Текст книги "История войны 1813 года за независимость Германии"

Распоряжения для действий союзных войск на 14 (26) мая заключались в следующем: неприятель двинется сего числа от Гайнау к Лигницу по довольно открытой местности; по всей вероятности, он, подобно тому, как и прежде, не вышлет разъездов на значительное расстояние от дороги. Арьергард полковника Муциуса останется против Гайнау до тех пор, пока неприятель не выйдет из города, а потом станет отступать, стараясь выманить французов на равнину. Но, чтобы не подвергнуть сей отряд отдельному поражению, будут оставлены, в виде репли, арьергард

Чаплица, правее дороги, у Добершау, а бригада Цитена левее – у Польсдорфа. Кавалерия, назначенная для засады, расположится по правую сторону неприятеля в двух местах, именно: резервная кавалерия Дольфса в шелендорфской лощине, около ¾ мили (в 5 верстах) к югу от Гайнау; а кавалерия бригады Цитена, с конной батареей, около полумили (в 3½ верстах) от Гайнау, у Баудмансдорфа, за ветряной мельницей. Сигналом к общему нападению будет зажжение сей мельницы; но должно зажечь ее не прежде, как по достижении конницей Дольфса селения Баудмансдорфа²¹.

В сей день в авангарде французской колонны, двигавшейся по лигницской дороге, находился 5‐й корпус Лористона, головную часть которого составляла дивизия Мезона; несколько позади него, правее большой дороги, шел корпус Рейнье на Модельсдорф, чтобы там перейти через речку Дейхсель. Французы, обыкновенно выступавшие с ночлега около 9 или 10 часов утра, опоздали и вышли из Гайнау уже в 3‐м часу пополудни. У генерала Мезона было только 8 батальонов с 18 орудиями и 50 фланкеров (eclaireurs)6161
  Фланкеры – дозоры в кавалерии XVIII–XIX вв., действовавшие на флангах или впереди боевого порядка главных сил и выполнявшие задачи наблюдения, охраны и разведки. – Примеч. ред.


[Закрыть].

Не имея при себе почти вовсе кавалерии, Мезон не осмеливался выйти на равнину и хотел выждать, пока авангард корпуса Рейнье будет с ним на одной высоте. Но маршал Ней, тогда находившийся при войсках Мезона, не разделяя его опасений и находя принятые им меры предосторожности совершенно излишними, приказал войскам идти далее. Мезон, будучи принужден исполнить волю своего начальника, двигался однако же так медленно, что успел миновать Михельсдорф, селение в двух верстах от Гайнау, не прежде как в 6‐м часу пополудни. Затем, пройдя с версту от селения, опять выждал, пока поравняются с ним головные войска Рейнье. Два батальона были оставлены для занятия Михельсдорфа, в виде репли; прочие 6 вышли вперед вместе с артиллерией, открывшей канонаду по арьергарду Муциуса, который расположился у большой дороги между селениями Добершау и Гольсдорфом. Между тем фланкеры Мезона и Муциуса перестреливались у подошвы высоты, на коей стояла ветряная мельница. Несколько французских всадников приблизились шагов на двести к мельнице, но никто из них не догадался въехать на высоту для обозрения за ней лежащего пространства. Если бы это случилось, то они увидели бы перед собой гусарский полк с конной батареей и самого Цитена с его свитой, и засада Блюхера была бы открыта.

Генерал Цитен предполагал выждать, пока неприятель отойдет далее от Михельс-дорфа, но, так как разъезды донесли о приближении другой французской колонны (корпуса Рейнье) к левому флангу прусской бригады, то уже нельзя было долее медлить. Полковник Дольфс получил приказание идти в атаку. Построив полки гвардейский легкоконный и кирасирские Восточно-прусский и Силезский в эскадронных колоннах в две линии, Дольфс двинулся с ними полной рысью к Михельсдорфу; остальные два полка – Лейб-гвардейский (Gardes du Corps) и Бранденбургский кирасирский – с конными батареями следовали в некотором расстоянии позади и получили приказание остановиться между Баудмансдорфом и Ибершааром для задержания передовых войск Рейнье, в случае появления их на левом фланге засады.

Как только первая линия Дольфса поравнялась с селением Баудмансдорфом, то Цитен выдвинул вперед конную батарею, состоявшую при силезских гусарах, и приказал зажечь мельницу, наполненную соломой и хворостом. По этому сигналу кинулись вскачь на французов передовые полки Дольфса, отряд Муциуса и силезские гусары, стоявшие позади мельничной высоты (всего 27 эскадронов), между тем как три конные батареи, опередив кавалерию, успели сделать по неприятелю несколько картечных выстрелов.

Едва лишь Мезон заметил густую пыль, поднявшуюся от быстрого движения прусской кавалерии, внезапное появление нескольких конных батарей и пламя вспыхнувшей мельницы, как, предвидя нападение, приказал своим войскам свернуться в батальонные каре. Но французские конскрипты были недостаточно обучены эволюциям. Один лишь правофланговый батальон успел построиться надлежащим образом; прочие столпились в беспорядочные массы; орудия второпях были размещены так, что только два или три из них могли открыть огонь по неприятелю. Войска Мезона еще не успели опомниться от суматохи, когда полковник Дольфс, с легкоконным гвардейским полком, налетел на правофланговое каре и врубился в него; левее его Силезский кирасирский полк пустился во весь карьер и попал в небольшое болото, однако же выбрался оттуда и содействовал гвардейцам в атаке на прочие батальоны; а Восточно-прусский полк, приняв еще более влево, заскакал кругом селения Михельсдорфа в тыл неприятелю. Кавалерия Муциуса ударила на французов с левого фланга. Несколько батальонов было изрублено; другие, рассеявшись, искали спасения в бегстве и старались укрыться в селении. Артиллеристы хотели увезти орудия и, не имея на то достаточно времени, обрезывали постромки и уходили с лошадьми. Прусская кавалерия преследовала бегущих, рубила их, забирала пленных толпами. Многие всадники врывались в Михельсдорф, несмотря на пальбу из всех окон и дверей, открытую французами. Сам Дольфс, в голове Силезского кирасирского полка, несколько раз покушался прорваться через селение, что наконец и удалось кирасирам, но с потерей достойного их начальника. К ним присоединились некоторые другие части войск; вся эта кавалерия была чрезвычайно расстроена. Один из французских батальонов, подоспевший на место побоища от Гайнау, построился в каре близ Михельсдорфа и отразил все последующие атаки кирасир. Вообще все дело продолжалось несколько минут. Только 15 эскадронов резервной кавалерии и четыре эскадрона отряда Муциуса, с тремя конными батареями, успели принять действительное участие в бою; силезские же гусары опоздали, и даже сам Блюхер со своей свитой выжидавший в леску позади Баудмансдорфа условленного сигнала, прискакал уже тогда, когда все было кончено. Французские войска быстро двигались от Гайнау в помощь Мезону и встретили Блюхера сильной канонадой. Генерал Цитен, желая устроить в порядке свои рассыпавшиеся полки, приказал трубить аппель6262
  Аппéль (фр. appel) – сигнал для возвращения кавалеристов после атаки или для отзыва мелкого разведывательного отряда кавалерии. – Примеч. ред.


[Закрыть] на высотах между Михельсдорфом и Гольсдорфом: по этому сигналу собрались прусские кавалеристы, из коих многие, увлеченные успехом, преследовали неприятеля до гайнауских предместий²².

Это славное дело стоило французам около 400 человек пленными, в числе которых было два штаб-офицера и много обер-офицеров. Захвачено победителями 18 орудий (из коих, за недостатком упряжи, увезено 11) и множество зарядных и патронных ящиков. Убито несколько сот человек. Со стороны прусских войск убито 6 и ранено 15 офицеров; убито, ранено и без вести пропало 229 нижних чинов²³. Дело при Гайнау заставило неприятеля прекратить настойчивое преследование и продолжать дальнейшее наступление медленно, с чрезвычайной осторожностью; вместе с тем, возвысились самоуверенность и дух прусских войск. Блюхер, которому общее мнение приписывало исключительно удачу засады при Гайнау, приобрел неограниченное доверие прусской армии. Но Барклай-де-Толли не был доволен этим делом. Восхваляя в приказе по войскам храбрость войск, он требовал, однако же, на будущее время «воздерживаться от таких предприятий, при коих силы, необходимые в совокупности для достижения важнейшей цели, расточаются без всякой надобности». Вообще, виды Барклая и большой части русских генералов не согласовались с видами Блюхера и его штаба. Пруссаки, опасаясь мщения Наполеона, угрожавшего их стране в случае отступления союзников за Одер, желали и надеялись снова дать сражение²⁴. Напротив того, Барклай-де-Толли, обсуждая положение дел хладнокровнее, со свойственной ему основательностью, полагал весьма справедливо, что не было ни малейшей вероятности на одержание союзниками победы в генеральном сражении. Силы Наполеона, далеко превышавшие те, которые могли ему противопоставить союзники, увеличились после битвы при Бауцене присоединением корпуса Виктора и кавалерии генерала Себастиани; несколько тысяч прусских волонтеров, прибывших к армии Блюхера, не могли уравновесить этих подкреплений. По свидетельству одного из сподвижников Барклая, современное состояние русских войск не позволяло продолжать действия с какой-либо надеждой на успех. «Эпоха, в которую Барклай-де-Толли принял начальство над армией, была одним из самых критических моментов войны. Сражения при Люцене и Бауцене, данные единственно для того, чтобы задержать неприятеля и выиграть время, стоили дорого войскам и расстроили состав их. Быстрое преследование от границ империи к Эльбе удалило русскую армию от источников средств и подкреплений ее. Войска терпели чувствительный недостаток в военных припасах и даже в продовольствии; на всем пространстве между Эльбой и Одером, а также между Одером и Вислой, не было магазинов, и даже недоставало перевозочных средств, потому что подвижные обозы частью отстали от армии, частью не были по-надлежащему устроены»²⁵.

По показанию очевидцев, большая часть пехотных полков русской армии находилась в однобатальонном составе; в некоторых полках наличное число людей не превышало 150 или 200 человек; иными бригадами командовали штабс-капитаны. В кавалерийских полках, вместо восьми эскадронов, было по два и по три, и только лишь в немногих по четыре эскадрона. Артиллерия, после двух генеральных сражений и многих арьергардных дел, в коих принимала деятельное участие, имела надобность в пополнении зарядов; а запасные парки, при беспрестанных движениях армии, изменяли данное им направление и были разбросаны так, что сам начальник артиллерии не имел точных сведений об их расположении. Подобным образом нередко случалось, что отрядные командиры не знали наверно, какие полки состояли под их начальством, а войска – кто ими командовал. Солдаты были дурно одеты и обуты. Обычные русским войскам дисциплина и порядок расстроились²⁶. Прусские генералы жаловались, что страна их терпела столько же от союзников, сколько от неприятелей, и что русские отнимали у пруссаков транспорты с провиантом²⁷.

Прусские войска находились в таком же плохом состоянии. Потери их были весьма значительны, а ландверы, долженствовавшие усилить армию, еще не успели тогда сформироваться в полном своем составе. 20 000 ружей, купленных в Австрии для вооружения силезских ландверов, были изготовлены с такой торопливостью, что в них не просверлили затравок, и для этого требовалось, по крайней мере, четыре недели. Прочие ружья вовсе не были готовы, и батальоны Ландвера, назначенные в корпус Йорка, были вооружены пиками²⁸. Во всей Силезии не было учреждено ни одного магазина; не было никаких запасов одежды и обуви, и даже, по недостатку в деньгах, нельзя было приобрести их покупкой. При вторжении французов в прусские владения предполагалось вызвать поголовное ополчение (Ландштурм), но ничего к тому не было приготовлено. Недоставало предусмотрительности, энергии и административных способностей Шарнгорста и некому было заменить его. Вся деятельность государственного канцлера Гарденберга была обращена на дипломатические сношения с иностранными государствами; а в делах внутренних он принимал участие как бы нехотя²⁹.

Следовательно, напрасно Гнейзенау, и за ним другие, упрекали Барклая-де-Толли в недостатке энергии и решимости, за то, что он не согласился, в угождение им, принять третье генеральное сражение, которое, по всей вероятности, имело бы несравненно худшие последствия для союзников, нежели оба первые. Дальновидный Барклай, сохранив прусские войска, оказал Пруссии такую же заслугу, какой была обязана ему Россия в Отечественную войну 1812 года. Без всякого сомнения, он, предлагая императору Александру отвести русские войска в Польшу для укомплектования их резервами, имел в виду исключительно пользу России. Хотя он и подавал надежду возвратиться в Силезию через 6 недель, однако же едва ли было возможно ему в такое короткое время переформировать армию. А между тем Наполеон подавил бы прусские войска, оставленные по левую сторону Одера, рассеял бы народные ополчения и опустошил бы Силезию. Но нельзя не сознаться также и в том, что союзники, приняв решительное сражение, совершенно истощили бы свои средства и не могли бы удержаться в Силезии.

Император Александр, уступая желанию короля Прусского, соглашался уклонить союзную армию от направления к Бреславлю и двинуть ее правее, к Швейд-ницу, для занятия в окрестностях сей крепости фланговой позиции. Такой способ действий подавал возможность союзникам оставаться долее в Силезии, не подвергая судьбы армии неверному успеху генерального сражения, и не отдаляясь от границ Австрии, совершенно склонившейся на сторону союзных держав и деятельно продолжавшей готовиться к войне против Наполеона.

15 (27) мая, на другой день после дела при Гайнау, российско-прусская армия двинулась с реки Кацбаха к Швейдницу: правое крыло, под начальством Блюхера, состоявшее из всех прусских войск и бывшей русской Западной армии, поступившей в команду графа Ланжерона, направилось двумя колоннами, от Лигница к Мерчицу;

а левое, под начальством графа Витгенштейна, от Гольдберга к Яуэру. Арьергарды правой колонны, под начальством Чаплица и Цитена, отошли к вальштадтскому монастырю, а граф Пален, с арьергардом левой колонны, к Геннерсдорфу. Неприятель преследовал союзников довольно слабо. Сам Наполеон распоряжался действиями 5‐го корпуса Лористона, двигавшегося в авангарде по лигницской дороге с соблюдением величайшей осторожности; по дороге же от Гольдберга к Яуэру наступал 6‐й корпус Мармона. Главная квартира императора Александра и Барклая-де-Толли перешла в Стригау, а главная квартира Наполеона расположилась в городе Лигнице, в окрестностях коего была собрана вся французская армия³⁰, за исключением 2‐го пехотного корпуса Виктора и 2‐го кавалерийского генерала Себастиани, двигавшихся левее, по направлению от Ротенбурга к Глогау, для освобождения сей крепости от блокады. Кавалерия Себастиани, достигнув Спроттау, атаковала врасплох две русские батареи, находившиеся на марше к армии, и захватила большую часть орудий с находившейся при них прислугой³¹.

16 (28) мая Наполеон, не имея точных сведений о направлении, принятом союзной армией, отправился из Лигница по дороге к Яуэру, где находился корпус Мармона. Здесь убедился он в том, что союзники действительно были расположены на правом фланге пути действий французской армии. Движение российско-прусских войск к Швейдницу весьма озаботило Наполеона; очевидно было, что союзники решились удерживаться в Силезии, надеясь на содействие Австрии. Желая овладеть Бреславлем, Наполеон послал по направлению к сему городу Нея, с корпусами 3-м, 5‐м Лористона и 7‐м Рейнье; а корпуса Мармона, Макдональда, Бертрана и резервы – по дороге к Яуэру³². Союзная армия в сей день частью отступила за речку Стригау (Strigauer-Wasser), частью расположилась на левой стороне речки; главная квартира перешла в Швейдниц³³. Так как уже было известно о движении значительных неприятельских сил к Глогау, то командовавший блокадным корпусом прусский генерал-майор Шюлер фон Зенден получил заблаговременно приказание – снять обложение крепости и расположиться на правом берегу Одера в окрестностях Бреславля. В ночь с 14 (26) на 15 (27) мая генерал Зенден, оставив пикеты под крепостью, переправил свой отряд на правую сторону Одера и двинулся к Бреславлю, между тем как состоявшие в его команде русские войска направились к Польской Лиссе³⁴.

Союзники, имея в виду удержать превосходного в числе войск противника, предполагали занять знаменитый в Семилетнюю войну бунцельвицский лагерь под защитой Швейдница. Эта крепость была в 1807 году разорена французами, при выступлении их из Силезии. В конце 1812 года, как только были получены сведения об уничтожении Наполеоновой армии, король повелел силезскому губернатору восстановить укрепления Швейдница; но это распоряжение, за недостатком времени, не было исполнено. Обозрение бунцельвицского лагеря опытными военными людьми убедило в том, что, хотя Фридрих Великий удерживался в нем целые шесть недель против нерешительного Дауна и враждовавшего с ним Солтыкова, однако же невозможно было надеяться на такие же благоприятные последствия, имея дело с Наполеоном. Гораздо выгоднейшей оказалась позиция за Швейдницем, на высотах Пильцена³⁵.

Но эта позиция требовала для надлежащей защиты 150 000 человек, между тем как у союзников не было и половины такого числа войск. Основываясь на этом, Барклай предполагал, не вдаваясь в третье генеральное сражение, отступить в Польшу. Напротив того, прусские генералы желали неотлагательного боя. Такое же разномыслие заметно было в прусском Государственном совете (Verwaltungsrath). Шен и Нибур упрекали Штейна в «пристрастии к московитам» (er moskowitisire), а Штейн возражал им, «что оба они бестолково пруссачили» (dass sie beide doch gar zu unvernünfit g preussisch wären). На военном совете, созванном в Гредице (близ Пильцена), 21 мая (2 июня), за два дня до заключения перемирия, Барклай-де-Толли изъявил мнение, что Наполеон, пользуясь переговорами, мог собрать свою армию у Бреславля и, направившись вверх по Одеру, отрезать отступление союзникам на правую сторону сей реки. Так как оба монарха признавали справедливым предположение Барклая, то русский военачальник, на следующий день, приказал всем корпусам, кроме авангардов графа Сен-При, Чаплица и Цитена и оставленного им в подкрепление корпуса графа Витгенштейна выступить по направлению к Стрелену и расположиться к северу от Нимча; тогда же было предписано построить несколько понтонных мостов на Одере выше Олау. Прусские генералы Блюхер, Гнейзенау, Мюффлинг, Йорк были чрезвычайно недовольны намерением главнокомандующего – отступить в Польшу. Блюхер, в записке, представленной королю, и генерал Йорк, в письме к Кнезебеку, домогались отделиться от русских, в случае их движения в Польшу, и отступать вдоль подошвы гор, окаймляющих графство Глац, из одной позиции в другую, между тем как Ландверы собирались бы под защитой крепостей Глаца и Нейссе³⁶.

К счастью союзников, Наполеону было неизвестно опасное, почти безвыходное их положение; а между тем, собственная его армия находилась в весьма затруднительных обстоятельствах. С войсками, составленными наскоро из конскриптов, ему удалось одержать победу в двух больших сражениях, завоевать Саксонию и Луза-цию и вторгнуться в Силезию. Но здесь настал предел его успехам. Его солдаты, не успевшие окрепнуть и закалиться в физическом и моральном отношениях, не могли выдержать продолжительных трудов и лишений. Поспешность формирования его армии не дозволила устроить надлежащим образом ни генерального штаба, ни интендантской части. От этого нередко происходило скопление нескольких колонн на одной дороге; снабжение войск съестными припасами было весьма небрежно: чиновники французского провиантского ведомства, большей частью молодые люди, не имели достаточной опытности; многие из них заботились единственно о своих выгодах. Следствием того была замена реквизиционной системы грабежом: солдат, предоставленный собственному о себе попечению, добывал продовольствие силой. Французские войска, двигаясь через Саксонию и Лузацию, где уже два раза проходила союзная армия, терпели крайнюю нужду, что повело к большим беспорядкам. В особенности же была расстроена кавалерия, собранная со всех французских депо, посаженная на невыезженных лошадей, изнуренных усиленными переходами. Французы, вообще довольно посредственные кавалеристы, были неспособны к заботливому попечению о лошадях. К тому же недоставало опытных офицеров и унтер-офицеров, следствием чего были грубые ошибки и небрежность исполнения служебных обязанностей. Почти все лошади были набиты от плохого седлания. Слабость французской кавалерии была так очевидна, что Наполеон в этом походе почти вовсе не вводил ее в дело; только один раз находилась она в жарком бою, именно при Рейхенбахе. Артиллерии у Наполеона, в сравнении с его противниками, было весьма недостаточно. Ко всему этому присоединились удачные действия союзных партизан, против которых французская кавалерия была бессильна6363
  Важнейшие из партизанских действий до заключения перемирия будут изложены в особой главе.


[Закрыть].

Наполеон, со свойственной ему проницательностью, оценил влияние всех неблагоприятных для него обстоятельств. Союзные войска, несмотря на победы его, оказывали на каждом шагу упорное сопротивление, а расстройство их не могло быть ему вполне известно. Он предвидел продолжительную борьбу и знал, с каким нетерпением жаждала мира Франция. Уже обнаруживались признаки общего восстания народов и правительств против тяготевшего над ними преобладания наполеонова; уже Швеция присоединилась к врагам его; Австрия изощряла оружие на его пагубу; Людовик XVIII воззванием из Гартвеля напоминал Франции и Европе о забытых правах своих. Наконец, фланговое отступление союзников к Швейдницу выказывало твердую решимость императора Александра продолжать борьбу. Все это побуждало Наполеона искать перемирия, в надежде заключить мир, который, после двух выигранных им сражений, он мог предложить, не уронив своего значения в Европе³⁷.

Еще накануне дела при Гайнау, 13 (25) мая, герцог Виченцский, по приказанию Наполеона, писал к графу Нессельроде, в ответ на письмо от 8 (20) мая, что единственной целью испрашиваемой им у российского императора аудиенции было – предложить перемирие, и что ему поручено продолжать переговоры по сему предмету. Вместе с тем герцог возобновлял просьбу о дозволении ему явиться к императору Александру³⁸. На следующий день, 14 (26) мая, граф Нессельроде отвечал Коленкуру, что «по докладу императору его письма Его Величество полагает, что проще будет послать с нашей стороны на французскую передовую цепь доверенного офицера. Таким образом дело пойдет скорее, и можно будет избежать напрасных переездов по предмету чисто военному. На основании вышеизложенных обстоятельств отправляются уполномоченные на заключение перемирия генерал-лейтенант граф Шувалов, который будет иметь честь вручить вам сие письмо, и генерал, назначенный королем Прусским»³⁹.

Два дня спустя, 16 (28) мая, граф Шувалов, известив Коленкура о прибытии своем, вместе с прусским генерал-лейтенантом Клейстом на русскую передовую цепь доставил ему копию с полномочия, подписанного главнокомандующим союзными армиями Барклаем-де-Толли⁴⁰.

17 (29) мая Коленкур приехал в Нейдорф (близ Лигница), а на следующий день уполномоченные обеих сторон собрались в вальштадтском монастыре, но не приступили к переговорам, потому что Шувалов и Клейст домогались, чтобы прекращены были военные действия до заключения перемирия, или, по крайней мере, на 24 часа, и чтобы французские войска очистили Силезию. Желая побудить друг друга к уступчивости, уполномоченные преувеличивали выгоды своего положения: Коленкур уверял, что Берлин и Гамбург уже заняты войсками Наполеона, а союзники – что корпус Бюлова, в числе 60 000 человек, находился в Гойерсверде и что российско-прусская армия ожидала значительных подкреплений. Переговоры едва не были прерваны, но, так как обе стороны равно желали перемирия, то совещания продолжались, сперва в селении Геберсдорфе, а потом, с 20 мая (1 июня), в признанном нейтральным селении Плесвице (в 15 верстах к северо-востоку от Стригау), между тем как Наполеон, находясь с 18 (30) мая в Неймаркте, следил за ходом дипломатической борьбы⁴¹.

В продолжение времени сих переговоров маршал Ней с 3-м, 5‐м и 7‐м корпусами наступал к Бреславлю⁴².

Отряд генерала Шюлера фон Зендена, находившийся, после снятия блокады Гло-гау, в окрестностях Бреславля, на правой стороне Одера, заключал в себе, по отбытии русских войск, в числе 1500 человек⁴³, к Польской Лиссе, и Ландверов в крепость Швейдниц, 4400 человек с 12 орудиями⁴⁴. В ночь с 17(29) на 18 (30) мая этот отряд снова переправился на левую сторону Одера, у Аураса, и расположился, вместе с прибывшими к нему от армии Блюхера 7 эскадронами полковника Муциуса, на речке Швейдницер-Вассер, чтобы замедлить наступление неприятеля к Бреславлю. 19 (31) мая отряд Зендена, атакованный несравненно превосходными в числе войсками Нея, отошел за речку Логе (Lohe) и оборонялся там до самого вечера, а в ночь отступил к Олау и открыл сообщение с союзной армией, которая еще накануне, 19 (31) мая, заняла укрепленную позицию на высотах при Пильцене за речкой Пейле. 20 мая (1 июня) 5‐й корпус Лористона вступил в Бреславль⁴⁵.

Так как военные действия, беспрестанно изменяя относительное положение обеих сторон, затрудняли заключение перемирия, то было условлено остановить войска – сперва на 36 часов, а потом на трое суток, с тем, чтобы, в случае возобновления действий, оно было отсрочено еще на 12 часов, для предварительного извещения о том начальников войск⁴⁶. При совещании об условиях перемирия уполномоченные долго не могли согласиться между собой. Во-первых, Наполеон желал продлить его на два месяца, а союзники только на месяц; во-вторых, Наполеон не хотел очистить Бреславль; в-третьих, союзники не хотели уступить Гамбурга; а Наполеон, напротив того, желал занять все течение нижней Эльбы. Наконец, 23 мая (4 июня) было заключено перемирие до 8 (20) июля, не считая 6 дней, в продолжение которых надлежало обеим сторонам предварить взаимно одна другую о возобновлении действий. Демаркационная линия была определена следующим образом: в Силезии линия французской армии, начиная от богемской границы, пролегала через Зейферсгау и Бертельсдорф, далее по реке Боберу до Лена (Lähn), потом к Нейкирху на Кацбахе и по сей реке до устья ее при Одере; а линия союзной армии, начиная от богемской же границы, у Дитерсбаха, шла к Ландсгуту, далее по реке Боберу до Рудольштадта, потом через Болькенгайн к Стригау, по речке Стригау к Канту и через Бетлерн и Олташин до Одера. (Таким образом, между воюющими армиями было оставлено нейтральное пространство шириной от 3 до 5 миль, в которое не могли вступать ни союзники, ни французы. Бреславль, находившийся в этой нейтральной полосе, был очищен французскими войсками.) От устья Кацбаха демаркационная линия пролегала по течению Одера до саксонской границы, потом по сей границе до Эльбы и вниз по течению сей реки. На нижней Эльбе чертой раздела была определена линия, которую аванпосты воюющих армий будут занимать в полночь 27 мая (8 июня). Если в это время Гамбург будет только осажден, а еще не занят французскими войсками, то с сим городом условлено поступить так же, как с крепостями Данцигом, Модлином, Замостьем, Штетином и Кюстрином, которые положено снабжать съестными припасами каждые 5 дней; пространство на расстоянии полумили (около четырех верст) кругом каждой из обложенных крепостей было признано нейтральным; обе армии, как союзная, так и французская, долженствовали отойти, каждая за условленную для нее демаркационную линию, к 31 мая (12 июня). Отряды и партии союзной армии, находившиеся за Эльбой либо в Саксонии, должны были отступить в прусские владения, и проч⁴⁷.

Наполеон в продолжение переговоров оставался в Неймаркте, проводя целые дни за работой в своем кабинете, а по вечерам ездил верхом, знакомясь с окрестной страной и разговаривая с попадавшимися ему навстречу жителями о занятиях их и о предметах, относящихся к их состоянию. Все это время он был в самом веселом расположении духа и даже иногда попевал французские и итальянские песенки⁴⁸. И, действительно, он имел причину радоваться перемирию в надежде на мир, который мог освободить его от тяжких домогательств венского кабинета, и к тому же он не терял уверенности, рано или поздно, возвратить силой оружия все потерянное. Уверяют, однако же, что он при выезде из Неймаркта, как будто бы прозрев свою грозную будущность, сказал: «Если союзники не хотят искренно мира, то это перемирие может навлечь на нас большие бедствия!». Получив от Коленкура донесение об окончании переговоров, Наполеон отправился в Дрезден, где предполагал провести все время перемирия. Это путешествие совершил он не торопясь: 5 июня (н. ст.) он ночевал в Лигнице; 6 июня – в Гайнау; 7 июня – в Бунцлау; 8 июня – в Герлице; 9 июня – в Бауцене, где провел целый день, обозревая поле сражения; а 10 июня, по прибытии в Дрезден, тотчас подписал повеление воздвигнуть на Мон-Сенисе величественный памятник, долженствовавший увековечить славу народов Франции и Италии, выставивших в три месяца сильную армию. На сооружение памятника была назначена сумма в 15 миллионов франков (около 4 миллионов рублей серебром); Наполеон, заблуждаясь в видах союзников, считал войну уже оконченной!⁴⁹

Впоследствии времени, уже находясь на острове св. Елены, он сознал свою ошибку. «Не следовало мне, – говорил он, – соглашаться на перемирие после победы при Бауцене. Я уже был в Бреславле, и если бы продолжал безостановочно движение, то русские и пруссаки ушли бы за Вислу, поляки вооружились бы снова, и мой тесть никогда не отважился бы явно восстать против меня»⁵⁰. Действительно – третье генеральное сражение, по всей вероятности, имело бы для Наполеона весьма благоприятные последствия: русские отступили бы в Польшу; Пруссия была бы подавлена; Австрия осталась бы нейтральной. Но при заключении перемирия положение дел не могло быть по надлежащему оценено ни Наполеоном, несмотря на его дальновидность, ни союзниками. Жители Пруссии, спасенные перемирием от мщения озлобленного завоевателя, негодовали на прервание военных действий; перемирие казалось им первым шагом к миру, невыгодному для них, постыдному для всей Германии. В Берлине известие о перемирии поразило всех, подобно громовому удару. Прусские войска, и в особенности волонтеры, были чрезвычайно недовольны прекращением военных действий. Несколько восторженных молодых людей дали друг другу взаимно клятву: в случае заключения постыдного мира, отмстить всем тем, которые подпишут его⁵¹.

Король, желая рассеять сомнения своих подданных, приказал напечатать в «Берлинских ведомостях» манифест следующего содержания: «Неприятель предложил перемирие; я вместе с моими союзниками согласился заключить его по 20 июля. Это сделано для того, чтобы народная сила, с такой славой выказанная моими подданными, могла вполне развиться. Для достижения сей цели необходимы неутомимая деятельность и постоянные усилия. Доселе неприятель превосходил нас числом войск, и мы могли только восстановить славу нашего оружия; ныне, в короткое время, мы должны усилиться в такой степени, чтобы удалось нам утвердить свою независимость. Стойте непоколебимо, возложите надежду на вашего Государя, не ослабевайте в усердии, и мы достигнем нашей святой цели».