Текст книги "Осколки полевых цветов"

Глава пятьдесят третья

Ненавижу похоронные бюро.

От одного их вида становится тошно. Например, в этом бюро старый темно-бордовый ковер и пахнет шариками от моли.

Мы с мамой сидим сзади. Впереди маленький гроб, он закрыт.

Я не видела Тайера всю неделю, но сейчас он, подавленный, стоит у гроба. Никогда не видела, чтобы человек выглядел таким потерянным, как будто он, хотя и в своем теле, но на самом деле его там нет. Родители стоят рядом, его брат разговаривает с Кристой, которая плачет у гроба.

Рядом с гробом – две большие фотографии Форреста. В одной он держит бейсбольную биту из малой лиги. Я даже не знала, что он играл. На другом снимке он на чьей-то свадьбе, на нем синий костюм.

Я.

Блядь.

Ненавижу.

Синий.

Синий цвет безжизненен.

Это холодные губы и неподвижные конечности.

Это цвет его смерти.

Я больше никогда не полюблю этот цвет.

Тайер машинально приветствует людей, зеркально отражая их движения, но на самом деле он не здесь. Криста падает перед гробом, и пожилая пара подхватывает ее за руки и уводит в боковую комнату. Скорее всего, это ее родители. Сидящая рядом со мной мама опускает ладонь на мое колено.

– Как ты?

Я отвечаю, сдерживаясь изо всех сил:

– Держусь.

Я потираю подаренное Тайером кольцо, пытаясь найти утешение в прохладном металле.

– Все это как будто неправильно. Правда?

– Правда.

Кто-то опускается на скамью рядом со мной, я оглядываюсь и с удивлением обнаруживаю Калеба. На нем светло-серый костюм с зеленой рубашкой. Светло-русые волосы приглажены, подбородок гладко выбрит.

– Ты приехал. Зачем? – в замешательстве спрашиваю я.

Его щеки слегка розовеют.

– Я подумал, вдруг тебе понадоблюсь.

Ком в моем горле становится тяжелее, и я сжимаю его руку в своей.

– Так и есть. Ты мне нужен. – Я протягиваю другую руку к маме и смотрю то на него, то на нее. – Вы мне нужны.

Как-нибудь, когда-нибудь я через это пройду. Мне придется это сделать. Мои чувства ничто по сравнению с тем, что испытывают Тайер и Криста.

Члены семьи посещают заупокойную службу, а мы втроем идем на поминки в общественный центр. На них собрался весь город. За столом в центре, чтобы иметь возможность наблюдать за всем происходящим, сидят Тельма и Синтия.

Вдоль стен расставлены столы с закусками. Люди обслуживают себя сами, их голоса мягкие и приглушенные.

Здесь есть и столик с горсткой мальчиков. На похоронах я их не заметила, но они, должно быть, друзья Форреста. Даже не представляю, как в таком возрасте столкнуться с трагедией, со смертью и узнать, насколько хрупкая наша жизнь.

– Тебе нужно поесть. – Калеб подталкивает меня к еде.

– Я не голодна.

– Ладно. Садись, я принесу тебе тарелку. Съешь, сколько сможешь. Вам я тоже что-нибудь принесу, – сообщает он моей маме.

Я открываю рот, чтобы возразить, но он уже ушел. Мама бросает на меня многозначительный взгляд.

– Хороший парень.

– Так и есть, – киваю я, глядя на стол.

Но он не тот, для кого бьется мое сердце.

Калеб возвращается, ставит тарелки перед каждой из нас и уходит, чтобы набрать закусок для себя. Я озираюсь по сторонам, пытаясь увидеть, приехал ли Тайер, но не замечаю ни его, ни Кристу. Зато вижу его брата.

– Я сейчас вернусь, – бормочу я маме и отхожу от стола.

Я не слышу, что она отвечает, потому что уже направляюсь к Лейту.

– Привет. – Я хватаю его за руку, и он поворачивается ко мне. – Не знаю, помнишь ли ты меня…

– Конечно, помню. – Он приглушенно улыбается и обнимает меня.

– Как он? – спрашиваю я, когда он меня отпускает. Его легкая улыбка полностью гаснет.

– Плохо. Я никогда не видел брата… – Он качает головой и опускает взгляд. – Страшно подумать, что он сейчас переживает.

– Да, страшно. И ужасно. – Мой голос срывается, и я боюсь, что опять разрыдаюсь. Мама права, что назначила мне встречу с психотерапевтом. Я все время думаю о том, как выглядел Форрест, когда его тело вытащили из воды. Я вспоминаю его обмякшее тело и то, как я опускаю ладони ему на грудь.

– Я знаю, что ты там была, – продолжает он. – Брат сказал. Как ты справляешься?

Я ворочаю языком во рту, подыскивая правильные слова.

– Все кажется каким-то нереальным. Я все жду, что очнусь от этого дурного сна.

Его руки нервно висят по бокам.

– Я тоже. – Он качает головой. – Не дай бог никакому родителю через это пройти. Пережить своего ребенка.

– Это невыносимо.

– Я сказал брату, что ему следует продать дом.

Мое сердце замирает.

– Что он ответил?

– Что не сможет. Это последнее место, где Форрест был жив, и он оттуда не уедет. Он постоянно говорит что-то о домике на дереве, но никакого домика на дереве нет.

Из моих глаз капают слезы.

– Форрест хотел, чтобы папа построил ему домик на дереве. Тайер все обещал и обещал, а теперь…

– А теперь уже слишком поздно.

Я опускаю голову и смотрю на свои простые черные туфли.

– Я просто хочу, чтобы ты знал, что мысленно я со всеми вами.

– Мы это ценим. – Он похлопывает меня по плечу.

Я возвращаюсь к столу, опять осматриваю комнату в поисках Тайера и нахожу его за столом со своими родителями. Он выглядит измученным, как будто совсем не спал после трагедии. Я хочу подбежать к нему, обнять, сказать, что люблю. Но что-то меня удерживает.

Я присоединяюсь к маме и Калебу, беру вилку и заставляю себя наполнить желудок хотя бы чем-то.

– Спасибо, что принес еду.

– Без проблем. – Калеб внимательно наблюдает за мной, вероятно, ожидая, что я снова сорвусь.

– Ты… – Я делаю глубокий вдох. – Я тебя не заслуживаю.

– Просто позволь мне быть рядом.

Мама переводит взгляд с меня на него и обратно.

– Спасибо.

Калеб Торн – это явление, которого я не заслуживаю, и я знаю, что, покуда я жива, я не стану достаточно хороша для него.

Глава пятьдесят четвертая

Прошла неделя с тех пор, как Форреста похоронили, но я так и не могу свыкнуться с мыслью, что его больше нет. Это какая-то жестокая, извращенная шутка.

Непрекращающийся стук молотка за забором похож на барабанный бой. Тайер мастерит домик на дереве. Вооружившись кексами из песочного теста, я направляюсь к нему на задний двор.

– Привет, – тихо говорю я, боясь нарушить его рабочий настрой. – Я подумала – вдруг тебе захочется перекусить.

Он стоит на коленях на земле и смотрит на меня как на незнакомку. У него такое же сердитое и угрюмое выражение лица, как в день нашего знакомства.

– Я не хочу кексы.

Я пожимаю плечами, не позволяя его грубым словам меня оттолкнуть.

– Тогда я занесу их в дом. Может, тебе потом захочется.

– Нет.

Я не спорю. Я знаю, что это бесполезно.

– Тебе нужна помощь?

– Нет.

– Ну, если что…

Он опускает молоток. Его брови нависли над глазами, он разгневан.

– У меня такой вид, будто мне нужна твоя помощь, Салем? – Я пытаюсь возразить, но он продолжает: – Все, что ему было нужно, так это дурацкий домик на дереве, а я все откладывал и откладывал… а теперь… – Он срывается, рыдания сотрясают его тело. – Я…я хочу, чтобы у него появился этот домик, даже если уже слишком поздно.

– Еще не слишком поздно, – шепчу я. Мне безумно хочется протянуть руку и положить ему на плечо, но что-то меня удерживает. Он поднимается, заполняя собой пространство.

– Не слишком поздно? Мой сын мертв. Если это еще не слишком поздно, то я не знаю, что тогда. Но я все равно это сделаю. Где бы он ни был, пусть он знает, что мне жаль, что я люблю его и что я построю ему такой домик на дереве, которого он заслуживает.

– Тайер… – Я тянусь к нему, но он отшатывается от меня прежде, чем я успеваю к нему прикоснуться.

– Нет. – Он вскидывает руки, как будто преграждая мне путь. – Нет.

Он опускается на колени на землю, спиной ко мне, и я знаю, что меня исключили.

Любимый мужчина ускользает из моих рук, как песок, а мне остается лишь за этим наблюдать.

Проходит несколько дней. Четыре утра, а я за всю ночь не сомкнула глаз.

Я выскальзываю из постели, набрасываю на себя кое-какую одежду и тихо выхожу из дома, направляясь к Тайеру.

В подвале кромешная тьма, и от этого нестерпимо больно. Я знаю, что не должна принимать это близко к сердцу, но я чувствую, как Тайер от меня отдаляется.

Поднявшись по лестнице, я испытываю шок от того, что вижу. Его родственники уехали всего три дня назад, и я уверена, что его родители ни за что не оставили бы дом в таком состоянии. Здесь царит бардак. Ковер в прихожей смят, и о него легко споткнуться, на кухне раковина переполнена, мусорное ведро давно не выносили, а Тайер…

Тайер лежит на полу, прислонившись спиной к кухонным шкафчикам. Рядом с ним пустая бутылка из-под ликера. На кухонном столе пепельница, полная сигарет, и здесь жутко воняет. Как в баре, который давно закрылся. Тайер стонет.

– Привет. – Я опускаюсь на корточки рядом с ним и осторожно убираю волосы с его лба. – Это я, Салем. Давай я тебя подниму.

Он снова стонет.

Я беру его тяжелую руку, оборачиваю ее вокруг плеча и обхватываю руками его торс. Я бы ни за что на свете его не подняла одна, но каким-то чудом ему удается поджать под себя ноги и оттолкнуться. Спотыкаясь, он выходит из кухни и едва не падает на стену в прихожей.

– Сколько ты выпил?

Нет ответа.

За подъем по лестнице с пьяным Тайером я достойна олимпийской медали. Да чего же тяжел этот мужчина! Мне удается затащить его в ванную и включить холодный душ. Я надеюсь, что это поможет ему протрезветь.

– Хочешь, чтобы я был голый? – произносит он заплетающимся языком, когда я стаскиваю с него футболку.

– Не в этом смысле, – бормочу я.

– Блин, какая же ты красивая. – Он гладит пальцем мою щеку. – Слишком миловидная для меня. Слишком молодая. Слишком хорошая.

– Тсс-с, – говорю я и бросаю футболку в корзину. – Мне нужно поставить тебя под душ.

– Я ублюдок, – продолжает он. – Я не был хорошим отцом. Я нехороший человек. Ты заслуживаешь лучшего.

Я опускаю голову.

– Это неправда.

– Правда.

Он плачет, и я чувствую, как мое сердце снова разбивается.

Я не знаю, сколько раз может разбиваться мое сердце. Кажется, оно больше не выдержит, но стойко продолжает получать удар за ударом.

Я спускаю до лодыжек его шорты, боксеры решаю оставить. Там нет ничего такого, чего бы я не видела, но мне хочется проявить к мужчине немного уважения, раз уж я собираюсь обдать его душем.

– Заходи. – Я толкаю его в душ и раздеваюсь до лифчика и трусиков. Вместе того чтобы встать под душ, он наблюдает, как я раздеваюсь, с несчастным, но голодным выражением лица.

– Я так сильно тебя люблю, – бормочет он, – но я для тебя недостаточно хорош.

– Не говори так.

Я еще раз подталкиваю его в сторону душа, и когда он видит, что я иду вместе с ним, ему становится легче. Ледяная вода обдает его спину и мочит волосы. Если он чувствует холод, то виду не подает. Его руки ложатся на мои бедра, пальцы залезают под край моих трусиков и останавливаются на изгибах моих бедер.

– Я должен тебя отпустить.

Я качаю головой, отгораживаясь от этих слов.

– Я хочу тебя. – Я обвиваю рукой его шею. – Я выбираю тебя.

Его карие глаза наполняются слезами.

– Почему?

– Что-то внутри меня подсказывает, что ты мой.

Он отводит взгляд.

– Ты слишком молода, ты еще ничего не понимаешь.

Я качаю головой.

– Не говори так. Это дерьмовый аргумент. Возраст тут ничего не определяет. Важно то, что в моем сердце, а не то, сколько мне лет.

Он прижимается лбом к моему, сжимает руками мои щеки. Я дрожу, и он протягивает руку и регулирует температуру воды.

– Мне нужно тебя отпустить.

– Нет. – Я говорю ровно, не желая демонстрировать боль, которую причиняют мне его слова. Я кладу руки ему на грудь и чувствую, как колотится его сердце. – Почему ты меня отталкиваешь?

– Потому что, – сухожилия на его шее напрягаются, – ты заслуживаешь большего. – Он повторяет то, что, по сути, сказал минуту назад.

– Большего, чем ты? – Я выгибаю бровь, изо всех сил стараясь сохранять спокойствие. Его грудь опускается, плечи горбятся.

– Да, – неуверенно и виновато шепчет он. – Теперь я сломленный человек. – Его взгляд более осмысленный, туман опьянения рассеивается. – Не надо, чтобы я мешал тебе жить твоей жизнью. Поступи в колледж, путешествуй по миру, исследуй себя.

Мне хочется ударить его по голой, мокрой груди. Но я этого не делаю. Хоть кто-то из нас должен оставаться благоразумным.

– Это крайне эгоистично с твоей стороны.

– Чего? – Его растерянность настолько искренняя, что выглядит почти комично. Эти слова явно застали его врасплох. Ох уж эти мужчины.

– Я сказала, это эгоистично с твоей стороны. Думаешь, это из-за тебя я не учусь в колледже? Не путешествую? Не исследую себя, как ты выразился? – Он склоняет голову набок и прислушивается. – Еще до твоего появления я не планировала заниматься ничем из этого списка. Колледж не для меня. Я счастлива здесь, в этом маленьком городишке, я делаю свои свечи, работаю в мамином магазине, и если вдруг мне это разонравится, я придумаю что‐нибудь еще. – Я делаю глубокий вдох. – Но не смей, – выдавливаю я сквозь зубы, – даже на секунду подумать, что это имеет к тебе какое-то отношение. Ты – такой же мой выбор, как и желание остаться здесь.

Его губы прикасаются к моим, хотя я к этому совсем не готова.

Я ощущаю на его языке вкус ликера, он резкий и горький, такой же, как и мы оба в этот момент.

Его рука обвивается вокруг моей спины, и он легко поднимает меня, прижимая спиной к стенке душа. Его эрекция вдавливается мне между ног, мои бедра сами по себе прижимаются к нему.

– Да, – подбадривает он, направляя руками мои бедра, – садись на меня.

Он снова меня целует, грубо, отчаянно, страстно. Мои пальцы впиваются в его гладкую спину. Я раскачиваю бедрами все сильнее и быстрее. Это так приятно. Он – это то, что мне нужно.

Оргазм пронзает меня так быстро и с такой силой, что я кричу. Он отрывая свои губы от моих и стонет.

– Блин, ты такая горячая, когда кончаешь на мой член. – Он сжимает мою грудь через мокрый лифчик. – Ты как будто создана для меня. Даже страшно.

– Разве это плохо? – Я тяжело дышу, пытаясь прийти в себя после оргазма.

Он смотрит на меня, пытается запомнить мои черты, каждую загорелую веснушку на моем носу.

– Плохо, если я не могу тебя удержать. – Я обнимаю его лицо, его щетина трется о мои ладони, и я говорю:

– Можешь, если я скажу, что можешь.

Он снова меня целует, мучительно и отчаянно, выключает воду и выносит меня из ванной. Оставляя на полу мокрый след, он идет к кровати и кладет меня на нее. Он сдирает с моего тела мокрый лифчик и трусики и покрывает поцелуями все мое тело.

– Тайер, – я со стоном произношу его имя, вплетая пальцы в его влажные волосы. Я прижимаюсь к нему, мое тело молит о большем, обо всем, о любви, которую только он способен мне дать, как бы он в себе ни сомневался.

Он водит языком по моему клитору, и я вскрикиваю, мои бедра приподнимаются над матрасом. Он крепче их сжимает, удерживая меня на месте.

Его правая рука исчезает с моего бедра. Моргая, я открываю глаза и вижу, как он отодвигает боксеры и сжимает свой член. От этого зрелища я издаю стон. Это безумно возбуждает – видеть, как он ласкает себя, пока заводит меня.

– Тайер, пожалуйста, – умоляю я, когда кайф становится ближе. – Я сейчас кончу. – И когда я падаю, он ловит меня, губами заглушая мой крик.

Одно уверенное движение – и он внутри меня. Он удерживает мой взгляд, занимаясь со мной любовью. А еще он прощается. Я это чувствую.

– Не отпускай меня. – Слеза скатывается из уголка моего глаза, и он смахивает ее поцелуем. – Мы того стоим, Тайер. Я того стою. Не бросай меня.

Он целует и посасывает кожу моей шеи, мои руки крепко обхватывают его торс, как будто если я буду держать его достаточно крепко, любить достаточно сильно, он меня не оставит.

– Я люблю тебя, – говорит он. Это звучит как клятва, как обещание, но и как проклятие.

– Я люблю тебя, – отвечаю я и реву.

– Я люблю тебя.

– Я люблю тебя.

Мы произносим слова, а потом в разговор вступают наши прижатые друг к другу губы, наши тела, наши души.

Глава пятьдесят пятая

Проспав несколько часов в объятиях Тайера, я поднимаюсь с его кровати. Мои трусики и лифчик мокрой кучей валяются на полу, поэтому я натягиваю одежду без них. Внизу Винни, увидев меня, радостно виляет хвостом. Я включаю кофеварку, чтобы заварить кофе, беру поводок и отправляюсь гулять. Она идет, высунув язык, когда я пристегиваю поводок к ошейнику. У нее короткие лапки, и она еще щенок и поэтому быстро устает от прогулки по району.

Вернувшись на свою улицу, я останавливаюсь как вкопанная. Тельма на крыльце Синтии, и они целуются.

В маленьком городке не так уж много секретов, но Тельме и Синтии удалось сохранить самый великий из них.

Тельма поворачивается и успевает заметить мое потрясенное выражение лица, прежде чем я успеваю его скрыть.

– Что? Никогда не видела, как целуются две женщины, мисси?

– Любовь есть любовь, – отвечаю я.

Она улыбается в ответ.

– Правильно, девчушка. Недаром ты мне нравишься.

Она направляется в дом Синтии и закрывает за собой дверь.

Подхватив уставшую Винни, я вхожу в дом Тайера и отстегиваю поводок. Я наполняю ее миски с едой и водой, и как раз в тот момент, когда я наливаю две чашки кофе, на лестнице раздаются шаги Тайера.

Он удивляется, обнаружив меня на своей кухне, и я солгу, если скажу, что это не ранит. Он закрывает глаза, делает глубокий вдох и говорит:

– Этой ночи не должно было случиться.

– Ч-что? – Заикаюсь я и ставлю чашку, которую себе налила.

Он опускает голову.

– Я не должен был трахать тебя, зная, что это должно закончиться. У нас нет будущего, Салем, и ты, конечно, видишь это так же отчетливо, как и я.

– Ничего из того, что мы делали, не было трахом, – огрызаюсь я, сердитая и обиженная. – Ты занимался со мной любовью, и ты это прекрасно знаешь.

Он смотрит в пол.

– Думай как хочешь.

– Нет, Тайер. – Внезапно я оказываюсь перед ним, мое раздражение толкает меня вперед. Я тыкаю пальцем ему в грудь. – Не надо меня, блядь, газлайтить. Ты выше этого.

– Нет, не выше. – Он хватает меня за запястья. – Я почти тридцатидвухлетний мужчина, трахающий девятнадцатилетнюю девушку. Во мне нет ничего хорошего. Мы не можем быть вместе. Что подумают люди?

– Мы собирались рассказать моей маме! – кричу я. – Мы были счастливы, и тебе было наплевать, что думают другие, так что же изменилось?

– Мой сын умер! – орет он, и Винни с визгом выбегает из комнаты. – Мой сын умер, – повторяет он мягче. – И это меняет все.

– Я знаю, что это больно и тяжело. Я тоже переживаю его потерю. Но какое это имеет отношение к нам?

Повисает тишина, и я чувствую, как связь между нами ослабевает. Я изо всех сил пытаюсь его удержать, хочу, чтобы мы были вместе, а он берет ножницы и кромсает связывающую нас нить.

– Все, что во мне было хорошего и счастливого, умерло вместе с ним. Мне больше нечего тебе дать.

– Я возьму все, что смогу получить. – Боже, это звучит отчаянно, но мне все равно. Может, я и молода, но я знаю, что то, что есть у нас, – большая редкость. Это дар, красота и огромная ценность, и нельзя так легко от нее отказываться.

Он пробует новую тактику.

– Что подумают люди, Салем? Ты и я? Наш возраст? Я разведенный мужчина – для некоторых из них это практически приговор.

– Не отказывайся от нас. Меня не волнует, насколько все усложнится или что скажут люди. Я хочу тебя. В этом большом сумасшедшем мире я выбираю тебя. Разве этого мало?

Жалость, с которой он на меня смотрит, вдребезги разбивает остатки моего искалеченного сердца.

– Мало. У тебя впереди вся жизнь. Ты найдешь кого-нибудь другого.

– Тайер, – я вцепляюсь в его футболку, прижимаюсь к нему, – ты – моя жизнь.

Он печально качает головой. Карие глаза, которые когда-то смотрели на меня с такой любовью и страстью, теперь смотрят с сочувствием. Он берет мои руки и отрывает их от своей футболки. Палец за пальцем. Это трагично и до ужаса символично.

Он отпускает меня, отпускает нас, как будто то, что между нами было, не имело значения. Я понимаю: что бы я ни делала, что бы ни говорила, я его потеряла.

– Ты правда этого хочешь? – спрашиваю я, чувствуя необходимость сказать больше. Я не могу допустить, чтобы мы так легко расстались. – Ты хочешь, чтобы я тебя бросила? Зачем? Чтобы влюбилась в другого мужчину? Родила ему детей? Пока ты что? – Я обвожу рукой беспорядок, бутылки с ликером, забитую раковину и переполненную пепельницу. – Топишь себя в страданиях? Это был трагический случай, Тайер, от которого ты никогда не оправишься. Я это знаю. Я понимаю. Думаешь, я не страдаю? Но ты все равно заслуживаешь быть счастливым. – Он смотрит на меня оцепенело. Он закрылся. Отгородился. В некогда теплом коричневом цвете его глаз нет никаких эмоций. Они холодные. Мертвые.

Мой Тайер, сварливый ворчун, в которого я так сильно влюбилась, умер в тот день вместе со своим сыном. Я это вижу, я это знаю, но я его люблю, несмотря ни на что.

Однако он не дает мне ложной надежды. Стоящий передо мной мужчина – бледная копия того, с кем я познакомилась. Я качаю головой, разворачиваюсь и ухожу.