутьём ты ощущаешь себя на дороге времён, на дороге, где за тобой незримо движутся толпы поколений – движутся упорно, безостановочно, неотвратимо – движутся с нарастающей скоростью, подталкивая тебя и впереди идущих к какому-то таинству свершения.

С особой яркостью это ощущение переживаешь в Иерусалиме у Яффских ворот – в месте, где воссоединяются берущие начало из глубин библейских времён дороги – Яффская и Хевронская, по которым в Старый город устремляется текущий из вечности поток времени.

Яффская дорога исходит из Яффо – одного из древнейших и всегда самых населённых городов мира, основание которого датируется временем, наступившим непосредственно после библейского потопа, и связывается с сыном прародителя Ноя (Ноаха) Яфетом (Йафетом), – города, где, согласно легенде, Персей освободил Андромаху, где апостол Пётр воскресил святую праведную Тавифу, – города, куда на протяжении столетий приходили корабли с паломниками, откуда они начинали своё восхождение к святыням города царя Давида.

И сегодня вам покажут в Яффо дом Симона Кожевника (упомянут в Деяниях святых апостолов), на крыше которого апостол Пётр увидел сходящих с неба чистых и нечистых животных.

Хевронская дорога мысленно переносит тебя ещё к одному древнему пласту библейской истории – к Хеврону, к первой столице Давида, второго помазанника на царство Израиля, где, по преданию, находится захоронение библейских патриархов – пещера Махпела, в которой, согласно еврейской традиции, также покоится прах праотца и праматери народов – Адама и Евы.

По этой дороге времён, минуя Вифлеем – «Дом хлеба» (Бейт-Лехем), где расположена гробница Рахили (второй жены патриарха Иакова) и где почти через тысячу лет появится на свет младенец Иисус, царь Давид отправляется со своим войском завоевывать вечную столицу царства – Иерусалим.

Пробуждение

От метафизического состояния, близкого к наваждению, охватившего меня у Яффских ворот, неожиданно пробуждаюсь от прозвучавшего с до боли знакомыми интонациями земного голоса.

Незнакомая пара – молодой человек и его спутница – на неуверенном английском обращается за помощью: «Sir, we are looking for HaKotel. Can you help us?» («Сэр, мы хотим пройти к Стене Плача. Не поможете ли нам?»)

Прежде чем объяснить маршрут, вступаю в диалог:

– Do you speak Russian? (Говорите ли вы по-русски?)

– О, да, конечно!

– Не из Одессы ли вы, случайно?

– Случайно – мы таки да из Одессы. Но сейчас мы канадцы, живём в Торонто.

А где вы жили в Одессе?

– На Малой Арнаутской.

– Удивительно – я тоже с Малой Арнаутской…

– Так вы, наверно, знали тётю Катю?

– Тётю Катю? Разумеется, да! Кто не знал мадам Ладыженскую Катю…

– Так знайте – она теперь таки со своей семьёй живёт по соседству с нами в Торонто…

Неожиданная встреча погружает на изначальную тропу, откуда я взошёл на дорогу времён – на Малую Арнаутскую улицу, перешагнув порог которой, отправился в свой удивительный путь по маршруту «жизнь».

Малая Арнаутская

На появление Ильи Ильфа в редакции газеты московского «Гудка» кто-то из местных сотрудников язвительно заметил:

– Из Одессы? Так вы говорите по-малороссийски?

– Я говорю по-малоарнаутски. – с вызывающей интонацией ответил будущий соавтор «Двенадцати стульев» и «Золотого телёнка».

В прозвучавшем ответе мне слышится не только ирония, но и дань «гению местности» («genius Loci») – «малоарнаутскости», подпитывающему однажды овладевший автором творческий порыв.

Говорю ли по-малоарнаутски я? – вопрошаю себя по праву рождённого в третьем поколении на этой улице. По всей видимости – нет. Тем не менее нечто, изначально запечатлённое, открывшееся в момент, когда сподобился явиться на белом свете, связано с ней. Эта изначальность видится в том, что каждый открывает для себя мир на языке своего детства – сквозь призму первых образов, звуков и запахов, первых робких действий, открытий и потрясений, первых друзей и прочих мутно всплывающих воспоминаний, которые, вместе с магическим пространством дома, двора, улицы, сопровождают тебя по жизни.

Вопреки озвученному некогда в популярной песне посылу «Мой адрес не дом и не улица…», одессит, вероятнее всего, в своих воспоминаниях о прошедшем и о делах давно минувших, обязательно с чувством глубокой ностальгии упомянет свою улицу.

«Каждая улица Одессы, – напоминает один из наиболее известных краеведов города Ростислав Александров, – имеет своё место не только на плане города, но и в сердцах её жителей, пусть даже бывших… Исаак Бабель с нежностью вспоминал улицы, исхоженные детством и юностью: “Пушкинская тянулась к вокзалу, Малая Арнаутская вдавалась в парк у моря”» …

«Тепло этих воспоминаний, – продолжает знаток Одессы, – и меня согревает, поскольку имел счастье родиться на Малой Арнаутской. Не променял бы её ни на какую другую».

С позиции давно минувших лет пытаюсь представить окутанную мифологической аурой улицу моего детства и отрочества – улицу со своим специфическим микромиром, улицу, за которой то ли со знаком «плюс», то ли – «минус» закрепилась репутация места, где изготовляется вся контрабанда Одессы, улицу, где в доме под номером 33 родился Зеев Жаботинский – влиятельный писатель и публицист, один из еврейских лидеров, раньше многих других предчувствовавший грядущую катастрофу своего народа, ставший в ряды активных борцов за возрождение еврейского государства на территории Палестины.

В доме № 9 на Малой Арнаутской улице проживали Хаим Нахман Бялик – выдающийся еврейский поэт и прозаик, классик современной поэзии на иврите, и Илья Файнзильберг, вошедший в русскую литературу под писательским псевдонимом Илья Ильф. Здесь же в начале XX века снимал апартаменты брат Ленина Дмитрий Ульянов.

В доме под номером 40 на этой же улице, где находился популярный кинотеатр «Шантеклер», обитал Осип Шор – прообраз Остапа Бендера из неувядающей дилогии «Двенадцать стульев» и «Золотой телёнок».

Перечень достопримечательных и памятных мест, придающих специфический колорит моей улице, можно существенно пополнить.

Время покидать свой дом…
Но время ли к нему возвращаться?..

 
Изменяется город быстрей, чем сердца.
Только память рисует былую картину
 

(Шарль Бодлер. Лебедь)[9]9
  Перевод В. Левика.


[Закрыть]

«Зачем мы посещаем памятные для себя места – двор детства или окрестности дачи, где жили когда-то? Мы разве не знаем заранее, что нас там больше нет, что нет в живых многих людей, с памятью о которых связаны эти пейзажи? Или для нас новость, что время безвозвратно проходит? Всё мы прекрасно знаем, но хотим пережить этот опыт вновь, понарошку воскресить прошлое, убедиться в собственной причастности к печали и радости жизни» (Сергей Гандлевский).

Возможно, ответ в том, что «рано или поздно, под старость или в расцвете лет, несбывшееся зовет нас, и мы оглядываемся, стараясь понять, откуда прилетел зов» (Александр Грин).

Его Величество «Двор»…

«Дворы Малой Арнаутской! Тут жили арнауты, коим улица обязана названием, греки, евреи, караимы, русские, украинцы, чехи… День начинался пронзительным – «Молоко, кому молоко!», заканчивался вкрадчивым «Риба, дамы, риба», а в промежутках звучали голоса торговок, нищих, уличных мастеров и говорливых соседок: «Липкая бумага! Купите и спите спокойно!», «Мадам Клубис, почем сегодня чирус?», «Подайте, ради Христа небесного, какую-нибудь крошечку», «Рая, я иду с Лялькой на Ланжерончик, так дайте своего Жорика!», «Стеклы вставляем!», «Дети, побежите узнать или открыто у Царева» (Ростислав Александров. Улицы Одессы).

Голоса «торговок, нищих, уличных мастеров и говорливых соседок» завораживают и обрастают знакомыми интонациями, параллельно с которыми слышатся неповторимые звуки, возникают запахи и прочие непереводимые на язык видения эпизоды жизни, канувшие в Лету бытия.

В противоположность утвердившейся традиции – измерять поступь истории такими масштабами, как народ, государство, культура, цивилизация, и иными мегашаблонами, где значимость отдельного человеческого существа обретает исчезающе малую величину, я пытаюсь найти соразмерную реальному индивиду единицу истории – своеобразную ладью, позволяющую каждому из нас со своей индивидуальностью, со своими переживаниями и неповторимым опытом влиться в непересыхающий живой поток истории. Изначальной ладьёй, с помощью которой мне посчастливилось оказаться в вожделенном русле истории, явился мой двор.

Обросший легендарной аурой, стремительно уходящий в историю одесский двор – это нечто большее, чем просто случайное скопище соседей. Это – своеобразная община, сложившаяся из изначально разноплеменного состава его обитателей, это родственная плавильному котлу штуковина, в которой, по удивительному совпадению обстоятельств, формировалось некое наднациональное образование, со временем обретшее существование под брендом «одесситы».

Как и положено общине, обитатели одесского двора разделяют общие предпочтения и оценки, у них есть свои кумиры и изгои, свои мифы.

Одна из важных составляющих скреп такой общины – чувство принадлежности к объединяющей их истории. Уходя своими истоками к легендарному времени предков, прибывших сюда из различных земель, стран, городов и весей, эта история плавно переходит в современность – в эпоху становления двора, в период, о каждом из которых свидетельствуют живые его участники.

Под влиянием рассказов и воспоминаний старожилов складывается традиция устной истории двора, вехи которой в той или иной степени запечатлены в судьбах его обитателей.

У заветного порога…

Минуя знаковые и незнаковые, памятные и непамятные места Малой Арнаутской через немыслимое количество лет, останавливаюсь со странным ощущением ожидания чего-то необычного перед некогда родным домом – домом, построенным в 1887 году по проекту инженера P.O. Марциновского, зарегистрировавшего своё появление на карте города под фамилией Векслер.

Постаревшие пенаты встречают меня распахнутыми обветшалыми воротами затихшего подъезда и вызывающей ухмылкой вывески разместившегося в его стенах ресторана «Сонькина малина», расположенного по соседству с обшарпанным зданием, во дворе которого ютится музей Холокоста в Одессе.

Со смешанным чувством тревоги и ожидания чего-то необычного вглядываюсь в с трудом узнаваемый фасад некогда родного дома, который, как мне показалось, стыдливо отвернувшись от меня, устремил свой взор на противоположную сторону улицы – к призраку некогда расположенного там и унесённого ураганным ветром войны старого приятеля, к дому Майбаха (не путать с популярным автомобильным брендом), с которым продолжает вести длящийся годами неспешный диалог о былом и прожитом на неслышном для посторонних языке.

В этом диалоге, пронизанном затаённой печалью и грустью, мой двор, как мне удалось уловить, до сих пор не может избавиться от наваждения доносящихся до него наполненных мольбой и криками проклятий голосов его обитателей.

Соседи изгоняли соседей за ворота дома, изгоняли в колонну смертников, формирующуюся на улице, изгоняли в прохладное ноябрьское утро, когда обычное в это время небо Южной Пальмиры всё ещё обнадёживает своей голубизной, но умолкнувшие золотящиеся кроны каштанов и акаций молча прощаются с вами в надежде на встречу в следующем сезоне. И это небо погрузилось в непроницаемую тьму.

Из знаменитых одесских двориков изгонялись ставшие неугодными его обитатели, изгонялись не без участия оставшихся доживать свой век соседей, среди которых было немало тех, кто ведал, что творит.

В ответ, мне показалось, призрак дома Майбаха, в стенах которого в период оккупации Одессы находилась сигуранца – румынский вариант гестапо, поведал своему визави не менее печальную историю чудовищных деяний, свидетелем которых он оказался.

Соседи моего дома изгоняли соседей под руководством пресловутой тройки – самоназначенной власти двора.

Во главе этой зловещей триады – некто с примечательной фамилией Бунин, в подчинении которого добровольные помощники – старожилы двора немец Поган Грауэр и всегда подшофе дворник-ветеран, с усами «под Будённого», чьи предки когда-то прибыли с Балкан, Петро Киров. Им активно помогают интеллигентная учительница словесности Хоменко и обитательница бывшей дворовой прачечной ничейная девица с сомнительной репутацией и по прозвищу Нюрка-вафлеистка (минетчица).