Текст книги "Возвращение Арсена Люпена"

– Странно, очень странно, – говорил он, – нет ничего особенного. В постели нет двойного дна, под постелью тоже ничего. Посмотрим соседнюю комнату.

Он тихо прошел туда. Это была совершенно пустая комната без всякой мебели.

– Здесь он тоже не может быть спрятан. В стене? Нет, это не стена, а тонкая перегородка.

Черт знает что такое! Я ничего не понимаю.

Он осмотрел каждый дюйм в перегородке, опять внимательно исследовал постель. Впустую!

– Быть может, – бормотал он, – Альтенгейм бредил во сне?.. Чтобы проверить это, мне придется провести здесь еще ночь.

Он отправился в свое убежище и провел там целый день. Наконец наступила темнота.

Альтенгейм вернулся за полночь. Он вошел в свою комнату один, разделся, лег и сейчас же погасил свет.

Сернин с волнением ждал. Опять легкий, непонятный скрип, и Альтенгейм начал насмешливым голосом:

– Ну, как поживаешь, дружище? Ругаешься? Брось, не нужно! Мне нужно от тебя другое: проект Кессельбаха и история Пьера Ледюка… Ну, давай же!

Сернин слушал, крайне удивленный. На этот раз нельзя было ошибиться: барон действительно разговаривал со старым Штейнвегом!

– А, ты голоден? – продолжал барон. – Ешь-ешь, мой милый! Только помни, что я сразу дал тебе весь хлеб, и если ты будешь есть по крохе в день, то тебе его хватит на неделю… Может быть. А через неделю тебя не будет. Не будет больше нашего милого дядюшки Штейнвега, если он, конечно, не согласится рассказать… Рассказывай! Нет? Ну-ну…

На другой день в час дня Сернин вышел из дома Альтенгейма.

– Итак, в будущий вторник Альтенгейм и убийца увидятся в Гарше, в доме с номером телефона тридцать восемь, – подвел он итоги. – Следовательно, во вторник я выдам обоих преступников полиции и освобожу Ленормана. В тот же вечер я разыщу Штейнвега и узнаю наконец, был ли Пьер Ледюк сыном колбасника или нет и можно ли выдать за него замуж Женевьеву. Так и будет сделано.

Во вторник утром, около одиннадцати часов, председатель Совета министров Валанглэ пригласил к себе в кабинет префекта полиции и помощника начальника сыскной полиции Вебера и показал им подписанную князем Серниным записку, которую он только что получил.

Господин председатель Совета! Ленорман заключен в погреб при вилле Глисин в Гарше, недалеко от дома Убежища. Разбойники, совершившие преступление в «Палас-отеле», решили его убить сегодня в два часа. Если полиции понадобится моя помощь, то я буду в половине второго в саду Убежища или у госпожи Кессельбах.

Князь Сернин

– Это очень серьезно, дорогой Вебер, – сказал Валанглэ. – Тем более что князю Сернину можно вполне верить. Мне приходилось не один раз обедать с ним. Это очень серьезный, интеллигентный человек.

– Позвольте мне, господин председатель, – сказал Вебер, – прочесть вам другое письмо, которое я получил тоже сегодня утром.

– Оно касается этого дела?

– Да.

– Посмотрим.

Он взял письмо и прочел:

Милостивый государь!

Считаю нужным предупредить вас, что князь Сернин, называющий себя другом госпожи Кессельбах, есть не кто иной, как Арсен Люпен.

Л. М.

Валанглэ остановился в смущении.

– Ну, на этот раз, – сказал Вебер, – наш друг Люпен нашел себе достойного противника.

В то время как один доносит, другой его выдает. И лисица попалась в западню.

– Что же вы думаете делать? – спросил Валанглэ.

– Я постараюсь, господин председатель, удовлетворить и того и другого. А для этого я беру с собой двести человек.

Глава седьмая
Темно-зеленый редингот

I

Было четверть первого, когда князь Сернин обедал в ресторане близ улицы Мадлен. За соседний столик сели два молодых человека. Он раскланялся с ними и стал разговаривать, как со случайно встретившимися знакомыми.

– Вы тоже участвуете в операции?

– Да.

– Сколько вас всего человек?

– Кажется, шесть. Каждый отправится от своего дома и без четверти два все встретятся с Вебером близ дома Убежища.

– Хорошо, я там буду.

– Как?

– Да ведь я же руковожу операцией! И потом, необходимо, чтобы я нашел Ленормана, потому что об этом было заявлено мною в газетах.

– Неужели вы думаете, что Ленорман жив?

– Даже уверен в этом.

– Вы что-нибудь знаете?

– Да, вчера я узнал, что Альтенгейм и его шайка отвезли Гуреля и Ленормана, связанными, на мост в Буживале и бросили их там в воду. Гурель утонул, а Ленорман выбрался.

– Но, если он жив, отчего не показывается?

– Он не свободен.

– Так это верно, что он находится в погребе на вилле Глисин?

– Да.

– Но как вы узнали?

– Это мой секрет. Могу только вам сказать, что эффект будет сенсационный… У вас все?

Тогда поедем со мной.

Приехав в Гарш, Сернин отослал автомобиль, и они отправились по тропинке, ведущей в школу Женевьевы. Он остановился и сказал им:

– Вот что, Дудевиль, выслушайте меня внимательно, это очень важно. Позвоните в Убежище, карточки агентов сыскной полиции с вами? Отправьтесь в павильон Гортензии, там спуститесь на подвальный этаж. Там вы увидите прибитую старую ставню, которую достаточно отодвинуть в сторону, чтобы перед вами открылся подземный ход, ведущий к вилле Глисин. Я его недавно нашел. При помощи этого хода Гертруда и Альтенгейм общались между собой. Этим же ходом пробирался Ленорман, чтобы в конце концов попасться в руки Альтенгейму.

– Вы так думаете, начальник?

– Да, я так думаю. И теперь вот в чем дело: вы проверите и убедитесь, в том ли состоянии подземный ход, в каком я его оставил сегодня ночью, то есть две двери, находящиеся внутри, открыты и в яме около второй двери находится сверток из черной саржи, мною туда положенный.

– Его надо развязать?

– Нет, ни к чему, там лежит костюм. Так вот, отправляйтесь и постарайтесь не обращать на себя внимания, а я подожду вас здесь.

Через десять минут они вернулись.

– Сверток на месте, около второй двери.

– Великолепно! Сейчас двадцать пять минут второго. Скоро появится Вебер с агентами. За виллой Глисин следят и окружат ее, как только войдет Альтенгейм. Я, с согласия Вебера, звоню, вхожу и оказываюсь в самом центре событий. Дальше у меня есть план, который я привожу в исполнение.

И Сернин, отпустив их, направился по тропинке к школе.

«Все идет как нельзя лучше, – думал он, – только что́ предпринял Альтенгейм? С какой стороны он нападет? Может быть, он выдал меня полиции?»

Он прошел по лужайке, находившейся перед школой, – там никого не было, все воспитанницы были в классах, – и позвонил у входа.

– Ах, это ты! – сказала госпожа Эрнемон, открывая. – Ты оставил Женевьеву в Париже?

– Для этого сначала нужно, чтобы Женевьева поехала в Париж, – ответил Сернин.

– Но ведь ты сам ее туда вызвал!

– Что ты говоришь? – закричал он, хватая ее за руку.

– Как? Но ведь ты должен знать все это лучше меня!

– Я не знаю ничего. Объясни, пожалуйста.

– Разве ты не писал Женевьеве, чтобы она приехала на вокзал Сен-Лазар, где ты ее встретишь?

– И она поехала?

– Конечно… вы должны были завтракать вместе в отеле «Риц».

– Письмо… Покажи письмо. Она принесла его.

– Разве ты не видишь, что это подделка? Хорошо сделанная, но все-таки подделка. Это прямо бросается в глаза!

Он в бешенстве закрыл лицо руками.

– Вот удар, которого я ждал… Вот с какой стороны он на меня нападает, подлец! Но откуда он знает? Нет, не может быть… он ничего не знает. Вот уже два раза он пытается похитить Женевьеву. Очевидно, он увлекся ею… О, нет, нет! Этого никогда не будет… Слушай, Виктория, ты уверена в том, что она его не любит? Нет, я теряю голову и говорю глупости. Постой, мне надо подумать… И как раз сейчас, в такой момент!

Он посмотрел на часы.

– Без двадцати два… у меня есть еще время. Какой я дурак! Время!.. Время! Что я могу сделать за это время? Разве я знаю, где она находится?

Он метался по комнате, и его старая няня удивлялась, впервые видя, что он не владеет собой.

– Очень может быть, что она в последний момент догадалась о ловушке, в которую ее пытались заманить… Где же она может быть?

– Не знаю, у госпожи Кессельбах, наверное…

– Да, это верно… верно… ты права, – воскликнул он с внезапно пробудившейся надеждой и побежал к дому Убежища.

По дороге около ворот он увидел, как братья Дудевиль входили к привратнику, чтобы от него наблюдать за виллой Глисин. Не останавливаясь, он прямо прошел в павильон Императрицы, позвал Сюзанну и приказал провести себя к госпоже Кессельбах.

– Женевьева? – спросил он.

– Что Женевьева?

– Она не была у вас?

– Нет, вот уже несколько дней…

– Но она придет к вам?

– Вы думаете?

– Да, я в этом уверен. Где же она может быть? Как вы полагаете?

– Не знаю, но уверяю вас, что мы не договаривались о встрече сегодня. Заметив его взволнованное лицо, она обеспокоилась и спросила:

– С Женевьевой, надеюсь, ничего не случилось?

– Нет, ничего.

Он быстро ушел. Ему пришла в голову мысль, что барон Альтенгейм может не находиться на вилле Глисин.

– Мне необходимо его видеть…

И, очень расстроенный, не обращая ни на что внимания, он бросился дальше. Но, не доходя до помещения привратника, вдруг остановился, едва не налетев на господина Вебера. Помощник начальника сыскной полиции разговаривал о чем-то с братьями Дудевиль. От неожиданной встречи с Люпеном он вздрогнул, но Люпен не заметил этого.

– Господин Вебер, не так ли? – спросил Люпен.

– Да… С кем имею честь?

– Князь Сернин.

– А, очень приятно. Префект полиции поведал мне о той услуге, которую вы нам оказали.

– Не совсем. Я буду считать свою задачу выполненной только тогда, когда передам вам в руки этих разбойников.

– Ну, это скоро должно произойти. Кажется, один из них только что вошел… полный субъект, с моноклем…

– Да, это барон Альтенгейм. Ваши агенты с вами, господин Вебер?

– Да, они спрятаны на дороге в двухстах метрах отсюда.

– Мне кажется, вы можете их собрать и привести сюда. Отсюда мы направимся к вилле. Я позвоню, а так как барон Альтенгейм меня ждет, я надеюсь, что мне откроют двери, и я войду вместе с вами.

– План превосходен, – сказал Вебер, – я сейчас вернусь вместе с агентами.

Он вышел в сад и пошел в сторону дороги, проходившей напротив виллы Глисин. Сернин быстро схватил за руки одного из братьев Дудевиль и сказал:

– Беги за ним, Жак… Займи его чем-нибудь, пока я войду на виллу, и постарайся задержать… выдумай какой-нибудь предлог. Мне надо десять минут. Пусть пока окружают виллу, но не входят в нее. А ты, Жан, ступай в павильон Гортензии, встань около выхода из подземного хода. Если барон вздумает бежать – размозжи ему голову.

Братья Дудевиль ушли. Князь бросился к высокой железной решетке, окружавшей виллу.

Вокруг никого не было. Одним прыжком он бросился на решетку около ворот и поставил ногу на выступ замка́. Помогая себе коленями, он с риском попасть на острые концы решетки перелез через нее и спрыгнул. Потом быстро пробежал по мощеному двору и взошел по ступеням входа с колоннами, куда выходили окна, наглухо закрытые ставнями. Пока он раздумывал, каким способом проникнуть в дом, дверь отворилась с тяжелым шумом, напомнившим ему дом на улице Дюпон, и появился Альтенгейм.

– Скажите, князь, вы всегда таким образом заявляетесь в гости? Я буду вынужден пригласить жандармов.

Сернин схватил его за горло и опрокинул на скамейку:

– Женевьева… Где Женевьева? Если ты не скажешь мне, что ты сделал с ней…

– Я не могу говорить, – простонал Альтенгейм, – отпусти! Сернин бросил его.

– Ну, живо, отвечай! Где она?

– Есть дело более важное, чем Женевьева. Лучше, если я расскажу тебе о нем в доме. – Он старательно запер дверь и заложил ее засовами. Потом, проведя Сернина в соседнюю комнату, пустую и без занавесей, он сказал:

– Теперь я к твоим услугам. Что тебе нужно, князь?

– Женевьева!

– Она чувствует себя отлично…

– Ага, ты сознаешься?

– Конечно! Я даже удивился твоей неосторожности. Как это ты не принял никаких мер?

– Довольно, где она?

– Однако ты не очень вежлив…

– Где она?

– В четырех стенах, свободна…

– Свободна?

– Да, вполне. Может ходить от одной стены к другой.

– Где, в доме на улице Дюпон? Там, где ты держишь Штейнвега?

– Ага, ты знаешь? Нет, не там!

– Где же, говори!

– Видишь ли, князь, я вовсе не так глуп, чтобы выдать тебе секрет, при помощи которого я держу тебя в руках. Ты любишь ее…

– Замолчи!!! – закричал Сернин, вне себя от злости. – Я тебе запрещаю…

– Ну и что? Это, мой милый, оскорбление, я тоже люблю ее, вдобавок я рисковал из-за нее…

Они долгое время с ненавистью смотрели друг на друга. Наконец Сернин сказал:

– Выслушай меня. Помнишь, ты предлагал мне вместе заняться делом Кессельбаха?.. Так вот, я согласен…

– Слишком поздно.

– Слушай, я предлагаю тебе лучше, чем это, – я брошу дело… Больше не буду вмешиваться… все будет принадлежать тебе одному. Я даже помогу тебе.

– На каких же условиях?

– Скажи мне, где Женевьева? Альтенгейм пожал плечами:

– Ты городишь вздор, Люпен. Мне очень жаль тебя… В твоих летах и… Они замолчали, и наступила пауза.

Барон сказал насмешливым тоном:

– А ведь это большое наслаждение, Люпен, видеть, как ты хнычешь и упрашиваешь. Скажи, пожалуйста, выходит, что и простой солдат способен подставить ножку своему генералу.

– Дурак! – ответил Сернин.

– Князь, я пошлю вам сегодня вечером свидетелей, если вы будете живы…

– Дурак! – повторил Сернин с презрением.

– Что же, князь, ты хочешь кончить с этим сейчас же? Как хочешь, но тогда твой последний час пробил. Можешь поручить свою душу Богу. Ты улыбаешься? Напрасно. У меня перед тобой огромное преимущество: я убиваю… в случае необходимости…

– Дурак! – в третий раз повторил Сернин, вынимая часы. – Сейчас два часа, барон, у тебя осталось всего несколько минут. Через пять – самое позднее десять минут Вебер с шестью агентами взломают дверь и арестуют тебя. Ты, мой милый, не улыбайся… выход, на который ты рассчитывал, мною открыт и охраняется. Ты пойман. Кончено. Это гильотина, дружище!

Альтенгейм побагровел от волнения и с трудом проговорил:

– Ты сделал это… ты поступил так подло…

– Дом окружен… Бегство невозможно. Скажи, где Женевьева, и я тебя спасу.

– Каким же образом?

– Агенты, охраняющие выход из павильона, преданы мне. Я скажу тебе пароль, и они тебя пропустят. Говори.

Альтенгейм подумал несколько секунд, затем сказал:

– Это пустяки. Ты не настолько глуп, чтобы броситься сам в пасть волка.

– Ты забываешь про Женевьеву. Если бы не она, разве я был бы здесь? Говори, где она?

– Нет.

– Хорошо, подождем, – сказал Сернин. – Папироску?

– С удовольствием.

II

– Ты слышишь, – сказал Сернин через несколько секунд.

– Да… да… – ответил Альтенгейм, вставая. Раздавались удары по железной ограде.

– Даже никаких требований, как всегда… ни предложения сдаться… Ты что же, решился?

– Да. Очень твердо.

– А знаешь, с их инструментами это дело нескольких минут.

– Если бы они были в этой комнате, и то я не сказал бы тебе, где Женевьева. Решетка была сломана, послышался скрип ворот.

– Ну, я допускаю, что можно попасться, – продолжал Сернин, – но самому протянуть руки, чтобы на них надели наручники, – это глупо. Не упрямься. Скажи – и беги.

– А ты?

– Я? Я останусь. Мне-то чего бояться?

– Посмотри.

Барон указал ему на щель в ставне. Сернин приложил глаз и отскочил назад:

– Ты тоже выдал меня полиции? Ого, это не десять человек, тут пятьдесят… сто… двести человек, которых привел Вебер.

Барон от души смеялся.

– Значит, дело не во мне, а в Люпене, для меня довольно шести человек.

– Ты сообщил полиции?

– Да.

– Какое же доказательство ты привел?

– Твое имя… Поль Сернин – то же самое, что Арсен Люпен.

– Ты сам додумался до того, что никому другому до сих пор и в голову не приходило?

Брось! Это другой догадался. Сознайся, что это он.

Он посмотрел в щель. Двор кишел агентами сыскной полиции, они окружили виллу со всех сторон, и уже слышались удары в дверь. Надо было бежать, но уйти – это значило оставить Альтенгейма, а кто мог поручиться, что тот, вырвавшись на свободу, перестанет мучить Женевьеву?

Дверь передней, запертая железными засовами и обитая железом, начала подаваться.

– Ты что-то очень спокоен, – сказал Сернин.

– Чего мне… – начал было Альтенгейм, но вдруг дал подножку князю, отчего тот свалился, а сам бросился бежать.

Сернин моментально вскочил, последовал за Альтенгеймом в маленькую дверь под лестницей, куда он скрылся, и спустился по лестнице в подвальное помещение. Коридор… за ним обширный темный зал, посреди которого барон стоял на коленях, пытаясь поднять дверцу трапа.

– Идиот! – закричал Сернин. – Ты отлично знаешь, что у выхода из туннеля стоят мои помощники и им дано приказание убить тебя, как собаку… Если только у тебя нет еще другого выхода… А! Я угадал… Неужели ты полагаешь, что я допущу…

Завязалась ожесточенная борьба. Альтенгейм навалился на своего противника, лишив его возможности двигать руками, и начал душить его…

Вдруг Сернину показалось, что дверца трапа, на которой он лежит, движется. Кто-то пытался открыть ее. Барон, очевидно, тоже почувствовал это, потому что он начал отчаянно пытаться сдвинуть Сернина с дверцы трапа.

«Это другой, – подумал Сернин с тем необъяснимым ужасом, который внушал ему этот таинственный убийца. – Если ему удастся открыть трап, я погиб».

Альтенгейм передвинулся немного в сторону и старался перетащить Сернина, но тому удалось обхватить ногами одну из ног барона и слегка высвободить правую руку.

Под ними раздавались удары, похожие на удары тарана.

С невероятным усилием Сернин сжал коленями ногу барона. Тот заревел от нестерпимой боли – у него была вывихнута коленка. В тот же миг Сернин освободил свою правую руку и схватил Альтенгейма за горло.

– Великолепно! Вот так-то будет лучше… Не ищи нож, а то удушу, как цыпленка… Потом он вынул из кармана тонкую веревочку и удивительно ловко связал барону руки.

Едва дыша, тот нисколько не сопротивлялся. Сделав несколько движений, Сернин крепко его обвязал.

Барон сдавленным голосом проговорил:

– Если ты меня выдашь полиции, Женевьева умрет.

– Вот как? Каким же образом, объясни, пожалуйста!

– Она заперта в одном уединенном месте, только я знаю это место… Если я погибну, она умрет от голода, как и Штейнвег.

Сернин вздрогнул:

– Но ты скажешь мне, где она находится?

– Никогда.

– Скажешь. Не сейчас, теперь уже поздно, но сегодня ночью. – Он нагнулся к нему и тихо сказал на ухо: – Послушай, Альтенгейм! Сейчас тебя схватят. Это неизбежно, даже я ничего не смогу сделать. Сегодняшнюю ночь ты проведешь в полиции. А завтра тебя отвезут в тюрьму Санте, а потом ты, конечно, знаешь, что тебя ожидает? И вот, я даю тебе возможность спастись. Сегодня ночью, слышишь, сегодня ночью я приду к тебе, и ты мне скажешь, где находится Женевьева. Через два часа после этого если ты не солжешь, то будешь свободен.

Альтенгейм ничего не отвечал. Сернин выпрямился и прислушался. Наверху был слышен шум. Входная дверь была, очевидно, сломана, раздавались звуки шагов в передней и в комнатах. Вебер с агентами искали.

– До свидания, барон, до вечера, надеюсь, что в камере ты образумишься.

Он отодвинул связанного в сторону, чтобы освободить дверцу трапа, и приподнял ее. Как он и ожидал, внизу, на ступеньках лестницы, никого не было. Он спустился, оставив за собой трап открытым, точно он собирался вернуться. После лестницы в двадцать ступеней начинался подземный ход, в котором попались Ленорман и Гурель. Он вошел туда и невольно вскрикнул. Ему показалось, что там кто-то есть. Он зажег карманный фонарь – коридор был пуст. Тогда он вынул револьвер и сказал громко:

– Тем хуже для тебя… Я стреляю.

В ответ – ни звука.

«Видимо, это мне показалось, – подумал он, – мысль об этом таинственном существе преследует меня. Все-таки, если я хочу выиграть дело, надо спешить… Отверстие, куда я засунул сверток с одеждой, должно быть недалеко. Я беру сверток – и кончено. Шутка сыграна… Да… такая проделка! Одна из лучших, какую когда-либо устраивал Люпен».

Он дошел до второй двери и остановился. Направо был ход, прорытый Ленорманом, чтобы спастись от поднимавшейся воды. Он нагнулся и лампой осветил яму.

– Что же это такое! – вскричал он. – Нет, этого не может быть. Должно быть, Дудевиль засунул его подальше.

Но, сколько он ни искал, свертка не было, он исчез, без сомнения, он был похищен таинственным существом.

– Жаль, жаль! Все так хорошо шло. Я уже был близок к цели, а теперь надо скорее бежать… Дудевиль ждет меня у входа в павильон Гортензии, и я спасен. Нечего думать о глупостях, надо торопиться… Скорее! А потом можно будет заняться им.

Но, к его изумлению, другая дверь, последняя перед выходом, оказалась запертой.

– Все, – проговорил он, – я попался.

Таинственный черный человек оказался умнее его.

Он был побежден.

Сейчас его схватит Вебер.

III

– Ну, нет! Нет! – воскликнул он, вставая. – На карту поставлена жизнь Женевьевы, и ее во что бы то ни стало надо спасти сегодня же ночью. Впрочем, не все еще потеряно… Если другой сейчас пробрался сюда, значит есть надежда, есть еще выход, и Вебер не поймает меня. Он начал было исследовать стены туннеля с фонарем в руке, рассматривая кирпичи, как вдруг со стороны трапа раздался отчаянный крик. Он вспомнил, что оставил трап открытым. Он поспешно пошел назад и прошел первую дверь. По дороге его фонарь погас, и он почувствовал, что кто-то проскользнул мимо него, и тотчас же это таинственное существо исчезло неизвестно куда. В эту минуту он натолкнулся на ступеньку.

«Ого! Здесь второй выход, там он сейчас и исчез», – подумал Сернин.

Сверху вновь раздался крик более слабый, потом стоны и хрипение… Сернин бегом поднялся вверх по лестнице в подвал и бросился к барону. Альтенгейм корчился в конвульсиях с окровавленным горлом. Веревки были перерезаны, а тонкая проволока оказалась целой. Не имея возможности спасти барона, его сообщник убил его.

Сернин с ужасом смотрел на страшную картину, и холодный пот выступил у него. Он думал о беспомощной Женевьеве, обреченной на самую ужасную смерть, потому что только один барон знал, где она заперта. В то же время он ясно слышал, как агенты полиции открывали маленькую дверь под лестницей в передней и как они спускались вниз. Он был отделен от них только дверью комнаты, в которой находился. Он быстро подошел и запер ее, почти в тот самый момент, когда они к ней подходили. Трап был рядом с ним… Это была возможность спасения, потому что там был еще выход.

– Нет, – сказал он, – сначала Женевьева.

Он наклонился и приложил ухо к груди барона. Сердце еще билось. Он встал на колени и нагнулся к нему:

– Ты меня слышишь?

Веки Альтенгейма слабо зашевелились… Агенты полиции начали взламывать последнюю дверь. Сернин тихо, но выразительно сказал:

– Я спасу тебя… у меня есть сильные лекарства… одно только слово, где Женевьева? Барон пытался что-то сказать.

– Отвечай, – требовал Сернин, – отвечай, и я спасу тебя… Сегодня – жизнь, а завтра – свобода… Отвечай!

Дверь трещала и подавалась под ударами полицейских.

Губы барона шевелились, но нельзя было понять, что он хочет сказать.

– Отвечай же, отвечай!

Он приказывал, он умолял, и Альтенгейм, как загипнотизированный, проговорил:

– Улица Риволи…

– Номер, какой номер?

В это время раздался сильный треск и торжествующие крики – дверь была сломана.

– Бросайтесь к ним, – кричал Вебер, – схватить обоих! Сернин, стоя на коленях, продолжал:

– Номер дома? Номер! Отвечай же, отвечай…

– Двадцать… двадцать семь… – прошептал барон.

Руки агентов полиции уже прикасались к Сернину, десять револьверов были направлены на него. Он повернулся к полицейским, которые невольно подались назад.

– Если ты сделаешь только одно движение, Люпен, – кричал Вебер, – я размозжу тебе голову!

– Не стреляй, – сказал Сернин серьезно, – это бесполезно. Я сдаюсь.

– Глупости! Ты врешь! Хочешь выиграть время?!

– Нет, – продолжал Сернин, – сражение проиграно. Ты не имеешь права стрелять, я не защищаюсь.

Он вынул два револьвера и бросил их на пол.

– А! – засмеялся Вебер. – Приятное зрелище! Наконец-то мы тебя поймали, господин Люпен.

Он приказал открыть ставни большого окна вверху, и свет ворвался в полутемную комнату. Повернувшись к Альтенгейму, которого он считал мертвым, он, к своему удивлению, увидел, что барон открыл глаза и смотрит помутневшим взором. Он посмотрел на Вебера, потом, казалось, поискал взглядом кого-то, а при виде Сернина лицо его исказилось гневом. Можно было подумать, что он вышел из оцепенения и что ненависть придала ему силы. Он пытался немного приподняться на руках и, по-видимому, хотел говорить.

– Вы его узнаете? – спросил Вебер.

– Да.

– Это Люпен, не так ли?

– Да… Люпен.

Сернин слушал, улыбаясь.

– Боже! Как это забавно! – заявил он.

– Вы хотите что-то сказать? – спросил Вебер, видя, что губы барона шевелятся.

– Да.

– Быть может, насчет Ленормана?

– Да.

– Вы его заперли? Где? Отвечайте!

Напрягая последние усилия, барон показал на шкаф в углу комнаты.

– Та… та… там, – сказал он.

– Ага! Мы все сгораем от нетерпения! Где же Ленорман? – смеялся Люпен.

Вебер открыл шкаф – на одной из полок лежал сверток из черной саржи. Он развернул его и нашел в нем шляпу, маленький ящичек и костюм. Он задрожал, узнав темно-зеленый редингот Ленормана.

– Ах, подлецы, они его убили!

Альтенгейм отрицательно покачал головой.

– Так что же тогда?

– Это… это…

– Что «это»? Кто убил?

– Это… это он…

– Как «он»? Люпен убил начальника сыскной…

– Нет.

Альтенгейм упорно цеплялся за последние проблески жизни. Он желал что-то сказать, обвинить Люпена… Тайна, которую он хотел открыть, была на кончике его языка, но у него не хватало сил, он не мог выразить ее словами и все же ненависть к Люпену не давала ему молчать, была сильнее смерти.

– Так, – продолжал настаивать Вебер, – все-таки Ленорман умер?

– Нет.

– Он жив?

– Нет.

– Я ничего не понимаю… что же значит это платье… редингот… Куда вы спрятали Ленормана… зачем здесь его вещи?

Альтенгейм показал глазами на Сернина.

– А, понимаю, – воскликнул Вебер, – Люпен взял платье Ленормана, чтобы переодеться и убежать?

– Да… да…

Но во взгляде умирающего Вебер видел, что это было не все, что есть еще что-то, какая-то тайна, которую тот хотел открыть. В чем было дело? Какую странную и темную загадку хотел разъяснить перед смертью барон Альтенгейм? И Вебер спросил его:

– Ну а Ленорман, где он?

– Та… там.

– Как «там»?!

– Да.

– Но ведь, кроме нас, никого нет в этой комнате?

– Есть… есть…

– Да говорите же!

– Есть… Сер… Сернин.

– Сернин! Как? Что?

– Сернин… Ленорман…

Вебер подпрыгнул от удивления. Странная мысль пришла ему в голову.

– Нет, нет! Это невозможно, – пробормотал он, – это глупо.

Он поглядел на Сернина. Тот, казалось, очень забавлялся происходившей сценой и с удовольствием зрителя ожидал ее развязки. Совершенно истощенный, Альтенгейм упал и вытянулся. Неужели он умрет, так и не разъяснив загадку? Вебер мучился странными предположениями, нелепыми, невероятными, которые он не хотел принимать и от которых в то же время не мог отделаться. Он бросился к умирающему:

– Объясните, пожалуйста… что вы хотели сказать? Какая тайна?

Барон, казалось, ничего не слышал и лежал с остановившимся взглядом. Вебер встал на колени, нагнулся к его уху и говорил внятно, раздельно, так, что каждый слог должен был отпечататься в мозгу барона, погружавшегося в бездну смерти.

– Слушай… Я понял, ты хотел сказать, что Люпен и Ленорман одно…

Он остановился и не мог продолжать, до того эта мысль казалась ему чудовищной, нелепой и невозможной. В остановившемся взгляде барона не отражалось ничего…

– Так? Ты это хотел сказать? Ты в этом уверен? Люпен и Ленорман – одно и то же лицо? – окончил Вебер, делая усилие над собой.

Барон не двигался, тоненькая струйка крови показалась у него изо рта, он глубоко вздохнул, и последняя дрожь пробежала по его телу. Все было кончено.

В низкой комнате, наполненной людьми, наступило долгое, глубокое молчание.

Почти все полицейские агенты обернулись и с изумлением смотрели на Сернина, не понимая или отказываясь понять. Казалось, что они слышали невероятное обвинение, которое Альтенгейм не имел силы высказать вполне.

Вебер взял маленький ящичек, бывший в узелке из черной саржи, и раскрыл его; там были седой парик, очки в серебряной оправе, коричневое кашне, а в двойном дне ящика лежали баночки с гримом и маленькие пряди седых волос – одним словом, все, что было нужно для того, чтобы сделать точное изображение лица Ленормана. Он подошел к Сернину, долгое время смотрел на него молча, погруженный в свои мысли, и наконец сказал:

– Это правда?

Сернин, улыбающийся и спокойный, ответил:

– Довольно смелая и красивая гипотеза. Но прежде, чем я отвечу на твой вопрос, скажи полицейским, чтобы они убрали свои игрушки.

– Хорошо, – согласился Вебер и сделал знак агентам. – Ну а теперь говори.

– Что?

– Ты – Ленорман?

– Да.

По комнате пронесся сдержанный крик удивления. Жан Дудевиль, присутствовавший там в то время, как его брат сторожил выход из туннеля в павильоне Гортензии, – даже Жан Дудевиль, сообщник Сернина, смотрел на него с выражением крайнего изумления. Вебер задыхался от волнения и стоял в нерешительности.

– Что, это тебя поражает? – сказал Сернин. – А ведь сознайся, это было очень забавно… Боже! Как часто я над тобою смеялся, когда мы работали вместе: я – как начальник сыскной полиции, ты – как помощник. И самое смешное, что все считали меня умершим, как бедного Гуреля. Нет-нет, мой милый, чудак Ленорман еще жив…

Он показал на труп Альтенгейма:

– Вот этот разбойник бросил меня в воду в мешке с привязанным булыжником. Он только забыл взять у меня ножик, а ножом перерезают и веревки, и мешки… Вот в чем ты ошибся, Альтенгейм… Если бы ты подумал об этом, ты не был бы сейчас здесь, в том положении, в котором ты находишься. Так-то… Ну, довольно, поговорили. Мир твоему праху!

Вебер слушал, не зная, что подумать.

– Наручники! – воскликнул он, вдруг забеспокоившись.

– И это все, что ты можешь сказать? – ответил Сернин. – У тебя мало воображения, мой милый… Но, наконец, если это доставит тебе удовольствие, пожалуйста…

И, увидев Дудевиля в первом ряду толпы агентов, он протянул ему руки, говоря:

– Ну, мой друг, пускай тебе принадлежит эта честь… и не бойся… я веду честную игру… потому что в данный момент нельзя иначе. – Он говорил это таким тоном, чтобы Дудевиль понял, что он сдается и подчиняется создавшемуся положению.

Дудевиль надел ему наручники.

Не двигая губами, так что ни одна черта на его лице не дрогнула, Сернин прошептал:

– Улица Риволи, дом двадцать семь… Женевьева.

Вебер не мог удержаться от выражения удовольствия при виде связанного Люпена.

– Отправляемся, – воскликнул он, – в полицию!

– Так-так, – заметил Сернин. – Ленорман сейчас заключит в тюрьму Арсена Люпена, а последний упрячет туда князя Сернина.

– Ты слишком остроумен, Люпен.