Текст книги "Возвращение Арсена Люпена"

– Никаких.

– Ты лжешь. Два раза в разговоре с ним ты заглядывал в бумаги, которые лежат у тебя в кожаном конверте.

– Да, это правда.

– Ну-с, где же этот конверт?

– Сожжен.

Люпен задрожал от бешенства:

– Сожжен? Так… Ну а ящик из черного дерева? Ведь он в «Лионском кредите»?

– Да.

– И что в нем находится?

– Двести самых лучших бриллиантов из моей коллекции.

Этот ответ произвел самое лучшее впечатление на авантюриста.

– Вот как! Да ведь это, мой милый, целое состояние… Но для тебя это пустяки. Твоя тайна стоит гораздо дороже.

Он взял сигару, машинально зажег спичку, закурил и задумался. Прошло несколько минут в молчании. Вдруг Люпен рассмеялся:

– Ты надеешься, что мои люди не откроют несгораемый шкаф. Возможно, но тогда тебе придется туго. Я пришел сюда вовсе не для того, чтобы смотреть, какой у тебя вид, когда тебя привяжут к креслу. Раз бриллианты, так бриллианты… или тот кожаный конверт! Можешь выбирать…

Он посмотрел на часы.

– Черт возьми! Уже полчаса прошло. Я вовсе не шучу, Кессельбах. Даю тебе честное слово…

Звонок телефона прервал Люпена. Он схватил трубку и сказал, подражая грубому голосу миллионера:

– Да, это я, Рудольф Кессельбах… Будьте любезны соединить, мадемуазель… Это ты, Марко? Все удалось? Счастливо? Поздравляю, мой милый… Ну, что же вы там нашли? Ящик из черного дерева? Бумаг никаких? Ну а в ящике? Что, хороши бриллианты? Отлично, отлично… Постой, Марко, мне надо подумать… – Он обернулся. – Кессельбах, ты дорожишь этими бриллиантами?

– Да.

– Купишь ли ты их у меня?

– Может быть.

– Сколько ты даешь? Пятьсот тысяч?

– Хорошо… пятьсот тысяч…

– Только вот в чем дело. Как нам обменяться? Чек? Нет. Неудобно. Или ты меня обманешь, или я тебя проведу… Слушай, вот как мы сделаем: послезавтра утром ты отправишься в «Лионский кредит», возьмешь пятьсот тысяч и придешь в Булонский лес… Я привезу с собой бриллианты в саквояже… это будет удобнее, а то ящик очень заметен…

Кессельбах вздрогнул:

– Нет-нет… непременно ящик… мне надо все…

– Та-та-та! – расхохотался Люпен. – Попался, мой милый! Потеря бриллиантов тебя не очень огорчает… будут другие… А вот ящиком ты дорожишь больше жизни… Ну ладно! Ты получишь свой ящик, честное слово Арсена Люпена… завтра утром, по почте…

Он обернулся к телефону.

– Марко, ящик у тебя перед глазами? Что в нем особенного? Черное дерево с инкрустацией из слоновой кости… знаю, знаю… японский стиль из предместья Сент-Антуан. Больше ничего? А!.. Маленькая этикетка с голубой каймой с номером… торговая пометка без всякого значения? Хорошо… А что дно ящика – очень толстое? Нет, не очень. Черт возьми! Значит, нет двойного дна… Вот что, Марко, посмотри внимательней на инкрустацию внизу, или нет, лучше на крышке.

Люпен вздрогнул от радости.

– На крышке, на крышке, Марко! Кессельбах заморгал глазами… волнуется… А, мой милый Кессельбах, разве ты не заметил, что я за тобой слежу? Ну что же, Марко? Что ты там нашел? Зеркало на внутренней стороне крышки? Так… что, оно двигается? Нет? Ну разбей его тогда! Ах да, я говорю тебе, разбей его! Оно совершенно ни к чему! Его потом приделали…

Он закричал нетерпеливо:

– Фу ты, дурак какой! Не вмешивайся в то, что тебя не касается! Слушайся… Что?

Письмо?

С торжествующим видом Люпен воскликнул:

– Что я говорил тебе, Кессельбах! Мы добьемся того, что нам нужно! Победа! Все бриллианты Капской земли и тайна миллионера.

Он приложил трубку к уху и продолжал:

– Читай, Марко, спокойно, внятно… Сначала конверт. Так… Что? Копия письма, находящегося в конверте из черного сафьяна? Хорошо. Ну-с, дальше… Разорви конверт, Марко! Вы позволяете, господин Кессельбах? Сознаюсь, невежливо, но что же делать? Рви, рви, Марко, господин Кессельбах разрешает… Ну что же? Отлично, читай.

Он внимательно слушал, потом сказал:

– Да-с, нельзя сказать, чтобы этого было слишком много. Итак, вот что там: простой лист бумаги, сложенный вчетверо, изгибы кажутся совершенно новыми. Так… Наверху, на правой стороне листа написано: один метр шестьдесят пять, мизинец левой руки обрезан, и далее идет подробное описание примет Пьера Ледюка. Хорошо… Все это написано рукой Кессельбаха… Великолепно… и посередине письма заглавными буквами: «АПООН». Вот что, Марко, ты оставь все это в покое, не трогай ни ящика, ни бриллиантов. Через десять минут я кончу с Кессельбахом, а через двадцать буду у тебя.

Люпен положил трубку на место, прошел в переднюю, потом в комнату, где лежали Чепман и Эдуард, посмотрел, не удалось ли им освободиться от веревок, и возвратился к своему пленнику. Лицо Люпена приняло решительное выражение.

– Кончены шутки, Кессельбах! Будешь говорить или нет?

– Что говорить?

– Не строй дурака! То, что ты знаешь об этом деле.

– Я ничего не знаю.

– Ты лжешь. Что значит слово «АПООН»?

– Если бы я знал, я не стал бы его записывать.

– Положим. Но откуда ты взял его? К чему оно относится? Кессельбах ничего не отвечал.

Люпен заговорил нервным тоном, возбужденно:

– Слушай, Кессельбах, я сделаю тебе предложение. Сын медника из Аугсбурга и король воров могут заключить деловой союз без всякого ущерба для чести того или другого. Я ворую в домах, а ты – на бирже. Одно стоит другого. Итак, я предлагаю тебе, Кессельбах, объединить наши усилия. Ты мне нужен потому, что я не знаю. Я тебе нужен потому, что ты один ничего не сделаешь. Барбаре глуп, а я – Люпен. Это что-нибудь да значит. Идет?

Кессельбах молчал. Люпен продолжал голосом, в котором слышалась дрожь:

– Отвечай, Кессельбах! Если ты согласен – я через сорок восемь часов отыщу твоего Пьера Ледюка. Ведь все же дело только в нем? Не так ли? Отвечай же! Что это за человек? Почему ты его ищешь? Что ты знаешь о нем?

Лицо Люпена приняло угрожающе спокойное выражение, он положил руку на плечо Кессельбаха и сказал сухо:

– Одно слово: да или нет?

– Нет.

Люпен вынул из кармана в жилете миллионера великолепный хронометр, положил его к нему на колени, потом расстегнул Кессельбаху жилет, отодвинул рубашку и, схватив стальной стилет с золотой ручкой, лежавший на столе, коснулся острием того места, где тело слегка колыхалось от биения сердца.

– Последний раз я спрашиваю.

– Нет.

– Господин Кессельбах, сейчас без восьми минут три. Если через восемь минут вы мне не ответите, вы умрете.

III

На следующий день утром, в девять часов, инспектор Гурель пришел в «Палас-отель». Минуя лифт, он направился по лестнице на четвертый этаж, повернул направо в коридор и позвонил в четыреста пятнадцатый номер. В ответ на его звонок не послышалось ни звука. После нескольких безуспешных попыток он обратился к метрдотелю:

– Что с господином Кессельбахом? Его нет у себя?

– Господин Кессельбах не ночевал в номере, я его видел в последний раз вчера после обеда.

– Ну а его слуга и секретарь, где же они?

– Не знаю, я их не видел сегодня.

– Они тоже не ночевали в отеле?

– Наверное.

– Что это за «наверное»! Вы обязаны знать точно!

– Нет, господин Кессельбах занимает отдельное помещение, у него своя прислуга, и нас совершенно не касается, что у него происходит.

Гурель оказался в затруднении. Растерянный, он подал свою визитную карточку метрдотелю и спросил на всякий случай:

– Вы не видели, значит, как они вернулись?

– Нет, не видел.

– Но вы, конечно, видели, как они ушли?

– Тоже не видел.

– Так откуда же вы знаете, что они ушли?

– Мне сказал это один господин, бывший вчера около трех часов дня в номере четыреста пятнадцать.

– Какой господин? С темными усами?

– Да, я встретил его, когда он уже уходил. Он сказал мне: «Господин Кессельбах, его секретарь и слуга сейчас уехали. Кессельбах будет ночевать сегодня в Версале, куда вы и направите ему почту».

– Но кто был этот господин? От чьего имени он так говорил?

– Я не знаю.

Все это показалось Гурелю довольно странным, и беспокойство постепенно охватило его.

– У вас есть ключ от номера четыреста пятнадцать?

– Нет, нету. Кессельбах заказал себе особые замки.

– Пойдемте, позвоним еще.

Гурель снова несколько раз продолжительно позвонил в дверь номера четыреста пятнадцать. Ничего. Он уже было совсем собрался уходить, как вдруг нагнулся и приложил ухо к замочной скважине.

– Послушайте, – сказал он, – там раздаются стоны… Он с силой ударил кулаком в дверь.

– Виноват, вы не имеете права…

– Это я-то не имею права? Еще чего!

И он удвоил силу ударов, но скоро убедился в бесполезности этого.

– Живо слесаря сюда, скорее!

Гурель шумно расхаживал взад и вперед перед дверью номер четыреста пятнадцать.

Постепенно собирались кучками лакеи с других этажей, конторщики, служащие.

– А почему бы нам не войти туда через соседние номера? – спросил Гурель. – Ведь они же наверняка сообщаются.

– Да, но двери обыкновенно, кроме замка, заперты еще на задвижку с двух сторон.

– Ну, тогда я позвоню сейчас в сыскное, – сказал Гурель.

– И полицейскому комиссару, – добавил кто-то.

– Да, пожалуй, – ответил инспектор.

Гурель пошел звонить. Когда он вернулся, слесарь был уже на месте и пробовал подобрать ключ. Наконец дверь открылась. Гурель быстро вошел и бросился туда, откуда раздавались стоны. Он наткнулся на связанных Чепмана и Эдуарда. Гурель освободил их и отправился искать Кессельбаха. Он нашел миллионера в гостиной. Кессельбах сидел в кресле, привязанный к спинке, его голова склонилась на грудь.

– Он в обмороке, – сказал Гурель, подходя к нему.

Инспектор быстро перерезал веревки и тело медленно покачнулось вперед. Гурель хотел поддержать его и отскочил с криком ужаса:

– Он мертв!

– Наверное, удар или разрыв сердца, – сказал кто-то из присутствующих.

– В самом деле, незаметно никаких признаков насилия, это естественная смерть.

Труп положили на диван и хотели снять с него одежду. Но тотчас же на рубашке увидали красные пятна крови и под ними, там, где находится сердце, маленькую ранку, из которой текла тоненькая струйка крови. К рубашке была приколота визитная карточка, вся пропитавшаяся кровью. Гурель нагнулся и увидел, что это была карточка Арсена Люпена. Гурель мгновенно выпрямился и строго приказал:

– Выйдите все из этой комнаты. Все, все… Здесь преступление… Арсен Люпен!.. Не трогайте ничего и уходите… Секретаря и слугу перенесите в соседний номер и там позаботьтесь о них… Сейчас придет начальник сыскной полиции!

IV

– Арсен Люпен! – Гурель повторял эти зловещие два слова с растерянным видом. – Арсен Люпен! Король воров, авантюрист! Да может ли это быть? Нет-нет, это невозможно, – бормотал Гурель, – невозможно, потому что он… умер. Арсен Люпен! Только… действительно ли он умер?

Гурель стоял перед трупом, растерянный, уничтоженный, со страхом рассматривая визитную карточку, как будто получил ее от привидения. Арсен Люпен! Что же делать? Приступать сию же минуту к розыску, вступить в битву собственными силами? Нет, нет, лучше подождать. Он неизбежно наделает ошибок в борьбе с таким противником. К тому же сейчас придет начальник.

Без начальника – ни шага. Таков был Гурель. Он обладал геркулесовой силой, был ловок и храбр, был опытен, но он принадлежал к числу людей, которые могут только исполнять данное поручение. И если в нем и были какие-то зачатки самостоятельности, то он лишился их окончательно с тех пор, как место Дюдуи в полиции занял Ленорман. Вот это был настоящий начальник сыскной полиции! С этим можно было быть спокойным – он не ошибется!

Ленорман должен был вот-вот приехать. По своим часам Гурель точно рассчитал время его приезда. Только бы полицейский комиссар или судебный следователь не приехали прежде него и не приступили бы к расследованию раньше, чем начальник успеет осмотреть место преступления.

– Ну, Гурель, о чем ты мечтаешь?

– Начальник!

Если судить по выражению лица и блеску глаз, господин Ленорман казался еще довольно молодым, тогда как согнутая спина, желтая, как воск, высохшая кожа, седые волосы, борода и больной, слабый вид делали его похожим на старика. Бо́льшая часть его жизни прошла на службе в колониях в должности правительственного комиссара, причем случилось так, что ему пришлось занимать трудные и ответственные посты. В придачу к лихорадке, полученной там, он стал угрюмым и приобрел привычку действовать молча. Когда ему было пятьдесят пять лет, знаменитое дело трех испанцев из Бисора доставило ему известность. Правительство пожелало загладить свое несправедливое отношение к нему, и он неожиданно для себя был назначен в Бордо, потом – помощником начальника сыскной полиции в Париже, а после смерти господина Дюдуи занял его место. На всех занимаемых им должностях Ленорман проявлял огромную находчивость. После того как он с блеском раскрыл несколько скандальных судебных дел, он обрел репутацию одного из известнейших сыщиков Франции.

Для Гуреля же Ленорман был богом, который никогда не ошибается.

В тот день у Ленормана был особенно усталый вид. Он сел на стул, раздвинул полы своего знаменитого темно-зеленого редингота старинного покроя и, развязав свое не менее знаменитое коричневое кашне, сказал:

– Рассказывай.

Гурель передал своему начальнику все, что видел и узнал. Он рассказывал очень подробно, как от него постоянно требовал Ленорман. Но когда он дал начальнику сыскной полиции карточку Люпена, тот вздрогнул.

– Люпен! – воскликнул он.

– Да!

– Тем лучше, – сказал Ленорман.

– Конечно лучше, – подхватил Гурель, – наконец вы сможете помериться силами с противником, достойным вас, и вы победите Люпена…

– Ищи, – сказал Ленорман, обрывая его. Гурель добросовестно исполнил приказание.

– Ничего, – сказал он.

– Ничего для тебя, – проворчал Ленорман.

– Именно это я и хотел сказать, – подхватил Гурель. – Я знаю, что вы умеете заставить любые предметы говорить лучше, чем живые свидетели, но сегодня у нас все-таки есть главное – убийство, и абсолютно ясно, что оно совершено Арсеном Люпеном.

– Первое убийство, – добавил Ленорман.

– Да, действительно первое… Кессельбах, похоже, защищался…

– Нет, потому что он был привязан.

– В самом деле, – согласился Гурель, – это странно… Зачем же убивать безоружного противника? Да… Но все-таки если бы я арестовал его вчера, когда мы стояли друг перед другом на пороге передней…

Ленорман прошел на балкон, потом осмотрел комнату Кессельбаха и проверил, заперты ли двери и окна.

– Окна в этих двух комнатах были закрыты, когда я вошел, – сказал Гурель.

– Закрыты или заперты?

– Никто здесь не был. Значит, заперты.

Шум голосов в гостиной заставил их перейти туда. Они застали там врача, осматривавшего труп, и судебного следователя Формери. Последний говорил:

– А, Арсен Люпен! Наконец-то счастливый случай свел меня с тобой! Негодяй увидит, с кем имеет дело. На этот раз он дошел до убийства… Отлично! Поборемся, Люпен!

Формери никак не мог забыть странного приключения с диадемой принцессы де Ламбаль и как провел его тогда Люпен. Это дело получило большую огласку, Формери чувствовал себя уязвленным и хотел во что бы то ни стало отомстить Люпену.

– То, что здесь преступление, – очевидно, мотив его установить будет нетрудно, следовательно, все идет хорошо… А, господин Ленорман, здравствуйте, очень приятно…

Формери вовсе не было приятно присутствие Ленормана, который не скрывал своего пренебрежения к следователю.

– Смерть последовала часов двенадцать тому назад или немного больше, – сказал врач.

– То же самое и я думаю, – сказал Формери, – ну а какое было орудие преступления?

– Нож с очень тонким лезвием, – ответил доктор, – да, смотрите, лезвие вытирали после преступления платком убитого.

– Действительно, кровавый отпечаток лезвия очень ясно виден! Ну-с, теперь мы займемся допросом секретаря и слуги Кессельбаха. Думаю, они сообщат что-то интересное.

Чепман, которого перенесли в его собственную комнату, а также и Эдуард уже оправились от перенесенных треволнений. Секретарь подробно описал все происшедшее накануне: беспокойство Кессельбаха, приход господина, назвавшего себя Колонелем, и, наконец, нападение, жертвами которого они стали.

– Ну вот, видите! – вскричал довольным тоном Формери. – У него был сообщник, и вы слышали его имя. Марко, вы говорите… Это очень важно. Когда мы задержим этого Марко, дело сразу продвинется!

– Правда, но мы еще его не задержали, – сказал Ленорман.

– Погодите, всему свое время. Итак, господин Чепман, этот Марко ушел после Гуреля?

– Да.

– Ну а после этого вы ничего не слыхали?

– Так, время от времени… неясный шум… дверь была плотно закрыта.

– Какого рода шум?

– Голоса. Потом субъект…

– Называйте его настоящим именем: Арсен Люпен.

– Потом Арсен Люпен звонил по телефону.

– Очень хорошо. Мы наведем справки.

– А потом вы слышали, конечно, как он ушел?

– Да. Он посмотрел сначала, крепко ли мы связаны, и через четверть часа после этого ушел, заперев за собою входную дверь.

– Значит, после того, как он совершил преступление… Великолепно… Великолепно… Начинает понемногу проясняться… А еще что вы можете сказать?

– Потом мы больше ничего не слышали, наступила ночь, я уснул… Эдуард тоже, и только сегодня утром…

– Да, я знаю. Нам остается только определить мотив преступления. Но раз тут замешан Арсен Люпен, причина преступления ясна. Господин Ленорман, вы нигде не обнаружили следов взлома?

– Нет, нигде.

– Значит, кража была совершена из карманов убитого. Нашли его бумажник?

– Я его оставил в кармане пиджака, – сказал Гурель.

Все перешли в гостиную, где следователь убедился, что в бумажнике были только визитные карточки и бумаги, удостоверяющие личность Кессельбаха.

– Странно. Господин Чепман, вы не можете сказать, были ли у Кессельбаха деньги?

– Да, накануне убийства, то есть третьего дня, в понедельник, мы были в «Лионском кредите», где Кессельбах снял сейф…

– Сейф в «Лионском кредите»? Необходимо будет посмотреть.

– И Кессельбах открыл там текущий счет, с которого и взял шесть тысяч франков банковыми билетами.

– Великолепно. Теперь все ясно.

– Но есть еще один вопрос, господин судебный следователь, – продолжал Чепман, – покойный Кессельбах очень беспокоился в последнее время, и я вам скажу почему… у него был проект, которому он придавал огромное значение. Так вот, Кессельбах в связи с этим проектом, казалось, очень дорожил двумя вещами: ящиком из черного дерева, который он положил на хранение в «Лионский кредит», и черным сафьяновым конвертом, в котором у него были некоторые бумаги.

– А где же этот конверт?

– До прихода Люпена он при мне положил его в этот саквояж.

Формери взял саквояж и осмотрел его содержимое – конверта не было. Он весело потер руки и сказал:

– Ну, теперь все ясно. Мы знаем виновного, знаем, как он совершил убийство, и знаем, наконец, мотив преступления. Дело не протянется долго. Вы во всем согласны с нами, Ленорман?

– Ни в чем.

Все с удивлением посмотрели на Ленормана. Во время допроса приехал полицейский комиссар, и за ним, несмотря на стражу у дверей, пробрались репортеры различных газет и служащие гостиницы. Все они толпились в передней.

Несмотря на то что суровость Ленормана была известна всем и иногда доходила до грубости, за что ему случалось уже получать замечания от начальства, ответ был настолько неожиданным, что совершенно сбил с толку следователя и поставил его в тупик.

– Да ведь как же, – начал он, – нет ничего проще: Люпен – вор…

– Для чего он совершил убийство?

– Чтобы обокрасть.

– Виноват. Согласно показанию свидетелей, кража была совершена раньше убийства. Кессельбах был сначала связан, потом уже его обобрали. Для чего же было Люпену, который до сих пор не прибегал к убийствам, убивать связанного и, следовательно, безоружного человека? Судебный следователь в раздумье поглаживал свои белокурые баки – это был его привычный жест, когда он не знал, что ответить. Минуту спустя он сказал медленно:

– На это можно найти много различных ответов.

– Каких, например?

– Это зависит от целого ряда обстоятельств и причин, нам еще пока не известных. Так, значит, мы с вами расходимся в определении мотива преступления? В остальном же мы, конечно, согласны.

– Нет.

На этот раз ответ был до такой степени резок, невежлив и даже груб, что следователь растерялся, не осмеливался возразить и стоял в смущении перед таким странным сотрудником. Наконец он пробормотал:

– Конечно, у всякого своя система.

– Но мне было бы интересно познакомиться с вашей.

– У меня ее нет.

Начальник сыскного отделения встал и сделал несколько шагов, опираясь на палку.

Вокруг него воцарилось молчание. После продолжительного молчания он сказал:

– Я хотел бы осмотреть комнаты, прилегающие к этому номеру.

Директор отеля показал ему план гостиницы. Из комнаты Кессельбаха не было другого выхода, как только в переднюю. В комнате же секретаря была дверь, которая вела в апартаменты, предназначенные для госпожи Кессельбах…

– Осмотрим эти комнаты, – сказал Ленорман. Формери не удержался, пожал плечами и проворчал:

– Что же там смотреть, ведь дверь была заперта на ключ, замок и задвижку, и окно тоже.

– Все-таки надо осмотреть, – повторил Ленорман.

Его провели в первую из пяти комнат, приготовленных для госпожи Кессельбах. Потом по его просьбе отперли следующие комнаты. Двери из одной комнаты в другую были заперты на задвижку с двух сторон. Он спросил:

– Ни одна из этих комнат не занята?

– Нет.

– Где находится ключ?

– Всегда в конторе.

– И никто сюда не мог войти?

– Никто, кроме лакея, которому было поручено проветривать комнаты и вытирать пыль.

– Позовите его.

Слуга по имени Густав Бедо сказал, что накануне, как и всегда, он вечером запер окна в этих пяти комнатах.

– В котором часу?

– В шесть.

– И вы ничего не заметили?

– Нет, ничего.

– А сегодня утром?

– Сегодня утром я открыл окна в восемь часов.

– И вы ничего не нашли?

– Нет, ничего… Да! Впрочем…

Видимо, он колебался, его забросали вопросами, и он сознался:

– Я поднял около камина в номере четыреста двадцать портсигар… который я собирался сегодня вечером отнести в контору.

– Он с вами?

– Он у меня в комнате. Портсигар темной стали: с одной стороны – отделение для табака и папиросной бумаги, с другой – для спичек. На портсигаре золотые инициалы: Л. и М.

– Что вы говорите?

Это сказал Чепман, выступивший вперед. Лицо его выражало крайнюю степень удивления. Он переспросил слугу:

– Вы говорите, портсигар темной стали?

– Да.

– С тремя отделениями для табака, спичек и бумаги… и в нем русский табак… волокнистый, светлый… Не так ли?

– Да.

– Принесите его сейчас же. Мне надо посмотреть на него… Я хочу проверить себя.

Ленорман сделал знак рукой, и Густав Бедо пошел за портсигаром. Начальник сыскной полиции сел в кресло и своим острым, живым взглядом осматривал ковер, мебель, портьеры, потом он спросил:

– Мы находимся сейчас в номере четыреста двадцать?

– Да.

Следователь попробовал поднять его на смех.

– Хотелось бы мне знать, – сказал он, – какая связь между этой пустой случайностью и драмой. Пять запертых комнат отделяют нас от того места, где убит Кессельбах.

Ленорман даже не удостоил его ответом. Прошло уже достаточно времени, а Густав Бедо не возвращался.

– Где его комната, господин директор? – спросил начальник сыскной полиции.

– На шестом этаже, выходит на улицу Жюдэ. Это как раз над нами. Странно, что он до сих пор не возвратился…

– Не будете ли вы любезны послать кого-нибудь?

Директор отправился сам вместе с Чепманом. Через минуту бледный, с искаженным лицом, он вбежал один.

– Он мертв!

– Убит?

– Да.

– Ого! Однако они не шутят! – воскликнул Ленорман. – Живо, бегом, Гурель, запереть все входные двери отеля. Следи за ними… А вы, господин директор, проведите нас в комнату Густава Бедо.

Директор вышел. Все направились за ним. Выходя из комнаты, начальник сыскной полиции нагнулся и поднял маленький кружочек бумажки, который он заметил еще раньше. Это была этикетка с голубой каймой. На ней написано число «813». На всякий случай он поднял ее, положил в портфель и догнал остальных.

V

Узкая небольшая рана в области шеи.

Доктор после осмотра заявил:

– Такая же рана, как у Кессельбаха.

– Да, – подтвердил Ленорман, – без сомнения, это та же рука, которая убила миллионера, и то же оружие.

По положению трупа нетрудно было догадаться, что Густава Бедо настигли в тот момент, когда он искал под матрацем портсигар. Его рука так и осталась засунутой между матрацем и волосяным тюфяком, но портсигара там не было.

– Должно быть, эта вещь была очень серьезной уликой, – робко заметил Формери, не смея решительно высказать своего мнения.

– А, черт! – выругался Ленорман.

– Но ведь мы знаем инициалы: Л. и М. И потом, Чепману тоже кое-что известно, и мы легко доберемся до преступника.

При этих словах Ленорман вздрогнул и почти закричал:

– Чепман! Где же Чепман?

Стали искать в коридорах, между столпившимися там людьми. Чепмана не было.

– Чепман был вместе со мною, – сказал директор.

– Да-да, я знаю, но он ведь не вернулся с вами!

– Нет, я оставил его здесь, около трупа.

– Здесь? Оставили одного?! И здесь никого не было? Вы никого не видали?

– В коридоре не было никого.

– Ну а в соседних комнатах? Или вот за этим поворотом никто не скрывался?

Ленорман был очень взволнован, он ходил взад и вперед, открывал двери, осматривал комнаты. Потом вдруг побежал с такой быстротой, на которую никто не считал его способным. Он бегом спустился по лестнице с шестого этажа вниз, следователь и директор намного отстали. Внизу, у главной двери, он обратился к Гурелю:

– Никто не выходил?

– Никто.

– А через другую дверь, на улицу Орвьето?

– Там я поставил Дьези.

– Ты ему строго приказал?

– Да, начальник.

В обширном зале отеля большая толпа путешественников с беспокойством обсуждала историю преступления и его подробности в том более или менее точном виде, в каком до нее дошли слухи. Вся прислуга отеля, созванная по телефону, приходила постепенно, один человек за другим, и Ленорман расспрашивал их.

Никто ничего не знал. Только горничная с пятого этажа видела, как минут десять назад два господина спускались по черной лестнице между пятым и четвертым этажом.

– Они спускались очень быстро. Первый держал другого за руку. Меня очень удивило, что они шли по черной лестнице.

– Вы можете их узнать?

– Первого я не видела, он отвернул голову. Это был стройный блондин. На нем была мягкая шляпа и черный костюм.

– Ну а второй?

– Второй? Это был англичанин, с крупным бритым лицом, в клетчатом костюме. Он был без шляпы.

Описание вполне подходило к Чепману. Немного подумав, женщина добавила:

– У него был вид такой… странный вид, точно он сошел с ума.

Ленорман не удовлетворился утверждением Гуреля и обратился с расспросами к грумам, дежурившим у дверей.

– Вы знаете Чепмана?

– Да, как же! Он всегда разговаривал с нами.

– Вы не видели, как он вышел?

– Нет, сегодня утром он не выходил.

Ленорман обратился к полицейскому комиссару:

– Сколько полицейских с вами, господин комиссар?

– Четверо.

– Мало. Позвоните по телефону вашему секретарю, чтобы он послал сюда всех свободных полицейских… и организуйте самое строгое наблюдение за всеми наружными дверями отеля. Осадное положение, господин комиссар.

– Но послушайте, – запротестовал директор, – а как же мои клиенты?

– Мне нет дела до ваших клиентов, моя обязанность – арестовать во что бы то ни стало…

– Так вы думаете… – начал было следователь.

– Не думаю, а уверен и знаю, что виновный в этих двух убийствах находится в отеле.

– Ну а Чепман?

– Насчет Чепмана я не могу ручаться, жив он сейчас или нет. Во всяком случае, его смерть – дело нескольких минут, секунд… Гурель, возьми двух агентов и обыщите четвертый этаж, весь. Господин директор, один из ваших служащих будет сопровождать их. Остальные этажи я осмотрю сам, когда придет подкрепление. Ну, за дело, Гурель, да как следует! Это крупная дичь!

Гурель поспешно вышел вместе с агентами, а Ленорман остался в зале близ стойки администратора отеля. На этот раз он и не думал садиться, как делал это всегда. Он ходил по направлению от главного входа к двери, ведущей на улицу Орвьето, и обратно. Время от времени от отдавал приказания:

– Господин директор, пошлите кого-нибудь на кухню: преступник может воспользоваться черным ходом. Распорядитесь, чтобы телефонистка отеля никого не соединяла с городом… Если же будут звонить из города, она может соединить, но пусть запишет фамилию, кого вызывают… Прикажите сделать список лиц, остановившихся в отеле, фамилии которых начинаются на Л или М.

Молчаливые зеваки, столпившиеся посреди зала, напряженно следили за действиями Ленормана.

Кто убийца? Где прячется он в эту минуту? Быть может, он среди них, в толпе?.. Может, вот этот, с тонкими злыми губами? Или тот – в старом замызганном фраке?

Ленорман прохаживался по залу. Время от времени прибегал один из лакеев, посланных Гурелем.

– Что нового? – спрашивал Ленорман.

– Ничего. Ничего не нашли.

Явился отряд полицейских. Ленорман разделил их на группы и направил на третий этаж, сказав комиссару:

– Господин комиссар, я поручаю вам охрану дверей. В крайнем случае – самые решительные меры. Я отвечаю за последствия.

Сам же он сел в лифт и велел поднять себя на второй этаж.

Розыск преступника в таких условиях был делом очень нелегким и долгим. Надо было открыть шестьдесят комнат, осмотреть там все уголки, альковы, ванные комнаты. И никаких результатов. Час спустя, когда било двенадцать и Ленорман закончил осмотр второго этажа, а остальные агенты продолжали поиски на других этажах, ничего найдено не было.

Ленорману пришла в голову мысль, не скрывается ли убийца на чердаке, и он решил было направиться туда, когда его известили о приезде госпожи Кессельбах с компаньонкой. Эдуард, старый верный слуга, взял на себя тяжелую обязанность сообщить ей о смерти мужа. Ленорман застал ее в одном из салонов. Она была подавлена случившимся, но не плакала, а только мелко-мелко дрожала всем телом.

Госпожа Кессельбах была красивой брюнеткой среднего роста с большими черными глазами. Ее муж познакомился с ней в Голландии, где она родилась, она принадлежала к старинной семье испанского происхождения – Амонти. Он вскоре полюбил ее, и вот уже четыре года, как они жили в счастливом браке.

Ленорман представился ей. Она посмотрела на него молча, и он понял, что она так ошеломлена потерей мужа, что ничего не понимала из того, что он говорил. Вдруг она неудержимо разрыдалась и попросила провести ее к телу покойного супруга.

В зале Ленормана встретил Гурель и подал ему шляпу, которую держал в руках:

– Вот что я нашел… Должно быть, она принадлежала преступнику. Это была черная фетровая шляпа без подкладки.

– Где ты ее поднял?

– На площадке черной лестницы второго этажа.

– А на других этажах ничего не нашли?

– Ничего. Мы все перерыли. Остался один первый этаж. И потом, эта шляпа доказывает, что преступник скрывается там. Мы все сгораем от нетерпения.