Текст книги "История войны 1813 года за независимость Германии"

Этот манифест подействовал благотворно на общественное мнение и убедил Пруссию в твердой решимости союзных монархов отстоять независимость Германии⁵².

Глава XII
Действия корпуса Бюлова до заключения перемирия

В то время еще, когда граф Витгенштейн, имея в виду соединиться с Блюхером в Саксонии, переправился, с русским корпусом Берга и с прусским Йорка, на левую сторону Эльбы, у Росслау, войска Бюлова и Борстеля, в числе 12 000 человек¹, были оставлены на правой стороне сей реки; бригада Борстеля обложила Магдебург до прибытия назначенного на смену русского отряда графа Воронцова, в числе до 5400 человек², а корпус Бюлова получил приказание обложить Виттенберг и охранять мостовое прикрытие у Росслау и сообщение с Берлином; с этой целью войска Бюлова были усилены прибывшим от Пилау русским отрядом генерал-майора Гарпе, в числе до 3000 человек с 24 орудиями³. Исполняя данное поручение, Бюлов, с частью своего корпуса, в числе около 5000 человек, перенес свою главную квартиру 13 (25) апреля в Дессау и расположил войска на тесных квартирах между Дессау и Кетеном; авангард его, под начальством генерал-майора Оппена, стал у Кетена и Акена; казачьи посты были высланы к нижней Заале; один батальон занял мостовое прикрытие у Росслау. Вслед за тем – прибытие бригады Тюмена, 19 апреля (1 мая), от Шпандау к Косвигу, откуда она должна была двинуться к Эльбе, обеспечило охранение переправы у Росслау и дало возможность Бюлову расширить круг действий его корпуса. Так как в это самое время Клейст был принужден уступить неприятелю город Галле и отойти к Лейпцигу, то Бюлов решился предпринять нападение на Галле и, выбив оттуда французов, открыть прямое сообщение с Клейстом. Войска, назначенные к этому, в числе 4500 человек с 24 орудиями⁴, собрались у Оппена, на половине дороги между Цербигом и Галле, 20 апреля (2 мая), в 3 часа утра, и спустя два часа прибыли к Галле. Этот город, лежащий на правом берегу Заале, был обнесен древней каменной стеной с 5 воротами; обширные предместья, вне этой ограды, окружали город. Французский гарнизон состоял из четырех батальонов дивизии Рошамбо (5‐го корпуса Лористона) и нескольких маршевых батальонов, с 6 орудиями. Французы завалили все ворота, кроме Гальген-Тор, у Мерзебургской заставы, где были поставлены четыре орудия.

Генерал Бюлов, дав час отдыха своим войскам, двинул их к городу в 6 часов утра. Положено было повести две атаки: одну – на правом крыле, вдоль реки Заале, двумя фузилерными и одной егерской ротами, и тремя эскадронами гусар, с четырьмя пешими орудиями, а другую – на Гальген-Тор, 3‐м батальоном 3‐го Восточно-прусского полка и двумя эскадронами Западно-Прусских драгун, с четырьмя пешими орудиями, поддержанными двумя батальонами 3‐го же полка; в резерве оставались: гренадерский батальон и четыре эскадрона драгун Королевы, с остальными батареями.

Войска Бюлова заняли северное предместье и достигли трех ближайших ворот города; но здесь неприятель встретил их огнем густой цепи стрелков; бой продолжался целых два часа без всякого успеха, и Бюлов приказал отступать. Но прежде еще, нежели это приказание могло быть передано войскам, действовавшим на левом крыле, майор Уттенгофен, с 3‐м батальоном 3‐го Восточно-прусского полка, и подпоручик Тресков, с двумя эскадронами Западно-Прусских драгун, атаковали неприятеля у Мер-зебургской заставы и заставили стоявшие там орудия сняться с позиции и отступить в город. В тот самый момент, когда прусские драгуны врывались вслед за неприятелем через заставу, прискакал офицер с приказанием Бюлова – отступать. «Назад! Назад!», – громко кричал он. Капитан Вейрах бросился к нему навстречу, прося его обратить внимание на ход дела. «Неприятель опрокинут нашими войсками, – сказал он. – Об отступлении не может быть и речи. Поезжайте к генералу и донесите ему, что видите». Действительно, в это время прусские стрелки и драгуны, смешавшись с уходившими французами, овладели заставой и захватили три орудия. Сам Бюлов ввел 2‐й батальон 3‐го полка в город. Между тем стрелки обоих батальонов, с содействием городских жителей, заняли каменные ворота у Берлинской заставы. Неприятель продолжал обороняться упорно в улицах города, но был опрокинут стрелками и следовавшим за ними 2‐м Восточно-прусским гренадерским батальоном и будучи в 10 часов утра совершенно вытеснен в поле, стал отступать по мерзебургской дороге. Кавалерия преследовала его и нанесла ему большой вред. Французы потеряли три орудия, три зарядных ящика, 400 человек пленными и столько же убитыми и ранеными. Урон прусских войск вообще простирался до 150 человек. Более всех отличился батальон майора Уттенгофена. Сформированный уже в январе, плохо одетый, вооруженный ружьями, из которых почти нельзя было стрелять, этот храбрый батальон приобрел с боя ружья, кивера и ранцы. 20 офицеров и нижних чинов его получили железный крест. Сверх того, в награду за три отбитых орудия, по приказанию короля, было выдано солдатам 150 червонцев⁵.

Генерал Бюлов предполагал очистить от неприятеля течение нижней Заале: генералу Тюмену, прибывшему со своим отрядом в Кетен, было назначено занять Бернбург; а между тем, в ночь с 20 на 21 апреля (с 2 на 3 мая), отряжены лейб-гусары для разведания о неприятеле, к Лейпцигу. В ту же ночь пришло известие об отступлении Клейста от Лейпцига к Вурцену. На следующий день прибыло в Галле, из войск Рейнского союза, до 200 переметчиков, которые говорили о большом сражении на равнинах Люцена, но не могли сказать ничего положительного о его последствиях. Из появления значительных неприятельских сил в Лейпциге и Мерзебурге Бюлов, однако же, мог заключить, что сражение было проиграно союзниками. 22 апреля (4 мая), в 7 часов вечера, получил он от фельдъегеря, прибывшего из главной квартиры графа Витген-штейна, словесное известие, что «сражение выиграно, но что союзники отступают за Эльбу». В таком же смысле была составлена в главной квартире записка, полученная генералом Бюловым 23 апреля (5 мая), на марше к Дессау, куда двинулся он для обеспечения росслауской переправы. Несколько часов спустя он наконец был выведен из сомнения письмом короля, от 21 апреля (3 мая), коим повелено ему: переправиться у Росслау через Эльбу и, в случае наступления значительного в силах неприятеля к Берлину, образовать ландвер и ландштурм. Корпус Бюлова, вместе с отданным в его распоряжение отрядом Борстеля, должен был способствовать формированию сих народных ополчений и содействовать им в ведении малой войны.

Генерал Бюлов немедленно вошел в сношения с берлинским управлением и со всеми окружными начальниками Мархии6464
  Имеется в виду Банденбургская марка (Mark Brandenburg). – Примеч. ред.


[Закрыть] насчет сбора ландверов, образования ландштурма, уничтожения мостов и проч. Бригада Тюмена заняла тет-де-пон у Росс-лау; один батальон 4‐го Восточно-прусского полка и два эскадрона Нежинского конно-егерского полка были отряжены для наблюдения крепости Виттенберга. Бюлов готовился переправить все свои войска через Эльбу, но в ночь с 23 на 24 апреля (с 5 на 6 мая) получил от графа Витгенштейна предписание остаться на левой стороне этой реки, потому что предполагалось удерживаться с главными силами армии на Мульде, а Клейста направить обратно к Лейпцигу⁶. Это предписание было доставлено Бюлову из корпусной квартиры Клейста, который, будучи недоволен распоряжениями главнокомандующего, прибавил собственноручно к депеше: «Да не оставит нас помощь свыше, нас, о которых, по-видимому, не заботятся ни полководцы, ни солдаты». 24 апреля (6 мая), в 7 часов вечера, пришло от Клейста известие о переправе союзной армии на правую сторону Эльбы и о движении его самого к Мюльбергу. Вслед за тем получены были сведения: о решительных вылазках виттенбергского гарнизона, о прибытии войск Виктора и Себастиани на Нижнюю Заалу и о наступлении корпусов Нея и Лористона от Лейпцига к Торгау. Эти известия, вместе с определительным повелением короля от 26 апреля (8 мая), коим Бюлову, в качестве главного начальника войск в Мархии, была вверена защита сей страны, побудили его обратить исключительно внимание на преграждение пути неприятелю, угрожавшему прусской столице. Имея в виду обеспечить себя содействием Вальмодена, командовавшего союзными войсками на нижней Эльбе, Бюлов дал ему знать о наступлении французской армии; а генерала Тауэнцина, осаждавшего Штетин, просил употребить все зависящие от него средства к покорению сей важной крепости. Для надежнейшего прикрытия Берлина Бюлов предполагал занять оборонительную линию по болотистым речкам Нуте (Nuthe) и Нотте (Notte), из коих первая впадает в Гавель у Потсдама, а другая – в Шпрее у Кенигс-Вустергаузена⁷.

Во всей стране между Эльбой и Одером, подобно тому как и в Восточной Пруссии, формировались деятельно народные вооружения. Генерал от кавалерии Лесток занимался усердно сбором ландвера, приготовлениями к ландштурму и приведением в оборонительное состояние как Берлина, так и окрестностей сей столицы. Но два месяца, истекшие со времени оставления французами страны, были недостаточны для сбора, вооружения и обучения новонабранных полков. Регулярных войск было сформировано в Мархии 28 батальонов и 16 эскадронов, в числе 20 000 человек, а ландвера только 4 батальона, стоявших в Потсдаме, коих большая часть была вооружена плохими пиками, а прочие – ружьями, негодными для стрельбы. Солдаты не имели ни мундиров, ни обуви, ни ранцев, ни котлов для варки пищи. В одном из этих батальонов только один офицер был в состоянии заниматься обучением ратников фронтовой службе. Таким образом, ландвер еще не мог действовать в поле. Тем не менее, однако же, местные управления приступили усердно к образованию ландштурма. Страна была разделена на округа и подокруга ландштурма (Landsturm-bezirke und Unterbezirke), в которых формировались батальоны и роты, избирались офицеры и ротные командиры, устраивалась кавалерия, назначены были сборные пункты, условлены сигналы, определены пункты для складов оружия. Жителям были указаны пространства, которые им следовало оставлять в случае приближения неприятельских войск. Распоряжения о вызове ландштурма были возвещены печатными объявлениями на немецком и французском языках, а чтобы неприятель не поступал с пленными ополченцами как с мятежниками, прибавлена угроза, что за безопасность их будут отвечать пленные французы. Наблюдение за исполнением всех мер, принятых для защиты страны, было поручено королем присланному 26 апреля (8 мая) в Берлин полковнику Бойену. Еще за месяц перед тем предлагал он Бюлову воспользоваться помянутой оборонительной линией, от Потсдама, через Саармюнде, Требин и Миттенвальде, до Кенигс-Вустергаузена. Затем, обозрев эту местность, вместе с русским инженерным офицером Марковым, Бойен нашел ее соответствующей предположенной цели, и с содействием инженер-майора Мюллера и обер-директора строительной части Эйтельвейна составил проект усиления оборонительной линии искусственными наводнениями, шанцами и засеками. Лесистое и пересеченное пространство от Потсдама до Юнсдорфа назначалось для расположения ландштурма, а более открытая местность у Миттенвальде и Кенигс-Вустергаузена – для ландвера. Несколько тысяч работников и пионерные роты были посланы для приведения в исполнение помянутого проекта. Сверх того, положено приспособить к обороне ближайшие окрестности Берлина, устроив две укрепленные позиции, одну от селения Риксдорфа через Газенгейде до Крейцберга, а другую у самого города. Первоначальную идею укрепления Берлина подал служивший некогда в войсках драматический писатель Юлиус фон Фосс⁸.

Несмотря на деятельность и усердие всех и каждого, снаряжение ландвера шло довольно медленно. К 8 (20) мая успели обмундировать людей, но вся первая шеренга была вооружена пиками, а прочие – плохими ружьями. 2300 ружей найдено в Шпан-дау; 2000 изготовлено на потсдамском оружейном заводе; несколько тысяч доставлены к 13 (25) мая из Австрии через Силезию. Вся кавалерия, набранная в Мархии, имела в конце мая (н. ст.) только 400 сабель и еще менее пистолетов. Между тем, вслед за громом выстрелов, коими жители Пруссии торжествовали весть о победе, одержанной союзниками при Люцене, распространилась молва о понесенном ими поражении; эти зловещие слухи подтвердились мерами, принятыми для обороны страны. Пораженные внезапным ударом, обитатели Пруссии, и в особенности берлинцы, не упали духом, но решились обороняться до последней крайности. На всех главных улицах и площадях собирался ландштурм. Убеленные сединами граждане и чиновники, университетские профессоры, проповедники вооружались пиками и становились в ряды рот и батальонов, предводимых старыми отставными офицерами. Отправка из Берлина общественных капиталов и прочего казенного имущества возбудила, однако же, опасения некоторых жителей и заставила их уезжать из столицы. Генерал Лесток, желая успокоить публику, приказал 2 (14) мая объявить, что вывоз казны и других предметов из Берлина нисколько не должен поселять сомнение в действительности средств, принятых для обороны. «Но всего ужаснее и пагубнее для неприятеля должно быть мужество каждого из граждан Монархии, верного своему Государю, преданного своему отечеству, готового на защиту своего семейства, своего крова. Возложите надежду на ваше мужество; враги страшатся его. Всякое опасение неуместно… Пусть слабодушные, удаляющиеся противозаконно, украдкой, уходят когда угодно; их малодушие в настоящее время могло бы быть вредно. Пожалеем о них»⁹.

А, между тем неприятель уже перешел на правую сторону Эльбы: корпуса Нея, Лористона и Рейнье у Торгау; Виктора и Себастиани у Виттенберга. Так как главной целью Бюлова было прикрытие Берлина и Мархии, то он переправился 29 апреля (11 мая) через Эльбу у Росслау и уничтожил там мост. Неприятель, двигаясь по направлению к Лукау, угрожал прусскому корпусу обходом с левого фланга и отрезанием от столицы, что заставило Бюлова, для надежнейшего прикрытия ее, отойти постепенно к Требину, где он расположился 5 (17) мая, заняв главные пути, ведущие к Берлину, передовыми отрядами, поставленными у Трейенбрицена, Люкенвальде и Барута. Корпус его состоял, за исключением ландверов генерала Гиршфельдта, из 6 бригад (пяти прусских и одной русской), в числе 25 000 человек с 76 орудиями¹⁰.

Генерал Бюлов надеялся, усилившись 5000 человек различных маршевых и резервных батальонов, собранных в Берлине, 25 000 ландверов и ландштурмов и отрядом графа Воронцова, прибывшим 18 (30) апреля к Магдебургу, сосредоточить в крепкой позиции до 60 000 человек и дать решительный отпор неприятелю. Напротив того, берлинский военный губернатор Лесток, основываясь на сведениях, полученных от лазутчиков из Саксонии, считал неприятеля недостаточно сильным для покушения на прусскую столицу и потому полагал, что Бюлову следовало предоставить занятие укрепленных позиций и непосредственную защиту Берлина ландверу и ландштурму, а самому, со вверенным ему корпусом, следить за неприятелем, не упуская его из вида. Разногласие прусских генералов повело к довольно язвительной переписке. Как, между тем, французы не показывались, а граф Воронцов с небольшим отрядом оставался спокойно под Магдебургом, то не только Лесток и все прочие правительственные лица, но и граждане Берлина считали отступление Бюлова преждевременным, упрекая его в напрасной тревоге, возбужденной в столице и в окрестной стране. В особенности же положение его было затруднительно в отношении к Лестоку, высшему в чине и приобретшему несравненно большую славу. Желая изъявить гласно свое неудовольствие на меры, принятые Бюловым, и побудить его к наступлению, Лесток приказал поместить в ведомостях 18 мая (н. ст.) статью, в которой он, успокаивая публику насчет безопасности столицы, присовокупил: «Генерал Бюлов немедленно двинется вперед и займет оборонительную линию до самого Магдебурга для прикрытия Берлина». Это известие возбудило еще невыгоднейшие толки против Бюлова и поколебало доверенность к нему берлинских граждан. В довершение этих неприятностей его озабочивало продовольствие войск. Напрасно ожидал он присылки из Берлина хлеба, мяса и водки; окрестная страна не могла доставить почти никаких жизненных припасов; подвозов не было. В таких обстоятельствах решительное наступление Нея с сильной армией могло иметь весьма невыгодные последствия для прусской столицы¹¹.

К счастью защитников Берлина, их усердие не подверглось испытанию, успех которого подлежал большому сомнению¹². 5 (17) мая корпус Лористона потянулся от Лукау к Гойерсверде; прочие войска Нея двинулись вправо по тому же направлению; а против Бюлова остались на время только корпуса Виктора и Себастиани, прибывшие из Виттенберга к Даме¹³. Узнав о том, Бюлов перевел 7 (19) мая большую часть своего корпуса, в числе 17 000 человек¹⁴, к Баруту. Тогда же полковник Бойен, с бригадой, составленной из маршевых батальонов и эскадронов, получил приказание наблюдать за крепостью Виттенбергом и прикрывать правый фланг корпуса Бюлова. С этой целью бригада Бойена была расположена у Люкенвальде¹⁵. Генерал Бюлов, несмотря на представления многих своих генералов, и в особенности Борстеля и полковника Бойена, предлагавших настойчиво преследовать Нея, все еще не решался отдаляться от Берлина. Только бригады Борстеля и Тюмена были отряжены к Лукау и Даме, а партизанские отряды высланы еще далее. Главной причиной бездействия Бюлова был недостаток в провианте; обеспечив себя в этом отношении, он выступил 11 (23) мая от Барута на Даме и, получив на марше несколько противоречивших одно другому известий о последствиях Бауценского сражения, прибыл в Калау 13 (25) мая. Там удостоверился он в отступлении союзников от Бауцена и, получив приказание от своего государя – прикрывать Марку и Берлин, – решился оставаться в занятом им расположении¹⁶.

Между тем, корпус Удино, оставленный после Бауценского сражения в тылу наполеоновой армии для прикрытия ее сообщений и для удержания корпуса Бюлова, выступил 14 (26) мая из окрестностей Бауцена к Гойерсверде. 15 (27) мая казачий отряд, там стоявший, был застигнут врасплох передовыми неприятельскими войсками и совершенно уничтожен. В тот же день, вечером, собрался у Гойерсверды весь корпус Удино, усиленный до 20 000 человек. Генерал Бюлов, полагая, что там находился только авангард французского корпуса, приказал Борстелю, с бригадами его собственной и Оппена, в числе 8000 человек с 16 орудиями¹⁷, атаковать неприятеля. Отряд сей, сделав ночной переход, с 15 (27) на 16 (28) мая, в двух колоннах, по обеим сторонам реки Черной Эльстер, должен был собраться у Лайбуша, на расстоянии одной мили (около 7 верст) от Гойерсверды; бригада Борстеля, под начальством полковника Крафта, пришла на указанное место в 4 часа утра; а сам Борстель с бригадой Оппена опоздал и прибыл к Лайбушу уже в 6 часов. Войска были чрезвычайно утомлены, и потому Борстель счел нужным дать им отдых и выступил далее не прежде семи с половиной часов. Так как положено было атаковать французов на обеих сторонах Эльстеры, то прусские колонны, разобщенные между собой болотистой долиной реки, не могли поддерживать одна другую; к тому же ни расположение неприятеля, ни силы его не были известны. Это несвязное нападение не имело успеха. Бригада Борстеля отступила по правой стороне Эльстеры к Котбусу, а бригада Оппена, по левому берегу, к Сенфтенбергу, и далее к Альт-Деберну. Потери прусских войск вообще простирались до 10 офицеров и 400 нижних чинов; а неприятельских – до 600 человек¹⁸.

Вслед за тем пришли в главную квартиру Бюлова известия о дальнейшем наступлении наполеоновой армии в Силезию, что заставило его обратить внимание на задержание неприятеля, шедшего к Одеру. С этой целью Бюлов перешел, 18 (30) мая, в Котбус; бригада Оппена стала у Дребкова, а бригада Борстеля была выдвинута к Губену, по направлению к Кроссену; переправу через Одер у сего важного пункта оборонял полковник Добшиц с 3000 человек, а в подкрепление ему двигался генерал-майор Генрихс с ландвером Ноймарка [или Новой Марки]¹⁹. Расположение Бюлова у Котбуса препятствовало неприятелю освободить от блокады Кюстрин, но открывало корпусу Удино путь к Берлину. Упрекали Бюлова, и не без основания, в том, что он оставался в бездействии: по мнению многих, ему следовало, пользуясь увлечением войск и превосходством в кавалерии, атаковать всеми силами неприятельский корпус, разбить его и избавить столицу от постоянного опасения; полагали, что нерешительность Бюлова подала возможность его противнику одержать успех в деле при Гойерсверде и открыла французам путь к Берлину. Действительно, Удино, выступив из Гойерсверды 19 (31) мая, двинулся через Руланд к Кирхгайну 21 мая (2 июня). Отсюда он мог устремиться по прямому направлению к Берлину и предупредить Бюлова у города Лукау, занятие которого представляло большие выгоды в тактическом отношении. Но Удино не осмелился идти прямо к Берлину, где могли его остановить народные ополчения, между тем как войска Бюлова двинулись бы ему в тыл. А потому он, желая сперва отбросить вправо прусский корпус, а потом уже наступать к Берлину, перешел 22 мая (3 июня) к Калау. Генерал Бюлов, со своей стороны, опасаясь, чтобы Удино не предупредил его в Лукау, направил в тот же день свои войска, 5 колоннами²⁰, к этому городу. Ближайшим из них надлежало пройти более 6 миль (около 45 верст); а Борстелю 12 миль (более 80 верст), и, так как тогда еще не знали о движении Удино к Калау, то бригады Тюмена и Оппена, направленные на сие местечко, встретившись с превосходными силами неприятеля, были принуждены повернуть окольными дорогами вправо на Фечау²¹.

Генерал Бюлов, выступив с войсками, стоявшими у Котбуса, 22 мая (3 июня), в 5 часов утра, прибыл около 4 часов пополудни в селение Цинниц, на половине дороги между Калау и Лукау. Войска, пройдя за 11 часов 5 миль (35 верст) по песчаной местности, среди облаков пыли, в чрезвычайно знойную пору, утомились до крайности и оставили за собой на марше 3000 отсталых. В таких обстоятельствах Бюлов был принужден дать двухчасовой отдых своим изнуренным солдатам. В 6 часов войска, снявшись с привала, двинулись далее и, пройдя еще 10 верст, достигли города Лукау уже в 11‐м часу ночи. Последняя часть этого усиленного перехода, в темную ночь, по дурной проселочной дороге, до того расстроила войска, что малейший отряд неприятельской конницы мог бы рассеять всю пехоту Бюлова. Бригада Оппена пришла на бивуаки к Лукау в таком же состоянии. Но, несмотря на это, все отставшие люди успели собраться на следующее утро. Бригада Бойена, выступившая из Ютер-бока в ночь с 22 на 23 мая (с 3 на 4 июня), могла подоспеть к Лукау не прежде вечера, а Борстель, прибывший в Котбус 22 мая (3 июня) вечером, еще находился на марше ввечеру 23 мая (4 июня).

Город Лукау лежит по левую сторону речки Берсты, имеющей в ширину не более 15 шагов, но текущей на пространстве нескольких верст, выше и ниже города, по болотистой непроходимой низине; самый город, среди болот, обнесен старинной крепкой стеной и водяным рвом, через который устроено много мостов; но для въезда в город существует только трое ворот: с восточной стороны – Калауская застава, служащая сообщением с обширным, окруженным садами Калауским предместьем, лежащим по правую сторону Берсты; с западной стороны – Зандоская застава и предместье того же названия, на выезде из коего простираются довольно значительные высоты (Windmühlenberg). Наконец, ворота на северо-восточной стороне ограды ведут в обширные сады, окружающие город²².

После весьма знойного дня, 22 мая (3 июня), к ночи наступила гроза с проливным дождем, охладившим воздух. Генерал Бюлов, не сомневаясь в намерении неприятеля атаковать его, с 4 часов следующего утра уже был на коне и располагал свои войска к предстоявшему бою. Так как занятие господствующих высот у предместья Зандо способствовало удержанию неприятеля даже и в таком случае, когда ему удалось бы овладеть городом, то Бюлов перевел на левую сторону Берсты бригады принца Гессен-Гомбургского, Тюмена и русскую Гарпе, а на правой стороне реки оставил только бригаду Оппена, с 3‐м батальоном 4‐го Восточно-прусского полка, и Тульским пехотным полком. Первые три бригады расположились на высотах, фронтом к речке Берсте; батареи, там поставленные, были назначены для обстрела выхода из города, оборона которого поручена 4‐му резервному батальону лейб-пехотного полка; для обороны Калауского предместья и окружающих его садов высланы туда обе Восточно-прусские егерские роты и отряды волонтеров (freiwilligen Jäger), а впереди предместья, у селений Каусдорфа и Фресдорфа, стояли в авангарде: два батальона 3‐го Восточно-прусского полка, с 4 орудиями, 1‐й Лейб-гусарский полк и казачий полк Бешенцова. Вообще же войска, собранные у Лукау, состояли из 16 с половиной батальонов, 10 эскадронов, 6½ батарей и 3 казачьих полков, в числе около 16 000 человек с 60 орудиями²³.

Проливной дождь, продолжавшийся утром 23 мая (4 июня), и усталость войск после трудного перехода, ослабив деятельность разъездов, высланных генералом Оппеном по калауской дороге, способствовали неприятелю приблизиться незаметно в значительных силах к позиции, занятой передовым отрядом у Каусдорфа и Фрес-дорфа. В 10 часов утра французы, открыв сильную канонаду, атаковали союзников и в 11‐м часу заставили их отступить в предместье. Нападение было так быстро, что неприятель вместе с опрокинутыми войсками ворвался в предместье и даже в Калаускую заставу. С большим лишь трудом удалось Оппену опрокинуть французов штыками обратно через мост в предместье; но все усилия союзников выбить оттуда неприятеля не имели успеха, и войска Оппена были принуждены ограничиться защитой города и левого берега речки Берсты. Как только Бюлов с высот Виндмюленберга усмотрел отступление войск Оппена, то послал им в помощь несколько батальонов, которые, с содействием прусских фузилеров и полков Тульского и Навагинского, вытеснили неприятеля из предместья в поле. Тогда Удино, выдвинув сильные батареи, открыл по форштадту опустошительную канонаду, на которую союзники не могли отвечать с Виндмюленберга как по значительному расстоянию сей высоты от Калау-ского предместья, так и из опасения вредить собственным войскам; провезти же орудия по узким улицам города и предместья не осмеливались, чтобы не потерять их при усиленном нападении французов. В таких обстоятельствах союзники, расстроенные действием неприятельской артиллерии, были снова опрокинуты к Калауской заставе, у которой завязался весьма упорный бой. Неприятель, не успев вторгнуться в ворота, покушался перейти через болота Берсты южнее города, но был встречен и опрокинут высланной против него пехотой.

Уже было около 3 часов пополудни; неприятель не только был отражен от города, но еще принужден очистить часть предместья. Желая выгнать оттуда союзников, французы бросили множество гранат, от коих произошли пожары в Калауском форштадте и в самом городе. Предместье, наполненное ранеными обеих сторон, было объято пламенем, и почти все эти несчастные погибли. Генерал Бюлов, заметив расстройство неприятеля, приказал майору Зандрарту, с 1‐м Лейб-гусарским полком и с четырьмя конными орудиями, пройти через горящий город и атаковать французов, но это оказалось невозможным. В 5 часов пришла бригада Бойена; недоставало только войск Борстеля, которые, будучи разобщены с корпусом расположением неприятеля, подвергались отдельному поражению. Бюлов, желая способствовать их прибытию, поручил генералу Оппену, с 10 эскадронами российско-прусской кавалерии и с прусской конной батареей капитана Штейнвера, двинуться на Вирингсдорф и Гисмансдорф через речку Берсту и атаковать неприятеля с правого фланга. Стоявший на правом крыле войск Удино баварский легкоконный полк, завидев союзную кавалерию, стал отходить к своей пехоте, расположенной в нескольких каре; но генерал Оппен настиг его, рассеял баварцев, наскакал на неприятельскую батарею, изрубил прислугу и взял три орудия, из числа коих успел увезти одну гаубицу. Эта смелая атака ускорила отступление французского корпуса; но темнота ночи и усталость союзных войск, находившихся в продолжение почти двух суток в беспрестанном движении и бою, не позволили преследовать неприятеля. Урон корпуса Удино в сей день простирался до 1000 убитыми и ранеными и до 800 пленными. Со стороны союзников убито и ранено 600 человек, из коих 500 пруссаков и около 100 русских. В числе раненых был генерал-майор Гарпе²⁴.

Дело при Лукау спасло столицу Пруссии и покрыло славой союзные войска, сражавшиеся 11 часов против равносильного неприятеля без содействия артиллерии. В продолжение боя было сделано с их стороны всего-навсего 10 пушечных выстрелов. Успех в этом деле придал еще большую деятельность образованию народных вооружений. Король Прусский наградил Бюлова Железным крестом 1‐й степени и прислал сподвижникам его 95 крестов 2‐й степени; а генералу Гарпе – орден Красного Орла 2‐й степени.

На следующий день Удино отступил через Зонненвальде за реку Черную Эльстер, к Убигау. Генерал Бюлов преследовал его только частью кавалерии и пехотой бригады Оппена; а сам с остальными войсками, усиленными прибывшей на рассвете бригадой Борстеля и тремя резервными батальонами, оставался на позиции у Лукау до 26 мая (7 июня), предполагая на другой день выступить против неприятельского корпуса. Но в это самое время обе стороны получили известие о перемирии, прекратившем военные действия. Причиной медленности Бюлова после одержанной им победы был, как и прежде, недостаток в продовольствии. Щадя страну, он не хотел, по примеру неприятеля, налагать на жителей реквизиции, а ожидал подвозов провианта из магазинов, что затрудняло его движения.

Несколько дней спустя, 31 мая (12 июня), Бюлов перенес свою главную квартиру в Берлин и расположил войска по квартирам, оставив на саксонской границе, в авангарде, бригаду Борстеля.

Известие о заключении перемирия поразило удивлением и прискорбием войска Бюлова. Офицеры изъявляли свое неудовольствие так неосторожно, что король, узнав о том, не оставил без внимания их толки. Незадолго до возобновления действий, сделав смотр корпусу Бюлова, он созвал к себе всех штаб-офицеров и, поставив им на вид ошибки, замеченные в церемониальном марше, сказал: «Скажу вам, господа, отчего это происходит. Вместо того чтобы заниматься своими батальонами, вы слишком много занимаетесь политикой. Вы были недовольны заключенным мной перемирием. Господа! Пусть всякий делает свое дело! Прошу вас исполнять свои обязанности и не беспокоиться о моих. Я знаю сам, что мне следует делать»²⁵.