Текст книги "Возрождение полевых цветов"

Глава пятидесятая

Салем

Лето подходит к концу, последние теплые деньки сменяются хрустящими октябрьскими заморозками. На выходные Калеб приезжает в дом моей мамы, а будние дни проводит в Бостоне. Я трудно привыкала к тому, что теперь он рядом, но это решение правильное и для нас, и для Сэды.

Дверь в мамин магазин открывается – теперь это мой магазин, напоминаю я себе. Я опускаю валик с краской и улыбаюсь при виде Тайера и нашей дочери. Она кладет свой радужный рюкзачок, подбегает ко мне и обнимает меня.

– Мамочка, у меня пятерка за тест по правописанию. Миссис Лоуэлл сказала, чтобы я поучаствовала в конкурсе орфографии.

– Ух ты, потрясающе! – Я поглаживаю ее по носу. – У тебя есть домашнее задание?

– Да, – надувшись, отвечает она.

– Тогда приступай, пока мы с папой красим. Позови, если понадобится помощь.

– Хорошо. – Она хватает рюкзак и бежит в подсобку, где почти завершена установка кухни. Мне все это кажется жутко непривычным, и я не уверена, что справлюсь, но по-настоящему мы терпим неудачу лишь в одном случае: когда даже не пытаемся.

– Вот, у меня для тебя кое-что есть.

Я с любопытством смотрю на мужа.

– И что же?

Он достает из-за спины диетическую колу.

– Это тебе.

Я прикладываю руку к груди и беру газировку.

– Ты мой герой. – Я встаю на цыпочки и целую его в грязную щеку.

– Мне нравится этот цвет. – Тайер берет другой валик и обмакивает его в краску.

– Правда? – Я удивлена, что ему нравится жгучий оранжевый. Это только фон, а потом я приглашу кого-нибудь нарисовать фреску с цветами в стиле ретро. Многие пекарни выбирают пастельные тона, и в этом нет ничего плохого, но я хотела пойти по другому пути. Создать что-то необычное, причудливое. Что-то свое.

– Да, очень. С цветами будет выглядеть великолепно.

Я пью колу и осматриваю преображенное пространство. Джен уже приходила меня поздравить. Пройдет еще некоторое время, прежде чем мы откроемся, но главное – мне нравится то, что я делаю, и я думаю, что мама мной бы гордилась. Она бы радовалась, что это помещение продолжает существовать, что оно обрело новую жизнь. Я даже сохранила некоторые винтажные предметы для декора стен и зеленый диван семидесятых, который будет стоять под широким окном в передней части магазина.

Мы с Тайером дружно работаем, в основном в тишине, поскольку так больше успеваем, и наносим на стену второй слой. Для нас это огромный прогресс.

– Ты сделала домашнее задание? – спрашиваю я Сэду, просовывая к ней голову.

– Да. Почти.

– Что значит почти?

– Несколько вопросов я не поняла, вы мне поможете дома. Ты была занята, и я не хотела тебя отвлекать.

– Милая, я же сказала, что если понадобится помощь – зови.

– Я помню. – Она взваливает на плечи рюкзак. – Но я хотела, чтобы ты красила, чтобы ты поскорее открыла этот магазинчик, и я ела кексы в любое время, когда захочу.

Я вздыхаю от удовольствия.

– Логично.

– У тебя краска на носу. – Она проходит в центральное помещение.

Мой ребенок не дает мне расслабиться. Ни на мгновение. Сэда садится в фургон Тайера, и я проверяю, надежно ли она пристегнута, после чего сажусь сама.

– Дамы, я хочу вас кое-куда отвезти, прежде чем мы поедем домой.

– Куда же? – спрашиваю я, когда он отъезжает от обочины.

– Увидишь.

Через несколько минут мы останавливаемся у кладбища. Я бросаю на него вопросительный взгляд, но он лишь машет рукой и жестом показывает, чтобы мы следовали за ним.

– Мы навещаем бабушку и брата?

– Да. – Тайер берет Сэду за руку.

– Но мы пришли без цветов. – Она хмурится, расстроенная этим фактом. – Подождите.

Она вырывает у Тайера руку, бежит на поле и собирает букет полевых цветов. Они сухие и хрупкие и уже тронуты первыми морозцами, но она улыбается им так, словно они самое прекрасное, что она когда-либо видела.

Она бегом возвращается к нам и берет каждого из нас за руку, умудряясь каким-то образом удержать и букет. Тайер смотрит на нее, потом на меня, и я чувствую, что он думает о том же, о чем и я. Что несмотря на выпавшие на нашу долю трагедии наша жизнь прекрасна и полна любви. И даже если кто-то решит, что мы крайне невезучие, я с этим поспорю. Мы вышли на другой уровень, счастливые и цельные, хотя у нас был и печальный опыт. Жизнь испытывала нас самым жестоким образом, но мы оба до сих пор здесь. Мы улыбаемся. Мы процветаем. Это и есть истинная проверка – умение человека замечать красоту в простых вещах.

В полевых цветах, которые распускаются и цветут. В пчелах, которые опыляют растения. В шуме ветра, в шелесте листьев. Вот что важно. И важны мы.

Могила моей мамы не рядом с Форрестом, но все-таки неподалеку, и когда мы приближаемся, я замечаю что-то новое.

– Что это?

– Это скамейка, мам, – говорит Сэда, в недоумении от того, что я не знаю, как называется этот предмет.

Она отпускает наши руки и бежит к могиле брата.

– Руководство кладбища установило скамейку? – спрашиваю я, заглядывая в его карие глаза.

Он качает головой и глубже натягивает на уши шапку.

– Нет.

– Тогда что? Как? Я не понимаю.

Мы подходим ближе, и я разглядываю детали. На скамье вырезано имя моей мамы. И имя Форреста. Я зажимаю рот рукой, слезы застилают глаза. Как он мог заставить меня плакать?

– Это сделал я, – мягко произносит Тайер. – Мы здесь часто бываем, и я поговорил со смотрителем. Я купил пустующий участок между их могилами, так что теперь мы можем сидеть здесь, рядом с ними обоими.

– Ты купил целый участок лишь для того, чтобы поставить на нем скамейку? – ошалело спрашиваю я, удивленно округлив глаза.

– Да.

Одно слово. Такое простое. Но оно многое говорит о том, что за человек мой Тайер. Он соорудил в своем подвале целый спортзал, а теперь купил целый участок только для того, чтобы поставить скамейку, на которой мы могли бы сидеть всей семьей.

– Ты… ты удивительный. – Я обхватываю его за шею. Он подхватывает меня и зарывается лицом в ложбинку на моей шее.

– На самом деле нет.

– Еще как да! – Я сжимаю ладонями его лицо. – Ты совершаешь эти поступки по доброте душевной. Потому что ты этого хочешь. И пусть ты не ждешь похвалы, но ты ее заслуживаешь.

Этот человек заслуживает всего, и я надеюсь, что я смогу ему это дать. Мы садимся на скамью. Я закрываю глаза и опускаю голову на его плечо. Я чувствую умиротворение. Несмотря на хаос и суматоху нашей жизни, на взлеты и падения и все, что выпадало на нашем пути вплоть до этого момента, я чувствую странную благодарность. Благодарность за то, что мы здесь, что мы вместе и что неудачи нас не сломили.

Взявшись за руки, мы сидим на закате, наблюдая, как Сэда разговаривает с бабушкой и братом, как дарит им цветы.

Я вспоминаю слова Тайера о том, как однажды мы будем сидеть на качелях на крыльце и смотреть, как бегают по двору наши внуки. И улыбаюсь.

Глава пятьдесят первая

Салем

Странное дело – принимать родных Тайера на День благодарения. Лейта я знаю, пусть не очень хорошо, но достаточно, а вот их родителей я не знаю совсем. Мы еженедельно общаемся с ними по FaceTime с тех пор, как Тайер сообщил им о наших отношениях, о нашем прошлом и о Сэде, но повод для знакомства довольно неловкий, и я боюсь, что не понравлюсь им. Шесть лет я скрывала от них внучку и пойму, если они отнесутся ко мне враждебно. Но когда подъезжает автомобиль с Лейтом за рулем (он вез их от самого их дома во Флориде), мама Тайера поспешно выходит из машины и обнимает меня. От нее пахнет фрезией, и ее объятия очень уютные и домашние.

– Элейн, – говорю я и крепко обнимаю ее в ответ, – как же я рада тебя видеть!

Она слегка отстраняется и смотрит на меня.

– Я тоже рада тебя видеть, дорогая. Мой Тайер изменился, он снова счастлив. Ты научила его улыбаться, его настоящей улыбкой. Мне тебя никогда не отблагодарить.

Ее слова трогают мое сердце. Тайер встречает мой взгляд и застенчиво улыбается. Он догадывался о моих чувствах и переживал по поводу этой встречи. Знакомство с родителями – это всегда волнительно.

Сэда находится в соседнем доме у Калеба. Мы втроем решили, что будет лучше, если она познакомится с бабушкой, дедушкой и дядей завтра. Сэда умная, добрая и чуткая, но еще слишком маленькая, поэтому мы объяснили ей, кто к ней приедет и кем они ей приходятся, но представим их ей завтра.

Воспитывать ребенка втроем оказалось на удивление легко, и то, что Калеб стал соседом Сэды по выходным, и правда оказалось для нее приятно и полезно.

Я думала, что все это будет выглядеть странно, но это не так. И хотя отношения Калеба с той женщиной, о которой он нам говорил, не сложились, он снова с кем-то встречается и выглядит счастливым. А это все, чего я ему желаю.

– Заходите в дом, – приглашаю я Элейн. – Уверена, вам хочется отдохнуть, а ужин почти готов.

– Было бы неплохо. Лейт водит как маньяк. Он только что укоротил мою жизнь лет на пять.

– Мама! – услышав ее, кричит Лейт. – Не говори так. Я ничего такого не делал.

Она поджимает губы и качает головой:

– Делал. Слишком много времени проводил с этим своим мотоциклом и разучился водить нормальную машину.

– Нормальную машину? – возражает он, поднимаясь на крыльцо. – Это минивэн! Скажи на милость, зачем вам с папой нужен минивэн?

– Ну, сынок, – их отец присоединяется к нам на крыльце, – сзади больше места. Если ты улавливаешь, о чем я.

Тайер за его спиной качает головой, пытаясь не рассмеяться. Глаза Лейта расширяются от ужаса, и он громко ахает.

– Блин, пап, не говори такое в моем присутствии. Я сейчас блевану.

Не обращая на Лейта внимания, их отец, Дуглас, подходит ко мне и раскрывает объятия:

– Привет, Салем. Очень рад тебя видеть.

– Я тоже рада тебя видеть.

Мы провожаем всех в дом, и они устраиваются в гостевых спальнях. Пока они отдыхают, мы с Тайером заканчиваем приготовление ужина. Мы остановили свой выбор на лазанье, так как это просто и заранее поставили ее в духовку. Тайер включает свет и проверяет, как идет процесс приготовления.

– Она будет готова примерно через полчаса.

– Отлично. – Я наношу последние штрихи на домашний чесночный хлеб, который мы поставим в духовку как раз перед тем, как приготовится лазанья.

Тайер включает музыкальный динамик, и звучит песня Тейлора Свифта из моего плейлиста.

– Что ты делаешь? – скрывая улыбку, спрашиваю я, пока он подходит ко мне.

– Хочу потанцевать со своей женой. Разве это запрещено?

Я не отвечаю ему, во всяком случае, не словами. Я позволяю ему меня обнять, и он медленно кружит меня по кухне. В детстве я задавалась вопросом, существует ли настоящая любовь между мужчиной и женщиной. Мои родители были плохим примером. Отец желал власти и контроля. Он не любил мою маму и не заботился о ней. Она, как, собственно, и мы с сестрой нужны ему были для создания образа семейного человека, который он стремился создать в обществе. Все это было ложью. За закрытыми дверями он был чудовищем. Я не перестаю радоваться, что его больше нет. Я не пролила по нему ни одной слезинки, зато я пролила слезы по той девочке, которой я была и которая остро нуждалась в таком папе, который бы любил и заботился. Который бы ее защищал и своим примером показывал ей, как мужчина должен относиться к женщине. Иногда я даже не чувствую, что эта девочка – я. Чтобы пережить то, что выпало на мою долю, мне пришлось мысленно отделить себя от своего прошлого. Я не знаю, так ли это у всех, но таким оказался мой механизм преодоления.

То, что я, будучи подростком, встретила Калеба, было настоящим подарком судьбы, даже благословением. Добрый и заботливый, он стал моим лучшим другом. Он относился ко мне так, как должен относиться к девушке каждый парень. А потом я познакомилась с Тайером.

Жизнь подарила мне двух мужчин, которые доказали мне, что они не все такие, как мой отец. Я знаю, что судьба у всех складывается по-разному и у многих она не такая, как у меня.

Тайер продолжает раскачивать меня под песню, а я прижимаюсь к его груди и слушаю, как бьется его сердце. Я люблю этого мужчину. И каждый день благодарю Вселенную за то, что она послала его мне.

Он поворачивает нас в танце, и я вижу, что его родители стоят на пороге кухни и смотрят на нас. На их лицах задумчивость и печаль. Даже не представляю, как они беспокоились за сына после его развода и после смерти Форреста.

Порой, когда ты в самом центре трагедии, когда твое сердце разбито, невозможно увидеть другую сторону. Ты будто тонешь под тяжестью эмоций, воспоминаний, мыслей, но если ты продолжишь идти, плыть, то в конце концов доплывешь до берега. Ты устанешь, но окрепнешь и увидишь себя в новом свете. Люди склонны в себе сомневаться, думать, что мы слабее, чем мы есть, но у каждого из нас больше сил, чем мы полагаем.

Я упираюсь подбородком в грудь Тайера и смотрю на него с любовью, на которую, как мне казалось раньше, я никогда не буду способна. Я закрываю глаза и снова прижимаюсь к его сердцу.

Я справилась.

* * *

– Мой сын… – шепотом начинает Элейн, чтобы Тайер не услышал, – с тобой он другой. Любо-дорого смотреть.

– Правда? – улыбаюсь я, вынимая из духовки макаронную запеканку.

Она кивает и улыбается ему. Тайер стоит рядом с Калебом, своим братом, папой и Сэдой. Его руки на плечах дочки, а она с обожанием смотрит на него вверх. Каждый раз, когда я ловлю такой взгляд Сэды, у меня становится тепло на сердце. Их связь возникла естественным образом, и я знаю, что Сэда любит его так же, как Калеба и меня.

Тельма и Синтия сидят за столом и внимательно наблюдают за происходящим. Ох уж эти две маленькие сплетницы! Мы их пригласили, потому что они стали почти членами нашей семьи.

– Ты делаешь его счастливым. – Элейн достает запеканку из зеленой фасоли. Мы выкладываем все на барную стойку в виде шведского стола, чтобы гости сами накладывали себе еду и уходили в гостиную.

– Это он делает меня счастливой.

– Я всегда хотела, чтобы мои мальчики были счастливы. Когда… ну, когда Форрест умер, я боялась, что потеряю Тайера. Горе родителя трудно себе вообразить, и я опасалась, что он покончит с собой. Я благодарна судьбе за то, что он по-прежнему с нами, что у него все хорошо и что он нашел свою любовь. А Сэда – она наше благословение. Удивительная девочка. Ты все сделала правильно.

– Ты не… не ненавидишь меня за то, что я ее от вас скрывала?

Элейн дарит мне мягкую, материнскую улыбку.

– Мы, матери, делаем все возможное, чтобы защитить наших детей, поэтому я понимаю, что ты делала то, что считала правильным. Но прошлое есть прошлое, не нужно на нем зацикливаться. Не сейчас, когда у нас впереди такая прекрасная жизнь.

Мы заканчиваем расставлять блюда и зовем всех к себе. Винни и Бинкс тоже приходят в надежде получить какие-нибудь кусочки. Как только все наполняют свои тарелки, мы садимся за стол.

Калеб сидит слева от меня, Тайер – справа. Сэда выбрала место рядом с Лейтом. Кажется, он быстро стал ее новым любимчиком. Он с ней отлично играет и ладит, вероятно, потому, что он, по сути, и сам взрослый ребенок.

Тайер прочищает горло:

– Я… э… хотел кое-что сказать, прежде чем мы начнем есть.

Все затихают, и Лейт откладывает вилку и делает вид, будто у него во рту нет кусочка индейки.

– Я очень рад, что мы здесь собрались. Для меня это так много значит – сидеть со всеми вами. Я благодарен Салем, – он сжимает под столом мою руку, – за то, что она дала мне второй шанс и стала моей женой. Я благодарен тебе, Калеб, за… ну, за многое… возможно, это прозвучит странно, но… да. – Он делает паузу и прокашливается. – Мама и папа, вы всегда служили мне опорой, вы научили меня быть сильным и добрым. Лейт… ты полный отстой. Тельма и Синтия, спасибо, что составили нам компанию за ужином и всегда готовы протянуть руку помощи. Сэда, я так горжусь тем, что я твой отец. Ты самая смышленая девочка из всех, кого я знаю. Мне так повезло. – Он оглядывает всех нас. – Так повезло.

– Так как я отстой и все такое, я буду единственным, кто произнесет это вслух: ты превратился в сентиментальное чмо.

– Не смей ругаться при моем ребенке! – рычит на брата Тайер.

Сэда только хихикает, ничуть не смущаясь. Тайер качает головой, его глаза встречаются с моими.

Я смотрю на него и на всех, кто собрался вокруг нас. Возможно, кто-то сочтет нашу семью странной, но для нас она идеальна.

Глава пятьдесят вторая

Салем

Новый год приходит и уходит. В мгновение ока наступает март, а с ним – открытие моей пекарни. Сказать, что я нервничаю, значит ничего не сказать. Но когда я стою на улице и смотрю на здание, которое когда-то было антикварным магазинчиком моей мамы, я испытываю гордость. Думаю – и она бы мной гордилась. Она упорно трудилась, чтобы сделать это место отражением своей личности, и я делаю то же самое.

– Осталось последнее, – говорит сидящий рядом со мной Тайер.

Мы открываемся в полдень, и уже кто только сюда не зашел, чтобы пожелать мне удачи и подарить цветы.

– Что именно?

– Подожди, – он бежит к своему фургону.

Он возвращается с металлической табличкой. На ней изящным шрифтом вырезано название моего магазина: КЕКСЫ «СОЛНЫШКО».

– Какая прелесть! – ахаю я. – Это ты сделал?

Он кладет табличку и уходит за лестницей. Он все продумал.

– Да, я, с помощью одного из моих парней. Сварка – его хобби, поэтому я к нему и обратился.

Он берет инструменты и приступает к работе, закрепляя вывеску на том месте, где когда-то была вывеска мамы. Это место пустовало, так как я никак не могла найти вывеску, которая бы мне понравилась. И вот Тайер решил эту проблему.

Справившись с задачей, он слезает вниз, и мы стоим на тротуаре и любуемся вывеской.

– Ты это сделала, солнышко. – В его глазах светится гордость. – Ты нашла свое призвание.

Это верно. По иронии судьбы, я нашла его давным-давно и просто не хотела этого замечать. Возможно, все это время моя мама знала, чем мне суждено заниматься. Возможно, поэтому просила меня печь вместе с ней. В те последние недели я была готова ради нее на все, даже на то, чтобы снова стоять на кухне и печь кексы. Матери всегда раньше нас самих догадываются, что нам нужно. В каком-то смысле это был ее последний подарок мне. Вероятно, она мечтала, что я сохраню магазин.

Надеюсь, она счастлива, смотрит на нас сверху и улыбается. А еще я надеюсь, что она мной гордится. Я безумно скучаю по ней каждый день. Даже после моего переезда мы разговаривали по телефону несколько раз в день. Я всегда знала, что мама меня прикроет, что бы ни случилось. Она была сильной даже тогда, когда считала себя слабой. Она не считала себя достойной восхищения, но я всегда равнялась на нее.

– Ты это сделала, – повторяет Тайер, обнимает меня за плечи и потирает мне спину через куртку, стараясь унять озноб. Но вокруг лед и снег, и нет никакой возможности согреться. Сейчас март, но в Хоторн-Миллс это означает, что зима еще не закончилась.

– Не я одна.

Он качает головой.

– Это сделала ты. – Должно быть, он решил, что если повторит эту фразу несколько раз, до меня наконец дойдет. – Я так тобой горжусь, детка.

Он убирает инструменты обратно в грузовик, и мы заходим внутрь. Там тепло и пахнет выпечкой. Пока я планирую продавать только кексы, несколько определенных вкусов и один фирменный, который будет меняться каждый день. В будущем я, возможно, добавлю и другую выпечку, но кексы я всегда любила больше всего. Я решила, что проще начать с чего-то одного и двигаться дальше.

Воздушные шары и серпантин я приготовила для торжественного открытия своего магазина, но не только: я обсудила этот вопрос с Тайером и решила, что хочу приурочить открытие ко дню рождения Форреста, чтобы и у него получился праздник. В углу мы поставили столик с праздничными кексами и банкой для пожертвований в пользу местной организации, которая обучает плаванию младенцев и детей. Мы недооцениваем опасность воды. Принято считать, что люди тонут шумно и громко, но это совсем не так. Люди тонут тихо, и когда окружающие понимают, что происходит что-то нехорошее, бывает уже слишком поздно.

Подумать только: сегодня Форресту исполнилось бы четырнадцать.

У меня сердце ноет при мысли о том, что его с нами нет. Иногда он приходит ко мне во сне, и я вижу, каким бы он был сейчас и как бы вел себя с Сэдой. Но потом я просыпаюсь и испытываю боль от того, что это был лишь сон.

На кухне две женщины, которых я наняла, усердно доделывают очередную партию кексов. Я начала хлопотать с самого утра, чтобы все успеть, но они меня выгнали, потому что я слишком нервничала и суетилась.

– Все хорошо? – Я смотрю, что они успели сделать.

– Да, все хорошо. Ты слишком беспокоишься, – говорит Ханна. Она молода, едва закончила школу, но у нее такая любовь к выпечке и такой талант в работе с глазурью, что мне есть чему у нее поучиться.

– Все идет отлично. Сделай перерыв. Мы серьезно, – добавляет Сюзанна.

Ей за сорок, и она тетя Ханны. Я наняла их себе в помощницы, и это лучшее, что я когда-либо делала. Они не только без проблем освоили все рецепты, но и помогли мне подготовить магазин к открытию.

Оставив их, я иду к Тайеру, который расставляет мои свечи. Их мало, поскольку из-за хлопот, связанных с открытием собственного магазина, у меня не было времени изготовить большую партию. Однако сарай-мастерская за магазином по-прежнему на месте, и я планирую в будущем уделять изготовлению свечей больше времени, причем скорее для себя, чем для кого-либо еще. Изготовление свечей было моей творческой отдушиной, и я по-прежнему в ней нуждаюсь. Думаю, ручной труд полезен каждому и позволяет проявить творческие способности. Это как Тайер с его шитьем; его изделия для собачек – самое милое, что я когда-либо видела. Он даже начал обучать своему ремеслу Сэду.

– Они хорошо стоят, Тайер. Оставь их в покое.

Он отступает от витрины и придирчиво ее рассматривает, затем поправляет одну свечу и удовлетворенно кивает.

– Вот теперь все идеально.

– По-моему, ты нервничаешь больше меня.

Он потирает рукой подбородок.

– Возможно, ты права. Но я лишь хочу, чтобы сегодняшний день прошел гладко. – Он переводит взгляд на стол Форреста. – Он был бы почти школьником.

– Да. Даже не верится.

Порой бывает трудно представить, каким бы он был сейчас и чем бы занимался, потому что я и теперь вижу его милым шестилетним мальчиком, укравшим мое сердце, как и его отец. Он смотрит на часы:

– Я заберу Сэду из школы – и начнем свое шоу.

Мы договорились забрать ее пораньше, чтобы она приняла участие в торжественном открытии. Невероятно, но в прошлом месяце ей исполнилось шесть лет. Полагаю, Тайеру было тяжело это принять, хотя он ни словом об этом не обмолвился.

– Ладно, я буду… здесь… постараюсь не слишком заморачиваться и не блевануть от волнения.

Он смеется.

– Ты не сделаешь ни того, ни другого.

– Ты слишком в меня веришь.

Я смотрю ему вслед, и моя тошнота усиливается по мере того, как перед магазинчиком начинает образовываться очередь. Тельма и Синтия стоят впереди, что меня совсем не удивляет.

Я вытираю потные ладони о рубашку, закрываю глаза и произношу короткую молитву, в которой прошу маму послать мне силы.

Я предполагала, что этот день будет стоить мне нервов, но не думала, что настолько.

Поправив то, что и без того хорошо стояло, я жду, когда Тайер вернется с Сэдой. Моя сестра, Майкл и их дети тоже должны явиться к открытию, но пока не появились.

Я пишу сестре сообщение и спрашиваю, где они.

Джорджия: «Немного задерживаемся. Мисс Виктория решила устроить какашечный взрыв».

Я: «О, нет. Бедная малышка».

Джорджия: «Мы приедем, не волнуйся».

Моя племянница – милейшее существо, и мне безумно хочется иметь такую же девчушку, но беременность пока не наступила. Я стараюсь не тревожиться слишком сильно.

Ханна выносит поднос с кексами и добавляет их в коробку. Коробка полна, а на кухне уже готова следующая партия.

– Сделай глубокий вдох, – говорит она, чувствуя мое беспокойство. – Наслаждайся сегодняшним днем. Тебе захочется его запомнить.

Я знаю, что она права.

– Спасибо.

Джорджия и Майкл приезжают с детьми, и я впускаю их внутрь.

– Эта девочка дает жару, – качает головой Джорджия и ставит переноску. Майкл только что приструнил мальчишек, напомнив им, что по магазину бегать нельзя. – А где Тайер? – Она озирается по сторонам.

– Приедет с минуты на минуту. Он забирает Сэду.

– Магазин открывается через десять минут.

Неужели она думает, что я не знаю?

– Все будет в порядке. – Я не знаю, кого я пытаюсь уверить – ее или себя.

Не проходит и двух минут, как они подъезжают. Сэда бежит ко мне с букетом пионов.

– Это тебе, мамочка.

– Спасибо, детка. – Присев, я беру цветы и целую дочку в щеку.

– Это от папы, и от меня тоже.

Тайер игриво ухмыляется. Как же я люблю, когда он так делает!

– И это тоже. – Он протягивает мне диетическую колу, и я смеюсь. – Чтобы держать тебя в тонусе.

– Спасибо. – Я обвожу взглядом своих родных. – Огромное спасибо всем вам. Если бы не вы, ничего этого бы не было.

Джорджия грозит мне пальцем:

– Хватит, у меня уже глаза на мокром месте. У меня макияж, а это большая редкость. Не хочу, чтобы он размазался по всему лицу.

Я смеюсь и смотрю на Тайера. Часы бьют полдень.

Он наклоняется и шепчет мне на ухо:

– Пора начинать шоу.

* * *

– Я сделала это, я это сделала! – Я прыгаю, по-прежнему испытывая кайф от торжественного открытия. Сейчас вечер, и все разошлись. Даже Калеб появился, что очень мило с его стороны. Сэда устала от суеты в магазине и пошла с ним домой.

– Я знал, что ты справишься. – Тайер заканчивает пересчитывать деньги в кассе. – Я бы хотел, чтобы ты верила в себя так же сильно, как в тебя верю я. Так же сильно, как в тебя верят все окружающие.

– Я над этим работаю, – опустив голову, бормочу я.

Иногда мне трудно понять, что я способна на все, к чему бы ни стремилась. Я на долгое время потеряла себя и не знала, чем хочу заниматься и кем хочу быть, и это смятение привело меня к мысли, что я недостаточно хороша или умна. Я – свой собственный, самый жесткий критик.

Тайер пальцем поднимает мой подбородок.

– Я знаю, что ты справишься, иначе бы ты не сделала всего этого. – Он оглядывает магазин. – Но ты это сделала.

Мы заканчиваем уборку в магазине и закрываем его на ночь. Я вернусь сюда рано утром и начну печь свежие кексы.

Фургон Тайера припаркован на заднем дворе рядом с сараем, в котором я изготавливаю свечи. Солнце давно село, на темном небе ярко светят луна и звезды. На улице холодно, и я дрожу даже в пальто.

– Что ты делаешь? – спрашивает Тайер, запирая магазин. – Я завел грузовик, внутри уже тепло. Тебе не нужно здесь стоять.

– Я знаю. Но звезды такие красивые! Сегодня они как будто ярче обычного.

Тайер останавливается возле меня и тоже смотрит вверх.

– Хм, – Он улыбается. – Они и правда выглядят ярче.

– Как ты? – спрашиваю я.

Он смотрит мне в глаза. Он сразу понимает, что я имею в виду, ведь сегодня день рождения Форреста.

– Этот день всегда горько-сладкий.

– Мне жаль.

– Однажды я увижу его снова. Я чувствую. Как-то, когда-то я его встречу. Я в это верю.

Мы стоим на холоде еще минуту, любуясь ночным небом, а потом садимся в машину и едем домой. Домой. Дом, в который я раньше пробиралась тайком, теперь мой дом, но это всего лишь внешняя оболочка. Мой настоящий дом там, где моя семья, где мой мужчина. Пока у меня есть этот мужчина, у меня есть дом.

Сэда у Калеба, и доме темно и тихо. Винни и Бинкс с раздражением смотрят на нас с дивана, ведь мы потревожили их сон.

– Нам стоит немного перекусить, – говорит Тайер, когда я иду за ним на кухню.

– Наверное, стоит, – соглашаюсь я, прикусив губу, – но…

– Но что? – Он поворачивается и оглядывает меня с ног до головы.

– Я хочу тебя.

Он не колеблется. Его губы припадают к моим. Я таю от его прикосновений. Он поднимает меня, и я обхватываю ногами его талию. Он несет меня по лестнице прямиком в нашу спальню.

Он укладывает меня спиной на матрас и медленно раздевает, целуя каждый оголившийся участок кожи. Я пытаюсь дотянуться до его рубашки, но он отстраняется.

– Еще рано.

– Рано? – хнычу я.

Он качает головой, его глаза темнеют от желания. Он хватает мои ноги и притягивает меня к краю матраса. Опустившись на колени, он лижет мою киску, как будто весь день только того и ждал, чтобы попробовать меня на вкус.

– Тайер! – кричу я.

Он лижет и сосет, вытягивая из меня ругательства и стоны. Он почти доводит меня до оргазма и останавливается.

– Тайер! – снова кричу я, на этот раз с мольбой. – Мне нужно…

– Я знаю, что тебе нужно, – произносит он не терпящим возражений тоном. – Давай растянем удовольствие. Вот увидишь, оно того стоит.

Он расстегивает рубашку, снимает ее и бросает на пол. Я наблюдаю за тем, как она раздевается, и мое нутро пульсирует от желания. Он ласкает свой член, его глаза горят. Он смотрит на меня, лежащую на кровати, обнаженную и сгорающую от желания.

– Ты моя, солнышко, – хрипит он.

– Твоя.

Я принадлежала Тайеру Холмсу с того самого лета, когда мне было восемнадцать. Никто и предположить этого не мог, но когда он поселился по соседству, наши жизни изменились навсегда.

Он входит в меня, и мы оба стонем от удовольствия.

– Ты чувствуешь? Чувствуешь, как твоя киска обхватывает мой член? Твоя киска создана для меня и только для меня.

Он трахает меня жестко и быстро, как будто не может мной насытиться.

– Черт, я люблю тебя, – рычит он, уткнувшись лицом в мою шею. Я отталкиваю его, и он подчиняется и ложится на спину, чтобы я могла его оседлать. Я двигаю бедрами и запрокидываю голову.

Для равновесия я упираюсь ладонями в его грудь. Он смотрит на меня снизу вверх, как на богиню, и разрази меня гром, если я не чувствую себя могущественной. Его большой палец находит мой клитор, и я громко охаю.

– Да, вот так, не останавливайся! – умоляю я и отчаянно жажду оргазма, особенно после того, как он отказал мне в удовольствии в первый раз.

Однако он был прав, потому что когда оргазм наконец настигает меня, я ощущаю его всем телом. Я никогда не испытывала ничего столь мощного и интенсивного.

Мои ноги дрожат, и он с легкостью переворачивает меня на спину. Его пальцы зарываются в мои волосы и тянут за пряди. Я вскрикиваю, когда очередной оргазм пронзает мое тело.

– Тайер, о, боже! Не останавливайся!

Он трахает меня так, что я знаю: завтра я буду чувствовать это всем телом. Но мне все равно. Мне нравится напоминание о том, что я принадлежу ему.

Он подтягивает меня вверх, и вот мы уже сидим друг перед другом. Он смотрит мне в глаза. Это напряженно, романтично, сексуально. Я обвиваю руками его шею, волосы на его груди щекочут мою кожу. Я целую его, и наши языки переплетаются, как и наши тела.

– Я думаю… Я думаю… О, боже мой. – Невероятно, но мое тело достигает пика в третий раз. Следом за мной кончает Тайер, громко выкрикивая мое имя.

Мы падаем на кровать, наша кожа влажная от пота. Он обхватывает меня за талию и прижимает к себе. Мы лежим, поражаясь силе нашей любви. Меня не волнует, что этот мужчина старше меня более чем на десять лет. Раньше меня беспокоило, что подумают люди. Но теперь черт с ними, они не знают нас, они не знают нашей любви, нашей жизни, того, как тяжело мы боролись, чтобы попасть сюда. Я бы не стала отрицать любовь к этому мужчине. Ни за что на свете.