Текст книги "Пастырство"

Второй пример из жизни ранних веков. Одному иеромонаху было положено крестить женщин. И каждый раз при крещении женщины на него нападало плотское искушение. Его звали Иоанн, и он обратился к святому Иоанну Крестителю за помощью: «Святой Иоанн! Освободи меня от этого искушения!». Иоанн Креститель явился перед ним и сказал: «Я мог бы помолиться Богу, чтобы Он тебя освободил; но тогда ты потеряешь венец мученичества. Борись – и рано или поздно ты победишь, и тогда ты будешь венчан, как венчались мученики». И тот принял на себя этот крест.

И это очень важный момент, потому что мы часто думаем, что, когда на нас нападает то или другое искушение, мы должны бежать от него, бежать, ища помощи у Спасителя, у Божией Матери, у Ангела Хранителя, у святых, у священников, у друзей, чтобы они нас освободили. Нет, это не так. Когда на нас находит искушение, мы можем сказать: «Господи, неужели Ты мне так доверяешь, что доверяешь мне эту борьбу?! Буду бороться до крови, буду бороться до смерти, буду бороться за Тебя, буду бороться против зла, и если я сумею хоть ослабить это зло или победить это зло, то я его одержу победу не только в себе и для себя, но это зло будет побеждено во всем мире». Этот бес будет убит, если можно так выразиться.

Теперь я хочу поговорить о самой исповеди. Надеяться на то, что одной исповедью дойдешь до самых глубин своей души, до самого корня своего существования, невозможно, потому что жизнь долгая, сложная, и разом всего не увидишь. Но часто путь исповеди похож на то, как ведутся раскопки древних городов. Сначала видишь только землю, но знаешь, что под этой землей скрывается город, и начинаешь эту землю снимать. Постепенно появляются какие-то верхушки домов или зданий. По мере того как разгребаешь, уходишь глубже, ты находишь все больше и больше. И с этим мы должны считаться в исповеди: мы не можем сразу дойти до самых глубин и должны довольствоваться тем, чтобы очень внимательно снимать тот слой песка, те налеты, которые нам не дают видеть даже поверхностные слои нашей души. Причем это надо делать с большой честностью, потому что часто нам не хочется видеть то, что кроется в самых глубинах.

Когда мы нашли один слой, мы можем его принести Богу, но и это надо делать, как я только что сказал, очень честно, очень искренне, из желания поделиться с Богом, со Христом Спасителем тем, что мы в своей душе открыли. Но необязательно только темное, потому что если мы будем искать только тьму в своей душе, то, во-первых, мы ничего не увидим иного и через короткое время придем в отчаяние. Вы, наверное, понимаете, что мы видим тени только благодаря свету. Например, если в полдень падает луч солнца на какой-нибудь утес или на камень, с одной стороны он светлеет, а с другой стороны его тень ложится на землю гораздо более глубоко, гораздо более явно, резко. Поэтому когда мы готовимся к исповеди, нам надо искать в себе не только то, что темно, но всю свою душу.

Для этого – я это говорил уже много раз и буду повторять, потому что считаю это очень важным, – когда мы читаем Евангелие, мы не должны искать в нем только обличения или только указания, что мы должны бы делать и чего мы не делаем. Мы должны искать в нем и те места, на которые наше сердце, наш ум, наша душа, все наше существо может отозваться радостью, восторгом, и помнить, что, если я нашел в своей душе какой-нибудь маленький участок, который созвучен евангельскому слову, я могу сказать, что в этом, хоть в этом малом Христос и я встретились, что я на Него уже хоть самым малым образом похож, похожа, что Он походит на меня, что мы друг другу родные, а не чужие. И если это найти, то надо помнить, что этот свет, который вдруг зажегся во мне, не надо тушить, ни в коем случае не надо дать ему погаснуть и ни в коем случае к нему нельзя отнестись небрежно. Это значит, что если я нашел в себе два или три таких места, от которых сердце горит радостью, то эти места надо оберегать, против них грешить нельзя, потому что они значат, что я нашел в себе хоть маленький участок, где образ Божий уже явственно перед моими глазами, и я не имею права его разрушать или его закрывать. Если мы будем так смотреть, то сразу найдем какие-то области, в которых мы можем исповедоваться. Вот у меня загорелось сердце от такой-то заповеди, у меня загорелось сердце от такого-то рассказа евангельского, у меня вдруг вспыхнул свет в мысли и в чувстве, и воля моя сопряглась, когда я увидел тот или другой образ во Христе. Это является святыней моей жизни, и если это святыня моей жизни, то я ее должен оберегать. И первый вопрос, который я должен себе ставить: я когда-нибудь согрешил против этого? Против того, в чем я уже ученик Христов, в чем я уже Ему родной?

И конечно, по контрасту мы обнаруживаем и другое. Мы обнаруживаем, что вокруг есть тени, этот свет нам указывает, что есть вокруг него другие элементы: одни способны загореться светом, а другие очень темные. Тогда на них можно обратить внимание, но изнутри радости и вдохновения, которые вносит в нашу душу, в наше сознание, в нашу волю, даже в плоть нашу откровение о том, что в нас уже есть свет. И Евангелие нам говорит, что все, что кладется в свет, делается светлым, просвещается, очищается. Это первое.

Второе, что я хочу по этому поводу сказать: мы не должны искать в Евангелии обличительных слов без конца, потому что, конечно, всего Евангелия никто из нас не может воплотить и исполнить. И поэтому если мы будем стараться быть согласны с Евангелием всей внутренней жизнью и внешним поведением, то мы никогда не распутаемся, мы будем как бы в сети все время. Надо действовать с Евангелием, как я только что указывал, как раскопки проводят: выбрать те места, которые меня вдохновляют и мне как бы по плечу, не воображая, что я могу все сделать, но зная, что кое-что могу; что я не могу выполнить ту или другую заповедь до конца, но могу начать хотя бы отчасти ее выполнять; и ставить перед собой конкретные простые задачи. Вот меня вдохновило то или другое слово евангельское. Я не в рост ему, оно выше меня, шире меня, глубже меня, но столько-то я могу сделать. И начать с этого. И когда придет снова время исповеди, то начать с того, чтобы сказать: вот, я знаю, что в этом правда, она меня вдохновила, я вижу в ней красоту, смысл, а сделать я могу только то-то – и даже этого я не сделал…

Помню, как я был разочарован первый раз, когда пошел к своему духовнику. Он был монахом, я стремился к подвижнической жизни и думал: вот пойду к нему, поисповедуюсь, и он мне укажет такую меру подвига и святости, которой я буду добиваться. Я поисповедался. Он меня выслушал и говорит: «А теперь постой и подумай – из того, что ты мне сказал и от чего внутренне отрекся, за что ты можешь взяться?». Я подумал: Господи! Я надеялся, что он мне скажет: «Берись за все, борись со всем адом сразу», а он меня спрашивает: «Скажи, ты песчинку можешь сдвинуть?». И только потом я понял, как он был прав, как это было мудро. Потому что если начать с малого, то можно перейти к большему, но если начинать с большого, то к малому не вернешься и большего не исполнишь.

Возьмите простой человеческий пример. У вас чемодан; ребенок рядом стоит и говорит: «Мама, дай, я понесу!» – а он его даже поднять не может. А если ему дать время вырасти, окрепнуть, он не только этот чемодан понесет, он еще и не то поднимет на свои плечи. И вот мне кажется, что очень важно это помнить. Это не значит, что мы смиренны, это значит, что мы просто реалистически о себе думаем: я на это не способен, вот что я могу сделать – и все… Но если мы будем делать только то, что можем, но все делать, что можем, то мы будем, как ребенок, крепнуть и станем способны поднимать такие ноши, которые раньше не могли двинуть. Это еще один элемент.

А кроме того, нам всегда думается, что мы относительно простые: вот, я теперь христианин, и вот мерка моей жизни, правило моей жизни… Это преувеличение, это не так, потому что в каждом из нас есть самые разные слои человечности. Об этом говорит апостол Павел, поэтому и я могу без зазрения совести сказать об этом. Во мне есть не преображенный язычник; во мне есть человек, который готов жить по правилам и уставам, не меняясь очень глубоко внутренне, но честно исполняя то, что велено; и во мне есть человек, который уже прикоснулся к краю ризы Христовой, который увидел Его светлый лик и хочет за Ним следовать и на Него быть похожим. Апостол Павел говорит, что есть люди, которые не знают ни Христа, ни ветхозаветного закона, но у них в сердце написан естественный человеческий закон: как быть просто человеком, – и они этим могут спасаться. Если мы задумаемся, то увидим, что в каждом из нас есть этот закон человечества, есть чувство: достоин ли я быть просто человеком, забывая о том, что я христианин, – просто человеком? Если я лгу, я – человек или не человек? Если я краду, я – человек или не человек? Не потому что есть закон или потому что Христос так велит, а потому что мне стыдно перед самим собой. И первый вопрос, который надо себе поставить, готовясь к исповеди, – вопрос очень простой, прямой: от чего мне делается стыдно перед самим собой в моей жизни? Это будет, может быть, множество вещей, но это должно быть мое личное чувство: мне стыдно от этого. Я недостоин себя самого, я ниже своего человеческого уровня, если поступаю так или чувствую таким образом. Это первая задача, которая перед нами лежит. Являюсь ли я просто человеком, оставляя в стороне все правила, законы, даже и благодать, которая мне дана?

Второе: я знаю заповеди. Заповеди даны тем людям, которые стремятся быть людьми в полном смысле слова, но не знают, как управиться с самим собой. Я знаю, что во мне есть такие-то дурные свойства, такие тенденции, – как мне с ними справляться? И вот десять заповедей, которые мы находим в Ветхом Завете: не делай этого, не делай того, не делай сего, потому что, понимаешь ты это или нет, но если ты будешь это делать, ты себя будешь коверкать, ты падешь ниже своего человеческого уровня. Это область закона. Не делай – не потому что тебя Бог за это накажет, а потому что это правило жизни. Если ты будешь поступать по закону, то будешь оживать, станешь живым человеком; если не будешь так поступать, то в тебе будет уменьшаться человечность и жизненная сила. Поэтому, когда мы читаем Ветхий Завет (хотя бы Десятизаконие, но есть еще многое другое, что нам говорит о том, как живет настоящий человек), мы должны рассматривать эти заповеди не как приказы: вот выполни – и тогда будешь прав. Это школа, это не способ расплатиться с Богом: я не буду поступать так-то, и с меня взятки гладки, я буду поступать так-то, и Бог должен меня вознаградить… Потому что основное правило жизни – это не быть рабом и не быть наемником. Не быть рабом в том смысле, чтобы не исполнять то или другое, что является, конечно, явной волей Божией, из страха наказания; и не быть наемником просто в надежде, что если я буду поступать так, то Бог меня по головке погладит. Есть что-то другое, есть другое измерение. И это другое измерение – то, о чем говорит апостол Павел: область благодати, область, когда мы встретились со Христом, пленились красотой человечности в Нем. В Нем мы можем увидеть настоящего Человека, совершенный образ Человека, и сказать: вот стать бы таким!.. Но своими силами, даже исполняя закон, мы этого не можем достичь.

В Евангелии есть еще одно высказывание о заповедях, которое меня очень поразило в свое время, где говорится: Когда исполните все повеленное вам, говорите: мы рабы, ничего не стоящие, потому что сделали, что должны были сделать. Как же так? Да, потому что дело не в том, чтобы «выполнить» правила. Выполнить правило можно со страху, выполнить правило можно с надеждой на вознаграждение, а надо, чтобы правила, которые тебе представлены как правило жизни, стали для тебя настолько родными, так срастворились с твоим существом, чтобы стали законом твоей жизни. Знаете, как бывает, когда человека полюбишь: все то, что ему дорого, тебе делается дорого, все то, что ему опасно или противно, тебе делается чуждым, целая область отпадает, выпадает из твоей жизни, и целая область пронизывает тебя вдохновением. Вот о чем говорит евангельский закон. Ветхозаветный закон, который был как бы подготовлением, мог из человека сделать праведника, то есть человека, который выполнил все, и с которого ничего другого требовать нельзя. На Новый Завет этого переносить нельзя. Новый Завет нам говорит: даже если все выполнишь, если ты не стал другим человеком, ты еще не достиг своей цели… Это тоже очень важный момент.

Тут получаются как бы разные степени. С одной стороны, я могу на себя посмотреть и поставить вопрос: даже как язычник, как человек, который только с краешка прикоснулся к Священному Писанию, я человек или нет? Пожалуй, нет. Как мне выйти из этого положения? Есть указания о том, как поступать, как жить. Если я буду так поступать и так жить, я все-таки буду несколько ближе к тому, что представляет собой человек, но это не все, потому что поступки не определяют человека полностью. Поступки могут быть способом спрятаться за чем-то; и надо вырасти в ту меру, которая является твоей истинной христианской мерой.

И когда я говорю о христианской мере, я говорю о чем-то очень страшном. Потому что когда мы делаемся христианами, то есть когда мы верой, вдохновением, любовью говорим: я хочу быть учеником Христа, я хочу с Ним так соединиться, чтобы ничто не могло разорвать нашего союза, – то встает вопрос: а Христос меня примет таким, какой я есть сейчас? Какие условия ставит Христос для того, чтобы мне считаться Его учеником? Не добродетель, не святость, а всецелая отдача своей воли и своей устремленности к Нему… Я хочу, Господи, быть Твоим учеником, я хочу у Тебя научиться… Верую, Господи, помоги моему неверию!.. Я буду делать то, что умею или могу, и это все, что в моих силах, но Ты мне помоги себя перерасти, стать более на Тебя похожим; Ты мне покажи в Евангелии или в моем внутреннем опыте встречи с Тобой, что уже во мне способно принадлежать вечной жизни…

Вы, наверное, помните место в Евангелии от Иоанна, где Христос говорит народу, и толпа, смущенная Его словами, уходит от Него. Остаются одни ученики, и Христос спрашивает Своих учеников: «А вы не уйдете ли от Меня?..». И Петр Ему отвечает: «Куда нам уйти? У Тебя глаголы вечной жизни» (см. Ин. 6: 68). Если вы прочтете Евангелие с края до края, вы нигде не найдете такого места, где Христос пространно описывал бы вечную жизнь. То есть здесь речь не о словах, не о таких описаниях, которые нам говорят о красоте и о чуде, о прекрасности вечной жизни. Это что-то другое. Да, слова Христовы пронизывают человека, проникают до такой глубины его души, что в нем, в этих глубинах его рождают вечную жизнь: «У Тебя слова вечной жизни, Твои слова падают в меня, как семя вечной жизни, пробуждают во мне все, что может полностью ожить». И если мы постепенно, шаг за шагом, день за днем, сделаемся такими Его учениками, то постепенно вырастем в христиан.

Но есть еще другое. Христос не только нас зовет подвигом, усилием быть Его учениками, Он говорит: Я вам дам силу. И Он нам дает эту силу в Таинствах крещения, миропомазания и причащения Святых Таин. В крещении Он нас соединяет с Собой, Он нас так пронизывает, как огонь пронизывает железо, как тепло пронизывает человеческое тело. Мы с Ним уже неразрывно связаны и через это должны бы сделаться чуждыми к холоду, потому что между огнем и холодом нет общей меры. Я вам даю этот образ, потому что святой Серафим Саровский говорит, что дьявол холоден, Бог – пламенен. Именно тут различение. И дальше в той же беседе на вопрос: «Как узнать – то или другое во мне от Бога или от дьявола?» – Серафим Саровский говорит: «Если в тебе горит сердце, если в тебе светлеет ум, если твоя воля делается крепкой и направленной к добру, ко Христу, если в тебе умирает всякое осуждение твоего ближнего, если ты начинаешь себя чувствовать смиренно, ниже всех, – это от Бога. Если в тебе рождается холод сердечный, если в твоем уме нет света, а только холодная прозрачность, если твоя воля делается железной и упрямой, если ты весь себя чувствуешь выше других людей через гордыню и через осуждение других, это от сатаны».

Христос нас принимает и пронизывает нас, как огонь, и Дух Святой сходит на нас в Таинстве миропомазания, пронизывает нас, и мы делаемся храмами Святого Духа и телом Христовым. Вы помните, как после крещения Христа во Иордане Дух Святой сошел на Него, на Его человечество. Вот такими мы делаемся. И если мы таковы, если мы не только сердцем, умом, волей, но даже и плотью нашей соединены со Христом, как должны мы относиться к своему телу и к своим мыслям, и к своим чувствам, и к своим порывам, и к своим волеизъявлениям! У апостола Павла есть очень страшное место, где он призывает нас к телесной чистоте и говорит: неужели я возьму уды Христовы (то есть члены Его тела) и отдам их блуднице? (см. 1 Кор. 6: 15). То есть, если я совершу блуд, оскверню свое тело, то я оскверню Самого Христа, Который со мной соединился неразлучно. Вот мера, которую апостол Павел нам ставит. Конечно, это не наша мера в том смысле, что мы это так не переживаем. Мы можем это понять умом, но не все наше существо на это реагирует. Но мы должны помнить это, помнить, что, когда мы Христовы, когда мы крещены, миропомазаны и причастились хоть один раз в жизни, мы являемся, по слову отца Сергия Булгакова, через всю историю как бы продолжением воплощенного присутствия Христа на земле, через нас Христос телесно присутствует в истории мира.

И вот когда мы ставим вопрос о том, как готовиться к исповеди, мы можем думать о себе в этих трех планах: в плане естественного язычника, у кого в сердце, в разуме запечатлен закон человечности: что значит быть человеком. Затем можно перейти к понятию о том, что я даже на это до конца неспособен, мне надо перерасти себя, но я не знаю как, и Ветхий Завет мне открывает Десять заповедей Божиих и другие указания. И наконец, в Евангелии я нахожу закон жизни и делаюсь Христовым.

Есть еще один вопрос, который я хочу перед вами поставить, но в который очень вдаваться не могу. Это то, что мы – наследники тысячелетий, то есть каждый из нас несет в себе наследственность сотни и тысячи поколений. И это очень важный момент, потому что каждое поколение в том же положении, в котором мы находимся в разный возраст нашей жизни. Какой-нибудь человек в нашем прошлом поступил не так или был не тем, чем должен был быть, он как бы передал себя своим наследникам, и то, чем он не стал, так же как и то, чем он стал, передано как наследие его детям, его внукам и т. д. И может случиться, что в нас действуют какие-то злые силы, которые не относятся к нам лично, – в том смысле, что мы не выбирали это зло, но оно передано нам из прежних поколений.

На эту мысль я набрел впервые лет сорок тому назад, когда ко мне пришел один человек и сказал: «На меня находят такие-то искушения. Я себя испытывал, сколько умел, я полностью чужд этим влечениям, этим чувствам, этим порывам, а они во мне все равно действуют, они, как лава из вулкана, извергаются». И я (не знаю, почему, у меня не было к тому основания, но контекст был такой сложный, я знал этого человека очень глубоко) ему сказал: «Поставьте перед собой вопрос: знаете ли вы в прошлом вашем родстве какого-нибудь человека или каких-нибудь людей, в которых действовали бы эти злые силы и в ком они не были изжиты до смерти?». Этот человек ушел и через некоторое время пришел снова и сказал: «Да, я нашел в своей памяти, в памяти нашего рода человека, кто всецело жил тем злом, которое сейчас меня разрывает». И я ответил: «Этот человек, значит, до смерти не сумел покаяться, не сумел изжить это зло, и передавал его из поколения в поколение, и оно не воспринималось как зло и передавалось следующему поколению. Теперь оно передалось вам, вы его осознали как зло, и теперь можете это зло изжить не для себя, – оно не ваше, а для этого человека».

Это, может быть, никогда не случится в вашей жизни, но это вещь, которая может случиться. В какой-нибудь момент мы можем обнаружить, что какое-то зло, которое во мне действует, мне передано из прошлого, и победить это зло значит не только самому спастись от осквернения, это значит и другого человека освободить от чего-то.

Я вам дам еще один пример. Когда мне было девятнадцать лет, я познакомился во Франции с очень странным священником. Он был юродивого типа, странный во многих отношениях, но в нем было что-то очень глубокое, светлое, волнующее. И я его спросил: «Отец Михаил, зачем, по какому порыву вы стали священником?». Ответ был такой, какого я никак не ожидал: «Потому что мой прадед совершил убийство». Я тогда сказал, не совсем понимая, о чем идет речь: «Как же так? Это должно было бы вас остановить при мысли о священстве!». И он ответил: «Нет. Он умер без покаяния. Я унаследовал его плоть и кровь, душу и сердце, всего его унаследовал, он весь живет во мне, потому что он мой предок. И я решил все, что во мне есть, включая и его самого, принести в дар Богу и каяться за его грех, за убийство, которое он совершил и передал мне как бы в наследство, чтобы я с ним справился».

Подумайте об этом. Не ищите в себе преступников прошлого, но знайте, что иногда бывает, что в нас из каких-то глубин поднимается греховность, которая явно нам не принадлежит. И ее надо принести на исповедь, надо в ней каяться не как в своей, а как в родовой нашей греховности, и очистить исповедью и покаянием.

В каком-то отношении это можно отнести и к образу Христа Спасителя, Который является наследником всего рода человеческого от Адама и Евы. Если вы прочтете Его родословную, то увидите, что среди многих праведников есть тоже несколько неправедников, есть язычники. Руфь была язычницей, раньше чем вошла в израильский народ через брак; Раав была блудницей. И они входят в родословную Христа, которую Он всю принял на Себя и всю преобразил, и принес Богу, да, но смертью на Кресте. И порой нам самим приходится, потому что мы наследники нашего прошлого, принести как бы на крест подвига, страдания, покаяния наше прошлое и прошлое нашего рода.

Вдумывайтесь в эти разные слои, которые нас составляют, но не воображайте, что эти слои лежат один на другом. Знаете, когда бывает землетрясение, слои перемешиваются, и поэтому мы не можем о себе сказать: я ветхозаветный человек, а я новозаветный человек, а я еще не обновленный язычник… Все это во мне есть, и бывают моменты, когда мне надо каяться перед Богом на основании того закона, который Он написал в моем сердце: ты человек – достоин ли ты быть таковым? А в другие моменты приходится каяться в том, что я знал и не исполнил; а в другие еще моменты – в том, что я Христов и собой оскверняю тайну Христа… И это вперемешку идет, и приходится исповедоваться в целом мире вещей, которые необязательно лежат слоями друг на друге, а именно как-то пронизывают один другой.

Теперь: когда речь идет о самой исповеди, я хочу сказать коротко – мы должны исповедовать в первую очередь то, в чем мы каемся. Не делать список по какому-нибудь учебнику или шпаргалке тех грехов, которые всечеловечны или записаны столетиями. Надо поставить перед собой вопрос: а я? Если я сейчас стану перед судом Божиим, забывая, что есть целое человечество вокруг, что я могу сказать Господу о себе самом? Или если вдруг я стал бы даже не перед всем человечеством, а перед нашей общиной и должен был бы сказать: вот мое прошлое и вот мое настоящее, – что я бы пережил, какой стыд, какой страх, какой ужас, какую боль? и какую надежду и какую безнадежность? Если я могу так поставить себе вопрос, тогда я могу начать различать, что греховное и что нет. Если бы мне надо было стать перед вами и сказать: я убил! – это было бы не просто, за этим пошел бы целый ряд суждений с вашей стороны: как он смеет быть священником, как он смеет себя называть христианином, как он смеет быть нашим священником и т. д. Вы могли бы меня отвергнуть полностью – или пожалеть. И на этом стоит все прошлое и все будущее.

И второе: после этого поставить перед собой вопрос – как меня видят люди? Люди меня видят и справедливо, и несправедливо, но часто они справедливо во мне видят недоброе и справедливо во мне видят добро. И, необязательно думая, что они правы или не правы, надо ставить вопрос: вот каким я им представляюсь, почему? Потому ли, что они не понимают, или потому, что я действительно таков?.. Есть замечательное место в одном письме святителя Тихона Задонского. Молодой священник спрашивает, как ему справиться с тщеславием, с гордостью, когда все люди вокруг его хвалят. Этот священник пишет: я им объясняю, что это неправда, несправедливо, что я не таков, что я грешен, – они тем более меня хвалят… И святитель Тихон ему отвечает: когда тебя хвалят, ты делай две вещи. Первое: запомни, за что тебя хвалят, и старайся стать таковым. А во-вторых, никогда не старайся людей разубедить, потому что чем больше будешь разубеждать, тем больше люди будут видеть в тебе смирение, которого в тебе вовсе нет… И вот мне кажется, что очень важны эти два момента. Если люди говорят о тебе хорошее – стань таковым, если говорят плохое – задумайся. Но ни в каком случае не старайся их разубедить. Стань другим, и они, может, перестанут о тебе говорить дурное, но не убеждай их в том, что ты не такой хороший, каким они тебя воображают. Это очень важный момент.

И последнее. Ставьте перед собой вопрос, как вас судит Евангелие. Евангелие меня не осуждает, оно меня зовет к вечной жизни. Как я отвечаю на этот зов к вечной жизни со стороны Евангелия и что мне мешает ответить на него?

После периода молчания мы соберемся в середине храма и будем совершать общую исповедь. Она – не перечень грехов. Я буду читать молитвы и, как бы отвечая на то, что мне говорят эти молитвы, буду перед Богом каяться. Я думаю, что во мне достаточно грехов, чтобы покрыть и ваши грехи, чтобы и вы могли отзываться на мою исповедь, говоря Господу: да, я согрешила, и я согрешил… А если чего-нибудь я недоговорил – потому что грехов столько, что целого дня не хватило бы, – то в короткие периоды молчания вы скажите: «Господи, в этом я не согрешил, но вот это я должен сказать Тебе…».

И потом мы постоим несколько минут перед Богом, друг перед другом. Молитесь друг за друга, молитесь о том, чтобы каждого коснулась Божия благодать, чтобы каждый из нас проснулся, встрепенулся бы хоть на мгновение, чтобы это мгновение звучало потом в его душе. И потом я дам вам общую разрешительную молитву, после которой вы сможете приступать к Святым Таинам.