Текст книги "Пастырство"

Но даже если крещение совершено так, то дальше должно быть обучение. Когда дело касается взрослых, конечно, должна быть подготовка. Я не говорю, что надо из человека сделать ученого богослова, но есть некоторые основные вещи, которые человек должен принять, чтобы креститься.

– Можно задать такой вопрос, немножко дерзкий? Я знаю многих людей, которые приняли православие во взрослом состоянии. С моей точки зрения, они не стали от этого лучше, но стали себя считать лучше…

– Видите, если человек себя считает лучше других ввиду того, что над ним было совершено, он просто не понимает, что с ним случилось. Потому что самая сущность христианской веры в первую очередь смирение. Не то что признание себя хуже всех – до такой меры могут дойти святые, но реалистическое отношение к себе. Вот я крестился, или меня приняли в Православную церковь, и этим мне представлен идеал, к которому я должен стремиться. Давай-ка я себя буду сравнивать с этим идеалом, сличать и на каждом шагу видеть, насколько я от него далек.

Знаете, когда читаешь жития святых, поражаешься: мы, в общем, никчемные, а вместе с тем чувствуем, что мы совсем не так уж плохи… Святые – потрясающие люди, а видят себя греховными. Почему? Потому что они себя сравнивают с Богом, Каким они Его все больше и больше видят. Они видят свет все более яркий, и видят, какие они сами темненькие, ну, в лучшем случае, полусветящиеся. А если человек превозносится над другими, потому что он-де христианин или православный, он просто чего-то очень основного не понял. Святого Серафима Саровского спрашивали раз, какие признаки того, что человек укоренен в Боге, воспринимает он что-то от Бога – или от сил зла. Он сказал: дьявол холоден, он темен, он горделив, он ненавистник. Если в твоей душе холод, если ты видишь все во мраке, если ты гордишься и превозносишься над другими людьми, себя считаешь праведником, а других грешниками, то твои религиозные переживания не от Бога… А Бог, продолжает Серафим Саровский, – огонь, Бог – свет, Бог смирен. Когда у тебя сердце горит, когда у тебя ум светел, когда ты чувствуешь, что ты хуже всех – и однако любим Богом и приемлем людьми, тогда ты можешь думать: да, это от Бога…

Я думаю, что надо помнить: Бог нам что-то дает, но это не значит, что мы этим обладаем. То есть мы должны себе усвоить то, что нам дает Бог, иначе нам дается как бы запечатленный пакет, что-то за семью печатями.

Три проповеди об исповеди[31]31
  Проповеди 1971 г. или ранее. Первая публикация: Во имя Отца и Сына и Святого Духа. Сурожская епархия, 1982 г.


[Закрыть]

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Нередко меня спрашивают: как надо исповедоваться? Ответ на это, самый прямой, самый решительный, может быть таков: исповедуйся, словно это твой предсмертный час; исповедуйся, словно это последний раз, когда на земле ты сможешь принести покаяние во всей твоей жизни, перед тем, как вступить в вечность и стать перед Божиим судом, словно это последнее мгновение, когда ты можешь сбросить с плеч бремя долгой жизни неправды и греха, чтобы войти свободным в Царство Божие.

Если бы мы так думали об исповеди, если бы мы становились перед ней, зная – не только воображая, но твердо зная, что можем в любой час, в любое мгновение умереть, то мы не ставили бы перед собой столько праздных вопросов. Наша исповедь тогда была бы беспощадно искренна и правдива; она была бы пряма; мы не старались бы обойти тяжелые, оскорбительные для нас, унизительные слова; мы их произносили бы со всей резкостью правды. Мы не задумывались бы над тем, что сказать или чего не говорить; мы говорили бы все, что в нашем сознании есть неправда, грех, все то, что стоит между Богом и мной, между мной и обиженным, униженным, оскорбленным мною ближним; мы говорили бы все, что делает меня недостойным моего человеческого звания, моего христианского имени. Не было бы в нашем сердце никакого чувства, что надо себя уберечь от тех или других резких, беспощадных слов; мы не ставили бы вопрос, надо ли сказать то или другое, потому что знали бы, с чем можно войти в вечность и с чем в вечность нельзя войти… Вот как мы должны исповедоваться, и это просто, это страшно просто. Мы этого не делаем, потому что боимся такой беспощадной, простой прямоты перед Богом и перед людьми.

Скоро начинается Рождественский пост, мы будем готовиться к Рождеству Христову. Это время, которое образно нам напоминает о том, что грядет Христос, что скоро Он будет среди нас. Тогда, почти две тысячи лет тому назад, Он пришел на землю, жил среди нас, Он был одним из нас. Спаситель – Он пришел взыскать нас, дать нам надежду, уверить в Божественной любви, уверить нас, что все возможно, если мы только поверим в Него и в себя.

Но теперь грядет время, когда Он станет перед нами либо в час нашей смерти, либо в час последнего суда. Тогда Он будет стоять перед нами распятым Христом, с руками и ногами, прободенными гвоздьми, раненный в лоб тернием. И мы посмотрим на Него, и увидим, что Он распят, потому что мы грешили; Он умер, потому что мы заслужили осуждение смерти. Потому что мы были достойны вечного от Бога осуждения, Он пришел к нам, стал одним из нас, жил среди нас и умер из-за нас. Что мы тогда скажем? Суд не в том будет, что Он нас осудит; суд будет в том, что мы увидим Того, Кого мы убили своим грехом и Кто стоит перед нами со всей Своей любовью. Во избежание этого вот ужаса нам надо стоять на каждой исповеди, словно это наш предсмертный час, последний час, последнее мгновение надежды перед тем, как мы это увидим. Аминь.

Я говорил, что каждая исповедь должна быть, будто она последняя в нашей жизни, что этой исповедью должен быть подведен последний итог, потому что всякая встреча с Господом, с Живым нашим Богом – предварение последнего, окончательного, решающего нашу судьбу суда. Нельзя встать перед лицом Божиим и не отойти либо оправданным, либо осужденным. И вот встает вопрос: как готовиться к исповеди? Какие грехи принести Ему?

Во-первых, каждая исповедь должна быть предельно личная, моя, не какая-то общая, а моя собственная, потому что решается ведь моя собственная судьба. И поэтому, как бы несовершенен ни был мой суд над собой, с него надо начать; надо начать, поставив себе вопрос: чего я стыжусь в своей жизни? Что я хочу укрыть от лица Божия? Что я хочу укрыть от суда собственной совести, чего я боюсь?.. И этот вопрос не всегда легко решить, потому что часто-часто мы так привыкли прятаться от собственного справедливого суда, что когда заглядываем в себя с надеждой и намерением найти о себе правду, нам чрезвычайно трудно это сделать; но с этого надо начать. И если бы мы на исповедь не принесли ничего другого, то это уже была бы правдивая исповедь, моя, собственная.

Но кроме этого, есть еще и многое другое. Для того чтобы найти новое поле, новое основание для суда над собой, стоит оглядеться и вспомнить, что о нас думают люди, как они реагируют на нас, что случается с нами, когда мы оказываемся в их среде. Мы знаем, что не всегда приносим радость и мир, и правду, и добро в судьбу людей. Стоит одуматься, стоит окинуть взором ряд наших самых близких знакомых, людей, которые нас так или сяк встречают, – и делается ясным, какова наша жизнь: скольких я ранил, скольких обошел, скольких обидел, скольких так или иначе соблазнил. И вот новый суд над нами стоит, потому что Господь нас предупреждает, что то, что мы сделали одному из малых сих, то есть одному из людей, братий Его меньших, мы сделали Ему.

А дальше вспомним, как о нас судят люди; часто их суд едок и справедлив; часто мы не хотим знать, что о нас люди думают, потому что это – правда и осуждение наше. Но иногда бывает и другое: люди нас и ненавидят, и любят несправедливо. Ненавидят несправедливо, потому что иногда мы поступаем по Божией правде, а эта правда в них не укладывается. А любят нас часто несправедливо потому, что любят за то, что мы слишком легко укладываемся в неправде жизни, любят нас не за добродетели, а за нашу измену Божией правде. И тут надо снова произнести над собой суд и знать, что иногда приходится каяться в том, что люди к нам относятся хорошо, что хвалят нас люди. Христос опять-таки нас предупредил: горе вам, когда все люди будут о вас говорить хорошо (см. Лк. 6: 26).

И наконец, мы можем обратиться к суду евангельскому и поставить себе вопрос: как судил бы о нас Спаситель, если бы Он посмотрел – как Он на самом деле это делает – на нашу жизнь.

Поставьте себе эти вопросы – и увидите, что ваша исповедь будет уже серьезная и вдумчивая, и вам уже не придется приносить на исповедь ту пустоту, тот детский, давно изжитый лепет, который часто приходится слышать.

И не вовлекайте других людей – вы пришли исповедовать свои грехи, а не грехи чужие. Обстоятельства греха имеют значение, только если они оттеняют ваш грех и вашу ответственность; а рассказ о том, что случилось, почему и как, никакого отношения к исповеди не имеет; он только ослабляет в вас сознание вины и дух покаяния.

Сейчас приближаются дни, когда вы, вероятно, все будете говеть; начните готовиться теперь, чтобы принести взрослую, вдумчивую и ответственную исповедь и очиститься. Аминь.

Я говорил, как можно испытывать свою совесть, начиная с того, чем она нас упрекает, и продолжая тем, как к нам относятся люди. И вот теперь сделаем еще один последний шаг в этом испытании нашей совести.

Последний суд над совестью нашей принадлежит не нам, принадлежит не людям, а Богу, и Его слово и Его суд нам ясны в Евангелии. Только мы редко умеем относиться к нему вдумчиво и внимательно. Если мы вчитываемся в страницы Евангелий с простотой сердца, не стараясь извлечь из них больше, чем мы способны принять, а тем более – чем можем жизнью осуществить, если мы честно и просто к ним относимся, то видим, что сказанное в Евангелии как бы распадается на три разряда.

Есть вещи, справедливость которых нам очевидна, но которые не волнуют нашу душу, – на них мы отзовемся согласием; умом мы понимаем, что это так, сердцем против них не восстаем, но жизнью мы этих образов не касаемся. Они являются очевидной, простой истиной, но жизнью для нас не делаются. Эти места евангельские говорят о том, что наш ум, наша способность понимать вещи стоят на границе чего-то, чего ни волей, ни сердцем мы еще не можем постичь. Такие места нас осуждают в косности и в бездеятельности, такие места требуют, чтобы мы, не дожидаясь, дабы согрелось наше холодное сердце, решимостью начинали творить волю Божию, только потому, что мы Господни слуги.

Есть другие места: если мы отнесемся к ним добросовестно, если мы правдиво взглянем в свою душу, то увидим, что мы от них отворачиваемся, что не согласны с Божиим судом и Господней волей, и что если у нас было бы печальное мужество и власть восстать – мы восстали бы так, как восставали в свое время и как восстают из столетия в столетие все, для кого вдруг станет ясно, что заповедь Господня о любви, требующей от нас совершенной жертвы, совершенного отречения от всякой самости, от всякого себялюбия, – что эта заповедь нам страшна, и мы часто хотели бы, чтобы ее не было.

Так, вокруг Христа, наверное, собирались многие, хотевшие чуда, чтобы быть уверенным, что заповедь Христова истинна и можно Ему последовать без опасности для своей личности, для своей жизни. Были, наверное, и такие, которые пришли на страшное Христово распятие с мыслью, что если Он не сойдет со Креста, если не случится чудо, то, значит, Он был не прав, значит, Он не Божий был человек – и можно забыть Его страшное слово о том, что человек должен умереть себе, чтобы жить только Богу и только для других.

И мы так часто окружаем Трапезу Господню, ходим в церковь – однако с осторожностью: как бы нас правда Господня не уязвила до смерти и не потребовала у нас последнего: отречения от себя самих. Когда по отношению к заповеди любви или другой конкретной заповеди, в которой Бог нам разъясняет бесконечную разновидность вдумчивой, творческой любви, мы находим в себе это чувство, то мы можем измерить, как мы далеки от Господнего духа, от Господней воли, и можем над собой произнести укоризненный суд.

И наконец, есть места в Евангелии, о которых мы можем сказать словами путешественников в Эммаус, когда Христос беседовал с ними по пути: Разве сердца наши не горели внутри нас, когда Он говорил с нами на пути? (см. Лк. 24: 32). Вот эти места, пусть немногочисленные, должны быть драгоценны нам, ибо они говорят о том, что есть в нас что-то, где мы и Христос – одного духа, одного сердца, одной воли, одной мысли, что мы чем-то уже сроднились с Ним, чем-то уже стали Ему своими. И эти места мы должны хранить в памяти как драгоценность, потому что по ним нам надлежит жить, не борясь всегда против плохого в нас, а стараясь дать простор жизни и победу тому, что в нас уже есть Божественного, живого, уже готового преобразиться и стать частью вечной жизни.

Если мы так будем внимательно отмечать себе каждую из этих групп событий, заповедей, слов Христовых, то нам быстро предстанет наш собственный образ, нам станет ясно, каковы мы. И когда мы придем на исповедь, то не только суд нашей совести, не только суд людской, но и суд Божий нам будет ясен – но не только как ужас, не только как осуждение, но как явление целого пути и всех возможностей, которые в нас есть: возможность в каждое мгновение стать, возможность все время быть теми просветленными, озаренными, ликующими духом людьми, которыми мы бываем иногда; и возможность победить в себе, ради Христа, ради Бога, ради людей, ради собственного нашего спасения то, что в нас чуждо Богу, что мертво, чему не будет пути в Царство Небесное. Аминь.

Проповеди об исповеди (1999 г.)

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Ко мне обратились с просьбой произнести несколько проповедей об исповеди, потому что очень многие приходят на исповедь, не представляя себе ясно, что происходит в это время.

Я начну с того, что бывает с ребенком, когда он впервые приходит на исповедь. Большей частью ребенок или приносит записку, или начинает произносить исповедь обо всех грехах или недостатках, или о том, что он сделал или не сделал, но из того, что он говорит, явно, что он только повторяет слова своих родителей. И когда спросишь ребенка: «Твоя ли это исповедь? Или тебе все это мать сказала, или отец?» – ребенок отвечает: «Да нет, это то, в чем меня мама упрекает всегда, и она мне сказала, что я должен исповедаться и получить прощение». И я всегда останавливаю такую исповедь и говорю: «Ты должен мне сказать, вернее – не мне, а Спасителю Христу то, чего ты стыдишься, то, что неладно в твоей душе, в твоей жизни, в твоих мыслях, в твоих чувствах, независимо от того, что об этом думают другие».

То же самое можно сказать и взрослому человеку, который приходит на исповедь или со списком, порой очень длинным, грехов, который он выписал из каких-нибудь молитвенников, либо со списком грехов, на которые ему указали прошлые духовники. И каждый раз, так же как с ребенком, мне приходится остановить и такого взрослого человека и сказать: «Богу нужна встреча с тобой, личная встреча – не произнесение слов, которые тебе, может быть, даже не вполне понятны, а твоя собственная исповедь».

И взрослые, и дети иногда спрашивают: «Но как же к этому подойти, если не ссылаться на молитвенники, на списки грехов?». И мой ответ всегда тот же самый, будь то ребенку или взрослому: «Давай подумаем с тобой о дружбе. Ты называешь себя православным христианином, то есть учеником и последователем Христа; ты что-нибудь о Нем знаешь?». Ответ большей частью бывает: «Да, я кое-что читал в Евангелии, слышал проповеди, даже некоторые благочестивые книги читал». – «И образ Христа, который встает тогда перед тобой, тебя привлекает? Ты хотел бы с Ним встретиться? Ты хотел бы стать реально Его другом и учеником? Или Он остается для тебя далеким?». И если ответ бывает: «Нет, мне Христос нравится; я хотел бы быть Его другом, с Ним ближе знакомым» – тогда следующий вопрос, который я ставлю, это: «А ты знаешь, что такое дружба?».

Тут завязывается большей частью с ребенком – или со взрослым – разговор, в итоге которого делается ясным, что друг – это человек, который тебя выбрал из толпы всех людей для того, чтобы быть самым твоим близким человеком. Друг – это некто, кому ты хочешь быть верным в течение всей твоей жизни, кого ты не хочешь ничем огорчать, ничем ранить, которого ты хочешь всем, чем только можешь, обрадовать или утешить. «Как ты думаешь – ты так относишься ко Христу? Когда ты думаешь об одном дне твоей жизни, оказываешься ли ты таким другом по отношению ко Христу? Провел ли ты один день так, чтобы Он мог радоваться, что у Него такой друг, что этот друг не изменник, а верен, что этот друг готов стоять за Него и радовать Его и защищать Его?».

И вот поставьте перед собой вопрос именно так. Христос тебе предлагает Свою дружбу. Свою дружбу Он доказал: Бог стал человеком, Он стал подобным тебе. Он взял на Себя всю тяжесть земной жизни; больше того – Он Свою жизнь, человеческую жизнь отдал за тебя. Он умер по верности к тебе, по любви к тебе, – как ты на это отозвался в течение этого дня? Был ли ты верен Ему? Был ли ты Ему другом? Можешь ли ты сказать, что в какой-то момент этой жизни, теперешней, ты обрадовал Христа тем, что ты есть, и тем, как ты себя вел?

И вот это первое, что я хочу вам сказать и вам оставить на размышление. Поставьте себе вопрос: что я знаю о Христе? То, что я знаю, меня к Нему привлекает? Вызывает во мне умственное и сердечное желание быть Его другом и учеником? А если я хочу быть Его другом – какой я друг: верный или нет?

Подумайте об этом до следующей вашей исповеди. И когда вы придете исповедоваться, станьте перед Христом, Который слышит вашу исповедь, и скажите: «Вот, Ты меня полюбил так, что даже умер за меня, – чем я отозвался на этой неделе, за этот месяц, был я Тебе другом или изменником?». Аминь.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Меня просили говорить об исповеди. И вот второй раз я обращаюсь к вам со словом о ней.

Исповедь – дивный момент. Это не момент страха, а момент неописуемого изумления, что нам дано стать лицом к лицу с Самим Христом – Который невидимо стоит, но Его образ на аналое говорит нам о Его присутствии – и открыть Ему все наше сердце. Мы к Нему приходим как к такому единственному Другу, Который всю Свою жизнь и всю Свою смерть отдал для того, чтобы мы были спасены, и для того, чтобы мы могли поверить, что Он действительно нас любит, и любит неограниченно, любит до конца. И поэтому, приходя на исповедь, мы должны думать о том, что совершается неописуемая встреча с Живым Богом, Который захотел стать человеком только для того, чтобы нас спасти от разлуки с Ним, от осквернения, от порабощения злу.

С каким доверием должны мы к Нему подходить, с каким открытым сердцем! Мы можем стать перед Ним и сказать: «Господи, спасибо, что Ты меня принимаешь, спасибо, что Твое сердце мне открыто! Я могу с Тобой говорить не как с судьей, и даже не как с другом, а с таким Другом, Который жизнь Свою отдал для того, чтобы я мог быть спасен…». Вот с чем мы должны подходить к исповеди.

И священник – не тот, кому мы исповедуемся. В молитве перед исповедью священник говорит: Я только свидетель... Что значит быть свидетелем? Есть разного рода свидетели. Вот случился несчастный случай на дороге; мы присутствовали при нем, и нас спрашивают: «Ты видел, что было? Ты можешь точно описать?». Мы описываем, и нам все равно, кто прав, кто виноват, мы должны только сказать то, что случилось.

Бывают другие случаи, когда мы являемся свидетелями на суде, где все стараемся сказать, чтобы защищаемый нами мог быть спасен от осуждения, от наказания, которого он не заслуживает.

А есть еще свидетель, который описан в Священном Писании, в Евангелии как друг жениха, как тот друг, которого жених и невеста приглашают, чтобы он был свидетелем их брака, свидетелем момента, когда они друг другу отдаются безгранично, всецело, совершенно, свидетелем, что они не покоряют один другого, а один другому себя дарят, и что это есть чудо совершенной любви, поскольку она нам доступна.

И священник – это тот, которого Бог поставил быть свидетелем нашей встречи с Ним, быть свидетелем того чуда, что Он предстоит со всей Своей любовью, с открытыми объятиями, и что мы приходим с доверием отдаться Ему. Священник стоит рядом с нами и молится о том, чтобы эта встреча была радостью, чтобы эта встреча была исцелением, чтобы эта встреча была новой жизнью. Вот какую роль исполняет священник; он друг Жениха; он стоит и молится о том, чтобы эта встреча была плодотворной, чтобы эта любовь никогда не была осквернена, чтобы эта встреча была совершенством.

Вот мысли об исповеди, которые я хотел бы с вами оставить сегодня, так, чтобы, когда вы следующий раз придете, вы их продумали и, сколько сумеете, восприняли. Аминь.