Текст книги "Пастырство"

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Продолжая свои короткие беседы-проповеди об исповеди, я хочу сегодня сказать вот о чем: исповедь – это, прежде всего, встреча и примирение. Это встреча наша со Христом, Который нас любит неограниченно, Который нас любит всей жизнью и всей смертью Своей и Который никогда от нас не отворачивается, но от Которого мы порой, может быть даже часто, отходим. Это встреча, которая может быть чистой радостью, когда в течение какого-то времени ничто не разделяло нас со Христом, когда дружба наша была чистая, цельная, когда дружба наша не была нарушена никакой неверностью. Тогда мы можем прийти ко Христу, ликуя, радуясь; мы можем прийти на исповедь и сказать: «Господи, спасибо за Твою дружбу; спасибо за Твою любовь; спасибо за то, что Ты есть; спасибо за то, что Ты меня допускаешь к Себе; спасибо Тебе за все. Радость Ты моя! Счастье Ты мое! Прими меня, и благослови меня причаститься Святых Твоих Таин. То есть соединиться с Тобой еще более совершенно, чтобы радость моя была совершенна». Так бывает. Так бывает, может быть редко, но порой такая встреча может заполнить собой всю жизнь, быть вдохновением для всей жизни нашей и дать нам крепость и силу жить.

Но более часто мы приходим ко Христу после какой-то разлуки. Иногда разлука была не жестокая, не враждебная; иногда разлука была в том, что мы забыли о Нем, нас захлестнула жизнь, нам некогда было о Нем вспомнить – столько было другого в жизни. И вдруг мы вспомнили, что помимо всего того, что было нашим вдохновением, нашей радостью в течение какого-то времени, есть Христос, есть такой Друг, Который никогда нас не забывает, от Которого мы отошли и Который остался один. И мы тогда должны спешить к Нему и сказать: «Господи, прости! Меня захлестнула жизнь, я увлекся тем, и другим, и еще чем-то; прими меня обратно. Ты ведь знаешь, что это увлечение поверхностно, настоящее – это наша дружба…». Но перед тем, как это сказать, мы должны перед собой поставить вопрос: правда ли дружба моя со Христом так глубока, что ее ничто, даже моя временная забывчивость, не может затмить, а тем более разрушить… Это – встреча и покаяние.

Но бывает так, что мы согрешили перед Богом, согрешили неверностью не в малом, а в чем-то очень глубоком. Это может быть мгновение, которое нас разлучило глубинным образом. Вы помните, что случилось, когда Христос предстоял перед синедрионом, как одна служанка подошла к Петру и сказала: «А этот же тоже был с Ним». И Петр испугался; испугался того, что ему могут сделать за то, что он был со Христом, и начал клясться: «Нет, этого Человека я не знаю!». Ему стало невмочь оставаться в этом дворе, видеть через окно Христа, Которого судят. И в это мгновение Христос повернул голову и посмотрел на него. Всеведущий Сын Божий не слышал ухом Своим эти слова, но они ударили Его в душу. Один из самых близких Его учеников заявил о том, что он Его не знает, знать не хочет, что ему дороже жизнь, что ему дороже спокойствие. И этот взор ударил Петра в душу так, что он заплакал и вышел. Это было одно мгновение такой радикальной, страшной неверности. И позже, когда Мария Магдалина встретила Спасителя в саду после Его Воскресения, Он ей поручил: «Пойди к ученикам Моим и к Петру и скажи им о том, что Я воскрес». Петр уже не мог себя считать одним из учеников, он был изменником, он отрекся, и поэтому Христос особо его упомянул, чтобы Петр знал, что и он не отвергнут. Ученики все бежали со страху, не отрекшись, однако, а он и бежал, и отрекся. И однако любовь Христова неколебимо держит Петра. Он может Христа встретить лицом к лицу, он может пасть к Его ногам, он может просить прощения, – он знает, что любим, как был любим в самые верные времена.

А бывают времена, когда мы приходим на исповедь, – мне не хочется употребить это слово, но – «очередным» образом, потому что нам хочется возобновить близость, которая как бы поколебалась. В такие моменты мы должны прийти к Христу, зная, что мы любимы всей жизнью и смертью Его, что мы любимы до конца, до глубин Его сердца, и что мы можем прийти, но для того, чтобы стать снова друзьями, мы должны свою душу Ему открыть, все Ему сказать, чтобы Он от нас знал, что неладно с нами, что является нарушением нашей дружбы.

И тут не надо прибегать к спискам грехов, не надо искать по книгам, даже в Священном Писании, те грехи, в которых мы можем быть виноваты, а мы должны поставить себе вопрос: в чем я лично согрешил перед Богом, чем я лично оказался Ему неверен? А для этого есть один простой способ. Во-первых, испытание своей совести: что я предпочел Христу? Я сейчас списков не буду давать, но каждый из нас может сказать: да, моей близости ко Христу я предпочел то или другое… – какой позор!

Но кроме этого, мы можем поставить себе вопрос: что я чувствую постоянно, неизменно? И для этого мы можем взять, читать святое Евангелие, и отмечать в нем не то, в чем оно нас упрекает, обличает, а отмечать то, о чем мы можем сказать, как ученики, которые шли в Эммаус со Христом: Разве сердце не горело в нас, когда Он с нами говорил по пути? Ищите в Евангелии те места, от которых хоть на мгновение загорелось ваше сердце, места, которые вас тронули до самых глубин души, где вы почувствовали, что вы и Христос разделяете те же чувства, те же мысли, что вы – одно с Ним. Да, есть такие места, о которых мы можем сказать, что Его мысли – наши мысли, Его чувства – наши чувства, что мы с Ним едины, едины в это мгновение. И когда мы вдруг обнаружили, что это мгновение мы нарушили, затоптали ногами, отвернулись, что в этом мы были едины с Ним и отвернулись, это значит, что мы отреклись от немногого, может быть, но от самого святого, что в нас самих есть. Не важно, в каком-то смысле, нарушили ли мы те или другие правила, но тут мы нарушили страшным образом наше единство с любимым и с Тем, Кто нас любит. И вот эти места нам надо перечитывать, нам надо проверять себя по ним. Не искать, чем мы виноваты в другом отношении, а – где мы потеряли нашу верность, нашу дружбу, нашу любовь в том, в чем она уже существует? Она неотъемлема со стороны Христа – мы ее отвергли. И вот с этим надо приходить на исповедь. Это может быть нечто как будто и неважное, но что я предпочел Христу. А может быть что-то очень страшное, как отречение от Него.

Вот когда будем готовиться к исповеди, поставим перед собой вопрос о том, что это – встреча с самым близким другом нашим, с любимым нашим, с Тем, с Кем мы хотим быть едины, неразлучны, навсегда, полностью, до самых глубин наших, и что мы нарушили эту дружбу в том, в чем она уже существовала, как свидетельствует нам наше сердце, наша память, наш ум, когда мы вспоминаем эти места, от которых сердце наше горело, от которых ум наш просветлел, от которых воля наша дрогнула к добру и тело присмирело, забыло, что оно – плоть, и стало телом, святыней (святыней – потому что через крещение оно соединилось с человечеством Христа, через миропомазание оно стало сосудом Святого Духа, через причащение оно стало телом Христовым хотя бы зачаточно).

Вот с чем мы должны приходить на исповедь. Дай нам Бог приходить именно так, и тогда мы сможем каяться, мы сможем действительно жалеть не о том, что есть в каком-нибудь списке тот или другой грех, которого мы мимоходом коснулись, а что нечто разбилось в моей дружбе, в моем единстве со Христом, Спасителем, Другом, Любимым. Аминь.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Еще раз я приступаю к проповеди об исповеди и хотел бы коснуться тайны прощения.

Когда мы приходим на исповедь, как я говорил прежде, мы приходим в присутствие Божие. Но Бог не Судья, Бог – наш Спаситель. Бог наш Друг, Он – Тот, Который возлюбил нас настолько, что отдал, во Христе, Свою жизнь, чтобы мы смогли поверить в Его любовь, отдал Свою жизнь, чтобы спасти нас от осуждения. И мы приходим к Нему как к Другу и как к Спасителю.

Мы исповедуемся Ему, мы открываем Ему свое сердце. Мы говорим Ему, как я старался объяснить прежде, все, что разделяет нас с Ним: не списки формальных грехов, но то, в чем, несмотря на слова любви и благоговения, которые мы произносим, мы действуем так, что снова пригвождаем Его ко Кресту. Мы лжем, мы создаем мир, в котором только смерть может торжествовать. Мы отвергаем нашего ближнего и закрываем собственный путь в Царство Божие, потому что, если только мы не можем произнести «Отче наш», а не «Отец мой», нам нет места в Его Царстве.

Мы просим Господа о прощении – но не о формальном слове, которое звучало бы: «Ты был недостоин Моей дружбы, но Я великодушен и прощаю». Нет, не в этом дело. Не этого рода прощения мы должны искать, а подлинного примирения, в котором мы изливаем наше сердце Богу, изливаем правду, которая должна быть сказана. Мы говорим Ему обо всем, в чем мы были Ему неверными, – не только непосредственно Ему, но и будучи неверными нашему ближнему, нашим друзьям, нашим родным, любому, кто рядом с нами; или обращаясь с презрением и безразличием с миром, Им созданным, миром, который Он так возлюбил, что привел его к бытию.

И когда мы скажем это, мы должны просить Его, как я только что сказал, о примирении. «Будем снова друзьями, Господи. Я знаю, что я еще не переменился. Только Твоя дружба непоколебимая, верная, может подвигнуть меня стать другим. Если Ты отвергнешь меня, если Ты отвернешься от меня, мне нет причины меняться. Я осужден. Я осужден в этом мире, что бы ни произошло в будущем мире». Единственный повод мне измениться – это что Господь скажет: «Несмотря ни на что, Я остаюсь твоим Другом. Несмотря ни на что, Я люблю тебя всей Моей жизнью и всей Моей смертью. Можешь ли ты, в ответ на эту любовь, проявить немножко верности? Я не ожидаю от тебя полного и внезапного изменения. Но меняйся шаг за шагом. Держись за Меня. Я буду поддерживать тебя, Я буду помогать тебе, Я буду защищать тебя, Я буду вести тебя, Я дам тебе силу, – но меняйся. И когда получишь прощение во имя Мое от священника, не воображай, что прошлое больше не существует. Прошлое уйдет только тогда, когда ты станешь настолько чуждым этому прошлому, что оно больше не твое».

Это может звучать очень странно, но мы все живем сложной жизнью. Я помню, как одна старая женщина пришла ко мне и сказала, что не знает, как быть. Она проводит целые ночи, видя во сне и в воспоминаниях все зло, которое она сотворила. Она пошла к доктору, который дал ей пилюли, и от этого стало хуже, потому что воспоминания стали галлюцинациями. Что ей делать? Я тогда сказал ей: «Помни, что Бог нам дает не только однажды прожить нашу жизнь, но жить и переживать нашу жизнь раз за разом, пока все зло не выйдет из нее. Когда зло встает перед тобой из твоего прошлого, спроси себя: теперь, с тем жизненным опытом, который я приобрела, была бы я той личностью, что и тогда? Сказала бы я эти мертвящие слова, сделала бы я то или другое злое дело? И если ты можешь сказать искренне: о нет, при всем том, чему я научилась от жизни, теперь в такой же обстановке я никогда, никогда не сделала бы то же самое! – тогда ты можешь сказать: “Господи, прости мне этот частный случай из моего прошлого!” – и знать, что ты свободна. Если ты сможешь сказать это от всего твоего сердца, со всей искренностью, со всей правдой, что в тебе есть, то это больше не вернется к тебе». Так и случилось с той пожилой женщиной.

И так случится с каждым из нас. Мы должны повернуться ко Христу Богу нашему и обещать бороться за верность, просить Его помощи, и тогда, шаг за шагом, освободиться от прошлого. Мы должны отречься от зла, которое есть в нашем прошлом, но мы не можем в одно мгновение стать свободными от него. Это не значит, что мы не прощены, – быть прощенным означает, что мы приняты в любви, приняты с нежностью кем-то, кто никогда не забудет, что случилось неладного с нами, потому что забыть – значит оставить нас беззащитными перед тем же искушением.

Я помню женщину, которая была пьяницей, ее долго лечили в больнице, она вернулась домой здоровая. Чтобы отпраздновать ее возвращение, родные поставили на стол бутылку вина – и это был конец, потому что они думали, что она выздоровела, но не понимали достаточно, сколько в ней еще осталось хрупкости.

И так с нами, когда мы получаем от Бога прощение. Да, наше отчуждение от Него прошло. Да, ничего больше не разделяет нас от Него в том, что касается любви – Его любви, и в том, что касается тоски – нашей тоски. Но мы должны бороться и меняться и становиться новыми, новой тварью, с Его помощью. Прощение не стирает прошлого. Оно исцеляет прошлое в сотрудничестве Бога и нас.

Будем поэтому так приходить на исповедь. Будем исповедоваться ежедневно Богу искренне, открывать наши сердца, примиряться с Ним, входить в примирение. И будем знать, что примирение означает, что мы предприняли быть верными Ему; и бороться за исцеление того, чем мы людей вокруг нас ранили и Бога распинаем.

Задумаемся над этим. И в таком случае, когда мы приходим на исповедь, разрешительная молитва будет иметь подлинный и реальный смысл: восстановление дружбы, которая не может быть разрушена с Божией стороны, но была разрушена нами и теперь восстановлена в намерении. И это намерение должно быть решимостью; и решимость должна быть действием и новой жизнью в нас. Аминь.

Во имя Отца и Сына и Святого Духа.

Мы все привыкли, когда хотим исповедоваться, подходить ко священнику и открывать перед ним наше сердце, исповедовать ему все грехи нашей жизни. На самом деле, конечно, наша исповедь приносится Самому Христу, Который невидимо стоит, Который всегда готов нас встретить. Священник стоит здесь как свидетель перед Ним о том, что мы пришли с покаянием, что мы пришли к Нему честно, прося исцеления и прощения, и вместе с этим как свидетель о том, что мы любимы Христу, и что Он приемлет нашу исповедь, что Он прощает нас по мере того, как мы действительно честно каемся.

Но в древности было не так. Пока Церковь еще была гонима, пока быть верующим христианином было подвигом, который мог стоить человеку жизни, люди приходили не к священнику исповедоваться, а ко всей общине, чтобы поделиться с ней, с общиной, ужасом того, что они оказались неверными Христу, Который Свою жизнь отдал для них, что они оказались виновными перед членами Церкви, то есть ранили тело Христово, осквернили тело Христово своей греховностью. Они исповедовали свои грехи перед народом, который они ранили и осквернили; и народ весь стоял, отзывался состраданием, ужасом порой, но состраданием и готовностью понести тяготу кающегося грешника. Друг друга тяготы носите, и только так вы исполните закон Христов, говорит апостол Павел (см. Гал. 6: 2).

Эту тяготу люди брали на себя, и я знаю о двух общинах ранней революции, когда двое старцев, разных, вероятно, стилей, каждый раз, когда кто хотел исповедоваться, собирали всю свою малую общину, и человек перед всеми исповедовал свою жизнь, зная, что эта община – тело Христово, и что, оскверняя свою плоть, свою душу, свою мысль, себя самого, человек ранит это тело, накладывает на все это тело осквернение или рану. Больше того: так как община является поистине телом Христовым, Его телесным, как бы таинственным присутствием через всю историю, то своим грехом, малым ли, большим, человек осквернил или ранил Тело Христово, то есть Самого Христа, став участником того ужаса греховного, который привел к распятию воплощенного Сына Божия.

Вначале это было возможно, потому что жизнь была трагична и потому мало кто присоединялся ко Христу. Но когда это стало уже легко, когда Церковь была признана, когда сам император и его окружение стали христианами, тогда стало невозможно так открывать свою душу всем присутствующим. Мало кто был готов понести бремя другого, но много стало таких, которые, услышав о грехе человека, его отвергли бы, осмеяли или даже привели бы к горьким последствиям его греха перед судом или перед общественным мнением.

И тогда, говорят, Иоанн Златоустый ввел ту практику, которая у нас есть. Он стал призывать людей приходить, и ему, стоящему во имя всей общины, исповедовать все зло, которое в них есть, а он во имя всей общины будет им давать прощение. Но это, увы, сделало общину – нашу общину, всякую общину – безответственной. Мы не несем бремя грешника, мы его судим, мы его отвергаем вместо того, чтобы сказать, что я, как член тела Христова, связан с ним, что мы оба грешники, что я должен нести его тяготу, – иначе я изменник Христу, Который несет его Крест Своей смертью.

У некоторых из вас есть опыт того, что значит открытая исповедь в какой-то мере, если вы участвуете в общей исповеди на говении, когда священник исповедует перед Богом не вообще грехи, а грехи, в которых он сознает свою вину. Вы слышите, как он исповедует свою душу, как он перед Богом кается, как он перед Богом плачется, и не только за одного себя, а в сознании, что он тоже живой, измученный, раненый, оскверненный член тела Христова, которое представляют собой все присутствующие.

И когда потом он молится со всеми о прощении всех, когда он дает разрешительную молитву во имя Христа Спасителя, тогда действительно восстанавливается хоть в какой-то небольшой мере тайна Церкви, тайна тела Христова, тайна прощения, тайна нашего единства. Подумайте об этом, когда вы будете приходить в одиночку исповедоваться, зная, что священник представляет собой всю общину, которая, увы, перестала быть способной нести тяготу каждого своего члена и всех членов своих. Исповедуйтесь перед ним Христу, на Которого наложены раны наших грехов, и во имя Которого он молится и прощает.

И не довольствуйтесь этим. Если вы хотите исповедоваться перед священником, вы должны сначала искать примирения со всеми теми, кого вы ранили или осквернили. Идите к ним, скажите им, что вы хотите исповедоваться, хотите быть приняты Христом как другом, и что они могут вас простить или не простить. Если простят, они исцелят вашу душу и одновременно исцелят тело Христово; если они не простят, то должны сами задуматься над тем, что это значит для них: как! Христос умер для этого грешника, а я его отвергаю? Значит, я чужд Христу?

Вот если бы мы так друг ко другу подходили, виновный к обиженному и обиженный, который может превратиться в виновного, то мы могли бы потом подойти к исповеди у священника совсем по-иному, получив прощение тех, кого мы оскорбили, унизили, осквернили, получить от них право подойти ко Христу и сказать: «Господи, Ты меня можешь простить! Те, которых я обидел, ранил, убил, может быть, духовно, меня простили, – прости меня и Ты!..». Задумайтесь над этим, потому что в этом путь нашего спасения. Аминь.

Общая исповедь[32]32
  Печатается по: Митрополит Антоний Сурожский. «Быть православным в Англии…» (о Сурожской епархии) // Альфа и Омега: Ученые записки Общества для распространения Священного Писания в России. 1995. № 2 (5). С. 102.


[Закрыть]

…Четыре раза в год у нас бывает одна суббота, которая называется «говение»: два раза в год на английском языке, два раза в год на русском языке. Происходит это так: мы начинаем с молитвы, затем я провожу беседу, которая длится минут сорок; после этого период, приблизительно три четверти часа или час, когда все обязаны молчать. Кто не в состоянии молчать – идет в ризницу (небольшая комната при храме, служившая местом собрания прихожан. – Ред.), но в храме никто не говорит, не мешает другим «вмолчаться» в тишину – и внутреннюю, и церковную, потому что в храме есть своя тишина. Один французский писатель так описывал переживание своего героя: этот человек услышал тишину и вдруг понял, что эта тишина – живое Божие присутствие… Так что я беспощадно требую, чтобы люди не мешали другим вмалчиваться в свои глубины. Затем мы вместе питаемся, то есть каждый приносит что-то свое, и мы в складчину едим то, что принесено, пьем чай. Потом вторая беседа и второе молчание, а затем общая исповедь, которую я провожу не так, как в России проводят общие исповеди. Она проходит так: я читаю ряд молитв из службы подготовительной к причастию, но опять-таки не все; затем я произношу вслух исповедь, которая – моя исповедь перед Богом, в контексте тех двух бесед, которые я проводил; они тематичны и исповедь тоже тематична в этом смысле. Она длится обычно минут двадцать-тридцать-сорок. Это зависит не от моей греховности, а от содержания бесед, от содержания молитв, чем они меня вдохновили. Затем мы снова коротко молимся, и затем все получают разрешительную молитву. Если почему-либо кто-то хочет исповедоваться отдельно, это возможно, но большей частью никто не приходит, потому что такая исповедь объемлет достаточное поле греховности или внутренней жизни. И после этого все, кто был на этом говении, могут причащаться.