Текст книги "Поцелованные Одессой"

Тиара скифского царя…

«Наша реальная жизнь больше чем на три четверти состоит из воображения и фантазий» (Симона Вейль).

Воображению и фантазиям мы обязаны на три четверти шедеврам Уффици, Сикстинской капеллы и т. п., воображению и фантазиям мы обязаны на три четверти ужасами ГУЛАГа и Освенцима, воображению и фантазиям мы обязаны на три четверти необычайному взлёту духа на вершины Олимпа, воображению и фантазиям мы обязаны на три четверти помутнению сознания, толкающего нас к пропасти – к краю бездны…

Воображение и фантазии на три четверти побуждают нас искать неведомое, непредсказуемое.

Под воздействием воображения и фантазии вдруг наступает озарение прошлым – и ты прикасаешься к чему-то загадочному, далёкому – сбрасываешь с него таинственное покрывало Майи – и являешь миру чудо.

«Из потёртого кожаного саквояжа Гохман извлёк и положил на стол перед членами директората золотые фибулы – пряжки, скреплявшие одеяния на плечах древних греков, и серьги работы древнегреческих мастеров. Дав полюбоваться этими редкостями и психологически подготовив партнёров, он вынул какой-то предмет, завёрнутый в шерстяные тряпки, и, развернув, торжественно объявил: “Тиара скифского царя Сайтоферна”» (из рассказа исследователя старины, бывшего старшего библиографа Одесского национального университета Виктора Фельдмана).

Сенсационная презентация ювелирных изделий «древности» состоялась в феврале 1896 года перед директоратом Венского императорского музея в лице крупных учёных – знатоков античности профессоров Бруно Бухера и Гуго Лейшинга.

В продемонстрированной коллекции австрийские учёные особенно впечатлены «тиарой скифского царя», о чём свидетельствует следующая запись из их рассказов:

«На столе, излучая мягкое матовое сияние золота, стояла древняя чеканная тиара изумительной работы и превосходной сохранности. Только в одном месте виднелась небольшая вмятина, словно от меча, но украшения вокруг почти не были повреждены. Тиара представляла собой куполообразный парадный шлем-корону, чеканенный целиком из тонкой золотой полосы…»

Художественное исполнение шлема поражало своим совершенством. На его горизонтальных поясах, разделённых чеканкой-орнаментом, перед нами с удивительным вкусом исполненные сцены из «Илиады» и «Одиссеи», изображение скифского царя, охотившегося на крылатом звере. Верхняя часть тиары состояла из ажурных чеканных орнаментов и заканчивалась чешуйчатой змеёй, кольцами венчающей верхушку поднятой головой.

Между вторым и третьим поясом по кругу шла надпись на древнегреческом языке: «Царя великого и непобедимого Сайтоферна. Совет и народ ольвиополитов».

Отсюда следовало, что золотая тиара – подарок жителей древней Ольвии своему правителю.

Коллекцию «античных артефактов» перед специалистами Венского императорского музея презентовал посетитель, в визитной карточке которого значилось: «Г-н Гохман, негоциант из Очакова. Колониальные товары и антикварные предметы».

Естественно, первый вопрос, который последовал от восхищённых продемонстрированной коллекцией зрителей, был следующий:

– Герр Гохман, откуда у вас эта корона?

– Чудес на свете не бывает, – последовал хладнокровный ответ, – хотя эта корона – чудо. Прошлым летом учёные люди вели раскопки в Ольвии (основана выходцами из Милета, располагалась к югу от современного Николаева) и неподалёку от неё раскопали скифскую могилу, где был похоронен Сайтоферн с женой. Оттуда и тиара и другие украшения, которые достались мне за очень большие деньги…

Запрошенная коммерсантом фантастическая по тем временам сумма за тиару – 200 тысяч франков – в Вене не нашлась.

Такие деньги, не без трудностей, нашлись в Париже, где тиара после демонстрации перед восторженными учёными мужами становится достоянием Лувра, заняв почётное место в постоянной экспозиции зала античного искусства.

С этого момента, как отмечали современники, в Париже выделяются две достопримечательности – Эйфелева башня и золотая тиара Сайтоферна.

Семь лет спустя в 1903 году по столице Франции поползли слухи о том, что тиара – подделка. По городу стали распевать куплеты об учёных, севших в калошу, и о депутатах парламента, ассигновавших деньги жуликам.

Ситуацию проясняет письмо одесского ювелира Лившица от 13 марта 1903 года, опубликованное газетой «Matin», где, в частности, называется имя автора подделки: «Я могу вас уверить, что тиара была сработана моим другом Рухомовским».

К Рухомовскому двинулась ватага газетчиков.

25 марта газета «Figaro» печатает следующую телеграмму из Одессы:

«Гравер Израиль Рухомовский категорически заявил, что сделал тиару, заказанную ему в 1895 году одним жителем Керчи и попавшую впоследствии в Лувр. Рухомовский готов ехать в Париж, если на поездку найдутся 1200 франков…»

Поездку Рухомовского в Париж финансирует французское консульство в Одессе.

В качестве доказательства авторства тиары он привозит с собой модели, рисунки и формы, с помощью которых создавал этот «исторический артефакт».

Вокруг пока ещё предполагаемого автора изделия царит ажиотаж. Журналисты держат публику в курсе малейших событий – вплоть до описания внешности, одежды и меню новой знаменитости. А один богач предложил администрации Лувра 250 тысяч франков за тиару, но только в том случае, если та окончательно будет признана…»настоящей подделкой».

Комиссия Лувра устраивает ювелиру из Одессы тест на авторство. После того как в полной изоляции Рухомовский воссоздаёт по памяти абсолютно точный фрагмент тиары, эксперимент признан состоявшимся.

То обстоятельство, что специалисты и эксперты долгое время рассматривали тиару как подлинный исторический артефакт, по-видимому, свидетельствовало – помимо художественных достоинств, высоко оценённых знатоками искусства, тиара также, благодаря воображению и фантазии мастера, воссоздавала некую историческую «подлинность», которую прозрел её создатель, что позволяло ей претендовать на ценность артефакта из древности.

Подобную историческую «подлинность», выраженную в категориях эстетического восприятия, придающих художественному образу ценность исторического события, можно ощутить, в частности, в романе Томаса Манна «Иосиф и его братья», о котором закончившая его печатать машинистка сообщает автору: «Теперь я поняла, как это всё было на самом деле». либо в отдельных сценах романа Михаила Булгакова «Мастер и Маргарита» и т. п.

26 мая 1903 года в Париже состоялось присуждение наград французской секции декоративных искусств, на которой Рухомовский единогласно был отмечен золотой медалью.

На ставшего знаменитостью ювелира буквально посыпались заказы от известных французских заведений ювелирных и граверных изделий.

Несмотря на успехи в Париже, Рухомовский возвращается в Одессу с намерением продолжать работу в своей мастерской, которая не имела вывески, поскольку её владелец не обладал необходимым капиталом для получения патента купца третьей гильдии.

Волна еврейских погромов, прокатившаяся по Одессе, меняет жизненные планы Рухомовского – мастер принимает решение об эмиграции во Францию.

В Париже его ожидает работа в реставрационных мастерских Лувра. Вскоре Рухомовский знакомится с банкиром и филантропом Эдмоном де Ротшильдом. «Счастье улыбнулось мне. Словом, повезло, – позже вспомнит он. – Я получил хорошего клиента, а Ротшильд хорошего мастера».

Он изготавливает ещё одну копию тиары скифского царя Сайтоферна – на сей раз в виде кулона.

Драгоценным экспонатом в коллекции музея Фаберже является созданное Рухомовским колье со сценами из античной жизни.

Мастер очень гордится своими сыновьями, унаследовавшими, как он верил, высокий талант отца. Потомки незаурядного ювелира ныне живут в США, Израиле и Франции.

Летом 1997 год в одном из музеев Израиля среди семидесяти уникальных произведений Рухомовского экспонируется тиара Сайтоферна, а также ещё один не столь известный шедевр мастера – «Саркофаг со скелетом», изображающий бренность бытия: «Суета сует, сказал Екклесиаст, суета сует – всё суета!»

В золотом миниатюрном саркофаге со сценами, символизирующими разные этапы жизни человека, помещён скелет длиной около 10 сантиметров, состоящий из 167 золотых костей, имитирующий натуральный человеческий скелет.

В апреле 2013 года уникальный скелет, который, как утверждается, был создан по заказу легендарного одессита Мишки Япончика, ушёл с молотка на аукционе Sotheby’s за 365 тысяч долларов.

В апреле 2014 года в Одессе на доме по улице Осипова, где жил и работал знаменитый мастер, появилась мемориальная доска.

Отголоски черноморских волн в Амуре

«Гала – моя единственная муза, мой гений и моя жизнь…» (Сальвадор Дали)

Музой нашего героя, Макса Авелевича Кюсса, бывшего воспитанника военно-духового оркестра в Одессе, – его Лаурой и Форнариной оказалась обворожительная Вера (по матери гречанка, отец родом из Генуи), состоявшая в счастливом браке с красавцем мужем, героем Русско-японской войны, полковником Генерального штаба российской армии, расквартированной во Владивостоке, Александром Кириленко.

Свой музыкальный талант он реализует на поприще капельмейстера военного оркестра, которому посвящена большая часть жизни. Им сочинено более трёхсот музыкальных произведений.

По роду профессии он пишет марши. Один из них, под названием «Трудная жизнь», посвящённый полку, в котором он служил, удостоился чести быть оценённым императрицей Марией Фёдоровной. Императрица жалует ему в подарок золотые часы с цепочкой с изображением государственного герба.

Помимо маршей – музыки, задающей мобилизационный ритм, ритм шагающей в ногу растворённой в однообразии военного мундира массы, – он пишет расслабляющую музыку для той единствен ной, которой предстоит стать его музой, – он пишет вальсы.

Первый свой вальс он сочиняет в возрасте восемнадцати лет – «Грёзы любви». Помимо этого известны также его вальсы «Скорбь души», «Грустные думы», «Королева экрана» и другие.

Особо впечатляет не утративший популярности и по сей день его вальс «Разбитая жизнь», взывающий к щемящему чувству ностальгии по несостоявшемуся, по ушедшему либо всё ещё уходящему прошлому, от которого на горизонте остались лишь отблески багровых сполохов, передающих нас под власть мрака ночи солнца.

Откуда-то всплывает четверостишье:

 
Это, видимо, русский надрыв,
Где любовь не бывает без муки,
И «Разбитая жизнь» – тот мотив,
Что играют в преддверье разлуки…
 

Тема этого вальса присутствует в одном из произведений Владимира Набокова, а также сопровождает многие фильмы, спектакли…

Но главный его вальс ещё ожидает своего появления – ему ещё только предстоит родиться. Но для этого должна явиться Она – его муза, которая удостоится чести стать повивальной бабкой (повитухой), возможно, главного детища его жизни…

О встрече композитора с его музой написано множество отличающихся друг от друга легенд. При всём различии неизменным в них остаётся лишь упоминание её имени – Вера Яковлевна Кириленко, в девичестве Склауни.

По одной из версий-легенд, для удивительной встречи с ней ему не потребовалось путешествовать по европейским просторам, пересекать моря и океаны, забираться в азиатские джунгли, доставать с неба луну либо звезду – ему следовало всего лишь оказаться в нужное время в нужном поезде, которому предстояло пересечь бескрайнее российское евроазиатское пространство.

Нужный поезд должен был доставить музыканта на службу в качестве капельмейстера военного оркестра в 11-й Восточно-Сибирский пехотный полк, дислоцированный во Владивостоке. Здесь он воочию узрел Её, свою музу – ту, потерять которую – катастрофа, женщину с удивительными цвета морской волны глазами.

Во время остановки у Иркутского острога он предпринимает отчаянную попытку объясниться. Кажется, попытка удалась. Выслушав его, дама не проронила ни единого слова, но в глазах её, как ему показалось, он прочёл многозначительное «Да!».

Оставшуюся часть пути пробудившаяся под унесённые из детства звуки черноморских волн таинственная гармония наполняет его душу и изливается загадочной мелодией.

Вскоре на балу в Городском офицерском собрании Владивостока композитор преподнёс в дар женщине с поразительными цвета морской волны глазами вальс «Волны Амурского залива».

Успех вальса – невероятный. Его мотив буквально очаровал жителей Владивостока. Его исполняют во многих домах и на вечерах.

В исполнении военных оркестров он звучит на парадах, на площадях и скверах города.

Первое название вальсу, как утверждается, дала Вера Яковлевна. Она сама предложила название – «Залива Амурского волны». Она также взяла на себя заботы по изданию нот. Это было непросто. Нотную матрицу пришлось заказывать в Петербурге, поскольку у полковой типографии такой возможности просто не было.

Кюсс хотел, чтобы на титульном листе была напечатана фотография любимой женщины. Вера Яковлевна не возражала. Но согласилась только на профильное изображение. Впрочем, скрываться не имело смысла: рядом с фотографией было крупно набрано: «Посвящается Вере Яковлевне Кириленко».

Из слов Данаи Михайловны Кузнецовой, внучки Веры Яковлевны Кириленко:

«Обо всём этом я знаю со слов моих родственников – бабушки и дедушки. Храню издания “Амурских волн” и других вальсов Кюсса, подаренных им бабушке, маме, с посвящениями и автографами. У нас в семье ведь все играли на фортепиано, в доме всегда было много молодёжи. Приходили дедушкины сослуживцы, друзья-офицеры. Танцевали, пели, музицировали. И Кюсс бывал в нашем доме…»

В 1920-30-е годы вальс стал исполняться без указания имени автора, иногда даже объявлялось – «Музыка народная».

Со временем на музыку вальса были написаны слова, и он обрёл такую популярность, что заслужил право считаться музыкальным позывным – визитной карточкой Восточной Сибири и Дальнего Востока. Его исполнением открывались музыкальные передачи для Сибири и Дальнего Востока.

Вальс «Амурские волны» в специальной вокально-инструментальной обработке популярен в Китае и Японии.

P.S. Из биографических сведений:

Автор, ставший легендой благодаря прежде всего вальсу «Амурские волны», Макс Авелевич Кюсс, уроженец Одессы. Музыкальное образование получил в Одесском музыкальном училище.

В качестве капельмейстера служил во 2-м Восточно-Сибирском полку. В составе полка участвовал в Русско-японской войне.

Во время Первой мировой войны – капельмейстер в 5-м казачьем полку.

После революции служил в полковых оркестрах Красной Армии.

В 1927 году ушёл в отставку с должности командира музыкального взвода Кремлёвской роты почётного караула.

Вернувшись в родной город, дирижирует в клубах и школах, занимается с детьми-сиротами, набранными в детских домах для поступления в военно-музыкальное училище.

В годы Второй мировой войны 67-летний больной Кюсс остаётся в оккупированной румынами Одессе. Он вынужден прятаться на чердаке в одном из домов. Вскоре оккупанты его обнаружат.

Последний раз, как утверждают очевидцы, его видели зимой 1942 года в колонне обречённых на смерть людей, которая брела под конвоем по Пушкинской улице. Его непокрытая седая голова возвышалась над всеми. Ветер трепал его длинные волосы. Погружённый в себя, он шёл в свой последний путь, словно прислушиваясь к чему-то идущему изнутри, при этом губы его шевелились – возможно, он напевал мелодию нового вальса, которую не успел поведать миру.

Предполагают, что он стал жертвой массового расстрела в расположенном недалеко от Одессы селе Дальник, где жертв расстреливали в упор из пулемётов.

По другой версии – заключительный аккорд жизни Кюсса прозвучал в Одесской каменоломне, где под ропот черноморской волны на фоне прощальных вздохов волн Амурского залива его заживо сожгли.

29 сентября 2011 года в Одессе, в память о композиторе, на фасаде дома № 2 по улице Екатерининской в честь композитора установлена мемориальная доска.

«Математические выкладки бога» в мире за колючей проволокой…

«Законы природы – это просто математические выкладки бога» (Из сборника «Математические афоризмы». Приписывается Эвклиду).

«У людей, усвоивших великие принципы математики, одним органом чувств больше, чем у простых смертных» (Чарльз Дарвин).

«Ни книг, ни бумаги, ни карандаша у него не было. Но мысль работала чётко и ясно. Расчёты он производил в уме и верил, что математика развивает точность мышления. В лучшие времена, “играя” числами, Яаков развлекался в нечастые периоды отдыха. Теперь, в лагере, цифры стали для него верными испытанными друзьями. Его ум, выстраивая и передвигая их, находил самые разные способы манипулирования числами» (Арнольд Файн. Математическая система, созданная в Освенциме).

В атмосфере царящего ада, когда всё новые и новые жертвы партиями друг за другом следуют на смерть в газовые камеры, когда от безграничного ужаса и безысходности можно сойти с ума, когда твоё тело истощается с каждым днём и ты приближаешься к роковой точке развязки с жизнью, когда ты в шаге от того, чтобы окончательно превратиться в скотину, одесситу Яакову Трахтенбергу, узнику Освенцима, открывается удивительное пространство – прибежище внутренней свободы – виртуальный мир чисел.

Ни книг, ни письменных принадлежностей у Яакова нет. В его распоряжении – лишь голова. Мысль работает чётко. Все расчёты производятся в уме.

Так рождается одна из оригинальных и остроумных математических систем, вошедших в анналы науки под названием «Система Трахтенберга» – система быстрого счёта. Он находит упрощённые методы осуществления математических действий. Когда арифметика начинает ему казаться слишком уж «простой», он переходит к алгебре…

В четыре нескончаемых года, проведённых в концлагере, когда каждый день грозит смертельной опасностью и может оказаться последним в его жизни, он предпринимает попытку виртуального бегства от физической реальности, устрашающе вторгающейся в его повседневную жизнь изнурительным и зачастую бессмысленным трудом, издевательством палачей, мучительным ощущением голода, истошными криками узников, доносящимися из камеры пыток, удушающим смрадом, исходящим от разлагающейся плоти живых ходячих скелетов и из дымящих труб крематориев. Он мысленно перешагивает через нечеловеческие условия повседневного существования и погружается в мир чисел – в мир вечной гармонии, в мир, где нет места ни боли, ни страданиям, ни прочим преходящим вещам, в мир, который, по уверению Кеплера, является прообразом земной красоты.

Созданная и запечатлённая в единственном экземпляре, в голове её создателя, математическая система в какой-то момент оказывается под угрозой исчезновения. Очевидным это становится в один из апрельских дней 1944 года, когда подошла очередь Яакова на этапирование в газовую камеру.

То ли из-за неразберихи, охватившей лагерь под влиянием военных поражений войск Третьего рейха на Восточном фронте, то ли благодаря хлопотам жены, дочери немецких аристократов, то ли вследствие вмешательства неких высших таинственных сил – охранительниц поцелованных Богом человеков, Яакову удаётся сохранить жизнь. Не без помощи супруги он со второй попытки совершает удачный побег – пересекает границу Германии и оказывается в Швейцарии, где какое-то время пребывает в лагере для перемещённых лиц.

Послевоенные годы. Швейцария – Цюрих. Здесь проходит очередная международная конференция, после завершения которой аккредитованная на ней корреспондент информационного агентства «Ассошиэйтед пресс» Анна Кутлер отправляется на такси в аэропорт. В разговоре со своей пассажиркой водитель такси делится с ней удивительными успехами своего сына по математике, посещающего школу Трахтенберга. Он настоятельно рекомендует ей задержаться в Швейцарии ещё на пару дней с тем, чтобы познакомиться с удивительным учителем:

«Мне нужно было возвращаться домой, – вспоминала потом Кутлер, – но самолёт улетел без меня. Сожалеть об этом, однако же, не пришлось. Удивительная встреча с гением стоила гораздо большего. Помнится, я была просто потрясена, когда он продемонстрировал, как его юные ученики производят в уме сложнейшие расчёты, с которыми в состоянии справиться далеко не каждый взрослый, даже с помощью калькулятора».

В Соединённые Штаты она возвращается страстной поклонницей математика из Швейцарии и увлекает известного профессора математики Рудольфа Макшейна к написанию совместного учебного пособия, излагающего принципы системы Трахтенберга.

В результате на свет появляется книга под названием «Быстрая система элементарной математики Трахтенберга», рассчитанная на учителей и учеников старших классов, а также на студентов колледжей.

P.S. Список поцелованных аурой города удивительных одесситов можно значительно продолжить…

В сборнике «Они оставили след в истории Одессы», выпущенном по инициативе «Всемирного клуба одесситов», мы находим более двух тысяч имён одесситов, рассеявшихся буквально по всему земному шару и прославивших на чужбине свой город.