Текст книги "Возвращение Арсена Люпена"

– Полагаю.

Около лестницы Ленорман остановился и сказал Гурелю:

– Пойди к комиссару и передай ему следующее: пускай он поставит внизу у каждой двери четырех лестниц по два человека с револьверами в руках, и пусть они стреляют, если будет нужно. Если Чепмана не удастся спасти, я пойду на все. Пойми, Гурель, вот уже два часа, как я делаю глупости…

Он поднялся по лестнице на бельэтаж. Там он встретил двух агентов, выходивших из комнаты вместе со служащим. В коридоре не было никого. Служащие отеля боялись идти туда, а некоторые из жильцов заперлись на ключ, так что приходилось долго стучаться и вступать в объяснения, чтобы они открыли дверь своего номера. Далее Ленорман встретил другую группу полицейских агентов, осматривающих помещение для прислуги и буфетную комнату, а в конце коридора из-за поворота вышли другие полицейские, искавшие в комнатах, выходящих на улицу Жюдэ. Вдруг он услыхал, как они закричали и бросились бежать. Он поспешил за ними. Полицейские остановились посреди коридора: там, загораживая проход, лежало тело. Ленорман наклонился и схватил безжизненную голову трупа.

– Это Чепман, – пробормотал он, – и он уже мертв.

Он приступил к осмотру тела. Шея была завязана белым шелковым вязаным платком. Он развязал его. Показались кровавые пятна, а под затылком находился толстый кусок ваты, пропитанный кровью. И на этот раз та же самая маленькая, ясно очерченная рана.

Прибежали следователь и комиссар.

– Все тихо? Никто не пытался выйти из отеля? – спросил начальник сыскной полиции.

– Нет, никто, – ответил комиссар, – по двое полицейских стояло у каждой лестницы.

– Быть может, он поднялся наверх, – сказал Формери.

– А? Нет-нет! Его кто-нибудь встретил бы тогда… Это было уже давно сделано. У трупа совсем холодные руки. Убийство было совершено тогда же, вскоре после того, как видели их на черной лестнице. Но где же был труп? Вот уже два часа, как пятьдесят человек обшаривают все уголки… Трупа не было здесь.

– Но где же он тогда был?

– А? Да почем я знаю! – грубо оборвал Ленорман. – Поступайте, как я, – ищите. Пустые разговоры не помогут найти.

Он нервно теребил ручку своей палки и довольно долго стоял с задумчивым видом, глядя на труп. Наконец он сказал:

– Господин комиссар, будьте любезны перенести труп в пустую комнату и позовите доктора, а вы, господин директор, потрудитесь открыть мне все комнаты в этом коридоре.

Ленорман осмотрел три комнаты слева и два пустых салона и четыре комнаты справа. Две из последних были заняты: одна – господином Реверда, другая – итальянцем, бароном Джиаколими. Ни того ни другого там не было. В третьей жила старая дева, англичанка, в это время еще спавшая, в четвертой находился англичанин, спокойно читавший свою газету и куривший сигару. Очевидно, что шум в коридоре не мог прервать его чтения. Его звали майор Парбери. Обыски и допросы не привели ни к чему. Старая дева ничего не слыхала – ни крика, ни возни, ни стонов. Майор Парбери – тоже. Ни в той, ни в другой комнате не было ничего подозрительного, – ничего, что могло бы дать возможность предположить, что несчастный Чепман был убит там.

– Странно, – пробормотал следователь, – все очень странно. И признался наивно:

– Я начинаю все менее и менее понимать в этом ужасном деле. Целый ряд обстоятельств ускользает от меня. Что вы думаете об этом деле, господин Ленорман?

Ленорман, без сомнения, собирался сказать ему в ответ одну из своих колкостей, как вдруг появился бледный запыхавшийся Гурель.

– Вот… что нашли… там, на стуле… внизу, в конторе.

Он держал в руках туго стянутый веревками сверток из черной саржи.

– Развязывали его? – спросил Ленорман.

– Да, но когда увидели, что в нем находится, то его снова завязали так же, как он был завязан и раньше… туго перетянут веревкой.

– Развяжи!

Гурель развернул саржу и вынул черный мильтоновый костюм, сильно измятый, очевидно поспешно скомканный. Внутри свертка была мокрая салфетка в пятнах крови. Ее опускали в воду, чтобы скрыть следы кровавых пальцев, которые вытирали об нее. В салфетке же находился стальной стилет с отделанной золотом ручкой. Он был весь покрыт кровью.

Эдуард с первого же взгляда признал, что стилет принадлежал Кессельбаху, и добавил, что еще накануне, до прихода Люпена, он видел его на столе.

– Господин директор, – сказал Ленорман, – запрещение на выход из отеля снято. Гурель, поди скажи, чтобы стража отошла от дверей.

– Вы думаете, что Люпен мог уйти? – спросил Формери.

– Нет, преступник находится в отеле, в одной из комнат. Наверняка он и живет в отеле.

– Этого не может быть! И потом, где же он тогда переменил костюм и во что оделся теперь?

– Я не знаю, это – предположение.

– И вы его выпускаете? Да он очень спокойно уйдет, засунув руки в карманы.

– Тот из постояльцев отеля, кто уйдет таким образом без багажа и не вернется, тот и будет виновным. Господин директор, будьте любезны проводить меня в контору. Мне надо внимательно ознакомиться со списком лиц, живущих в отеле.

В конторе Ленорман нашел несколько писем на имя Кессельбаха и передал их следователю. Была также посылка, доставленная почтой. Когда разорвали бумагу, в которую она была завернута, оказалось, что это был ящик из черного дерева с выгравированным именем Рудольфа Кессельбаха. Внутри его, кроме осколков зеркала, помещавшегося раньше на внутренней стороне крышки, лежала карточка Арсена Люпена. Но одна небольшая подробность поразила начальника сыскной полиции: на дне ящика с внешней стороны была наклеена круглая маленькая этикетка с голубой каймой, очень похожая на ту, которую он поднял в комнате номер четыреста двадцать, где был найден портсигар.

На этикетке – число: «813».

Глава вторая
Ленорман начинает действовать

I

– Огюст, попросите Ленормана.

Курьер вышел, и через несколько секунд вошел начальник сыскной полиции.

В обширном кабинете министерства на площади Бове находились трое: знаменитый Валанглэ, бывший тридцать лет лидером радикальной партии, а теперь председатель Совета министров и министр внутренних дел, прокурор Тестарь и префект полиции Делом.

Префект полиции и прокурор не обратили внимания на вошедшего, они остались сидеть на своих местах, где перед этим у них был продолжительный разговор с первым министром, но тот встал и, пожав руку Ленормана, сказал ему приветливым тоном:

– Вы, конечно, догадались, дорогой Ленорман, зачем я попросил вас приехать сюда?

– Из-за дела Кессельбаха?

– Да. Присаживайтесь, пожалуйста.

Начальник сыскной полиции сел, и Валанглэ сказал, сделав знак молчать не скрывавшему своего неудовольствия префекту:

– В двух словах, вот в чем дело, Ленорман. Появление на сцене Арсена Люпена доставляет нам целый ряд неприятностей. Довольно долго этот негодяй смеялся над нами. Сознаюсь, что многие из его проделок были очень забавны, и я первый от души смеялся над ними. Но теперь совсем другое. Речь идет об убийстве. Мы могли терпеть его, когда он своими выходками забавлял галерку. Но раз он совершает убийства – это меняет все.

– Чего же вы желаете от меня?

– Чего мы желаем? О! Очень немногого. Во-первых, мы желаем арестовать его, а потом – казнить.

– Первое я могу вам обещать в будущем, но никак не второе.

– Почему? Раз он будет арестован, его будут судить, и смертный приговор неизбежен.

– Нет.

– Почему? Я вас не понимаю.

– Потому что Арсен Люпен никого не убивал.

– Что?! Да вы с ума сошли, Ленорман! А три трупа в «Палас-отеле»? Это что же, по-вашему, не убийство?

– Да, но это сделал не Люпен.

Начальник сыскной полиции спокойно и убежденно произнес последние слова. Прокурор и префект полиции протестовали, но Валанглэ перебил их:

– Послушайте, Ленорман, у вас есть серьезные причины утверждать это?

– Да, и очень.

– Какие же?

– До сих пор Люпен никогда никого не убивал. Это – раз. Два – зачем было ему совершать убийство, когда его цель была достигнута: он взял все, что ему было нужно, его жертва была связана и не могла противиться ему.

– Так-с, ну-с, а какие факты у вас есть в подтверждение вашей гипотезы?

– Есть и факты, и они нисколько не противоречат ей. Зачем Люпену было находиться в четыреста двадцатом номере, где нашли портсигар? И потом, платье, которое обнаружили в конторе отеля и которое, несомненно, принадлежало убийце, ни по росту, ни по фигуре не подходит Люпену.

– А вы его видели?

– Я? Нет. Но его заметили Эдуард и Гурель. И их описания не сходятся с описанием горничной, которая видела, как убийца шел с Чепманом под руку по черной лестнице…

– Но как же, по-вашему, произошло преступление?

– Извольте. Во вторник, шестнадцатого апреля, в два часа пополудни Люпен вошел в помещение, занимаемое Кессельбахом…

Громкий смех префекта полиции прервал Ленормана.

– Господин Ленорман, это неправда. Доказано, что в три часа Кессельбах был в несгораемой кладовой «Лионского кредита», о чем свидетельствует его подпись в книге банка.

Ленорман почтительно подождал, пока не кончил говорить его начальник, и продолжил:

– Около двух часов пополудни Люпен вместе со своим помощником Марко связали Кессельбаха, отобрали у него все деньги и принудили его сказать шифр несгораемого ящика в «Лионском кредите». Узнав секрет, Марко уехал вместе с другим сообщником Люпена, несколько похожим на Кессельбаха, а в тот день он постарался увеличить свое сходство с Кессельбахом тем, что надел такое же платье и золотые очки, какие носил миллионер. Этот второй помощник Люпена отправился в «Лионский кредит», расписался там вместо Кессельбаха, вынул все содержимое несгораемого шкафа и вернулся к себе вместе с Марко. Последний сообщил результат операции по телефону. Люпен, убедившись в том, что Кессельбах не обманул его, ушел.

Казалось, что Валанглэ колеблется.

– Так… так… положим. Но что меня удивляет, так это то, что такой человек, как Люпен, рисковал из-за нескольких тысяч франков и содержимого несгораемого шкафа.

– Люпен добивался большего. Ему был нужен конверт из черного сафьяна, который находился в саквояже, и ящик из черного дерева. Этот ящик был в «Лионском кредите», Люпен получил его и прислал обратно пустым. Поэтому он знает или находится на пути к открытию проекта Кессельбаха, о котором тот разговаривал со своим секретарем.

– Каков же этот проект?

– Не знаю. Директор частного сыскного агентства Барбаре, которому доверился миллионер, говорил мне, что Кессельбах разыскивал среди подонков Парижа субъекта по имени Пьер Ледюк. Зачем он его искал? Какую роль играл этот Пьер Ледюк в его проекте, я пока не знаю.

– Хорошо, пускай будет так, – сказал Валанглэ. – Люпен сделал свое дело и, обобрав Кессельбаха, оставил его связанным, но живым. Что же происходило до того момента, когда его нашли мертвым?

– Долгое время – ничего. До наступления ночи – ничего. Но ночью кто-то вошел.

– Откуда?

– Из комнаты номер четыреста двадцать, предназначенной для госпожи Кессельбах. Очевидно, у вошедшего был дубликат ключа.

– Как вы можете это утверждать?! – воскликнул префект полиции. – Между этой комнатой и комнатой Кессельбаха все двери были заперты на задвижку с двух сторон. А этих дверей – пять.

– Оставался балкон.

– Балкон?

– Да, общий для комнат, выходящих на улицу Жюдэ.

– Но там же перегородки!

– Ловкий человек может через них перелезть, а преступник был ловок и перелез через них. Я нашел следы.

– Но ведь все окна были заперты, и это было установлено сразу же после того, как было обнаружено преступление.

– Да, за исключением одного окна, в комнате Чепмана. Оно было закрыто, но не заперто, я тогда же убедился в этом.

Доказательства Ленормана понемногу убеждали первого министра. Он спросил с видимым интересом:

– Но зачем же он влез к Кессельбаху?

– Я не знаю.

– Вы не знаете?

– Да, так же как не знаю и его имени.

– Какую же цель преследовал он, совершая убийство?

– Не знаю. Можно предположить, что он пришел, чтобы достать те же самые документы, которых добивался Люпен, но случай поставил его лицом к лицу с обезоруженным врагом, и он убил его.

– Должно быть, так… – проговорил задумчиво Валанглэ. – А как вы думаете, нашел ли он эти документы?

– Он не нашел ящика из черного дерева, потому что его не было там, но зато нашел кожаный конверт. Таким образом, и у Люпена, и у него сейчас одинаковые сведения о проекте Кессельбаха.

– Следовательно, они должны вступить в борьбу между собой? – заметил первый министр.

– Несомненно. И борьба уже началась. Убийца нашел на столе визитную карточку Арсена Люпена и приколол ее к платью убитого. По всей обстановке преступление должно быть приписано Арсену Люпену. Так и случилось. Все считают, что убийство совершено Люпеном.

– Действительно… действительно… – сказал Валанглэ. – Убийца не ошибся в расчетах.

– Его план окончательно удался бы, если бы случайно он не потерял в комнате номер четыреста двадцать своего портсигара и лакей не поднял бы его. Тогда, узнав, что он раскрыт или будет раскрыт в скором времени…

– Но как же мог он узнать это?

– Очень просто. От самого судебного следователя. Следствие велось при открытых дверях. Наверное, убийца находился в толпе репортеров или служащих отеля, когда следователь послал Бедо принести портсигар. Он вышел вслед за Бедо и убил его. Вторая жертва.

Никто не спорил. Перед глазами присутствующих восстанавливалась точная картина драмы.

– Ну а третья жертва? – спросил Валанглэ.

– Чепман сам подставил свою голову. Видя, что Бедо не возвращается, и желая поскорее увидеть портсигар, он отправился за ним вместе с управляющим гостиницей. Убийца застал его в комнате лакея Бедо. Выманил в одну из пустых комнат и там убил.

– Но как же Чепман согласился последовать за человеком, зная, что тот убийца Кессельбаха и Густава Бедо?

– Я не знаю. Также не знаю, в какой из комнат отеля было совершено убийство и каким чудесным образом убийце удалось ускользнуть.

– Говорили о каких-то двух этикетках с голубой каймой.

– Да. Одна из них находилась на ящике из черного дерева, присланном Люпеном, другая, должно быть, была в кожаном конверте, который теперь в руках убийцы.

– А что же дальше?

– Сами по себе они не значат ничего. Имеет значение только число восемьсот тринадцать, которое написано, согласно экспертизе, рукой Кессельбаха.

– Что значит «восемьсот тринадцать»?

– Это какая-то тайна.

– Что вы хотите этим сказать?

– Только то, что я больше ничего не знаю.

– Вы подозреваете кого-нибудь?

– Никого. Двое моих агентов живут в «Палас-отеле» на том этаже, где нашли Чепмана.

Преступника в числе уехавших нет.

– Кто-нибудь звонил из города в отель во время совершения преступления?

– Да. Вызывали майора Парбери, одного из четырех лиц, живущих в бельэтаже.

– Заметили ли что-нибудь за этим майором?

– До сих пор – ничего.

– Что же вы думаете делать дальше?

– Для меня это не составляет вопроса. Я уверен, что убийца принадлежит к знакомым или друзьям супругов Кессельбах. Он их выслеживал, знал их привычки, ему было известно, зачем Кессельбах приехал в Париж, и, без сомнения, он смутно подозревал важность проекта миллионера.

– Так вы думаете, что убийца не был профессиональным преступником?

– Нет, ни в коем случае! Я повторяю и настаиваю на том, что убийца был хорошим знакомым семьи Кессельбах. Это нетрудно доказать. Густав Бедо был убит, потому что к нему в руки случайно попал портсигар. Чепман был убит, потому что он знал, кому принадлежит этот портсигар. Вспомните, какое волнение отразилось на лице секретаря при одном только описании портсигара: в его уме внезапно появилась разгадка драмы. Если бы он увидел портсигар, мы знали бы все. Таинственный убийца понял это и устранил его со своей дороги. А мы ничего не знаем, кроме инициалов Л и М.

Подумав с минуту, Ленорман добавил:

– И вот еще одно доказательство в пользу этого предположения: разве Чепман пошел бы с убийцей по коридорам отеля, если бы они раньше не были хорошо знакомы?

Все невольно задумались, и молчание продлилось несколько минут. Вдруг Валанглэ воскликнул:

– Все это очень хорошо, дорогой Ленорман… Вы меня убедили. Но в конце концов, от этого мы не продвинулись ни на шаг вперед.

– То есть?

– Да так. Мы собрались здесь вовсе не для того, чтобы подыскивать объяснения истории, которую, я вполне уверен, вы рано или поздно раскроете полностью, а чтобы обсудить, как успокоить общественное мнение. Люпен ли убийца, или нет, один, два ли человека совершили убийство, – все это нам не дает ничего, нам нужно имя преступника. Иначе нас будут по-прежнему обвинять в бессилии. Надо арестовать…

– Нельзя же арестовывать первого попавшегося.

– Это было бы гораздо лучше, чем никого, – ответил Валанглэ, смеясь, – поищите, как следует… вы вполне уверены в Эдуарде, лакее Кессельбаха?

– О, вполне!.. Да и потом, опасно ставить нас в смешное положение… Я уверен, что и господин прокурор был бы против… Нет, мы имеем право арестовать только двоих: убийцу… я его не знаю… и Арсена Люпена.

– Ну и?

– А Люпена невозможно арестовать, или, по крайней мере, нужно время, чтобы это сделать.

Валанглэ топнул ногою и сказал тоном человека, привыкшего, чтобы его желания исполнялись немедленно:

– Однако это необходимо, Ленорман! Понимаете, необходимо! И не только для меня, но и для вас. Вы знаете, у вас есть очень сильные враги и если бы не я… Да, наконец, я не допускаю мысли, что вы, Ленорман, не можете ничего сделать. Потом, у Люпена были сообщники… Марко… другой, игравший роль Кессельбаха и обчистивший его шкаф в «Лионском кредите».

– И вы, господин председатель, удовлетворились бы арестом последнего?

– Удовлетворился бы? Да, конечно! Уверяю вас…

– Хорошо, через неделю…

– Ну вот, через неделю!.. Это нельзя откладывать, необходимо произвести арест в течение нескольких часов.

– Сколько же вы даете мне времени? Валанглэ вынул часы и сказал шутя:

– Даю вам десять минут, дорогой Ленорман.

Начальник сыскной полиции в свою очередь тоже вынул часы, посмотрел и спокойно сказал:

– Это много, господин председатель, достаточно шести минут.

II

Валанглэ изумленно посмотрел на него:

– Как шесть? Что вы хотите этим сказать?

– Я говорю вам, господин председатель, что вы мне дали десять минут. Этого много. Достаточно шести.

– Ах вот что! Ну, Ленорман, здесь шутки далеко не уместны…

Начальник сыскной полиции подошел к окну и сделал знак двум полицейским агентам, гулявшим во дворе министерства. Потом, обращаясь к прокурору, сказал:

– Господин прокурор, будьте любезны написать приказ об аресте Огюста Максимэна Филиппа Дайлерона, сорока семи лет. Оставьте пока пропуск.

Он открыл дверь кабинета:

– Войди, Гурель, и ты также, Дьези. Они вошли.

– У тебя есть с собой наручники, Гурель?

– Да, начальник.

– Все готово, господин председатель, – сказал Ленорман. – Но я очень прошу вас и даже настаиваю, чтобы вы отказались от этого ареста. Это испортит весь мой план, и из-за минутного пустого удовлетворения я рискую очень многим.

– Господин Ленорман, в вашем распоряжении осталось полторы минуты.

Начальник сыскной полиции с раздраженным видом, опираясь на палку, прошелся по комнате, сел в кресло, немного помолчал и сказал, видимо покоряясь желанию министра:

– Господин председатель, первый, кто войдет в кабинет, и есть то лицо, ареста которого вы желаете… несмотря на мою просьбу.

– Осталось пятнадцать секунд, Ленорман.

– Гурель, Дьези… Первый, кто войдет. Понимаете? Господин прокурор, вы расписались на приказе об аресте?

– Десять секунд, Ленорман.

– Будьте любезны позвонить, господин председатель. Валанглэ позвонил.

Вошел старший курьер министерства и почтительно остановился на пороге, ожидая приказания.

Валанглэ обернулся к начальнику сыскной полиции:

– Ну что же, Ленорман? Он ждет ваших приказаний. Кого вызвать?

– Никого.

– Да ведь вы же обещали нам через шесть минут арестовать одного из участников преступления. Срок прошел.

– Да. Но это лицо здесь.

– Никто же не входил!

– Нас было четверо здесь, в кабинете, а теперь – пять человек. Валанглэ привскочил в кресле:

– Что вы говорите, Ленорман! Да вы с ума сошли, мой милый!

Гурель и Дьези встали между дверью и курьером. Ленорман подошел к нему и, положив руку на плечо Огюста, сказал:

– Огюст Максимэн Филипп Дайлерон, исполняющий должность старшего курьера при Совете министров, именем закона вы арестованы!

Валанглэ рассмеялся:

– Браво, браво, Ленорман! Ловко… Давно я так не смеялся. Начальник сыскной полиции, обращаясь к прокурору, сказал:

– Господин прокурор, будьте любезны отметить в приказе должность арестованного: старший курьер при Совете министров…

– Да вы просто гениальны, Ленорман! Публика требует ареста – вот вам арест! И кто же арестованный? Мой старший курьер Огюст, образцовый слуга. Ну, Ленорман, я всегда знал, что у вас есть воображение, но не до такой же степени. Это, конечно же, шутка?

С самого начала этой сцены Огюст стоял, не двигаясь с места, и, казалось, ничего не понимал. Его лицо выражало крайнее изумление. Он по очереди смотрел на каждого из присутствовавших в кабинете, стараясь ухватить смысл их слов.

Ленорман тихо сказал что-то Гурелю, и тот вышел. Потом он обратился к Огюсту:

– Нечего делать, мой милый. Ты попался. Не стоит притворяться, раз дело проиграно.

Что ты делал во вторник?

– Я?! Ничего. Был здесь.

– Лжешь. Вторник – твой свободный день. Ты уходил.

– Да, действительно… вспоминаю… ко мне приехал из провинции мой друг, и мы направились в Булонский лес.

– Друга звали Марко. А направились вы в кладовую «Лионского кредита».

– Какой Марко? Я не знаю никакого Марко.

– А это ты знаешь? – сказал Ленорман, поднося к его носу очки в золотой оправе.

– Нет, нет… я не ношу очков.

– Нет, мой милый, ты их надеваешь, когда ходишь в «Лионский кредит», где выдаешь себя за Кессельбаха. Очки взяты из твоей комнаты, которую ты занимаешь под именем господина Жерома, дом номер пять по улице Колизея.

– Я? Снимаю комнату? Да я ночую в министерстве!

– Там ты меняешь платье, чтобы участвовать в операциях шайки Люпена.

Огюст, бледный как полотно, провел рукой по лбу, покрытому крупными каплями пота, и тихо сказал:

– Я ничего не понимаю, вы приписываете мне такие вещи…

– Тебе яснее сказать? Отлично. Смотри, вот что находилось в корзине для бумаг под твоим столом в передней министерства.

Ленорман развернул лист бумаги с бланком министерства. В разных местах листа нетвердым почерком было написано: «Рудольф Кессельбах».

– Ну, что скажешь, верный слуга? Упражнения в подделке подписи Кессельбаха? Так ведь?

Мгновенным ударом кулака Огюст свалил Ленормана, выпрыгнул из окна на балкон и оттуда во двор министерства.

– Черт возьми! – закричал Валанглэ. – Ах, разбойник! – Он побежал к звонку, потом хотел крикнуть в окно, но Ленорман остановил его:

– Не волнуйтесь, господин председатель…

– Но он, каналья…

– Одну секунду, пожалуйста… я предвидел его побег и даже рассчитывал на это… Не может быть лучшего признания.

Видя спокойствие Ленормана, первый министр сел. Через минуту появился Гурель, держа за шиворот Огюста Дайлерона.

– Веди, веди его, Гурель, – сказал Ленорман тоном охотника, приказывающего своей собаке принести дичь. – Как же это он дал схватить себя?

– Он стал было кусаться, да я принял решительные меры, – ответил Гурель, демонстрируя свою огромную жилистую руку.

– Молодец, Гурель. Теперь отведи этого джентльмена в Депо. Не прощаюсь с вами, господин Жером.

Валанглэ, видимо, был очень доволен. Он весело потирал руки. Мысль, что его старший курьер был сообщником Люпена, казалась ему забавной.

– Браво, дорогой Ленорман, все это великолепно! Но как вы ухитрились выследить Огюста?

– Очень просто. Я знал, что Кессельбах обращался в частное сыскное агентство Барбаре и что Люпен заявился к миллионеру от лица этого агентства. Я направил свои поиски в эту сторону и выяснил, что Люпен мог узнать о тайном поручении Кессельбаха только при посредстве некоего Жерома, друга одного из служащих Барбаре. Если бы вы неожиданным вмешательством не ускорили ход событий, я, наблюдая за курьером, добрался бы до Марко, а потом и до самого Люпена.

– О, я вполне уверен, что вы доберетесь до него. Я держу пари за вас, Ленорман! На следующий день в газетах появилось следующее письмо:

ОТКРЫТОЕ ПИСЬМО

НАЧАЛЬНИКУ СЫСКНОЙ ПОЛИЦИИ ЛЕНОРМАНУ

Позволю себе принести Вам свои искренние поздравления, мой уважаемый и дорогой друг, по случаю ареста курьера министерства – Жерома. Приношу также искреннюю благодарность за доказательства, представленные Вами председателю Совета министров, в пользу того положения, что Кессельбаха убил не я. Как вам известно, я не совершаю убийств – и очень благодарен вам, что вы доказали это в деле Кессельбаха.

Как вознаграждение за Вашу услугу я могу Вам предложить свою помощь в розыске убийцы. Дело Кессельбаха настолько интересно, что я покидаю свое уединение, где прожил четыре года в обществе книг и моего верного пса Шерлока, и, созвав своих друзей, вновь вступаю в борьбу.

Арсен Люпен

P. S. Я нахожу в высшей степени неприличным, что мой соратник томится в заключении, и потому предупреждаю, что через пять недель, в пятницу 31 мая, я освобожу господина Жерома.

Не забудьте: 31 мая, пятница.

А. Л.