Текст книги "Возрождение полевых цветов"

Глава двадцать седьмая

Салем

Я просыпаюсь. У меня во рту волосы Сэды.

– Фу, – бурчу и убираю волосы от лица. Я уложила ее спать в комнате Джорджии, но в какой-то момент она забралась ко мне в постель, и я не стала спорить. Скоро такие моменты, когда она приходит ко мне за утешением, останутся в прошлом. А пока они есть, я ими дорожу.

Я поворачиваюсь на другой бок, беру с тумбочки телефон и смотрю на экран. Там сообщения от Тайера и Калеба. Первым я открываю сообщение Калеба.

Калеб: «Заберу Сэду в полдень, если ты не против».

Я: «Хорошо».

Следующим я открываю сообщение Тайера.

Тайер: «Я подумал, что мог бы заехать за вами. Мы позавтракаем и посетим могилу Форреста. Вчера вечером ты упомянула, что Сэда хотела бы там побывать. Если это плохая идея, так и скажи, ничего страшного».

Подавив зевок, я смотрю на спящую фигурку дочери.

Я: «Отличная идея. Я только что проснулась. Осталось поднять Спящую красавицу».

Тайер: «Не торопись».

Я: «Калеб заберет ее около полудня».

На этот раз его ответ приходит не сразу.

Тайер: «Хорошо».

Я встаю и иду в ванную. Почистив зубы, я тихо спускаюсь вниз, чтобы проведать маму. Я отвожу ее умыться, помогаю одеться и возвращаюсь наверх будить Сэду.

– Я хочу спать, – ворчит она и еще крепче прижимается к подушке.

– Мы позавтракаем и съездим на могилу твоего брата.

– Правда? – спохватывается она, широко распахнув глаза.

– Ты сказала, что хочешь там побывать. Ты не передумала?

Она энергично кивает.

– Я в душ, а ты не засыпай, – предупреждаю я, постукивая ее по носу.

– Не буду, – хихикает она.

– Одевайся и иди поболтай с бабушкой, если хочешь.

– Ладно! – Она улыбается, сбрасывает с себя одеяло и бежит в комнату Джорджии, где осталась ее сумка.

Быстро приняв душ, я заворачиваюсь в полотенце, крашу ресницы и наношу блеск на губы. Ни на что другое у меня нет времени, так как мне пора одеваться и идти к Сэде и маме. Я надеваю шорты, красную майку и белые кроссовки. Мокрые после душа волосы я решаю оставить распущенными, чтобы они сохли, пока мы не выйдем. Потом я соберу их в пучок.

Сэда сидит внизу рядом с маминой койкой. Они раскрашивают и тихо разговаривают. Не удержавшись, я достаю телефон и делаю снимок, чтобы запечатлеть этот очаровательный момент.

– Мамочка! – кричит Сэда, увидев меня. – Мы уже едем? Я голодная. Я хочу блинчики с шоколадной крошкой и сиропом и…

– Сбавь обороты, девочка моя, – смеюсь я, видя ее энтузиазм.

Она замолкает и шумно вздыхает.

– Бабушка, ты с нами поедешь?

Моя мама качает головой.

– Нет, милая. Не в этот раз.

– О, плохо. Но ничего, я тебе что-нибудь привезу.

Мама нежно похлопывает ее по руке.

– Буду ждать, милая.

– А когда я вернусь, мы продолжим раскрашивать?

– Конечно, если хочешь.

– Твой папа заберет тебя в полдень и отвезет обратно в Бостон, – говорю я дочери, проходя на кухню. Я открываю для мамы йогурт и кладу в блюдце ее таблетки, сейчас это в основном обезболивающие.

– Мне здесь нравится, – сообщает она, когда я возвращаюсь в комнату.

– Ты сюда вернешься. Не беспокойся.

Мама запивает таблетки йогуртом, и я уговариваю ее допить йогурт до конца. Я вижу, что ей не хочется, но она подчиняется. Когда стаканчик из-под йогурта пуст, я отправляю сообщение Тайеру, что мы готовы.

– Мы скоро вернемся, мам. Веди себя хорошо. Джорджия приедет через пятнадцать минут.

– Вы обе не верите, что я в состоянии справиться сама? – со вздохом произносит мама.

– Нет, не верим, – смеюсь я и целую ее в макушку.

Она изучает страницу, которую раскрашивала.

– Приятного аппетита.

– Я люблю тебя, мама.

– Я тоже тебя люблю.

Сэда крепко обнимает маму.

– Я люблю тебя, бабушка!

– И я люблю тебя, мой орешек. – Мама целует ее в щеку.

Я беру Сэду за руку, и мы выходим на крыльцо.

– Мамочка?

– Да, детка?

– Почему бабушка умрет? Почему мой братик должен был умереть?

Нелегко вести подобный разговор с пятилетним ребенком. Я не хочу ей лгать, но я должна все объяснить на понятном ей языке. Я приседаю и осторожно беру ее руки.

– Жизнь прекрасна. – Я убираю со лба ее волосы. – Можно бегать по лугам, собирать цветы, рассматривать бабочек, а зимой ловить языком снежинки. Смерть – это просто другая часть жизни. Она неизбежна для каждого из нас. Великий уравнитель. – Она внимательно слушает, впитывая каждое слово. – Смерть не нужно воспринимать как что-то страшное. Это прекрасное напоминание о том, что каждый наш вдох, каждый удар сердца, – я указываю на ее грудь, и она кладет ладошку на свое бьющееся сердце, – это дар, которым нужно дорожить. – Она стоит передо мной, и я знаю, что она обдумывает мои слова.

– Значит, я должна радоваться за бабушку?

– Ты должна понимать: смерть страшна особенно для тех, кто остается здесь. Мы испытываем печаль и боль утраты.

– А бабушка?

– Она не хочет умирать, зато она больше не будет страдать от боли.

– Значит, – кривит она губы, – смерть приятнее жизни, да?

– Что ты имеешь в виду, милая?

– Ну, когда мне больно, я плачу и грущу. А смерть это забирает, и мне становится лучше.

– Отличный способ смотреть на вещи, – с улыбкой произношу я.

Сойдя с крыльца, я беру ее за руку и иду к Тайеру. Он как раз выходит из дома. Его влажные после душа волосы вьются возле ушей. На нем шорты цвета хаки и зеленая рубашка. От одного взгляда на него у меня в животе начинают порхать бабочки.

– Девушки, готовы ли вы к завтраку? – Он нажимает кнопку на брелоке и отпирает фургон.

– Да! Да! – Сэда прыгает на месте. – Я хочу блинчики с шоколадной крошкой, сиропом, взбитыми сливками и… – Я осторожно успокаиваю ее, а она хихикает и улыбается. – Прости.

Тайер ухмыляется, наблюдая за нами. Его глаза горят.

– Блинчики, понял.

– О, черт! – ударяю ладонью себя по лбу. – Я забыла ее автокресло. – Я поворачиваюсь, чтобы вернуться к себе, но Тайер меня останавливает.

– Уже позаботился. – Он открывает заднюю дверь и показывает мне бустер, почти такой же, как в моей машине. Только ярко-розовый. Я выбрала цвет, подходящий к интерьеру моей машины, а Тайер выбрал любимый цвет Сэды. Вернее, второй в списке любимых, после радуги.

«Я не стану плакать из-за автокресла!» – приговариваю я про себя.

– О, ничего себе! Отлично. Когда ты успел его купить?

– Вчера вечером. – Он произносит это так непринужденно, словно не бежал поздно вечером в магазин и не покупал бустер специально для Сэды. Это вроде бы такая мелочь, но она так много значит!

– Скорее! Я хочу есть. – Сэда забирается на заднее сиденье и садится в свое автокресло. Она пристегивается сама, но Тайер затягивает ремни, проверяя их надежность.

Он захлопывает дверцу и вскидывает бровь, когда видит, что я стою и смотрю на него.

– Что? Я что-то сделал не так?

– Нет. Ты все делаешь правильно. Вот что раздражает.

– Раздражает? Почему? – смеется он и скрещивает руки на груди.

– Потому что никто не может с тобой сравниться, – бормочу я и спешу занять свое место. Но его теплая ладонь хватает меня за запястье, и он поворачивает меня к себе лицом.

– Я делаю это совсем по другой причине. Я бы никогда не стал… подкупать тебя с целью добиться твоей благосклонности.

Я качаю головой и не могу отвести взгляд от его руки на моем запястье.

– Я знаю, Тайер.

Он ничего не говорит, но по его глазам я вижу, что он меня любит. Он любит меня так же сильно, как и тогда. Его чувства не изменились, но он об этом не говорит, поскольку не хочет снова влезать в мою жизнь.

– Нам пора ехать, – напоминаю я и осторожно освобождаю свою руку. – Сэда проголодалась.

– Хорошо, – бормочет он и отворачивается.

По дороге в закусочную мы молчим, но Сэда развлекает нас, рассказывая Тайеру истории о школьной жизни и о своей лучшей подруге Мэдди. Он впитывает каждое слово, каждую деталь ее рассказов.

Тайер паркуется за закусочной. Сэда молниеносно отстегивает ремни и тянется к дверце, но детские замки не позволяют ей выйти.

– Открой! – стонет она, пытаясь открыть дверь. – Мой животик хочет блинчиков!

– Когда она голодна, она настоящий монстр, – предупреждаю я Тайера.

– Жаль, что я съел свой аварийный «Сникерс».

– Блинчики с шоколадной крошкой, пожалуйста! – кричит она и дергает дверную ручку.

Я выхожу из фургона и открываю ее дверь. Она вылезает из машины и остается рядом со мной, потому что знает, что лучше не убегать.

Тайер запирает фургон, и мы втроем направляемся в закусочную. Городок наш маленький, но здесь всегда многолюдно. Несколько человек смотрят в нашу сторону, и я знаю, что они пытаются сообразить, что происходит.

Скоро вся округа узнает, что я не только вернулась в город, но и в девятнадцать лет родила от Тайера. Этого материала хватит для городских сплетен на ближайшие пять лет, а может и больше.

Столик здесь выбирают самостоятельно, и Тайер ведет нас в глубь зала. Он думал, что Сэда сядет напротив него рядом со мной, но она садится рядом с ним. Он удивленно смотрит то на нее, то на меня.

Я занимаю свое место напротив них и понимаю, что это один из моментов, который так и хочется запечатлеть в своем сознании. Они смотрятся идеально, и я не хочу забыть это мгновение.

– Кто-нибудь принесет мне блинчики с шоколадной крошкой?! – спрашивает Сэда достаточно громко, чтобы ее услышали все. Теперь на нас смотрят даже те, кто раньше не смотрел.

– Сэда, когда нам чего-то хочется, мы просим по-другому.

– О, я забыла про пожалуйста. Извини.

– Смотрите-ка, кто к нам пожаловал! А я уж думала, что больше никогда не увижу Салем Мэтьюс.

Я улыбаюсь Дарле, которая всегда была моей любимой официанткой.

– Привет, как дела?

– Все хорошо. – Она кивает и с интересом окидывает взглядом нас троих. – Твоя? – Она показывает на Сэду.

– Да. – Я гордо улыбаюсь. – Моя.

– От… Калеба? – Это вопрос резкий и довольной грубый, но я знаю, что она не со зла. Так уж устроены люди в маленьких городках: твое дело – дело каждого.

– Полагаю, ты имеешь в виду биологически?

– Д-да, – неуверенно заикается она.

– Тогда ответ – нет. Тайер, – я указываю в его сторону, – ее биологический отец. Подчеркиваю: он сам только что об этом узнал. Калеб тоже ее отец, потому что он ее вырастил. Вот так.

Я высоко поднимаю подбородок: не хочу трусить перед этими людьми. Сэда разочарованно надувает губки.

– Почему всех этих стариков волнует, кто мой папа? У меня два папы, потому что я особенная вдвойне. А теперь можно мне блинчики с шоколадной крошкой?

После этих ее слов в закусочную словно возвращается гул голосов: люди вспоминают про свои дела. А Сэда молодец, умеет всех поставить на место.

Глава двадцать восьмая

Тайер

Ситуация в закусочной была не самой приятной, но Салем мастерски расправилась с ней, как и со всеми остальными неприятностями.

После завтрака я отвожу своих девочек в местный цветочный магазин, чтобы Сэда выбрала цветы для могилы Форреста. Я ожидаю, что она будет носиться по магазину, с восторгом разглядывая все эти цветы, но Сэда и в этот раз ведет себя не так, как я ожидаю. Она спокойно бродит по крошечному магазинчику, внимательно разглядывая каждый цветок и стараясь к нему не прикасаться.

– Ты улыбаешься, – говорит стоящая рядом со мной Салем. – О чем думаешь?

– О том, что я счастливый ублюдок, – отвечаю я, склонив голову в ее сторону. – У меня есть возможность завтракать с моими девочками – и мне чертовски нравится, как это звучит. Моими девочками, – повторяю я и широко улыбаюсь, а Салем краснеет.

– Думаешь, я твоя, да? – говорит она и заправляет за ухо прядь волос.

– Думаешь? Нет, детка, я знаю. Я знал тогда и знаю сейчас: ты моя в той же степени, в какой я твой. Ты мне не принадлежишь, но идеально мне подходишь. Ты фрагмент головоломки, о существовании которого я и не подозревал.

Ее взгляд смягчается, губы складываются в мягкую застенчивую улыбку. Ей нравится то, что я сказал, а я произнес это от чистого сердца. Сэда указывает на букет цветов:

– Этот.

Она выбрала готовый букет. В нем подсолнухи, эвкалипт и мелкие фиолетовые полевые цветы. Похоже, именно такой цветок Салем оставила на могиле Форреста. Я беру букет и несу его к кассе.

– Мы возьмем этот.

Оплатив покупку, я передаю ее Сэде на хранение. Салем со стороны наблюдает, как я общаюсь с нашей дочерью. В ее глазах чувство вины, беспокойство и боль от того, что она все испортила. Я бы хотел избавить ее от этих мыслей. Какая разница, что было раньше. Главное, что сейчас мы здесь.

У Калеба есть ее прошлое, зато у меня – ее будущее. И это все, что имеет значение.

– Торопитесь, дамы, у нас мало времени.

Мы забираемся обратно в мой фургон и едем на кладбище. Мы потратили больше времени, чем я ожидал, а поскольку Калеб заберет Сэду в полдень, я хочу быть уверен, что мы не опоздаем. Меня раздражает тот факт, что я должен отдать своего ребенка, но я не хочу перечить Калебу. Я знаю, что в долгосрочной перспективе нам лучше сохранять добрые отношения.

На кладбище Сэда выпрыгивает из фургона и замирает рядом с ним.

– Здесь так тихо, – шепчет она.

– На кладбищах почти всегда тихо. Наверное, поэтому это место называют последним пристанищем.

– Хм, – хмыкает она. Салем достает цветы и передает их Сэде. – Можешь подержать? – спрашивает меня моя девочка. – Букет слишком большой для моих маленьких рук.

Она поднимает ручки и шевелит пальцами. Я беру у Салем цветы и удивляюсь, когда Сэда вкладывает одну свою ручку в мамину, а другую – в мою. Сэда меня не знает (во всяком случае, мало знает), но у нее такое открытое и любящее сердце, что она не стесняется проявлять привязанность.

Мы втроем идем по свежескошенной траве, взявшись за руки. Я вижу впереди могилу Форреста и указываю на нее Сэде:

– Он там. Твой брат.

Она смотрит на меня большими карими глазами, моими глазами. Вряд ли я когда-нибудь к этому привыкну.

– Как ты думаешь, я бы ему понравилась? – Она уже задавала это вопрос. Должно быть, он не дает ей покоя.

– Я уверен, что ему бы понравилось иметь такую младшую сестренку, как ты.

– Я бы хотела с ним познакомиться, – тихо произносит она, когда мы подходим к надгробию. Она отпускает наши руки и забирает у меня букет. – Держи, Форрест. – Она кладет цветы рядом с могилой. – Я выбрала их специально для тебя. Они такие красивые. Надеюсь, тебе понравятся. – Сэда смотрит на нас в поисках поддержки, как будто сомневается, правильно ли поступает. Я киваю, и она продолжает: – Я люблю динозавров; мама говорит, что ты их тоже любишь. Это круто. А там, где ты живешь, у тебя есть телевизор? Наверное, нет, а если и есть, то показывают только одно шоу…

Мы с Салем садимся в траву неподалеку, давая Сэде возможность поговорить с братом. Я вытягиваю ноги, Салем придвигается ко мне так близко, что наши ноги соприкасаются, и кладет голову на мое плечо. Это похоже на сон.

Я смирился с судьбой, с тем, что она никогда не будет моей, но Вселенная подарила нам еще один шанс. Наверное, потому, что нам предначертано быть вместе.

– Она удивительная, да? – шепчет она так, что ее слышу только я.

Я с улыбкой наблюдаю, как наша девочка сидит, скрестив ноги, и оживленно болтает с Форрестом, словно он рядом с ней.

– Она само совершенство.

* * *

Когда мы возвращаемся, блестящий «Мерседес» Калеба стоит на парковке у дома. Я стараюсь не злиться. Я должен относиться к этому по-взрослому.

– Папа! – радостно кричит Сэда с заднего сиденья.

Я чувствую болезненный укол в груди. Я должен заслужить ее любовь, как и он. Я паркуюсь на улице перед домом. Калеб подходит и на лету подхватывает Сэду, когда она выпрыгивает из машины.

– Вот моя девочка. – Он крутит ее вокруг себя.

Моя досада понемногу тает. Я вижу, как он любит Сэду. Он любит ее как родную; немногие на такое способны.

Он опускает ее на землю, поворачивается ко мне и протягивает руку.

– Как дела?

Я знаю, что ошарашил его вчера, поблагодарив за заботу о них, ведь положа руку на сердце я недолюбливал его, когда он был подростком и собирался поступать в колледж. Но теперь мы стараемся быть лучшей версией нас самих и вести себя порядочно.

– Отлично. – Я жму ему руку. – А как прошел твой вечер?

– Хорошо, – смеется он. – Мама мне обрадовалась. – Я поворачиваюсь как раз вовремя, чтобы увидеть, как Салем закатывает глаза. – Моя мама не любит Салем, – объясняет Калеб.

Салем хмыкает.

– Я ей нравилась до тех пор, пока она думала, что у нас все не всерьез. Но когда ты не порвал со мной тем летом после выпускного, она испугалась. – Салем смотрит на меня и добавляет: – Она одна из тех мам, которые не умеют отпускать своих мальчиков.

– Ты права, – искренне смеется Калеб.

– Ей определенно не понравилось, что Калеб принял Сэду как родную дочь, – подчеркивает Салем.

Калеб слегка сжимает плечи Седы.

– И она многое теряет, ведь Сэда – самая потрясающая девочка в мире. – Он снова берет ее на руки и кружит по воздуху. Сэда заливисто смеется. Вернув ее на землю, он говорит: – Я не часто виделся с родителями последние несколько лет и сейчас прикладываю некоторые усилия, чтобы сблизиться с ними, но это нелегко.

Салем сочувственно улыбается.

– Мне жаль, но она такая, какая есть.

Калеб пожимает плечами.

– А вдруг она изменится? Ну, – он гладит Сэду по голове, – ты готова ехать?

– Да! А можно мы заедем в «Таргет»? Там новая кукла-принцесса, которую я хочу, и…

– Я подумаю.

– Он точно заедет. Она из него веревки вьет, – шепотом объясняет мне Салем.

– Эй, – смеется Калеб, – я все слышал.

– Ну что ж, это правда. – Салем распускает волосы, которые были собраны в пучок, и я осознаю, что я гребаный извращенец, ведь меня возбуждают даже ее спадающие на плечи пряди волос. Или все дело в том, что мне давно пора заняться сексом?

Шесть лет – долгий срок для воздержания, но, честно говоря, соблюдать его было не так уж и трудно, пока я не увидел ее снова. Теперь я возбужден двадцать четыре часа семь дней в неделю. Ходить на работу со стояком неловко, и это трудно объяснить.

– Я схожу за ее сумкой.

– Я ее уже взял. Джорджия впустила меня, да и заодно я хотел попрощаться с твоей мамой.

– Отлично. – Салем наклоняется и раскрывает объятия для Сэды. – Тогда пока, мой маленький карапуз.

Сэда ныряет в ее объятия и обхватывает ручками плечи Салем.

– Я люблю тебя, мамочка. Я буду очень по тебе скучать.

Салем отпускает ее и поднимает пальцы вверх.

– Насколько сильно? Настолько?

– Нет, больше! – хихикает Сэда. – Вот настолько! – Она широко разводит руками.

Салем снова обнимает Сэду и зарывается лицом в ее шею.

– Я люблю тебя, малышка.

– Я тоже тебя люблю, мамочка. А теперь отпусти. Ты меня раздавишь.

Салем отпускает ее и встает на ноги.

– Вам пора ехать, иначе попадете в пробку.

Калеб закатывает глаза.

– Пробки есть всегда.

– Это точно, – смеется Салем.

Я приседаю и говорю Сэде:

– Будь умницей. Надеюсь, ты скоро приедешь снова.

Она охотно кивает.

– Я хочу в домик на дереве. Там было весело.

– Когда приедешь в следующий раз, я обещаю, будешь играть в домике на дереве столько, сколько захочешь.

– Здорово! Спасибо, папа!

Я не ожидал от нее прощальных объятий, но она обхватывает меня за шею и крепко прижимает к себе. Еще немного, и я задохнусь.

Попрощавшись, Калеб сажает ее в машину, а мы с Салем наблюдаем с тротуара, когда он отъезжает. Он сигналит, и машина исчезает из виду.

– Я уже по ней скучаю, – тяжело вздыхает Салем.

– Знаю, – бормочу я, думая не только о Сэде, но и о Форресте.

В ее глазах сострадание. Несомненно, она тоже думает о Форресте. Ее рука находит путь к моей и слегка ее сжимает. Салем молчит. Да и нет надобности что-то говорить. Иногда ничего не сказать означает сказать все.

Глава двадцать девятая

Салем

Уже поздно, и я устала. Мне хочется упасть в постель, но увидеть Тайера хочется еще сильнее. Последняя неделя с мамой выдалась тяжелой. Ее время на исходе. Она это знает. Я знаю. Джорджия знает.

Я с ужасом жду, когда она испустит последний вздох и навсегда покинет этот мир, но я не хочу, чтобы ей стало еще больнее. Боли и так до того сильные, что даже морфий не помогает, но благодаря ему она хотя бы много спит.

Я иду к соседнему дому, поднимаюсь на крыльцо и звоню в дверь. Я едва устояла переде желанием прокрасться туда незаметно, но успела напомнить себе, что я уже взрослая и мне нечего скрывать. Я не замужем, Тайер не женат; мне двадцать пять, ему тридцать семь. Он открывает дверь и молча отходит в сторону, пропуская меня.

– Привет. – Я раскачиваюсь на пятках, внезапно почувствовав неловкость от того, что пришла.

– Привет. – Он сдерживает улыбку. – Хочешь бокал вина?

– С удовольствием. – Я тихо смеюсь.

Я редко пью, но сейчас это именно то, что мне нужно. Я иду за ним на кухню и смотрю на то место, где у нас случился первый поцелуй. Он останавливается перед шкафом.

– Красное или белое?

– Красное.

Он наливает вино в бокал и протягивает его мне через барную стойку. Я устраиваюсь на барном стуле и наблюдаю, как он наливает себе бокал, а затем готовит для нас тарелку с крекерами и сыром.

Он устраивается рядом, его рука задевает мою. По позвоночнику пробегает дрожь. Как же давно он не трогал меня так, как жаждет мое тело! От одного его прикосновения мое тело охватывает пламя. Он замечает, как я извиваюсь, и прищуривается. Я уверена, что он изнывает еще больше, чем я. Этот мужчина не прикасался к женщине целых шесть лет. Я бы не злилась, если бы у него кто-то был. Это было бы ожидаемо. Но тот факт, что он жил все эти годы без секса, невероятно возбуждает.

– Ты… э… хочешь поговорить? – Он пытается незаметно подправить выпуклость в штанах. Безуспешно.

Я знаю, что он имеет в виду разговор о моей маме, поэтому отвечаю:

– Не совсем. Хотя, наверное, стоит.

– Не стоит. – Он берет крекер и кладет сверху ломтик сыра.

– Я знаю.

Тайер никогда не заставлял меня делать или говорить то, чего я не хотела. Я знаю, из-за нашей разницы в возрасте люди могут думать иначе, особенно учитывая наше прошлое, но это не так.

Тайер – альфа-самец, но он понимает, каким было мое прошлое, и я всегда знала, кто на самом деле контролирует наши отношения.

Мы потягиваем вино и молчим, а потом я говорю:

– Вряд ли она доживет до конца недели.

Тайер шипит сквозь зубы.

– Черт. – Он проводит рукой по щетине на щеках и подбородке. – Мне жаль, Салем. Даже не знаю, что сказать.

– Мы были готовы, ее болезнь ни для кого не секрет. Но теперь, когда смерть так близко, все выглядит совсем по-другому.

Неожиданно он опускает свою руку мне на шею и мягко притягивает меня к себе. Я ощущаю холод его кольца, которое он носит на мизинце.

– Что бы ни случилось, солнышко, я с тобой.

Я выдыхаю так, что все мое тело содрогается. Мне приятно (более чем приятно) слышать такие слова. Он нежно прижимается губами к моему лбу, и мое тело расслабляется. Тайер умеет сделать так, чтобы я растаяла. С ним я чувствую себя в безопасности.

Когда он меня отпускает, я хватаюсь за его руку.

– Как твое кольцо? – спрашиваю я, хотя уже знаю ответ. Отпечатанное на нем солнце смотрит прямо на меня. – Я решила, что потеряла его, – бормочу я, слезы жгут глаза. Я провожу пальцем по прохладной поверхности. – Я швырнула им в тебя. Вернулась на следующее утро, а его уже не было.

У меня в горле ком. Тайер забрал кольцо и все это время его хранил.

– Я всегда хотел его вернуть.

– Но я уехала навсегда.

Он кивает, снимает с мизинца кольцо и берет мою левую руку. Затаив дыхание, я смотрю, как он надевает его на мой безымянный палец, подносит его к губам и нежно целует.

– Оно останется здесь, – срывающимся голосом бормочет он, – пока я не сниму его и не заменю на другое.

– Правда?

– Да. – Его голос глубокий и хриплый. Я ерзаю на стуле и сжимаю бедра. Я хочу почувствовать себя заполненной. – Просто чтобы прояснить ситуацию, солнышко, чтобы не возникло никаких недоразумений: я собираюсь на тебе жениться.

Мое сердце бьется громко и часто.

– Ты хочешь на мне жениться? – шепчу я.

– Я хочу большего, чем жениться на тебе.

– Что это з-значит? – заикаюсь я от волнения.

– Это значит, что я хочу иметь от тебя еще детей. Я хочу ездить с тобой в отпуск. Хочу готовить еду на этой кухне и заниматься с тобой самыми обыденными делами, вроде уборки этого гребаного дома. Я хочу, чтобы твоя одежда стиралась вместе с моей. Хочу смеяться и плакать вместе с тобой. Я хочу обнимать тебя каждую ночь, когда ты спишь. Я хочу целовать тебя на ночь и будить поцелуем по утрам. Я хочу заниматься с тобой любовью медленно и жестко тебя трахать. Я хочу сидеть с тобой на крыльце и качаться на качелях. Я хочу не только состариться с тобой, но и прожить с тобой жизнь. Вот чего я хочу.

Я набрасываюсь на этого мужчину. Вскакиваю со стула, на котором сижу, и он с грохотом падает на пол. Я обхватываю его шею и целую. Он крепко прижимает меня к себе и целует в ответ.

Он встает и подхватывает меня, мои ноги обвивают его талию. Не отрывая губы от моих, он усаживает меня на барную стойку. Я прижимаюсь к нему бедрами, он кладет на них руки, и я замираю. Хочу. Я хочу его.

– Тайер, – умоляю я между поцелуями.

Его губы мягко и нежно скользят к моему уху.

– Я не хочу торопить события, – напоминает он мне.

Отклонившись назад, я хватаю его за рубашку и заставляю взглянуть на меня.

– К черту. Я прожила без тебя шесть лет. Я хочу тебя. Сегодня, завтра, через пятьдесят лет и даже когда мы превратимся в звездную пыль. – Он улыбается. – А теперь, пожалуйста, ради всех святых…

Мне нет нужды заканчивать фразу. Его губы скользят по моим губам, сбивая мое дыхание. Я проникаю под его рубашку, мои руки ощущают жар его живота. От моего прикосновения он напрягается, и я притягиваю его ближе к себе.

– Ты для меня все, – шепчет он, целуя мое ухо.

Он гладит мою грудь и нежно опускает меня на спину. Я чувствую холодный камень столешницы, но быстро о нем забываю, когда он расстегивает мои джинсовые шорты, спускает их по ногам и бросает на пол.

Он касается языком моей киски, и я кричу. Чтобы заглушить свой голос, я закрываю рот рукой. Он чувствует это, хватает мою руку и отводит ее от моего рта. Он хочет меня слышать. Он проводит языком по моему рту, как человек, который слишком долго голодал, что в какой-то степени правда. Я вижу, как он проводит ладонью по своим треникам. От этого зрелища из моей груди вырывается стон. Тайер трогает себя, и это жутко возбуждает.

Продолжая ласкать меня языком, он свободной рукой поглаживает мой клитор, и я улетаю в оргазм.

– Да, да, да! – кричу я, чувствуя, что оргазм не прекращается.

Когда я наконец спускаюсь с высоты, мои ноги дрожат. Я слезаю с барной стойки и падаю на колени перед Тайером. Я поспешно достаю из трусов его член. Прикусив губу, я смотрю на него из-под ресниц.

– Для протокола: ты по-прежнему единственный мужчина, с которым я это делала.

Не дав ему времени ответить, я провожу языком по бусинке спермы и смакую во рту ее слегка солоноватый вкус. Его глаза темнеют, и он откидывает голову с тихим:

– Черт.

Я провожу языком по кончику, а потом беру его глубже в рот и поглаживаю рукой по длине. Судя по звукам, которые он издает, я неплохо справляюсь. Но вскоре он меня отталкивает.

– Я не кончу тебе в рот. Не сегодня.

Он встает на колени, зажимает руками мое лицо и притягивает меня, грубо целуя. Он прикусывает мою нижнюю губу, но тут же успокаивает жжение движением языка.

Мы избавляемся от последней одежды, и он укладывает меня на пол. Сгибает мою ногу и входит в меня одним сильным толчком.

– О, боже! – В поисках опоры я царапаю ногтями его спину.

Я таю под ним, его глаза плавятся от жара. Он проводит пальцами по растяжкам на моем животе.

– Мне они чертовски нравятся.

Я краснею от комплимента. Он кладет руку на мой живот.

– Ты вырастила в нем нашу дочь. Твое тело любило ее так сильно, что захотело навсегда оставить память о ней. – Он проводит пальцем по одной из линий, и я почти дрожу. – Как же в тебе хорошо, детка. Я всегда чувствовал, что ты создана для меня. – Он зарывается головой в мою шею и покрывает поцелуями чувствительную кожу. Я крепко его обнимаю и не желаю отпускать. Вес его тела на моем – напоминание о том, что это мы, и мы в настоящем.

– Продолжай! – умоляю я, дергая его за волосы. – Я сейчас опять кончу.

Он стонет, когда моя киска сжимается вокруг его члена.

– Продолжай в том же духе, и я долго не протяну, солнышко.

– Ничего не могу с собой поделать. – Я делаю это снова. – Тебе во мне так хорошо.

– Черт возьми, да. – Он возвышается надо мной, обхватывает мою шею рукой и слегка сдавливает ее. – Это потому, что я создан для тебя. И, – он входит в меня сильнее, – ты создана для меня. – Звуки, которые он издает, невероятно заводят. Он наслаждается близостью, стонет от удовольствия, и этого достаточно, чтобы вызвать во мне второй оргазм. – Черт возьми, детка. – Он крепче сжимает мое горло. – Я не могу… – Он стискивает зубы, пытаясь отсрочить оргазм. – Я должен… – Он откидывает голову назад, отбрасывая с глаз волосы. – О, черт.

Он кончает долго и жестко, его тело сотрясается от силы оргазма. Его потное тело падает на меня, его хватка на моей шее ослабевает. Он слегка приподнимается и запечатлевает на моих припухших губах нежный поцелуй.

– Все, – он с трудом переводит дыхание. – Ты напрочь лишила меня сил.

Мы засыпаем так, прямо на полу, тела плотно сплетаются в ожидании завтрашнего дня.