Текст книги "Возрождение полевых цветов"

– Тебе так стыдно за меня, да? – Он произносит это шутливым тоном, но по его глазам я вижу: он думает, что отчасти причина в этом.

– Так казалось проще. Я была убита горем и убеждена, что ты больше никогда не захочешь меня видеть. Я была молодая и глупая, вот и выбрала этот путь. Если бы я могла пройти его снова…

– В жизни повторений не бывает, – мягко возражает он. Его широкая ладонь опускается на мое колено и сжимает его. – Мы все делаем выбор, о котором можем потом пожалеть. Но нет смысла зацикливаться на этом и тратить время на сожаления. Жизнь слишком коротка и драгоценна. Этому научил меня Форрест. – Он нежно касается моей щеки, я приоткрываю губы, и из моей груди вырывается тихий вздох. – Это не значит, что мне не больно от того, что ты мне не сказала. Чертовски больно. Но принятые решения не изменить. Поэтому я решаю исходить из этой точки. Из настоящего момента. – Он выдерживает мой пристальный взгляд, мое сердце учащенно бьется. – После того, как ты вышла замуж, я не думал, что у нас появится еще один шанс, но он появился. Все это время мы находились в разлуке, но мои чувства к тебе не остыли, и это… Честно говоря, временами было ужасно страшно – осознавать, что я никогда тебя не забуду, и придется решать, как жить дальше без тебя. Теперь, когда ты снова здесь и я знаю, что у нас общий ребенок, я второй шанс не упущу. Я буду дураком, если опять все испорчу, хотя умолял Вселенную дать мне еще один шанс. – Он прочищает горло, его глаза блестят, он едва сдерживает эмоции. – Я потерял Форреста, и его уже не вернуть. Горюя, я потерял и тебя, но вернуть тебя – в моих силах. – Он берет прядь моих волос, нежно заправляет ее за ухо и скользит пальцами по моей щеке. – Если ты, конечно, хочешь, чтобы я вернулся. Можешь велеть мне убраться восвояси, Салем, и я это сделаю. Прошло много времени, и возможно, ты разлюбила…

Я зажимаю ему рот рукой.

– Когда ты попросил меня с тобой встречаться, я ответила «да» потому, что я этого хочу.

Я чувствую, как он улыбается мне в ладонь.

– Хорошо. – Его голос звучит приглушенно, и я опускаю руку.

Он снова смотрит на мой телефон, но экран потемнел. Я быстро открываю его и передаю ему.

– Когда я смогу с ней встретиться?

– Когда захочешь. Я договорюсь с Калебом.

– Хочу поскорее ее увидеть. Но главное, чтобы я ее не напугал. Ты сказала, что она в курсе, что у нее другой папа, но это не значит, что она знает меня.

– Думаю, она справится лучше, чем ты ожидаешь. Она умная девочка.

– Пришлешь мне пару фотографий?

– Я пришлю тебе все. – Я прислоняюсь к спинке дивана и наблюдаю, как он на нее смотрит. – Мне следовало больше стараться.

Он медленно отводит взгляд от фотографии.

– Я не давал тебе для этого повода. Ты защищала себя и дочь от того, кем, по твоему мнению, я стал. И давай посмотрим правде в глаза, Салем, я мог бы связаться с тобой раньше. Но я этого не сделал. Мы оба наделали ошибок и можем сидеть здесь и продолжать их вспоминать, но это ничего не изменит. Я просто хочу двигаться вперед.

– Я тоже этого хочу.

– Хорошо. – Он возвращает мне телефон. – Теперь ты ответишь на мое сообщение?

– О, точно. – Я быстро открываю сообщения и набираю ответ. В его кармане жужжит телефон.

Он с ухмылкой вытаскивает его и кивает.

– До завтра!

Он провожает меня к двери и ждет, когда я выйду на крыльцо.

Ливень прекратился и перешел в морось. Я оборачиваюсь и смотрю на Тайера, стоящего в дверях его дома.

Между нами тысяча слов, но ни одно не произнесено вслух. Заслуживаем ли мы этот второй шанс? Тихий голосок в моей голове шепчет: я на это надеюсь.

Глава двадцать первая

Тайер

Я не могу уснуть, да и возможно ли это после того, как на меня свалилась такая новость.

Салем ушла домой около часа назад, и с тех пор я торчу в подвале.

Мой кулак снова и снова ударяет грушу, я весь в поту, словно удары способны изгнать всех моих демонов и все мои мысли.

У меня есть дочь. У нас с Салем есть ребенок. Мы… мы зачали ребенка. И она, черт возьми, мне об этом не говорила.

Я колочу по груше, снова и снова. Я вытираю с лица слезы, смешанные с потом. Я все представляю лицо маленькой девочки. У нее карие глаза, совсем как у меня. Я так жалею, что не был с ними, ради Салем, ради своей дочери.

Не увидел, как Салем взрослеет вместе с нашим ребенком, не присутствовал на родах, пропустил важные события в жизни Сэды. Я не лгал, когда сказал, что не хочу зацикливаться на ошибках прошлого, я правда хочу двигаться дальше и начать все сначала, но сейчас мне необходимо пережить этот гребаный момент.

Не только она – мы оба наделали ошибок и наломали дров. Я знаю, что я в равной степени виновен в таком исходе, и одинаково злюсь и на себя, и на нее.

Я дам себе прочувствовать этот гнев и пойду дальше, черт возьми.

Выдохшись, я тащусь наверх, в свою комнату, и надолго встаю под душ. Когда я выхожу, еще раннее утро, и я падаю поперек кровати и проверяю телефон. Салем прислала мне альбомы с фотографиями для скачивания.

Я медленно просматриваю их, отмечая детали и узнавая о своей дочери как можно больше. Например, что ее любимый цвет – розовый. Что ей нравится наряжаться принцессой и устраивать чаепития, а еще бегать на улице по грязи под дождем. Есть и фотографии, где она в балетной пачке. Интересно, она берет уроки балета или просто переоделась забавы ради?

Я извлекаю из этих фотографий много информации, но и вопросов становится все больше.

Сквозь жалюзи начинает пробиваться свет. Лейт живет в Денвере, там время отстает на несколько часов от Восточного побережья, но ему придется смириться. Мне нужно с ним срочно поговорить.

– Какого хрена, приятель? – стонет он в трубку.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– Такую рань? – Он наверняка смотрит на часы. – Сейчас четыре утра.

– Вчера вечером приходила Салем.

– Фу, ты решил разбудить меня ни свет ни заря, чтобы вкратце рассказать о своем любовном приключении?

– Салем – это не секс по вызову, и мы не встречались с тех пор, как она вернулась.

Раздается шорох, и я понимаю, что он сел в постели.

– Хочешь сказать, что твоя целибатная задница еще в завязке? Торопись, братан, как только потрахаешься, тебе сразу полегчает.

– Не смей так говорить о Салем. Она не просто… Она нечто большее, ясно?

Мой брат знает о Салем все. Все мельчайшие подробности. Он считает, что я гребаный идиот, раз оттолкнул любовь всей моей жизни, – и он прав. Я – самый тупой гребаный идиот. Я думал, что поступаю правильно. Я не знал, как долго буду горевать, и я не хотел, чтобы она видела меня таким. Это я все разрушил. А не она.

– Верно, верно. Я знаю. Но сейчас, блин, четыре часа утра. Отвали от меня. Я не жаворонок.

– У меня есть дочь. От Салем. У нас есть ребенок.

Он с минуту молчит, затем со свистом выдыхает:

– Вот черт!

– Это в точности описывает то, что я чувствую.

– Сколько ей? Шесть?

– Пять.

– Черт. Это безумие. Неудивительно, что ты позвонил среди ночи. Даже не знаю, как я все это переварю. Ты маме с папой рассказал?

– Я сам только что узнал. Ты первый, кому я позвонил.

– Вот как! – Я слышу, как он хлопает себя ладонью по груди. – Чувствую себя особенным.

– Смотри не зазнайся, – ворчу я.

– Ох, – вздыхает он. – Признайся: ты любишь меня больше всех.

– Нет.

– Верно. Я – второй после Салем, да? Я с этим смирюсь. Но ребенок, Тайер? Ребенок! Это безумие! Вау! С ума можно сойти!

– Я и сам в шоке, – признаюсь я, проводя рукой по лицу.

– Конечно, ты, блин, в шоке. Она все время хранила это в секрете, – задыхаясь, бормочет он. – Тебе многое предстоит осмыслить.

– Она знает обо мне. Не обо мне конкретно; она знает, что парень, за которым была замужем Салем, не ее биологический отец.

Как бы мне ни было больно от того, что она вернулась к Калебу, сейчас я искренне ему благодарен. Понимаю, это странно, но ведь он ее у меня не украл. Он был рядом, когда она больше всего нуждалась в поддержке. Он был молод, но он сделал то, чего я не смог, погрязнув в своем горе: он взял себя в руки и стал мужем и отцом.

– Как это скажется на ваших отношениях?

– Что ты имеешь в виду?

– То, она держала в секрете вашего ребенка. Это ведь не шутка.

– Да, не шутка, но на этот раз я не упущу шанс ее завоевать. – Лейт до сих пор так и не встретил свою Салем и не понимает, как мне дико повезло и как я дорожу возможностью все исправить, сделать все правильно на этот раз.

– Прошло столько времени, а ты по-прежнему испытываешь к ней нежные чувства?

– Да.

В таких вопросах себя не обмануть: если уж знаешь, то знаешь.

Тогда я тоже знал, но не позволял себе в это верить. Но ошибки нам даны для того, чтобы учиться, и именно этим я сейчас и занимаюсь.

– И как зовут вашу дочь?

Я улыбаюсь еще до того, как произношу ее имя:

– Сэда.

– Странное имя.

– Заткнись на хрен! – рычу я на младшего брата. – Красивое имя.

– Извини, виноват. Может, напомнить тебе, что сейчас четыре гребаных часа утра.

– Верно, верно. Ты не жаворонок. Это я виноват.

– Когда ты с ней познакомишься?

Я вздыхаю, мой желудок тревожно сжимается.

– Не знаю. Надеюсь, скоро.

– Должен признаться, что, несмотря на столь ранний час, я извлек из этого разговора кое-что ценное.

– И что же? – нерешительно спрашиваю я. Я никогда не знаю, что сорвется с языка моего брата.

– Перед тем как отправиться в Трахвиль, всегда надевать презерватив.

На этом он заканчивает разговор, предположительно чтобы снова лечь спать, а я собираюсь на работу.

Глава двадцать вторая

Салем

Я весь день нервничаю и считаю минуты в предвкушении свидания с Тайером.

Свидание. Настоящее свидание. У меня потеют ладони, и я чувствую себя так, словно никогда не была на свидании.

– Может, прекратишь расхаживать взад-вперед? – Мама весело улыбается. – Ты уже пролила на меня воду, а теперь собираешься проделать в ковре дыру? – Она изображает ходьбу пальцами. Я открываю рот, чтобы ответить, но она добавляет: – И не смей пытаться использовать меня в качестве предлога, чтобы не идти на свидание. Сейчас я живу исключительно твоей жизнью.

Я уже трижды пыталась отказаться. Не потому, что я не хочу идти, а потому, что для этого мне придется оставить маму и меня гложет чувство вины. Хотя медсестра заедет к ней на еженедельный осмотр, да и Джорджия будет с ней: я давно заметила, что Джорджии нравится контролировать эти визиты медсестры.

– Вдруг я тебе понадоблюсь? – возражаю я, продолжая расхаживать по комнате.

Она фыркает и поправляет одеяло у себя на коленях. На заднем плане тихо работает телевизор, идет какая-то романтическая комедия, но все внимание мамы принадлежит мне, а не экрану.

– Твоя сестра будет со мной, и поверь мне, она та еще наседка. Кроме того, я умею пользоваться телефоном, звонить и отправлять сообщения. Перестань так заботиться об остальных! Уходи, Салем. Наслаждайся. Приятно проведи время с приятным мужчиной.

Я останавливаюсь и подбочениваюсь:

– Тебе легко говорить. На деле все не так просто.

Она смеется, но смех быстро переходит в кашель. Я бросаюсь к ней, как будто могу чем-то помочь, но она решительно отмахивается. Придя в себя, она говорит:

– В том-то и дело, что это легко – переосмысливать все и заставлять мозг прокручивать все возможные сценарии, тем самым все усложняя.

Она права. Я разглаживаю сине-белое платье в цветочек, которое надела, делаю глубокий вдох и стараюсь утихомирить свои мысли.

– Я нормально выгляжу?

Она загибает палец и подзывает меня к себе. Когда я к ней наклоняюсь, она берет прядь моих выбившихся из прически волос и заправляет ее мне за ухо. Она гладит мою щеку, и я чувствую, насколько ее кожа прохладнее моей.

– Ты красивая, Салем. Как всегда.

– Не такая красивая, как ты.

Она фыркает.

– Хватит мне льстить.

– Это не лесть. – Я целую ее в щеку. – Ты самый красивый человек, которого я знаю. И снаружи, и изнутри.

Когда я выпрямляюсь, в ее глазах блестят слезы, которые она пытается скрыть.

Боковая дверь на кухне со скрипом открывается, и меня окликает Джорджия. Я слышу, как она роняет на стол свою сумочку, после чего вразвалку входит в комнату.

– Привет, мам, – улыбается она. Она наклоняется так низко, как только может, и обнимает маму за шею. – Сестренка. – Следом она обнимает меня. – Как прошел день?

– Хорошо, – честно отвечаю я. Мама стала более активной, и ей не так больно. Это все, о чем мы можем просить, тем более зная, что ей так мало осталось.

– Хорошо себя чувствуешь? – Она тянется к маминому запястью, чтобы проверить пульс, но мама поспешно прижимает руку к груди.

– Джорджия, для этого существует медсестра. Почему бы тебе не присесть?

Джорджия надувает губки, но делает как ее просят.

– Хочешь что-нибудь выпить, или перекусить, или что-нибудь еще? – спрашиваю я, чтобы чем-то себя занять.

– Я и сама могу… – Она хочет встать, но я жестом предлагаю ей сесть.

– Ты беременна, ты работаешь и воспитываешь двоих детей. Сиди, пока можешь.

Она трясет головой, но смеется. Она любит этих мальчиков всем сердцем. Она прекрасная мама.

– Отлично, тогда принеси мне воды и крекеров.

На кухне я делаю несколько глубоких вдохов в надежде успокоить бешено колотящееся сердце. Я знаю Тайера, и признание уже сделано, но нервы все равно на пределе. Все кажется каким-то необычным. Теперь мы встречаемся официально, не как раньше. Мы идем на свидание, и это больше не тайна, не какой-то грязный секрет.

Я наливаю стакан воды для Джорджии и беру пачку крекеров из крошечной кладовки. Она с улыбкой забирает из моих рук и то, и другое.

– Волнуешься перед свиданием?

– Она протоптала дорожку на ковре, если это тебе о чем-нибудь говорит, – вмешивается мама, прежде чем я успеваю что-либо сказать.

– Я сто лет не ходила на свидания, – произношу я в свою защиту.

Над маленьким столиком у лестницы висит зеркало, и я в который раз смотрю на свое отражение и поправляю выбившиеся пряди. Может, стоило оставить волосы распущенными, но мне хотелось сделать какую-нибудь прическу.

Раздается звонок в дверь, и я вскрикиваю, а мама и сестра смеются.

– Ох, как она нервничает! – хихикает Джорджия. – О, нет. – Она опускает взгляд на свои колени. – Кажется, я немного описалась.

Я игриво показываю ей язык и открываю дверь.

Тайер непростительно хорош собой; если бы он хоть немного представлял, как сильно меня к нему влечет, он бы рассмеялся. Или убежал куда подальше.

Он явно потрудился над своей прической – его волосы зачесаны назад и не такие непослушные, как обычно. Он аккуратно выбрит. Я волновалась, что, возможно, оделась слишком вычурно – хотя мое платье далеко не модное, но мне становится легче, когда я вижу, что на нем красивые джинсы и бледно-голубая рубашке на пуговицах с закатанными рукавами.

– Это тебе. – Он протягивает еще один букет розовых пионов. Интересно, где он их берет. Сомневаюсь, что у местного флориста их так много.

– Пионы скоро заполонят весь дом, – с улыбкой предупреждаю я и беру цветы. – К счастью для тебя, я не возражаю.

Он усмехается и засовывает теперь уже пустые руки в карманы.

– Я отнесу. – Я и не заметила, как сестра встала с дивана. Она тянется к букету, и я передаю его ей. – А теперь идите и повеселитесь. – Она шлепает меня по заднице и вразвалку возвращается на кухню.

Тайер берет меня за руку, а потом кричит в дверь:

– Я скоро привезу ее обратно, Элли!

Мама улыбается, в уголках ее глаз появляются морщинки.

– Просто позаботься о ней ради меня.

Он смотрит на меня, его улыбка становится шире.

– Так и сделаю.

Мы закрываем дверь, и он ведет меня за руку к своему фургону, припаркованному возле нашего дома.

– Я бы прошлась пешком. Твой дом за углом.

– Нет. – Он энергично качает головой. – Это свидание. А значит, все начинается с того, что я забираю тебя из твоего дома, а не из своего. – Он открывает пассажирскую дверь и протягивает руку, чтобы помочь мне подняться.

Как только я оказываюсь внутри, он закрывает дверь, обходит фургон спереди и опускается на водительское сиденье. Он заводит двигатель, хитро улыбается и дает задний ход.

– Что? – Я не понимаю, почему он на меня так смотрит.

– Прямо сейчас я создаю воспоминание.

Мое сердце сжимается от этих слов.

– Я тоже, – шепчу я.

Он наклоняется и обхватывает ладонями мой затылок.

– Я не позволю тебе стать той, кого я не смог удержать.

– Что это значит? – Я смотрю на его губы и вспоминаю, как мы целовались в этом фургоне всего неделю назад.

– Я не хочу, чтобы ты стала человеком, о котором я всю оставшуюся жизнь буду думать: «А что, если бы?» Что, если бы я лучше старался? Что, если бы я признался в своих чувствах? – Он прижимается лбом к моему, наше дыхание смешивается. – Я хочу, чтобы ты стала той самой, единственной. И все. Нечего тут гадать. Я знаю это наверняка.

– Я…

– Ничего не говори. – Он отстраняется. – Я хочу все сделать правильно. Узнать, какая ты теперь, встречаться с тобой по-настоящему. И я хочу дать себе время.

– Дать время на что?

Он облизывает губы и смотрит на меня так, словно боится, что я исчезну.

– На то, чтобы ты снова в меня влюбилась.

Он выезжает задом с парковки, и я ничего не отвечаю, хотя и не могу отделаться от мысли, что я и не переставала его любить.

Глава двадцать третья

Салем

Я удивляюсь, когда Тайер сворачивает на парковку возле парка. Я не знаю, чего именно я ожидала, но уж точно не этого.

– Что мы здесь делаем? – Я озираюсь по сторонам, пытаясь увидеть хоть какое-то объяснение того, почему он выбрал для нашего первого свидания это место. Но здесь все так же, как и всегда. Широкие лужайки, деревянная детская площадка и пешеходная дорожка по периметру.

– Устраиваем пикник.

– Пикник? – Я смотрю на него, широко улыбаясь. Мне такое и в голову не пришло!

– Изначально я планировал, что мы разложим на траве плед и будем есть на нем, но прошлой ночью разразилась буря и разрушила мои планы. Но есть беседка, так что, думаю, все получится.

Я почему-то уже забыла о грозе, зато теперь понимаю, почему сегодня в парке так малолюдно – мокрая и грязная трава никого не привлекает.

Тайер тянется к своей дверце и поспешно оглядывается на меня.

– Жди.

– Что…

Не дав мне договорить, он выходит из машины, обходит ее, открывает мою дверцу и протягивает руку:

– На этот раз я все сделаю правильно.

Мое сердце вздрагивает. Я без возражений принимаю его помощь. Когда мои ноги касаются земли, его руки опускаются на мои бедра. Мы оба молчим. Но мне интересно, думает ли он о том же, о чем и я: что я и не предполагала, что мы здесь окажемся. Когда я снова сошлась с Калебом, я заставила себя попрощаться с Тайером. Я оплакала потерю пары, которой мы могли бы стать.

Но теперь, когда у нас появился второй шанс, я не могу отвернуться от него, хотя и понимаю, что он может опять меня уничтожить. Есть вещи, которые стоят того, чтобы рискнуть; главное – набраться храбрости и совершить прыжок.

Тайер открывает заднюю дверцу и вытаскивает доверху наполненную корзинку, точно такую, какую вы видите в фильмах, когда влюбленные отправляются на пикник. Прикрыв корзинку пледом, он запирает фургон, протягивает мне руку, и мы идем по мокрой траве к беседке. Я благодарна судьбе, что надела кроссовки Converse, а не сандалии. После прогулки мне придется их постирать, но оно того стоит.

Беседка белая и увита красивыми цветами. Он напоминает беседку в центре города, только больше по размерам.

Он отпускает мою руку, ставит корзину на пол и расстилает плед.

– Так нормально? – неуверенно спрашивает он, что совсем не похоже на Тайера. Обычно он в себе не сомневается.

– Не просто нормально, а здорово! – Я держусь за край беседки и снимаю обувь, чтобы не испачкать плед. Тайер делает то же самое, затем открывает крышку корзины и достает еду.

– Что ты приготовил? – спрашиваю я и сажусь.

Он открывает контейнер и передает его мне.

– Паста! – восторженно кричу я. – С лобстером?

Он тихо смеется и продолжает рыться в корзине.

– Да.

– Ух ты! Ты выложился на все сто. Я чувствую себя особенной.

– Так и есть. – Он произносит это запросто, как будто это факт, не требующий доказательств.

Он раскладывает хлеб, оливковое масло, разделочную доску и ножи. Он протягивает мне вилку и открывает свой контейнер.

– Это потрясающе. – Я смотрю на разложенную еду. – Ты продумал каждую мелочь. А ведь мог бы просто сводить меня в ресторан.

Он накручивает на вилку спагетти.

– И что в этом интересного? Мы уже обедали вместе в ресторане. – Он опускает голову и добавляет низким тоном: – Ты заслуживаешь чего-то особенного – после всего, что выпало на твою долю.

Мне не хочется ворошить прошлое, поэтому я молчу. Кроме того, мы уже говорили о том, что меня задело его молчание, продолжавшееся все эти годы. Мы взрослые люди и оба знаем, что могли бы сделать другой выбор.

– Поверь, это… честно… это прекрасно.

Пикник – это просто, мило и очаровательно. Устроить его – очень удачная мысль.

– Как думаешь, ты бы вернулась в Хоторн-Миллс, если бы не твоя мама?

Я морщу нос, обдумывая его вопрос.

– Наверное, в конце концов я бы вернулась. – Я макаю в масло кусочек хлеба, пытаясь упорядочить свои мысли. – Мне бы пришлось это сделать. Как бы я ни избегала этого места, оно всегда меня притягивало.

– Ты держалась от него подальше из-за меня.

– И да, и нет, – возражаю я. – Из-за всего, что произошло, этот город стал внушать мне страх. Даже после того, как я вышла замуж, я боялась… увидеть тебя с другой женщиной.

Он прочищает горло, его щеки розовеют.

– Кстати, об этом…

– Да?

– Я ни с кем не был.

– Какое-то время?

– Очень давно. – Он смотрит из беседки на деревья и бормочет: – После тебя ни разу.

– После меня? – громко выпаливаю я, застигнутая врасплох. – Тайер, – нервно смеюсь я, – ты, должно быть, шутишь. Разве ты не помнишь ту ночь после свадьбы моей сестры? Калеб привез меня домой, а ты был там с какой-то женщиной. Да, она ушла, – бормочу я, оживленно болтая руками, – но я успела тебя с ней заметить.

Он опускает голову, но я успеваю разглядеть в его глазах стыд.

– Мне было плохо. Чертовски плохо, и я вел себя как мудак, потому что надеялся, что ты нас увидишь. Я хотел тебя оттолкнуть. Я не хотел, чтобы ты растрачивала на меня свою любовь, потому что чувствовал, что все хорошее, что было во мне, пропало. – Он потирает подбородок, на его лице боль от воспоминаний. – Я не говорю, что не ходил на свидания… Я ходил, в основном в тщетной надежде почувствовать какую-то искру, но у меня ни с кем не было секса. – Я моргаю в недоумении. Должно быть, я плохо расслышала. Не может быть. Он мягко поднимает мою упавшую челюсть. – Не хочу, чтобы ты наглоталась мух.

– У тебя шесть лет не было секса?

Я ошеломлена. Я утратила дар речи. Этого не может быть. Он, скорее всего, шутит.

– Не было.

– Я… э… Вот это да! – Я молчу, а потом вдруг начинаю смеяться: – В последний раз, когда ты занимался сексом, ты сделал мне ребенка. Значит, в тот день ты выложился на все сто, да?

Он не выдерживает и тоже хохочет.

– Ты была одна, когда узнала? – успокоившись, спрашивает он.

Я качаю головой, вытягиваю ноги и поправляю платье.

– Я была с Лорен.

– Хорошо. Я рад, что с тобой кто-то был. Наверное, тебе было очень страшно.

– Страшно, – смеюсь я и радуюсь, что теперь могу видеть в этой ситуации что-то смешное. Я так переживала из-за того, что забеременела так рано, и из-за того, что отец ребенка – человек, переживающий жуткую трагедию. – Я никогда не забывала пить противозачаточные таблетки, но Сэда прорвалась сквозь все преграды. Эта девочка – воплощение силы природы.

Он улыбается, в его глазах печаль.

– Не могу дождаться встречи с ней.

– Я не знаю, что бы я без нее делала.

– А Калеб… он был добр к тебе? А к ней он хорошо относится? – спрашивает Тайер и отворачивается. Он и раньше-то не любил Калеба, а теперь я даже не представляю, что он чувствует. И все равно он справляется со всеми этими новостями лучше, чем я могла ожидать.

– Лучше некуда.

Он поворачивается ко мне, его брови нахмурены.

– Я помню, ты это уже говорила, но я должен спросить снова: почему вы развелись?

Я нервно сжимаю плед, ища в этом жесте хоть немного успокоения.

– Я не лгала тебе тогда – свое сердце я отдала тебе, и хотя ответа не получила, я знала, что никогда не полюблю Калеба так, как он любил меня. Это бесконечно несправедливо по отношению к нему, и я уже планировала подать заявление, когда он сказал, что готов к тому, чтобы у нас появился ребенок. Он хотел, чтобы Сэда стала старшей сестрой, а я… Я просто… – Я закрываю глаза, но предательские слезы просачиваются из-под век. Я чувствую, как его пальцы нежно собирают мои слезы, но открыть глаза не осмеливаюсь. Когда его прикосновение исчезает, я продолжаю: – Калеб – очень хороший, он гораздо лучше меня, и я не могла… – Я качаю головой. – Он заслуживает найти ту любовь, которая была однажды у меня, ведь со мной у него этого не будет. Наверное, если бы я не повстречала тебя, у нас бы все могло получиться, но я встретила тебя, и это все меняет.

Он вздрагивает, как будто я дала ему пощечину.

– О, Тайер. – Теперь я протягиваю руку и касаюсь его щеки, а он касается моей.

– Я разрушил твою жизнь, ведь так? – Он говорит это как будто в шутку, но я чувствую, что эта мысль причиняет ему боль.

Я качаю головой.

– Нет, Тайер, я имела в виду совсем не это. – Я провожу большим пальцем по его щеке и продолжаю: – Искалеченной, истерзанной девушке ты показал, что такое любовь на самом деле. До этого я и понятия не имела, что это такое. Влюбиться в тебя – это самое сложное и важное, что я когда-либо делала. И я об этом не жалею. Никогда не жалела.

Он выдыхает так, словно гора упала с его плеч.

– Все эти годы я с тревогой думал о том, как ты ко мне относишься; вдруг ты почувствуешь, что я тобой воспользовался или что-то в этом роде. Особенно учитывая историю твоей семьи. – Он печально качает головой. – Я не хотел быть причиной новых травм в твоей жизни.

– Тайер, поверь… – Я никак не могу привыкнуть снова так часто произносить его имя. – Ты – лучшее, что когда-либо со мной случалось. Я ни о чем не жалею. – Я обмакиваю хлеб в масло и решаюсь спросить: – Что случилось, когда к тебе приехал Лейт? Ты был в отчаянии. Это меня беспокоило. Мне стоило больших сил тебя оставить.

Он откладывает еду и ложится на бок, подперев голову рукой. На его лоб падает локон, и мои пальцы дрожат от желания его поправить, но я держу свои руки при себе. Не хочу торопить события. Тайер и я… с ним так легко, так естественно, и из-за этого трудно перейти на необходимую скорость.

– В основном он на меня орал, а мне как раз это и было нужно. Он говорил, что я только зря небо копчу и что я позор для памяти моего сына. – Он делает глубокий вдох, вновь погружаясь в боль потери. – Это помогло. Я начал понимать, как справиться с утратой и как пережить горе и научился направлять эмоции в более здоровое русло.

– Например? – с любопытством спрашиваю я.

– Ремесло… и все такое, – слегка покраснев, отвечает он.

– Ремесло?! – повторяю я, стараясь не улыбаться. – Не хочешь рассказать подробнее?

– Ну, терапевт заставила меня заниматься разными вещам, пока что-то не зацепит, – объясняет он, багровый от смущения.

– Хочешь, чтобы я из тебя клещами вытаскивала? – Он что-то торопливо бормочет, я не понимаю ни слова. – Что?

– Шитье, понятно? – помолчав, отвечает он. – Я начал шить собачьи бантики для Винни, и это хобби переросло в ремесло. Я шью одежду для собак. – Я смотрю на него, округлив глаза.

Неужели этот похожий на дровосека мужчина только что признался, что шьет одежду для своей собаки? Скорее всего, я не так его поняла. – Она сказала, что я должен найти что-то, что мне понравится, но чем я никогда прежде не занимался. Поэтому из списка пришлось вычеркнуть многие занятия, такие как столярное дело, растения, головоломки, – он перечисляет на пальцах, – походы…

– Ты любишь походы?

Я представляю Тайера на лоне природы, без рубашки, рубящим дрова, и задыхаюсь от этой картины. У меня вдруг вспыхивает желание пойти в поход.

– Мне это нравится, – с ухмылкой отвечает он, его глаза радостно блестят. – Я часто хожу. Ты со мной когда-нибудь сходишь?

– А там есть туалеты?

Его улыбка становится шире.

– Там есть деревья.

Я нарочито драматично вздыхаю, борясь с улыбкой.

– Думаю, это подойдет.

– Ты серьезно? Ты пойдешь со мной в поход? – На этот раз он выглядит ошарашенным.

– Конечно, почему бы и нет? – Я отставляю свою тарелку и ложусь на бок, повторяя его позу.

– Гм-м. Я думал, что тебе это не понравится.

– Пока не попробуешь – не узнаешь.

– Ты не ходила в походы в детстве?

– Нет, вот уж точно нет, – фыркаю я.

– Я возьму тебя как-нибудь. Знаю, сейчас тебе с мамой нагрузки хватает, но я обещаю, что когда-нибудь мы это сделаем.

– Я с удовольствием.

Я и правда хочу сходить с ним в поход, хотя это настоящее безумие.

Солнце начинает садиться, и я удивляюсь, что уже прошло так много времени. Тайер встает и начинает собирать тарелки.

– Я отвезу тебя домой, пока не стало слишком поздно.

Я помогаю ему все собрать, и мы возвращаемся по траве к его фургону.

– Я хочу как-нибудь взглянуть на все эти бантики и наряды Винни.

Он качает головой.

– Мне от этого теперь не отделаться, да?

– Да, – легко смеюсь я, – определенно.

В фургоне он держит меня за руку, наши пальцы крепко переплетены. Я смотрю на его кожу, золотисто-загорелую на фоне моей, и думаю о том, что больше никогда не хочу его отпускать.

Тайер высаживает меня у подъезда и чмокает в щеку. Отчасти я разочарована этим после нашего предыдущего поцелуя, но я понимаю, что он старается не торопить события.

Дома я обнаруживаю, что мама уже спит, а Джорджия сидит в кресле и вяжет крючком пинетки для ребенка.

Вот уж не думала, что доживу до того дня, когда моя сестра станет заниматься подобными вещами. Я улыбаюсь, видя ее такой счастливой и довольной. У нее замечательная семья, и она заслуживает счастья.

Заметив меня в дверном проеме, Джорджия подносит палец к губам, как будто я уже не заметила спящую маму.

– Как все прошло? – шепчет она.

– Потрясающе, – отвечаю я.

Она улыбается, убирает пинетки в сумку и встает, прижимая ладонь к пояснице. Указывает на кухню, и я следую за ней.

– Еще не так поздно, а у меня уже глаза закрываются. – Она зевает, прикрывая рот рукой. – Но позже я жду полного отчета об этом свидании. Ясно?

– Да. – Я игриво высовываю язык. – Как мама?

– Как обычно. – Она пожимает плечами. – Боюсь, времени у нее остается все меньше. – Джорджия обводит гостиную беспомощным взглядом. – Она борется, ей хочется продержаться как можно дольше, но… я… думаю, скоро все закончится. У меня на такие вещи уже профессиональное чутье.

Я закрываю глаза и киваю.

– Ненавижу это.

– Я тоже.

Я раскрываю объятия, и сестра отвечает мне тем же. Мы крепко обнимаемся, объединенные болью и горем. Трудно оплакивать того, кто еще не ушел, это похоже на предательство, хотя она тоже знает, что это неминуемо произойдет.