Текст книги "Возрождение полевых цветов"

Глава тридцатая

Салем

Джорджия крепко спит на диване, подложив под голову руки и открыв рот. Ей наверняка неудобно. Я знала, что она не поедет домой, поэтому велела ей хотя бы подняться наверх и лечь в кровать. Но она не послушалась. Она хотела быть здесь.

Мама дышит с трудом. В течение последней недели мы понимали, что ее час приближается, и я чувствую это сейчас. Подремав, я просыпаюсь и вместе с Джорджией забираюсь на больничную койку. Мы неловко устраиваемся по обе стороны от нее. Одной ногой я упираюсь в пол. Я хочу быть рядом с мамой, чтобы она знала, что она не одна.

Ее глаза приоткрываются.

– Привет, мам, – шепчет Джорджия.

– М-мои девочки, – едва слышано произносит она.

– Мы здесь. – Я беру ее руку, ее кожа тонкая, как бумага. Джорджия берет ее другую руку. – Мы никуда не уйдем.

– Я люблю вас об-беих.

– Мы тоже тебя любим. – По моим щекам текут слезы.

– Не з-злитесь на этот мир, девочки. – Она делает вдох и кашляет. – Радуйтесь, что я ж-жила.

Джорджия и я прижимаемся к ее крошечной хрупкой фигурке, мы обе плачем, и меньше чем через двадцать минут на ее мониторах, которые она носила последние несколько недель, раздаются сигналы тревоги. Ее и правда больше нет.

– Пока, мама, – сокрушенно всхлипываю я. – Я буду скучать по тебе каждый день.

– Люблю тебя, – плачет Джорджия. – Надеюсь, тебе больше не больно, мама.

Наша мама так настрадалась за свою короткую жизнь, что нам остается лишь надеяться, что где-то и впрямь есть лучшее место. Потому что если кто-то и заслуживает счастья, так это она.

Глава тридцать первая

Тайер

Вой сирен выдергивает меня из сна и возвращает в кошмар. Каждый раз этот звук уносит меня в тот ужасный день с Форрестом. Я вылезаю из постели, и от ужаса у меня сводит живот. Спотыкаясь, я иду в ванную, но понимаю, что сирены по-прежнему воют, и громко.

Салем. Я натягиваю шорты, обуваюсь и спешу вниз по лестнице. Я даже не потрудился захватить футболку. Я выбегаю на улицу и вижу возле ее дома машину скорой помощи. Не раздумывая, я бегу туда.

Она стоит на парковке, в пижаме и с сестрой. Они плачут, вцепившись друг в друга, как будто если разойдутся, одна из них, или они обе, распадутся на части.

– Детка, – шепчу я, и каким-то чудом Салем меня слышит.

Она поворачивает ко мне заплаканное лицо, видит меня, и я читаю в ее глазах облегчение. Она обнимает сестру, а я обнимаю ее. Ей нужна поддержка, и я более чем счастлив ее оказать. Этой женщине я готов дать все.

Она прижимается ко мне и шумно вдыхает, словно до этого не могла дышать.

– Я с тобой, – бормочу я, целуя ее макушку. – Я всегда рядом.

Тело ее матери выносят из дома и грузят в заднюю часть машины скорой помощи.

– Ее больше нет, – громко плачет Джорджия. – Больше нет!

– Время пришло.

– Она так и не увидела нашего нового малыша.

– Да. Мне жаль. Я знаю, ты этого хотела.

Салем младше Джорджии, но она утешает старшую сестру. Салем всегда была такой, всегда служила опорой для других. Но теперь у нее есть я. Я стану ее опорой и буду рядом всегда, когда появится необходимость. Со мной ей не нужно быть самой сильной. Я помогу ей пережить любую бурю.

Скорая помощь уезжает, и на улице становится жутко тихо и темно. На другой стороне две мои любимые любопытные соседки, Тельма и Синтия, стоят на крыльце и наблюдают за происходящим. В знак приветствия Тельма поднимает руку, после чего они скрываются в доме.

– Мне нужно отвезти Джорджию домой, – шепчет мне Салем.

– Я ее отвезу.

– Нет. – Она качает головой. – Я должна это сделать.

– Уверена? Я могу отвезти вас обеих.

Она колеблется, борясь с желанием принять мою помощь, и наконец кивает.

– Хорошо.

– Схожу за ключами.

Я бегу обратно к своему дому и беру ключи от фургона. Салем садится на заднее сиденье с плачущей Джорджией и тихо дает мне указания, как добраться до дома ее сестры. Я останавливаюсь перед домом, выхожу и открываю дверь. Салем выходит вместе с сестрой и провожает ее до дома. Я остаюсь ждать на улице. Через четверть часа она выходит, ее светлые волосы падают на глаза, плечи сгорблены от усталости. Мне хочется ее обнять и не отпускать. Мне хочется, чтобы все это закончилось.

С ошеломляющей ясностью я понимаю, что, когда умер Форрест, она хотела сделать то же самое для меня, а я не позволил. Я был гребаным мудаком. Да, я горевал и находился на самом дне. И все равно я считаю, что должен был догадаться, что она пыталась мне помочь. Потому, что любила меня. Человек не станет делать все возможное и невозможное для того, кто ему безразличен.

Я встречаю ее на полпути к фургону и крепко обнимаю. Она прижимается ко мне всем телом, готовая рухнуть от измождения. Я по-прежнему без рубашки, я слишком торопился, когда вернулся за ключами, и не успел ее надеть. И теперь ее теплые слезы капают на мою голую кожу.

– Не волнуйся, солнышко, – я глажу ее по голове, – я рядом, я держу тебя.

Она вцепляется в меня, словно боится упасть, но я знаю, что это не так, просто ее руки слишком сильно дрожат.

– Она умерла, – икая, бормочет она. – Умерла. Я знаю, что это к лучшему. Ей больше не больно, но я хочу к маме.

– Шш-ш, – мурлычу я и опускаю подбородок ей на макушку. – Все хорошо.

– Почему нас покидают те, кого мы любим? – Она отталкивает мою голову и смотрит на меня заплаканными глазами.

Я вытираю ее слезы:

– У меня нет ответа на этот вопрос. Я годами его искал, но так и не нашел.

Я сажаю ее в фургон и везу домой; под домом я подразумеваю свой дом. По дороге она засыпает, и я достаю ее из машины и несу на руках до самой спальни, кладу ее в постель и укрываю. Ее дыхание ровное, а лицо все еще красное и пятнистое от слез.

Но она прекрасна. Она прекрасна всегда. Я смотрю на нее, и мне кажется, что каждый удар моего сердца говорит: моя. Я ложусь рядом с ней, обхватываю ее руками и прижимаю к груди.

– Я люблю тебя, – шепчу я, целуя ее шею.

Клянусь, даже во сне она улыбается, услышав эти слова.

* * *

Я слышу ее шаги: она тихо, на цыпочках, спускается по лестнице. Прислонившись к барной стойке, я потягиваю утренний кофе и улыбаюсь, когда она появляется из-за угла. Ее волосы взлохмачены после сна, рубашка помята, но мне чертовски нравится видеть ее такой, только что из постели, в моем доме.

– Привет, – едва слышно произносит она. – У тебя есть еще? – Она указывает на кружку в моей руке.

– Конечно. Садись.

Я наливаю кофе в чашку и добавляю указанное ею количество сливок и сахара.

– Приготовить что-нибудь на завтрак?

Она хмурится и морщит нос. Мне так и хочется протянуть руку и провести пальцем по россыпи веснушек на ее переносице.

– Вряд ли я смогу есть.

– Понимаю.

– Хочешь об этом поговорить?

– Нет. – Она качает головой. – Да. Не знаю. – Она делает глоток и обхватывает пальцами теплую чашку. – Ничего, если я останусь? Я не думаю… Я не готова вернуться домой.

– Оставайся столько, сколько тебе нужно. – Оставайся навсегда, мысленно добавляю я. – Хочешь, я принесу твои вещи?

Она в замешательстве прикусывает губу и смотрит на меня из-под ресниц, ее зеленые глаза полны сомнения.

– А ты не возражаешь?

– Нет.

– Это было бы здорово. Все мои вещи наверху, в моей прежней комнате и в ванной. – Она проводит пальцами по волосам, пытаясь пригладить беспорядочные пряди. Осознав, что эта попытка обречена на неудачу, она вздыхает. – Я знала, что это произойдет. Мы знали уже несколько месяцев, и на прошлой неделе было очевидно, что ее тело больше не в состоянии бороться, и все же… это так неожиданно. – Она качает головой. – Понимаю, звучит глупо.

– Я думаю, любая смерть, даже ожидаемая, кажется внезапной. И до ужаса окончательной.

Она кивает.

– Все уже улажено, и расходы на похороны и все остальное, но я… – Она опускает голову на руки. – Я не хочу всем этим заниматься. Даже мелочами, но и Джорджию обременять не могу. Она беременна, у нее двое маленьких детей.

– Я помогу. Я сделаю все, что понадобится.

– Знаю.

– Сейчас я приготовлю завтрак, потом схожу за твоими вещами. Если захочешь поесть – замечательно, но я тебя не заставляю.

Она приподнимает бровь.

– То есть может наступить момент, когда ты начнешь меня заставлять?

– Скорее, попробую тебя убедить. Я могу быть весьма убедительным.

– Правда?

– Ммм, – хмыкаю я и открываю холодильник в поисках чего-нибудь, что можно приготовить. – У меня есть свои способы.

Она тихонько смеется. Я рад, что мне удалось ее хоть немного развлечь. Достав яйца и овощи, я начинаю готовить омлет. Я не спрашиваю ее, какой омлет она хочет, просто готовлю и выкладываю его перед ней на тарелку. Беру вилки и сажусь рядом с ней.

– Пахнет вкусно. Спасибо.

– Не за что. – Я начинаю есть, но ее не заставляю. Удивительно, но она следует моему примеру и в итоге съедает половину своей порции. Это немного, но все же гораздо больше, чем я ожидал, так что я считаю это победой.

Я убираю посуду, мою руки и киваю наверх:

– Может, поднимешься и примешь душ? А я пока принесу твою одежду и вещи.

– Было бы замечательно. Спасибо.

Она соскальзывает с барного стула и медленно выходит из кухни. Я дожидаюсь, когда включается душ, и выхожу из дома. Входная дверь в дом ее мамы не заперта. В некоторых районах это было бы опасно, но только не в Хоторн-Миллс. В нашем городке до того низкий уровень преступности, что кажется почти нереальным. В маленьких городках чересчур любопытные жители, но есть в них и свои прелести.

Наверху я без труда нахожу ее комнату, беру сумку, кидаю в нее пару предметов одежды и направляюсь в ванную. Ее зубная щетка и паста лежат на бортике фарфоровой раковины. Я кладу их в пакет вместе с резинками для волос, отодвигаю занавеску и беру шампунь и кондиционер. Если я что-то упустил, вернусь позже.

Когда я возвращаюсь к себе домой и поднимаюсь наверх, она все еще в душе. Я достаю ее шампунь и кондиционер, полагая, что она предпочтет их моим средствам для мужчин.

– Салем?

Она открывает стеклянную дверь.

– Да?

– Я принес тебе это.

– О, спасибо.

Прежде чем она успевает закрыть дверь, я беру ее за подбородок.

– Твои глаза. Ты снова плакала. – Она кивает, нижняя губа дрожит. – Детка, – бормочу я и обхватываю ладонями ее щеки.

– Войдешь сюда ко мне? Я не шучу. – Она печально смеется, улыбается поднимая руки. – Я серьезно. Я буду вести себя наилучшим образом.

– Хорошо. – Я отпускаю ее, отступаю назад и стаскиваю с себя пижамные штаны. Мой член уже твердый, но разве могло быть иначе, если передо мной стоит голая мокрая Салем? – Не обращай на него внимания. – Я показываю на свой член. – Он живет своей жизнью.

Она улыбается.

– Не хочу быть одна.

Я беру в руки ее лицо и прижимаюсь лбом к ее лбу под струями воды.

– Пока бьется мое сердце, ты никогда не будешь в этом мире одна.

Она трудно сглатывает.

– Я тоже люблю тебя, Тайер.

Она слышала меня прошлой ночью.

– Не пойми меня превратно, но мне очень нужно тебя поцеловать.

Она охотно кивает, как будто это именно то, что ей нужно. Я целую ее.

– Я люблю тебя. – Я целую ее снова. – Я люблю тебя, люблю. – Я целую ее щеки, лоб, а потом просто обнимаю, и мы стоим так несколько минут.

Я отпускаю Салем и прошу повернуться. Она не возражает. Я беру ее шампунь и нежно массирую ее кожу головы.

Секс – занятие интимное, это невозможно отрицать, но именно такие повседневные, настоящие моменты близости и создают фундамент отношений. Когда вы кого-то любите, вы о нем заботитесь и даете ему то, в чем он нуждается. Вымыв волосы Салем, я беру свой гель для душа, так как не нашел ее средство у нее дома, и выливаю его на мочалку. Я мою ее тело – процедура обыденная и несексуальная, потому что секс – это не то, что ей сейчас нужно. Сейчас ей нужна простая забота. Выйдя из душа, я заворачиваю ее в полотенце, а другое оборачиваю вокруг своей талии.

– Спасибо, – прерывисто выдыхает она.

– Вовсе необязательно благодарить меня за все подряд.

– Но я хочу, чтобы ты знал, как много это для меня значит.

– Поверь, – серьезно произношу я, – я это знаю. Я понимаю это по тому, как ты на меня смотришь. Как произносишь мое имя. Как улыбаешься, когда я что-то говорю. Я знаю, детка. И всегда знал.

Я всегда знал, чего она хочет, даже не спрашивая. Я обнимаю ее, и она впитывает мои прикосновения, держится за меня, как за спасательный круг. И я солгу, если скажу, что она не является для меня там же самым.

Шесть лет назад эта улыбчивая блондинка проложила путь в мое холодное, озлобленное сердце и сделала его своим. Я не хочу его у нее отнимать. Но я хочу дать ей еще больше. Когда она будет готова.

Глава тридцать вторая

Салем

Я вхожу в похоронное бюро, то самое, в котором прощались с Форрестом. По спине пробегает дрожь. Ненавижу это место. Я не думала, что когда-нибудь снова переступлю этот порог. Я не хотел этого, но, видимо, у Вселенной другие планы.

Рука Тайера крепко сжимает мою талию. Для него это тяжкое испытание, но он отказывается отпускать меня одну. Я неоднократно повторяла ему, что ему не нужно сюда ехать, но он был непреклонен. Я благодарна ему за поддержку, но я бы поняла, если бы он отказался.

Гроб стоит в самом конце прохода, все места заняты людьми. Я думала, что никто не придет, а здесь собрался весь город. Мне следовало прийти раньше, но я не смогла себя заставить. В итоге я опоздала. Моя сестра сидит со своей семьей в первом ряду и встает, увидев меня.

– Привет. – Она смотрит на Тайера за моей спиной, но ничего не говорит. Она выглядит довольной. – Я за тебя волновалась.

– Прости. – Я тянусь, чтобы убрать волосы за ухо, но вспоминаю, что они собраны в низкий пучок. Я неловко опускаю руку, но Тайер переплетает наши пальцы, слегка сжимая мою ладонь. – Я не хотела опаздывать. Я…

– Все в порядке. Я поняла.

– Калеб и Сэда скоро будут здесь.

До начала службы еще двадцать минут.

– Если нам придется подождать, мы подождем, – заверяет меня Джорджия. – Ты хочешь ее увидеть?

Я на секунду бросаю взгляд на открытый гроб.

– Н-нет, – заикаюсь я.

Я знаю, что некоторым людям становится легче при виде любимого человека, но только не мне. Это не моя мама. Это ее оболочка. Все, что превращало это тело в мою маму, испарилось. Ее дух покинул это царство. Надеюсь, сейчас она здоровается с Форрестом и режет с ним тыквы. Может быть, они наблюдают за нами, попивая горячий шоколад.

– Как знаешь. – Джорджия не спорит с моим выбором. – Садитесь сюда. Калеб и Сэда сядут рядом с вами. – Она указывает на зарезервированные для нас места, и я благодарно киваю.

Теперь моей сестре известно все о моем прошлом с Тайером, о том, что он биологический отец Сэды. Узнав об этом, она не удивилась и призналась, что догадывалась, хотя и не была уверена. Очевидно, я не такая уж закрытая книга.

Мы с Тайером садимся. Я благодарна всем тем, кто пришел попрощаться с моей мамой, но в то же время надеюсь, что мне не придется с ними разговаривать. Я не в состоянии изображать улыбку и вести светские беседы. Думаю, люди неправы, ожидая этого от скорбящих. Все это безумно тяжело.

Тайер снова сжимает мою руку, напоминая, что он рядом. Я так люблю этого человека! И я знаю, даже несмотря на все ужасы, через которые нам пришлось пройти, я бы пережила это снова, если бы это привело меня к нему.

Когда Калеб и Сэда наконец приезжают, дочка при виде меня громко кричит «Мамочка!» и ныряет в мои объятия.

– Моя девочка. – Я крепко ее обнимаю. Она уже такая большая! Скоро эти дни, когда она говорит мамочка и позволяет мне держать ее в объятиях, уйдут в прошлое и превратятся в воспоминание.

Она садится между мной и Калебом, а Тайер – по другую сторону от меня. Когда служба начинается, у меня возникает ощущение, что я наблюдаю за всем со стороны. Я отключаюсь. Только так я могу с этим справиться. А Тайеру пришлось хоронить своего ребенка. Своего сына. Я крепче сжимаю руку Сэды.

Основную речь произносит какой-то мужчина, я даже не могу вспомнить, кто он – проповедник или сотрудник похоронного бюро, но потом выступает Джорджия. А я и не знала, что она собирается говорить.

Она прочищает горло и подносит ко рту микрофон. Она теребит в руках карточки и кивает, мысленно подбадривая себя.

– Моя мама была замечательной и сильной женщиной. Она пережила то, чего никто не должен пережить. Как и мы с сестрой. – Она постукивает блокнотом по кафедре. – Когда мой отец умер, она привезла нас сюда, в этот город, подальше от прошлого. Чтобы начать все с чистого листа. Она мечтала иметь свое дело и открыла магазинчик. Антикварная лавка «Бурное прошлое» стала ее особенным местом, спокойным пристанищем в бурном мире. Название магазина – это отражение ее самой и многих вещей, которые она продавала. Каждый предмет красив и уникален, все они немного потрепаны, побиты и покрыты шрамами, но по-прежнему достойны любви. – Джорджия всхлипывает и вытирает нос. – Мама заслуживала все блага этого мира, но Вселенная редко бывает справедливой. Когда она в первый раз заболела раком, было тяжело, но она справилась. А второй раз? Она все делала правильно, так почему же болезнь вернулась? – Джорджия вздыхает и качает головой. – Даже когда ты все делаешь как надо, все может пойти не так. Моей маме было отмерено так мало времени, и даже если ее прошлое наполнено мраком, она из него выкарабкалась и сделала все, чтобы изменить нашу жизнь. Она любила нас, мою сестру и меня, до самого конца, до последнего удара сердца. Она пекла нам кексы и заплетала косы. Она укладывала нас спать и целовала на ночь. Но было… было одно чудовище, которое преследовало нас троих. – Она вытирает мокрые от слез щеки. – Она считала, что подвела нас, что она плохая мать. Но она пыталась. Она столько раз пыталась нас защитить, увести, но не смогла. В браке с этим чудовищем она была как в ловушке. Многие из вас об этом не догадывались, зато теперь вы знаете. Элисон Мэтьюс была жертвой домашнего насилия и многого другого. Но она была светом. Она была счастьем. Любовью. Владелицей магазина. Пекарем. Бабушкой. Нашей мамой. И пусть ее уже нет, она живет в каждом биении наших сердец и сердец наших детей. – Джорджия делает паузу и переводит дыхание, чтобы собраться с мыслями. – Спасибо.

Джорджия возвращается на свое место, и Майкл обнимает ее и целует в лоб. Я знаю, что должна встать и что-то сказать, но не могу. Джорджия и так все сказала.

Служба подходит к концу, и Тайер отвозит Калеба, Сэду и меня к кладбищу. Я эмоционально истощена и измотана, но я знаю, что должна пройти и эту часть процедуры. А уж потом я смогу отдохнуть.

У могилы только семья Джорджии, Калеб, Сэда, Тайер и я. Лишь маленькая группа, но я знаю, что мама хотела бы видеть здесь только нас. Сэда стоит со своими двоюродными братьями, она рада их видеть.

– Ты в порядке? – шепчет мне на ухо Тайер.

Я вымученно улыбаюсь и собираюсь солгать, но понимаю, что больше не хочу его обманывать.

– Нет. – Он крепче обхватывает меня руками и смотрит в ту сторону, где находится могила Форреста. – Ты не обязан здесь оставаться. Я представляю, как тебе тяжело.

Он качает головой.

– Я тебя не оставлю. – Теплые карие глаза встречаются с моими, и я мгновенно чувствую утешение. – Я с тобой, где бы ты ни была.

К счастью, служба на могиле проходит быстро и легко, и мы все возвращаемся к своим машинам. Сэда дергает Калеба за руку.

– Вон там мой брат. – Она указывает примерно в том направлении, где могила Форреста. Повернувшись ко мне, добавляет: – Мама, не волнуйся, он присмотрит за бабушкой.

Я приподнимаю свою черную юбку, опускаюсь на уровень Сэды и глажу ее мягкую щеку.

– Ты так думаешь?

– Угу. Ведь они – семья. – Она смотрит на меня, потом на Калеба и наконец на Тайера. – Мы все – семья.

– Да, ты права. – Калеб подхватывает ее, и она обвивает ручками его шею.

Семья у нас нестандартная, мы втроем растим Сэду, но все-таки мы семья и намерены делать для нашего блага все, что в наших силах.

Глава тридцать третья

Тайер

Калеб возвращается в Бостон без Сэды; учебный год у нее закончился, и она пожелала остаться с мамой. Я видел, что ее решение его обеспокоило, но он не стал возражать.

Мы втроем сидим на диване в моей гостиной и смотрим какой-то фильм PIXAR[2]2
  PIXAR – американская компания по производству анимационных фильмов.


[Закрыть], который любит Сэда. Ее голова лежит на коленях Салем, тело укутано одеялом, и она дремлет. Но мы и не думаем о том, чтобы сменить фильм или вообще выключить телевизор.

– Я тут немного поразмышлял, – начинаю я, и Салем поднимает на меня глаза. Она выглядит измученной, ее глаза красные от слез. – Как ты думаешь… Что, если я переделаю комнату наверху в спальню для Сэды?

Она улыбается и потягивается. Она долго сидела, не шевелясь, и ее тело затекло.

– По-моему, отличная идея.

– Правда?

– Ты выглядишь таким обеспокоенным. Не волнуйся. У нее должна быть здесь своя комната.

– Я не хочу, чтобы она чувствовала себя обязанной здесь оставаться, когда тебя нет, но будет лучше, если у нее появится в этом доме свое пространство.

– Поверь мне, Сэда никогда не делает то, чего не хочет.

– Давай съездим завтра за мебелью. Я куплю все, что она захочет.

– Ты такой настойчивый, – смеется Салем.

Ее телефон вибрирует на кофейном столике. Я наклоняюсь, беру его и протягиваю ей.

– Что?! – восклицает она, взглянув на экран.

– В чем дело? – спрашиваю я.

– Это Лорен. Пишет, что ей что-то доставили и я должна забрать это прямо сейчас.

– Как ты думаешь, что это?

– Понятия не имею, но лучше пойду посмотрю.

– Давай я схожу.

– Нет. – Она качает головой. – Все в порядке.

Ей удается встать, не потревожив Сэду. Она тихо направляется к входной двери, открывает ее и оглядывается по сторонам. Я тоже встаю, подхожу к ней, опускаю ладонь на ее шею и легко ее массирую.

– Наверное, она имела в виду дом твоей мамы, милая.

– О, – краснеет она, – конечно, ты прав.

Она босиком спрыгивает с крыльца и бежит в соседний дом. Мгновение спустя я слышу пронзительный крик. Я быстро закрываю свою дверь и мчусь туда.

На нее напали? Что происходит? Несколько секунд спустя я получаю ответ на свой вопрос: на дорожке у дома стоят Лорен и Салем, прыгают на месте и обнимаются. Это был крик радости? А я решил, что ее убивают.

Девушки визжат как сумасшедшие, и у меня болят барабанные перепонки.

– Девушки, – говорю я, – давайте лучше пройдем в мой дом.

Салем отпускает свою лучшую подругу. Лорен – высокая, темноволосая и загорелая. Полная противоположность Салем, по крайней мере по внешности; о ее характере мне ничего не известно.

– О, смотри-ка, – она оглядывает меня с ног до головы, – папочка нарисовался.

Салем хохочет, а я качаю головой.

– Сэда спит, идемте домой, – повторяю я.

Салем хватает Лорен за руку и тащит ее за собой.

– Тайер, забери из машины Лорен ее сумку, ладно?

Я со вздохом достаю из багажника арендованной машины огромный чемодан и качу его за собой. Возбужденная болтовня девушек становится тише по мере приближения к моему дому, поскольку Сэда все еще спит на диване. Я поднимаю чемодан Лорен на второй этаж и оставляю его в комнате для гостей – той, в которой есть ванная комната. Надеюсь, ей понравится.

Внизу я застаю их обеих на кухне. Они пьют вино, Салем восторгается бриллиантовым кольцом на пальце Лорен. Салем слышит мои шаги и с улыбкой оглядывается через плечо. Я рад приезду Лорен. Салем сейчас нужна подруга, и она наверняка сумеет поднять ей настроение.

– Привет, папочка, – снова говорит Лорен. – Счастлива с тобой познакомиться, наконец-то.

Салем с трудом сдерживает смех. Ее забавляет прозвище, которое придумала для меня ее подруга. Я протягиваю руку Лорен.

– Мне тоже приятно познакомиться.

Она сжимает мою ладонь чуть крепче, чем нужно.

– Если снова обидишь мою подругу, учти: у меня дипломатический иммунитет в шести странах.

– Не слушай ее, – фыркает Салем.

Лорен отпускает мою руку.

– Я серьезно. – Лорен грозит мне пальчиком. – Заставишь ее снова плакать – тебе кирдык. – Она жестом перерезает себе горло. – Я смотрела «Декстера».

– Лорен, – смеется Салем, а, глядя на меня, добавляет: – Она шутит.

– Черта с два я шучу, – ворчит Лорен.

Прямолинейность Лорен кого-то, может, и оттолкнет, но я рад, что у Салем есть такая подруга. Лорен имеет полное право меня опасаться. Ведь я разбил сердце Салем.

– Дамы, развлекайтесь. Я возьму воды и отнесу Сэду в постель. – Я целую Салем в щеку. – Постарайтесь не наделать глупостей. Не уверен, что у меня хватит денег на залог.

Лорен корчит гримасу отвращения и шипит:

– Если у него нет денег на залог, беги от него сломя голову. Немедленно.

– Лорен! – Салем игриво шлепает подругу по руке.

Оставив их наедине с их выходками, я поднимаю Сэду с дивана и на руках отношу наверх. Она извивается, и я молюсь, чтобы она не проснулась. Я укладываю ее в другой комнате для гостей и, не в силах удержаться, смотрю на нее.

Невероятно, насколько она совершенна. Мне до сих пор трудно осознать, что это моя дочь. У меня есть маленькая девочка. Впервые за долгое время мое сердце переполнено.

До того, как мы с Кристой узнали, что у нас будет мальчик, я не мог представить, чтобы у меня родилась дочь. Я был бы счастлив в любом случае, но надеялся, что родится мальчик. Я знал, как с ним обращаться, быть отцом мальчика для меня легко. У меня есть брат, и я с детства привык к мальчишеской компании.

Когда Салем призналась мне, что родила от меня девочку, я не почувствовал ни малейшего разочарования. Сэда – подарок судьбы, плод настоящей любви. У нас с Салем есть нить, которая всегда будет связывать нас и возвращать в прошлое.

Я убираю со лба ее волосы и говорю, что люблю ее. Потом тихо выскальзываю из комнаты для гостей, которую собираюсь превратить в ее царство.

* * *

Я не знаю, в котором часу Салем ложится в кровать. Она прижимается ко мне, греет о мои ноги свои холодные пальцы. Я приоткрываю глаза.

– Это подлый поступок, – шучу я.

– Согрей их, пожалуйста, – просит она и шевелит пальцами ног. – Мне жаль, что Лорен так себя вела, – шепчет она и икает. – Она слегка перебрала. Но она хотела как лучше.

– Она тебя любит. Мне нравится, что она тебя защищает.

Салем улыбается.

– Она отменная подруга. Она выходит замуж, представляешь? К тому же, он миллиардер. Да, самый настоящий. Лорен влюбилась в богатенького, все ее мечты о любовнике-миллиардере воплотились. – Она закрывает рот рукой, подавляя зевоту. – Я напилась и несу бред. – Она смеется.

– Я хочу с тобой кое о чем поговорить, – шепчу я, проводя пальцем по ее губам.

Ее глаза округляются.

– О, нет. У меня проблемы? Клянусь, я не настолько пьяна.

– Все хорошо, детка. Но такие вещи не стоит обсуждать, когда ты пьяна и хочешь спать.

– Тогда утром?

– Утром, – обещаю я.

Я обнимаю ее, она кладет голову мне на грудь, и когда я уже решаю, что она уснула, на мою кожу падают ее слезы.

– Солнышко, – шепчу я, еще крепче прижимая ее к себе.

– Ее больше нет, Тайер. Больше нет, – всхлипывает она. – Я больше никогда не увижу свою маму.

Я прижимаюсь губами к ее макушке:

– Я здесь. Если хочешь – плачь, кричи, что угодно. Я буду с тобой.

Она просто плачет, потому что иногда это единственное, что остается.