Текст книги "Пастырство"

– За время контакта с духовным отцом возникают ситуации, которые могут заведомо его задеть как человека, обидеть каким-то образом, огорчить. Как вы считаете: несмотря на это, надо исповедоваться перед этим священником – или все-таки найти возможность исповеди перед другим?

– Первое, что я скажу: если такая ситуация создается, нельзя идти к другому священнику без ведома того, у которого вы исповедуетесь обычно. Вы можете сказать: «Отец… у меня проблема, которая мне мешает вам открыться. Благословите пойти к другому, потому что в этой проблеме вы и я соплетены так, что ни я не могу распутаться и с вами говорить объективно, ни, может быть, вы не сможете, потому что это вас может задеть». Очень важно, чтобы духовник был в состоянии это сказать, но чтобы и исповедующийся имел мужество сказать: «Да, мы зашли в тупик. Позволь спросить другого». Если священник возражает (как бывает): «Нет, ты моя собственность» (так не выражаются, конечно, но говорят: «Ты должен исповедоваться у одного духовного отца»; «Святые Отцы говорят, что спасение во многом совете, но не в совете многих» – и т. д.), тогда можно ему сказать (конечно, более прикровенно): «На свою голову говоришь, тогда тебе придется услышать то, чего тебе, может быть, совсем не хочется слышать» – и высказаться. Если это его ранит, его очередь идти к духовнику. Но я бы сказал, что и священник, и исповедующийся должны друг друга достаточно беречь, чтобы быть в состоянии один другого отпустить или отступить.

– Как быть: духовник унижает, контролирует через других, уходит от разговора. Доверие к нему растаяло. Возможно ли прекратить с ним отношения?

– Этот вопрос очень многогранный и сложный. Для начала я скажу следующее: слишком легко мы называем священника, к которому обращаемся для исповеди, духовником. Духовничество – задача сложная, богатая. Всякий священник может заслушать исповедь, молясь вместе с тем, кто кается перед ним; всякий священник может прочесть молитву о том, чтобы человек был прощен в тех грехах, в которых он действительно искренне кается, но не всякий священник может дать совет. Потому что совет должен исходить не только от знания Священного Писания, но и от сколь возможно углубленного личного опыта духовной жизни. Поэтому надо было бы различать священника, у которого ты исповедуешься, священника, к которому ты можешь пойти за советом, будь то на исповеди или вне исповеди, и, наконец, то чудо духовной жизни, которое называется старцем, то есть человека, которого Бог наделил таким прозрением, таким пониманием путей Своих и путей духовной жизни, что он может иногда одним словом, одним движением – переменить человека и его наставить на путь правды.

И вот большой соблазн для молодого священника, которого только что научили элементарным правилам духовной жизни, стать вдруг «младостарцем», то есть, не выросши даже в меру священства или пастырства, начать людей учить, указывать пути Божии. Первое условие, которое я поставил бы для духовника, – это способность безмолвствовать и вслушиваться в то, что совершает Дух Святой в душе человека, способность молчать, благоговейно прислушиваясь, благоговейно вглядываясь в другого человека, и связанная с этим способность ему сказать: я могу с тобой помолиться, я буду о тебе молиться, но я тебя наставить не могу, потому что я не прозрел твоего пути, не слышал голоса Духа Святого, Который тобой руководит, и не имею достаточно опыта для того, чтобы тебе указать путь.

Ни один человек не может браться за то, чтобы, взяв другого за руку, ему сказать: доверься мне, я тебя от земли приведу на небо… У каждого свой единственный неповторимый путь, и, только прислушиваясь молитвенно к действию Духа Святого и отклику человека, можно ему помочь.

И в этом отношении очень многие священники погрешают, и погрешают, я бы сказал, губительно для тех, которые к ним обращаются. Во-первых, действительно бывает, что духовник унижает пасомого, – не потому что хочет его унизить, а потому что ставит его в положение подвластного. Вторая жалоба: что порой духовник (или лжедуховник) контролирует человека через других. В худшем случае он с ними делится тем, что сам слышал на исповеди или в беседе, где человек открыл душу и раскрыл свою жизнь. Но, даже не доходя до такой крайности, духовник может создать себе впечатление о другом человеке и, говоря о нем с окружающими людьми, передать это впечатление так, что эти люди, во-первых, меняют свое отношение к тому человеку, а во-вторых, могут и воздействовать на него, то есть оказывать давление, попробовать его направить так, как духовник этого хочет. У меня был пример такого духовника (не на моем личном опыте, но я видел, как это совершается): духовник запрещал всем, кто у него исповедовался, иметь какое бы то ни было общение с одним из своих духовных детей, ради того чтобы его заставить, принудить так жить, как ему было велено, – тогда как тот явно не мог этого совершить.

Часто бывает, что священник способен давать распоряжения, но не в состоянии понять другого человека и отделывается тем, что приказывает: «Делай то, не делай се», – но от разговора, от обсуждения отказывается, потому что (сознательно или полусознательно) себе отдает отчет, что он неспособен ответить на те вопросы, которые ему будут поставлены.

Возможно ли прекратить отношения со своим духовником? Не надо их завязывать! Надо ходить на исповедь долгое время и удостовериться, что священник тебя с благоговением воспринимает, вслушивается в тебя, старается тебе всячески помочь, раньше чем войти в более тесные отношения и сказать: знаешь, я тебе настолько доверяю, что я тебя попрошу меня взять за руку и хоть немного повести – не всю жизнь, не от земли на небо, а в течение какого-то времени, пока ты сам будешь сознавать, что ты меня понимаешь, и я буду знать, что я тебя понимаю… Более постоянные отношения, такого рода духовничество надо завязывать только с такими людьми, которые действительно испытаны как духовные руководители, – и то оставляя возможность тому и другому обратиться к кому-то. Вот что мне хотелось ответить.

– Значит, если произошла ошибка и завязались отношения неправильные, их можно прекратить?

– Я думаю, что порой надо прекратить. Лучше всего было бы прекратить по взаимному согласию. Но иногда приходится разорвать связь, потому что чувствуешь, что человек тебе чужд, тебя не понимает, он не понимает вообще, о чем ты говоришь, и не может быть твоим спутником в духовной жизни.

Мне кажется, что один из недостатков Православной церкви тот, что миряне ищут «руководства», а личного чувства ответственности очень мало. Когда я попал в Лондон, я хотел наших стариков втянуть в какую-то ответственную работу. Они отвечали: зачем, отец Антоний? Вы нам говорите – мы будем делать… Для практических вещей это неважно, а в целом Церковь так не строят, потому что Церковь – нечто более богатое, чем просто стадо и пастырь. В Шанхае один русский священник издал книжку своих проповедей (за свой счет, и я понимаю – почему). Я их читал в момент, когда хотел найти вдохновение какое-то. Там была проповедь об овцах в козлищах; начиналась она так: «Я вам читал евангельский отрывок и видел, как вы все с удовольствием слушали и думали: вот мы овцы стада Христова… И видно, что вы никогда в деревне не жили. Овца – самое глупое, жадное, грязное животное, какое я могу себе представить; и поэтому я поставлен над вами пастырем». В смягченном виде этот подход часто встречается в православном мире: «Надо спросить…». Почему? Если это не безнравственно, не идет против учения Церкви и против Евангелия, почему этого не сделать? Нет, надо чтобы кто-то сказал… А этот кто-то будет в результате воображать, что он кто-то особенный. Ничего особенного в нем нет, такая же овца – жадная, грязная…

Проповеди на рукоположение

Поставление чтеца[17]17
  Пер. с англ. Первая публикация: Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Сурожская епархия, 1982 г.


[Закрыть]
(25 января 1981 г.)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Я хотел бы сказать сейчас несколько слов нашему новопоставленному чтецу, а также приветствовать его родных, приехавших издалека ради этого события.

Святой Иоанн Лествичник говорит, что слово Божие останется бессильным и бездейственным, если тот, кто его провозглашает, не будет произносить его из самой глубины собственной души. Он дает такой образ: как бы стрела ни была пряма и остра, она будет лежать бесполезной, если не будет лука и тетивы, руки и глаза и твердого намерения стрелка пустить эту стрелу в самую цель.

Слово Божие есть жизнь, и слово Божие есть дух. Но, совершаем ли мы богослужение, читаем ли Священное Писание, провозглашаем ли его в слух других, мы можем, увы, угасить, убить этот дух, превратить самые святые слова в пустой звук, если эти слова не достигли нас самих, прежде чем они дойдут до других. Когда мы молимся, когда мы читаем Писание, когда мы проповедуем слово Божие, те, кто нас слушает, должны уловить, как бы подслушать, как мы обращаемся к Богу, беседуем с Богом – не с ними.

Вот почему в наставлении, которое преподается новопоставляемому чтецу, говорится, что он должен читать Писание ежедневно; и он должен дать доступ слову Божию к себе, чтобы оно не только достигло его, но чтобы оно вторглось в его ум и ум его стал сообразным слову; чтобы оно вторглось в его сердце и его сердце очистилось бы и обновилось этим словом истины, словом света. Он должен также – и это далеко не последняя задача – воплотить каждое слово, которое он провозглашает, в собственной жизни, как это должен делать каждый христианин со словом молитвы, с которым он обращается к Богу. Если наши молитвы, если слово Божие, которое мы читаем и провозглашаем, не станет в нас живым, не даст импульса и не пронзит всякое наше другое слово и действие, всякую мысль и побуждение нашего сердца и воли, оно дойдет до других как отдаленный отзвук, как эхо, но не как стрела, летящая и ударяющая в цель.

И сегодня брат наш Андрей поднял на себя труд, далеко превосходящий простое чтение Священного Писания во всеуслышание; он взял на себя делание так читать Писание и жить им, чтобы отождествиться с этими словами и провозглашать их не с ораторским искусством, а с силой и правдой. Божие благословение да будет с ним, с единокровными его, с теми, кто воспитал его и дошел с ним до этой первой ступени посвящения. И пусть он радуется, и дает нам жизнь в своем делании отождествления со словом Божиим, и провозглашает его из глубин жизни, все более отдающей себя Богу. Аминь.

Рукоположение во диакона[18]18
  Пер. с фр. Первая публикация: Журнал Московской Патриархии. 1968. № 8.


[Закрыть]
(Париж, 1966 г.)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Рукоположение одного из членов христианской общины в священный сан – это всегда событие, касающееся всей общины, и больше того: событие, выходящее за пределы общины, затрагивающее всю Церковь. Сегодня мы совершаем рукоположение во диакона. Что же такое этот сан, который Церковь – а через нее Сам Христос – дает своему служителю?

Первые диаконы были поставлены для того, чтобы быть выражением милосердной любви Церкви. Церковь – это милосердие; Церковь – это любовь, и ничто иное; если она становится чем-то иным, то перестает быть Церковью во всей полноте. Любовь эта должна быть проницательной, она должна быть глубокой, она должна быть личной, конкретной. И уже в первые века христианской жизни, когда вся Церковь трепетала любовью, она избирала людей глубокого сердца, сердца живого, людей чистой жизни, мужей молитвы, чтобы сделать их орудиями своей любви среди тех, кто беден, кого коснулось несчастье, кого сразило горе.

Быть членом этого братства милосердной любви – очень большая ответственность, ибо для того, чтобы давать, надо иметь сердце дарующее, надо обладать глубиной сострадания и глубиной любви, чтобы людям легко было простить нам дар, который они от нас получат. Потому что когда мы даем с холодным сердцем, когда мы даем по долгу, когда мы милосердны только в своих поступках, а сердце наше остается чуждым акту любви, тогда тот, кто получает наш дар, принимает вместе с ним унижение, боль и обиду.

И вот для нашего нового диакона Петра это будет делом целой жизни – жизни терпеливого труда, трезвой, внимательной работы над собой: научиться иметь сердце глубокое и милостивое, способное отозваться быстро и навсегда, сердце, которое никогда не устает, никогда не разочаровывается, которое всегда переполнено Христовой любовью, изливающейся через него на всех, кто в ней нуждается.

Эту любовь, которая есть делание диакона, Церковь впоследствии применила особо: она приобщила диакона к совершению своих таинств. Здесь он становится защитником молитвы священника и в то же время – руководителем молитвы верующих. Он дает вам тему молитвы: в ответ на прошения, которые он произносит, вы повторяете «Господи, помилуй», или предаете себя в руки Божии, говоря «Тебе, Господи», или исповедуете истинность слова Церкви, отвечая «Аминь». Велика эта любовь: шаг за шагом диакон вводит вас в литургическую тайну, влечет в ее глубины – те глубины, которые вы не могли бы достигнуть сами в своей духовной жизни.

Но есть у диакона и другая задача: охранять молитву священника. Священник во время богослужения должен быть – сама молитва, он должен все забыть, чтобы живым факелом стоять перед Богом. А все заботы о службе, даже само ведение службы возлагается на диакона, чтобы священник мог без остатка отдаться молитве. Пожелаем же, чтобы наш новый диакон молился на этой духовной глубине, которая вас приобщит к духу богослужения; пусть влечет он вас своей молитвой вглубь евхаристической тайны, и пусть он будет человеком мирного сердца и мирного тела, способным оберегать молитву священника, чтобы священник мог нераздельно стоять перед Богом.

И наконец, третье, о чем я хочу вам напомнить: это то, что диакон возглашает Евангелие. Он не призван проповедовать его словом, тем творческим актом, который, согласно древнему изречению, делает каждого священника пятым евангелистом: он призван лишь провозглашать это слово. Но слово это будет провозглашаться с силой, действовать со властью, достигать сердец и умов с живой убедительностью, только если оно будет воспринято самим диаконом, если он будет возглашать его из глубины своего сердца и изнутри подлинно христианской жизни как слово Учителя, которое он понял и которому во всем послушен. Поэтому ему надо будет все более внимательно вчитываться в Евангелие, жить Евангелием так полно, как он только сможет, чтобы, возглашая его, не провозглашать собственное осуждение.

Дай Бог ему жизнь чистую, жизнь истинно евангельскую, которая сделает его способным выполнять те три задачи, о которых я сейчас сказал. А вы, присутствовавшие при этом рукоположении, молившиеся при этом чуде сошествия Святого Духа на человека, которого Он облек Своей силой на служение, какое ни один человек не посмел бы взять на себя, – вы все продолжайте молиться за него, потому что все мы – братья и искушения окружают нас со всех сторон. Молитесь за него изо дня в день, чтобы Господь сделал его достойным служителем Своей Церкви, и чтобы он во всем следовал – как мы того просим в молитве посвящения при рукоположении – первому из диаконов Церкви, первомученику Стефану: чтобы он уподобился Христу, как уподобился Ему Стефан, чтобы он свидетельствовал о Христе, как свидетельствовал Стефан, и чтобы он вошел в мир Христов, как Стефан вошел в него, вошел в славу Божию. Аминь.

Рукоположение Дэвида Пэйна во диакона и Энтони Херна во чтеца[19]19
  Пер. с англ.


[Закрыть]
(Бристоль, 8 апреля 1990 г.)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

На протяжении многих лет Энтони был регентом в этом храме, и сегодня Церковь благословила его служение не как в награду, а вводя его еще глубже в тайну церковного бытия и жизни. Потому что теперь, кроме чтения слов Ветхого Завета и пения богослужений Церкви, у него новое назначение, которое насущно для его призвания. На Малом входе с Евангелием, на Великом входе, предшествуя Святым Дарам, чтец несет светильник: образно, наподобие святого Иоанна Крестителя, провозглашая, что собственный Божий Свет пришел в мир, и, что даже если мир не признает его, он не может его угасить.

Но не только в символизме свечи чтец является как бы иконой Предтечи. Как вы помните, в начале Евангелия от Марка нам говорится, что Иоанн Креститель был гласом Божиим, вопиющим в пустыне: гласом. Этим-то и является чтец: голосом, который провозглашает Божию правду, провозглашает о дивных делах, сотворенных Богом на протяжении веков во спасение мира. И несет ли он свечу, или провозглашает слово, он – предтеча; ибо то, что он читает, должно приготовить путь для Господа и неровные пути сделать гладкими, так, чтобы Бог мог прийти свободно в умы, в сердца, и в жизнь тех, кто будет внимать с готовностью и благоговением.

Сегодня мы также рукоположили Дэвида во диакона. Есть место у апостола Павла, где он говорит христианам: спешите делать добро, потому что время обманчиво… Что же это за добро, которое нам надо спешить выполнить? Это нам ясно сказано в одной совсем короткой фразе Христа: превыше всего – и на этом стоит все Евангелие – нам заповедано любить Бога всем сердцем, всем умом, всем существом нашим – и нашего ближнего, как самого себя.

Любить себя не значит быть себялюбивым, любить себя значит глубоко заглянуть в свою душу и увидеть в ней образ Господа Бога, увидеть себя таким, каким каждого из нас Бог возмечтал и возжелал, и этот образ почитать, любить этот образ так, чтобы от всего отказаться, что ему противоречит, его уродует, что его оскверняет: вот что значит любить себя.

И с такой же любовью мы должны обратиться и к нашему ближнему: смотреть на каждого, и видеть в нем не кажущуюся хрупкость, несовершенство, грех или даже зло, но глубже всего этого, за потемненностью, которая первой бросается в глаза, видеть красоту образа Божия, все еще запечатленную в человеческой душе. И если мы любим себя подлинно и подвижнически, с решимостью и с беспощадностью боремся за то, чтобы образ Божий сиял в нас, так же мы должны идти и к нашему ближнему; но не беспощадно – с решимостью, да! – но с состраданием, с любовной бережностью.

Апостолы избрали семерых людей, чтобы они были диаконами, слугами в Церкви: не в унизительное рабство, а чтобы служить, как Христос пришел быть Служителем спасения. И апостолы избрали этих людей, потому что поверили, что они могут нести такое служение, поверили, что в них заложена способность отречься от себя так, чтобы любить ближнего, как Бог любит каждого из нас, любить ближнего всей силой и всем пониманием, всем состраданием милующего сердца. Апостолы сказали, что им поручается служение сострадательной любви; что их назначение – быть теми, через кого любовь Божия в самом конкретном смысле: пищи, одежды, тепла, посещения – может достигнуть до христиан, которые в ней нуждаются.

В этом апостолы как бы повторили действием слова Христовы о Страшном суде, когда Он сказал, что суд будет не о наших убеждениях, не о богословских мнениях, но только о нашей человечности: были ли вы подлинно человечны? Дали ли пищу голодному? Одели ли того, у кого не было во что одеться? Дали ли кров тому, кто был бездомным? Навестили ли больного, даже если боялись заразы? Преодолели ли свой стыд о том, что знакомы с преступником, который в тюрьме, чтобы навестить его? Вот в чем заключается то служение сострадательной любви, которое Христос поставил мерилом подлинной человечности, и которое апостолы возложили на диаконов.

Поэтому ваш диакон и дальше будет также вашим старостой: ведь одна из его функций – быть служителем церковной любви, сострадания, благотворения.

Но апостолы также сказали, что диаконы нужны, чтобы им самим беспрепятственно молиться и проповедовать слово Божие; и в этом другое назначение диакона – быть защитой, поддержкой молитвы священника. В алтаре он будет стоять рядом со священником и заботиться, чтобы священник мог молиться нерассеянно, не отвлекаясь вещами материальными, мог стоять перед Богом, вознося молитвы Церкви. И в своем качестве диакона Дэвид будет приносить Богу молитвы святых, призывая всех вас, всю собранную здесь общину отождествиться с этими молитвами, вознести ваши сердца ввысь, влиться в величественный поток молитвы, устремленной к Богу. А священник будет в это время стоять в алтаре, молясь, дабы благодать Божия снизошла на Святые Дары и на собравшийся народ, сообща совершая таинство, в котором активна вся Церковь, а ее представляет действие диакона, которого вы послали в алтарь: мирянин в Царстве Божием и священник.

И мы должны и будем молиться, чтобы благодать Божия пребыла с Энтони и с Дэвидом, чтобы они возрастали, становились все более самоотверженными, все более прозрачными, все более гибкими в руках Божиих, чтобы быть Его словом, Его действием, Его присутствием и Его любовью среди вас. Поддерживайте их всей вашей заботливостью, всем вниманием, и так, нося тяготы друг друга, вы исполните закон Христов. Аминь.