Текст книги "Возвращение Арсена Люпена"

Глава шестая
Парбери-Рибейра-Альтенгейм

I

Маленькие девочки играли в саду под присмотром мадемуазель Шарлотты, новой сотрудницы Женевьевы. Госпожа Эрнемон раздала им пирожки, вернулась к себе в комнату и, сев за письменный стол, стала приводить в порядок бумаги и книги на нем. Вдруг она почувствовала, что в комнате кто-то есть, и с беспокойством обернулась.

– Ты? – воскликнула она. – Откуда ты взялся?

– Тсс! – сказал князь Сернин. – Выслушай меня, не будем терять время попусту. Где Женевьева?

– Она у госпожи Кессельбах.

– Когда она придет?

– Через час, не раньше…

– Отлично, тогда я переговорю здесь с братьями Дудевиль. А как поживает Женевьева?

– Очень хорошо.

– Сколько раз она виделась с Пьером Ледюком за эти десять дней после моего отъезда?

– Три раза, и сегодня, должно быть, она встретится с ним у госпожи Кессельбах, которой она его представила, как ты мне приказал. Только вот что я тебе скажу: этот Пьер Ледюк мне не особенно нравится. Гораздо лучше было бы найти ей мужа в ее среде – в среде преподавателей.

– Ты с ума сошла! Выдать Женевьеву за школьного учителя!

– Если бы ты заботился о счастье Женевьевы…

– Довольно, Виктория. Ты мне надоедаешь своими глупостями. У меня нет времени заниматься чувствами. Я играю в шахматы и нисколько не забочусь о том, что думают о моей игре фигуры…

Она прервала его:

– Слышишь, свисток!

– Это братья Дудевиль. Поди позови их сюда и оставь нас одних.

Как только Дудевили вошли, он, по обыкновению, обратился к ним с расспросами:

– Мне известно из газет об исчезновении Ленормана и Гуреля. Может быть, вы знаете что-нибудь большее, чем там написано?

– Нет. Помощник начальника Вебера сейчас ведет поиски. Вот уже неделя, как мы ищем их в саду Убежища и до сих пор не можем понять, каким образом они могли исчезнуть. Вся сыскная полиция поднята на ноги… небывалая вещь… Начальник сыскной полиции исчез бесследно.

– Ну а эти две горничные?

– Гертруда уехала, ее разыскивают.

– А ее сестра, Сюзанна?

– Вебер и Формери допросили ее. Ничего подозрительного.

– Это все, что вы мне можете сказать?

– О нет, есть и кое-что другое, чего нет в газетах и что мы можем вам рассказать… Они передали ему все, что случилось с Ленорманом в последние дни перед его исчезновением: посещение ночью двумя разбойниками виллы, где жил Пьер Ледюк, попытка Рибейры похитить Женевьеву и погоня за ним в лесу Сен-Кюкуфа, потом приезд в Париж старого Штейнвега, допрос его в здании суда и похищение его оттуда…

– И никто, кроме вас, не знает этих подробностей?

– Дьези знает о случае со Штейнвегом, от него мы это и слышали.

– Вам по-прежнему доверяют в префектуре?

– О да, нам доверяют, да так, что дают самые важные поручения. Вебер вполне уверен в нас.

– Ну хорошо, – сказал князь, – следовательно, не все потеряно. Если Ленорман и поступил неосторожно, за что, как я предполагаю, он заплатил своей жизнью, то все-таки он правильно приступил к решению задачи, и нам остается только продолжить. Враг опережает нас на несколько очков, но, я думаю, мы его нагоним.

– Мы проиграем, начальник.

– Почему? Теперь все дело только в Штейнвеге, и нам надо разыскать его, потому что он знает тайну проекта.

– Да, но куда Рибейра его спрятал?

– Без сомнения, где-нибудь у себя.

– Так надо узнать, где Рибейра живет.

– В этом-то и дело.

Простившись с ними, он отправился в домик Убежища. Около двери стояли автомобили, и два человека ходили вперед и назад, точно они были на страже. В саду, близ домика, где жила госпожа Кессельбах, на скамейке он увидел Женевьеву, Пьера Ледюка и толстого господина с моноклем. Все трое разговаривали, и никто из них не заметил его. Несколько человек вышли из павильона. Это были Формери, Вебер, секретарь и два полицейских агента. Женевьева направилась в дом, а господин с моноклем обратился к судебному следователю и помощнику начальника сыскной полиции и, разговаривая, медленно удалялся с ними.

Сернин подошел к скамейке, на которой сидел Пьер Ледюк, и тихо сказал:

– Не волнуйся, Ледюк, тихо… Это я.

– Вы!.. Вы!..

Молодой человек видел Сернина третий раз после того ужасного вечера в Версале, и каждый раз эта встреча волновала его.

– Тсс… Кто этот субъект с моноклем?

Пьер Ледюк был бледен и что-то бормотал. Сернин ущипнул его за руку:

– Отвечай же, кто это такой?

– Барон Альтенгейм.

– Откуда он появился?

– Это друг госпожи Кессельбах. Он приехал из Австрии дней шесть тому назад и предложил свои услуги и помощь госпоже Кессельбах.

В это время следователь с секретарем и агентами вышли из сада, барон Альтенгейм тоже последовал за ними.

Князь встал и, направляясь к павильону Императрицы, продолжал разговор:

– Барон тебя расспрашивал?

– О да, очень подробно. Случившееся со мной его живо интересует, он хотел бы помочь мне найти мою семью и старался вызвать меня на разговор о воспоминаниях детства.

– А ты что же?

– Я? Ничего, потому что я ничего не знаю. Какие у меня должны быть воспоминания о детстве? Почем я знаю! Вы меня поставили на место другого человека, и я даже не знаю, кто он такой был.

– И я тоже не знаю, – насмешливо сказал князь. – В этом-то и состоит особенность твоего положения.

– Да, вам смешно… вы все только смеетесь… Ну а мне это уже начинает надоедать… Я замешан в целый ряд подозрительных обстоятельств, не считая опасности, которой я подвергаюсь, называя себя чужим именем.

– Ну вот еще… Чужое… Ты Ледюк… герцог, такой же, как я – князь, а может быть, даже и больше. И потом, если ты не герцог, то стань им, кто тебе мешает? Женевьева не может выйти замуж иначе как за герцога. Вот, посмотри на нее! Разве не стоит пожертвовать собою из-за ее прекрасных глаз?

Сернин даже не посмотрел на Ледюка, совершенно равнодушный к тому, что этот последний мог думать. Когда они стали подниматься по ступенькам лестницы, ведущей в павильон Императрицы, появилась Женевьева, улыбающаяся и грациозная.

– Ах, вы приехали!.. – сказала она князю. – Как хорошо, как хорошо… Я очень рада. Вы хотите видеть Долорес?

Через минуту она ввела его в комнату госпожи Кессельбах.

У князя сжалось сердце. Долорес была еще бледнее и еще более исхудавшей, чем когда он ее видел в последний раз. Сернин смотрел на нее с глубокой жалостью и волнением, которое он и не думал скрывать. Она поблагодарила его за сочувствие, высказанное им по отношению к ней. Она рассказала также и о приезде барона Альтенгейма, тепло и доброжелательно.

– Вы знавали его раньше? – спросил он.

– Только по имени. Я слышала про него от мужа, с которым он был очень дружен.

– Да, я встречался с одним Альтенгеймом. Он жил на улице Дарю. Быть может, это тот самый…

– О нет. Этот живет… Положим, я тоже точно не знаю, где он живет… Он дал мне свой адрес, но я куда-то его положила и не могу вам сказать…

Поговорив с ней еще несколько минут, Сернин простился.

В передней его дожидалась Женевьева.

– Мне надо серьезно поговорить с вами, – сказала она живо, – очень серьезно… Вы его видели?

– Кого?

– Барона Альтенгейма… но это его ненастоящее имя… я его узнала, хотя он и не подозревает этого…

Она повела его в сад, и было заметно, что она очень взволнована.

– Успокойтесь, Женевьева…

– Это тот самый человек, который хотел меня похитить. Если бы бедный Ленорман не пришел мне тогда на помощь, я бы погибла… Видите ли, вы, наверное, знаете, потому что вы все знаете, это…

– Да, но как его настоящее имя?

– Рибейра. Он может как ему угодно менять свое лицо, голос, манеры… Я его узнала… Но я никому об этом не говорила, а ждала вашего возвращения.

– Вы ничего не сказали о вашем открытии госпоже Кессельбах?

– Нет, она, видимо, очень довольна, что встретила друга своего покойного мужа. Но вы, конечно, ей об этом скажете, не правда ли? Я не знаю, что он собирается сделать против нее, против меня… С тех пор как исчез Ленорман, он ничего не боится и распоряжается здесь, как хозяин. Кто же может сорвать с него маску?

– Я! Успокойтесь, я ручаюсь за все, и, пожалуйста, никому ни слова. Они дошли до ворот сада, и привратник отворил им калитку.

Князь сказал:

– Прощайте, Женевьева, и, главное, будьте спокойны. Я здесь.

Он закрыл калитку, повернулся и едва не вскрикнул. Перед ним стоял широкоплечий здоровенный человек с моноклем – барон Альтенгейм. Две-три секунды они молча смотрели друг на друга. Потом барон, улыбаясь, сказал:

– Я тебя жду, Люпен.

Как ни хорошо владел собою Сернин, он все-таки невольно вздрогнул. Только что он собирался разоблачить своего врага, как тот опередил его.

– Ну а дальше что? – спросил Сернин.

– Дальше? А как ты думаешь, может, нам с тобой есть о чем поговорить?

– К чему? Не о чем.

– Мне надо поговорить с тобой.

– Какой день ты выбираешь?

– Завтра. Мы позавтракаем вместе в ресторане.

– А отчего не у тебя?

– Да ведь ты не знаешь моего адреса?

– А вот…

Князь быстрым движением руки выхватил из кармана Альтенгейма газету, на которой была наклеена почтовая бандероль, и прочел:

– Двадцать девять, улица Дюпон.

– Ловко, – сказал тот. – Ну что же, так завтра у меня.

– В котором часу?

– В час.

– Хорошо, я буду. Мое почтение.

II

На следующий день ровно в час Сернин ехал верхом по тихой улице Дюпон, напоминавшей улицу какого-нибудь провинциального города. У нее был всего один выход на улицу Перголези в двух шагах от авеню Дюбуа. На ней расположены красивые особняки с садами, и она оканчивается парком с большим домом, напротив которого проходит окружная дорога. Там, в доме номер двадцать девять, жил барон Альтенгейм.

Сернин отдал поводья лошади лакею, которого он послал раньше вперед, и сказал:

– Приведешь лошадь сюда в половине третьего.

Он позвонил. Дверь сада открылась, и он направился к крыльцу, на котором стояли два здоровенных лакея в ливреях, они ввели его в большую переднюю, холодную и мрачную, без всяких украшений. Тяжелая дверь с шумом закрылась за ним, и, несмотря на свою храбрость, Сернин почувствовал, как у него застучало в груди сердце.

– Доложите: князь Сернин. Его провели в гостиную.

– Ах, вот и вы, дорогой князь, – сказал барон, выходя ему навстречу. – А представьте себе, дорогой князь, я не надеялся видеть вас сегодня у себя…

– Почему же?

– Сегодня утром вы объявили войну мне так решительно, что после этого всякие разговоры излишни.

– Я объявил вам войну?

– Ну да. – Барон развернул номер «Журналь» и ткнул пальцем в газету.

«Арсен Люпен берется за поиски исчезнувшего Ленормана, – прочел Сернин. – Он уверен, что найдет Ленормана живым или мертвым и непременно передаст преступников в руки правосудия».

– Ведь это вы сообщили, дорогой князь?

– Совершенно верно, я.

– Следовательно, я был прав – вы объявили войну?

– Да.

Альтенгейм пригласил Сернина сесть, сел сам и начал примирительным тоном:

– Ну вот, я все-таки не могу допустить этого. Мне кажется немыслимым, чтобы два таких человека, как мы с вами, сражались и приносили вред друг другу. Я думаю, нам надо прийти к соглашению.

– Видите ли, барон, я думаю, что два таких человека, как мы с вами, не могут прийти к соглашению.

У Альтенгейма вырвалось нетерпеливое движение, и он прервал Сернина:

– Послушай, Люпен… Да, кстати, ты не против того, чтобы я звал тебя Люпеном?

– Пожалуйста, господин Альтенгейм, Рибейра, Парбери, или как тебя еще?

– Ого! Ты оказываешься более осведомленным, чем я! Черт возьми! Ну что же, одной причиной больше для того, чтобы найти общий язык. – И, наклонясь к нему, он продолжал: – Послушай, Люпен, мы оба достаточно сильны и стремимся к одной и той же цели. Что же выйдет из нашего соперничества? То, что мы оба проиграем, и этим воспользуется третье лицо, какой-нибудь тип, вроде Ленормана… Но ведь это было бы слишком глупо…

– Действительно глупо, – согласился Сернин, – но есть возможность избежать этого исхода.

– Какая же?

– Брось это дело.

– Не говори глупостей. Предложение, которое я хочу тебе сделать, очень серьезно.

Короче, в двух словах: давай объединимся!

– О-го-го!

– Люпен, это верный выигрыш, поверь мне…

– И что же ты вкладываешь в предприятие!

– Я?

– Да, ты. Тебе известно, чего я стою. Ну а каков же твой пай?

– Штейнвег.

– Маловато.

– Нет, это слишком много, это – все. Через него мы узнаем, кто такой Пьер Ледюк. Через него мы узнаем, в чем состоит проект Кессельбаха…

Сернин расхохотался:

– И для этого тебе нужна моя помощь?

– Как?

– Да очень просто. Видишь ли, мой милый, ты наивен. Штейнвег находится у тебя в руках, а ты обращаешься ко мне за сотрудничеством. Значит, ты не можешь заставить его открыть тайну проекта. Иначе разве стал бы ты обращаться ко мне?

– И какой же твой ответ?

– Я отказываюсь, – сказал Сернин, – в своих делах я не нуждаюсь ни в ком. Я принадлежу к тем людям, которые любят действовать в одиночку. Если бы ты был мне равным, тебе бы и в голову не пришло обращаться ко мне с таким предложением.

– Ты отказываешься? Ты отказываешься? – побледнев, оскорбился Альтенгейм.

– Все, что я могу сделать для тебя, так это предложить место простого солдата для начала.

Под моим руководством. Хочешь?

Альтенгейм зло посмотрел на Люпена:

– Ты не прав, Люпен. Мне не нужно ничьей помощи, и я довел бы это дело до конца. Я предлагал тебе объединиться только для того, чтобы скорее достигнуть цели и не мешать друг другу.

– Ты мне нисколько не мешаешь, – сказал Люпен презрительно.

– Но если мы не объединимся, то только один из нас достигнет цели…

– Что ж, я готов к этому.

– И этому одному придется перешагнуть через труп другого. Готов ли ты к такому, Люпен? Умереть, например, от маленькой ранки на шее?

– Так это и есть твое предложение?

– Я не люблю крови, вовсе не это. У меня есть кулаки, и я с их помощью справлюсь. Но другой – убивает, вспомни, маленькая ранка от стилета… Берегись его, Люпен, он жесток и неумолим, и ничто его не остановит, – почти шепотом произнес барон.

– Однако можно подумать, что ты сам его боишься, барон, – насмешливо сказал Люпен.

– Я боюсь за других, за тех, кто становится нам поперек дороги, за тебя, Люпен. Соглашайся – или ты погиб. Я все равно не брошу этого дела, тем более что цель уже близка… она почти в моих руках… Соглашайся.

Он был силен и неумолим, отказ Люпена так разозлил его, что, казалось, Альтенгейм был готов напасть на него сейчас же.

Сернин пожал плечами:

– Боже! Как я хочу есть! Однако у тебя поздно завтракают… Вошел лакей и доложил, что кушать подано.

– Вот первое дельное слово, которое я здесь слышу.

Альтенгейм взял его под руку и, направляясь с ним в столовую, продолжал уговаривать его, не обращая внимания на присутствие слуги.

– Послушай, я по-дружески советую тебе: согласись! Это очень, очень серьезно… Поверь, что так будет лучше, намного лучше…

– А, икра! – сказал Сернин. – Как ты любезен… Ты не забыл, что пригласил на завтрак русского князя!

Они сели за стол друг против друга. Около них вертелась великолепная борзая, породистое животное с длинной серебристой шерстью.

– Представляю вам: мой лучший друг, Сириус, – сказал Альтенгейм.

– А, соотечественник… У меня была раз одна борзая…

Завтрак проходил очень оживленно. К Альтенгейму вернулось его хорошее настроение, и они изощрялись друг перед другом в проявлениях остроумия и вежливости. Сернин рассказал несколько анекдотов, на что Альтенгейм ответил тем же, и у них завязался веселый разговор. В их беседе мелькали имена самых старинных родов Европы: испанских грандов, английских лордов, австрийских герцогов.

– Какую интересную профессию мы себе избрали, – сказал Сернин, – нам приходится соприкасаться со всем, что есть лучшего на земле. Вот тебе, Сириус, кусочек пулярки с трюфелями…

Собака не отходила от него, не спускала глаз, ласково виляла хвостом и моментально проглатывала все, что он ей предлагал.

– Стаканчик шамбертена, князь?

– С удовольствием, барон.

– Советую обратить внимание: это вино из подвалов короля Леопольда.

– Подарок?

– Да, подарок, который я сам себе сделал.

– Чудесное вино… букет… аромат… Вместе с этим паштетом из гусиной печенки это прямо находка. Могу вас поздравить, барон, у вас прекрасный повар.

– Не повар, а повариха, князь. Я ее переманил за страшно большую цену у депутата-социалиста Левро. Вот попробуйте-ка это мороженое из какао, и особенно рекомендую вам эти пирожки… прямо гениальное изобретение.

– С виду они великолепны, если так же и вкусны… – проговорил князь, беря несколько пирожков. – Получай, Сириус, ты, наверное, любишь эти штуки…

Быстрым движением руки он дал один из пирожков Сириусу. Собака сразу проглотила его, мгновенно остановилась, две-три секунды оставалась неподвижной, потом закачалась и с жалобным визгом упала в конвульсиях…

Сернин живо отскочил назад, чтобы не быть захваченным врасплох одним из слуг, и громко рассмеялся:

– Вот что я тебе посоветую, барон: когда ты захочешь отравить кого-нибудь из своих друзей, то постарайся быть спокойным, чтобы руки у тебя не дрожали… Это вызывает недоверие… Ха… ха… ха… Я-то думал, что убийство тебе внушает отвращение…

– При помощи ножа – да, – сказал Альтенгейм, нисколько не смущаясь. – Но мне сегодня хотелось отравить кого-нибудь и посмотреть, как это будет выглядеть.

– Однако ты неплохо выбираешь объект для своих опытов. Черт возьми – русского князя! Он подошел к Альтенгейму и сказал:

– Знаешь ли ты, что случилось бы, если бы тебе удалось отравить меня и я бы не вернулся домой самое позднее в три часа? Уже в половине четвертого префект полиции точно знал бы, что за гусь так называемый барон Альтенгейм, и еще до наступления вечера засадил бы тебя в тюрьму.

– Ба! Из тюрьмы можно удрать, – сказал Альтенгейм, – но оттуда, куда я хотел тебя отправить, не возвращаются.

– Совершенно верно, но для этого прежде всего надо меня туда отправить, а это не так-то просто.

– Достаточно было тебе проглотить кусочек этого пирожка…

– Ты так думаешь?

С этими словами он взял пирожок, разломил его и протянул половину барону:

– Ешь!

Тот с ужасом отодвинулся в сторону.

– Мальчишка! – сказал Сернин.

И спокойно, не торопясь, на глазах остолбеневшего от изумления барона он съел сначала одну половину пирожка, потом с видом человека, который ест очень вкусную вещь, другую.

– Люпен всегда готов к тому, что какой-нибудь подлец может подсыпать ему яду, – сказал он, вытирая руки. – Но запомните, барон, Люпен бесстрашен и неуязвим. Помните короля Митридата?

III

Они увиделись снова в тот же вечер. Князь Сернин пригласил барона Альтенгейма отобедать в кабаре «Ватель», в обществе одного поэта, музыканта, капиталиста и двух красивых артисток из «Комеди Франсез». На следующий день они завтракали вместе в Булонском лесу, а вечером встретились в опере.

И так они виделись каждый день в течение недели. Казалось, что они не могут жить друг без друга. Они вместе веселились, пили дорогие вина, курили великолепные сигары. На самом же деле они жестоко и упорно следили друг за другом, ожидая благоприятной минуты: Альтенгейм – чтобы уничтожить Сернина, Сернин – чтобы уничтожить Альтенгейма. Они оба чувствовали, что развязка близка и что один из них скоро должен погибнуть.

Однажды они остались одни в саду клуба на улице Камбон. Это было как раз то время, когда в июне уже наступают сумерки, в клубе начинаются обеды, но из вечерних игроков еще никого нет. Они прогуливались по лужайке, окаймленной густым кустарником, за которым была каменная стена с маленькой дверью. Вдруг во время разговора с Альтенгеймом Сернин почувствовал, как голос барона становится неуверенным. Взглянув на него сбоку, Сернин заметил, что Альтенгейм держит правую руку в кармане пиджака и его рука судорожно сжимает рукоятку кинжала.

Великолепный момент! Решится ли он? Выпрямившись и заложив руки за спину, Сернин ожидал нападения. Барон замолчал, и они тихо шли рядом.

– Да бей же! – нетерпеливо воскликнул князь, прерывая молчание. Он остановился и обернулся к своему спутнику.

– Ну, чего же ты ждешь? Бей! Теперь или никогда! Никто тебя не увидит, ты скроешься в эту дверь. И до свидания, никто ничего не видел… Ведь ты же сам это подстроил, привел меня сюда. Чего же ты ждешь? Ну, бей!

И он вплотную подошел к барону. Последний стоял весь багровый.

– Мокрая курица, – засмеялся Сернин. – Никогда из тебя ничего порядочного не выйдет. Хочешь, я скажу тебе правду? Ты боишься меня. Да-да, мой милый, со мной ты никогда не уверен, какой оборот может принять дело.

Он не успел закончить, как почувствовал, что кто-то схватил его сзади за шею и тянет назад. Сернин видел поднявшуюся руку с блеснувшим лезвием ножа. Рука опустилась и ударила ножом в грудь князя. В тот же момент Альтенгейм бросился на него, и они покатились по лужайке. Борьба продолжалась не более тридцати секунд. Оставив поверженного Альтенгейма, Сернин вскочил и кинулся за черной тенью, скрывшейся за маленькой дверью, но услышал, как дважды щелкнул замок. Открыть дверь не было возможности.

– Ах, мерзавец, – выругался Сернин. – Только попадись мне! В тот же день я совершу свое первое убийство. Но если только…

Он повернулся и успокоился; нагнувшись, стал собирать кусочки кинжала, сломавшегося во время удара.

Альтенгейм лежал, охая.

– Ну что, барон? Тебя удивляет, что я жив? Все просто. Надо только носить небольшой стальной нагрудник, и тогда можно плевать на любые кинжалы, даже на твоего черного товарища, потому что он наносит удар всегда в грудь. Вот, посмотри, что осталось от его игрушки… Осколки!

Он протянул Альтенгейму руку:

– Ну, вставай, барон. Я приглашаю тебя обедать. И не забывай, мой друг: Люпен бесстрашен и неуязвим.

Он прошел в помещение клуба и, оставив за собой стол для обеда, сел на диван, думая:

«Да, игра очень забавна, но пора кончать, она становится слишком опасной, эти мерзавцы могут отправить меня на тот свет гораздо раньше, чем я туда собираюсь… Глупо только то, что я ничего не могу предпринимать против них, пока не разыщу Штейнвега. Куда они его спрятали? Нет никакого сомнения, что Альтенгейм разговаривает с ним каждый день и пытается принудить его раскрыть тайну проекта Кессельбаха. Но где он с ним видится? Где он его спрятал? У своих друзей или у себя в доме на улице Дюпон?»

Он глубоко задумался, потом закурил папиросу, сделал три затяжки, отбросил ее в сторону. Это был условный знак – к нему тотчас подошли два молодых человека и сели рядом.

Это были братья Дудевиль.

– Что прикажете, начальник?

– Возьмите шесть человек и отправляйтесь в дом номер двадцать девять по улице Дюпон.

– Как же мы войдем туда?

– Очень просто, именем закона. Разве вы не агенты сыскной полиции? Обыск.

– Но мы не имеем права сделать это!

– Достаньте разрешение.

– А если слуги будут сопротивляться, кричать?

– Их только четверо, и вы легко справитесь с ними.

– А если Альтенгейм в это время вернется?

– Он вернется не раньше десяти часов. Это я беру на себя. В вашем распоряжении имеется два с половиной часа. Обыщите дом сверху донизу, а если не найдете Штейнвега, известите меня.

Вошел барон Альтенгейм. Сернин встал и направился ему навстречу:

– Мы ведь обедаем вместе, барон? Маленькое приключение в саду пробудило у меня аппетит. Да, кстати, барон, я бы хотел дать вам несколько советов по этому поводу…

Они сели за стол.

После обеда князь предложил сыграть партию в бильярд. Альтенгейм согласился. После бильярда они прошли в зал, где играли в баккара.

– Банк, пятьдесят луидоров, никто не желает взять? – кричал крупье.

– Сто луидоров, – сказал Альтенгейм.

Сернин посмотрел на часы. Десять часов. Братья Дудевиль не вернулись, значит их поиски не дали никаких результатов.

– Банк, – сказал он.

Альтенгейм сел и стал сдавать карты.

– Даете карту?

– Нет.

– Семь.

– Шесть.

– Я проиграл, – сказал Сернин. – Удваиваю банк.

– Идет, – сказал барон и сдал карты.

– Восемь, – сказал Сернин.

– Девять…

Сернин повернулся и отошел от стола, говоря про себя: «Удовольствие стоит триста луидоров, но зато я теперь спокоен, он не выйдет из-за стола».

Спустя некоторое время он вышел из своего автомобиля на улице Дюпон перед домом номер двадцать девять. В передней его встретил Дудевиль вместе с другими товарищами.

– Разыскали старика?

– Нет.

– Плохо! Он должен быть здесь. А где слуги?

– Они связаны. В кухне.

– Отлично. Лучше будет, если они меня не увидят. Вы можете уходить. Ты, Жан, посторожи пока внизу, а ты, Жак, покажешь мне дом.

Он быстро начал осмотр с подвала, поднялся на третий этаж и на чердак. Он нигде долго не останавливался, потому что был уверен, что за несколько минут он не найдет того, что его помощники не могли разыскать в течение трех часов. Но он старался запомнить величину комнат и их расположение.

Окончив осмотр, он прошел в спальню Альтенгейма и внимательно занялся ею.

– Вот это меня устраивает, – сказал он, показывая на темное помещение, скрытое за занавеской и заполненное одеждой.

– А если барон будет обыскивать дом?

– С какой стати?

– Да ведь он же узнает от слуг, что мы были здесь?

– Ему и в голову не придет, что один из нас поселится у него. Он решит, что наша попытка не удалась, и успокоится. Поэтому-то я и останусь.

– Но как вы выйдете отсюда?

– Ты слишком многого хочешь. Главное – войти… Вот что, Дудевиль, спустись вниз, к брату, и можете уходить… Завтра или…

– Когда?

– Не беспокойтесь, я вас вызову, когда вы мне понадобитесь.

Он сел на маленький ящик в глубине темной комнаты. Перед ним была стойка с костюмами, и он мог чувствовать себя в безопасности, если только барону не вздумается произвести обыск.

Прошло десять минут. Он услыхал тяжелую рысь лошади и позвякивание бубенчика. Экипаж остановился, хлопнула дверь внизу, и почти тотчас же до него долетел шум голосов, все возрастающий по мере того, как развязывают слуг.

«Они рассказывают о происшедшем, – думал он. – Барон, наверное, с ума сходит от злости. Теперь ему стало понятно мое поведение сегодня и то, что я отлично провел его. Провел, да не совсем… Штейнвега я все-таки не нашел… Первое, чем барон сейчас, конечно, займется, – он пойдет проверить, не похитили ли Штейнвега, и отправится туда, где он у него спрятан. Если он направится наверх, значит Штейнвег спрятан наверху, если же пойдет вниз – Штейнвег спрятан в подвале».

Он стал прислушиваться. Шум голосов продолжался, но нельзя было сказать, чтобы он изменил направление. Должно быть, Альтенгейм расспрашивал своих помощников. Только через полчаса Сернин услышал звук шагов по лестнице.

«Кажется, он идет наверх, – подумал князь, – но что он делал столько времени внизу?»

– Пусть все ложатся спать, – послышался голос Альтенгейма. Барон вошел в комнату с одним из слуг и закрыл за собой дверь.

– Я тоже лягу спать, Доминик. Мы можем проспорить и всю ночь, но не продвинемся вперед.

– Я думаю, – сказал другой, – что он приходил за Штейнвегом.

– Я и сам так думаю и в душе очень доволен, потому что Штейнвега здесь нет.

– Но где же он, наконец? Что вы с ним сделали?

– Это моя тайна, и ты знаешь, что я не открою ее никому. Все, что я могу тебе сказать, – это то, что он хорошо спрятан и не выйдет, пока не откроет, в чем состоял проект Кессельбаха.

– Следовательно, князь ошибается?

– Конечно! И ему еще пришлось поломать голову, чтобы додуматься до этого. Нет, я очень, очень рад… Бедный князь…

– Все-таки, – продолжал другой, – от него надо отделаться.

– Будь спокоен, старина, через неделю я тебе подарю портфель, сделанный из кожи Люпена. Ну, довольно, не мешай мне, я страшно хочу спать.

Послышался шум открываемой двери, потом щелкнул замок, и Сернин услышал, как барон завел часы, порылся в карманах и начал раздеваться. Он был очень весел, напевал, насвистывал, громко разговаривал:

– Да… из кожи Люпена… через неделю, хорошо бы и скорее, а то он нас утопит, каналья. Здорово он промахнулся сегодня… хотя расчет был верен: Штейнвег не может находиться нигде в другом месте, только здесь… Только вот в чем дело, надо…

Он лег в постель и тотчас же потушил свет.

Сернин тихо подошел к занавеси и слегка ее приподнял. Ему была видна комната, слабо освещенная ночным светом, с кроватью за занавесями алькова.

«Действительно, я глупо делаю, – подумал Сернин, – как только он заснет, я уйду».

Но в это время до него долетел странный звук, какой-то легкий скрип, Сернин не мог определить точно.

– Ну как, Штейнвег, надумал?

Это говорил барон! Не было никакого сомнения в этом. Но как он мог разговаривать со Штейнвегом, когда последнего не было в комнате?

Альтенгейм продолжил:

– Ты что же, все еще не решился? Нет? Глупо! Все-таки рано или поздно тебе придется рассказать, что ты знаешь… Нет? Не расскажешь? Ну, спокойной ночи в таком случае. До завтра!

«Я вижу это во сне, – думал Сернин, – или нет, вернее, это он разговаривает во сне. Как же иначе? Штейнвега нет ни рядом с ним, ни в соседней комнате; его нет, наконец, даже в доме, как говорит сам барон… Что же тогда это значит?»

Он колебался. Броситься ли ему на барона и заставить его силой сказать, где Штейнвег?

Нелепость! Никогда Альтенгейм не позволит выудить у него таким образом секрет.

– Что же делать, надо уходить, – пробормотал он, – по крайней мере, я не даром потерял вечер.

Но он не ушел. Он чувствовал, что ему нельзя было уходить, что случайно он может узнать что-нибудь. Он осторожно снял несколько костюмов и пальто, положил их на пол, улегся и, прислонясь спиною к стене, спокойно заснул.

Барон не вставал рано. Часы пробили девять, когда он вскочил с постели и позвал слугу. Он прочел почту, которую ему принес лакей, не говоря ни слова, оделся и сел писать письма. В десять часов он подошел к столу, где был телефонный аппарат, и снял трубку:

– Алло, будьте любезны соединить с Гаршем… да, да… вы мне позвоните… Он остался у аппарата.

Сернин дрожал от нетерпения. Раздался звонок.

– Алло, это Гарш? Номер тридцать восемь? Да, это я… он вчера вечером обыскал весь дом. Конечно, ничего не нашел. Штейнвег? Нет, ничего не хочет говорить. Да, он отлично понимает, что без него мы ничего не можем… Но куда он денется, скажет, я за это ручаюсь, и даже сегодня ночью, а не то… Что делать, лучше это, чем дать ему ускользнуть. Князь у нас его выкрадет… С этим через три дня надо будет покончить… Когда увидимся? Во вторник? Идет. Я приеду во вторник к двум часам.

Он положил трубку на место и вышел. Сернин слышал, как он отдавал приказания:

– Будьте внимательны и не попадайтесь так глупо, как вчера, я не вернусь раньше ночи.

Тяжелая дверь передней закрылась, потом был слышен скрип калитки и побрякивание бубенчика удалявшейся лошади.

Через двадцать минут вошли двое слуг, открыли окна и убрали комнату, разговаривая между собой.

Когда они ушли, Сернин подождал еще довольно долго, пока они, по его предположению, не сели за обед. Тогда, надеясь, что вся прислуга в кухне за столом, он вышел и принялся за осмотр кровати и стены, около которой она стояла.