Текст книги "Возвращение Арсена Люпена"

Один из агентов направился вниз.

– Теперь нажми на пуговку электрического звонка в алькове на высоте кровати. Хорошо, так… Нажимай сильнее… не отпускай. Довольно. Теперь позови типа, которого ты послал вниз.

Через минуту полицейский пришел.

– Ну, милый, слышал ли ты звонок?

– Нет.

– Выскочил номер на таблице?

– Нет.

– Великолепно, я не ошибся, – сказал Люпен. – Вебер, будь любезен, отвинти этот звонок, как видишь, он оказался фальшивым. Вот так… отворачивай фарфоровую чашечку… Так, отлично… Что же ты там видишь?

– Нечто вроде воронки, – ответил Вебер, – как будто конец трубы.

– Наклонись… приложи рот к трубке, как к рупору.

– Сделано.

– Теперь зови: «Штейнвег… Штейнвег»… Не кричи… Говори просто… Ну?

– Никакого ответа.

– Ты уверен? Прислушайся… что?

– Нет ничего.

– Тем хуже, значит, он умер или не в силах отозваться.

– В таком случае, все пропало? – воскликнул Формери.

– Ничего не пропало, но будет гораздо дольше. У этой трубы есть, конечно, другой конец, и надо разыскать его.

– Но ведь для этого придется разрушить весь дом?

– О нет, гораздо проще… вы это сейчас увидите.

Он сам принялся за дело, окруженный агентами, которые увлеклись и совсем забыли, что должны были стеречь его.

Он прошел в другую комнату и увидел свинцовую трубу, которая выходила из выступа стены, как будто труба водопровода.

– Ага, – сказал Люпен, – она поднимается… Неглупо. Обыкновенно ищут в подвалах.

Они поднялись на третий, четвертый этаж, потом в мансарды и увидели, что потолок в одной из них был сломан и через отверстие труба проходила на низкий чердак и уходила вверх. Наверху была крыша. По лестнице они пролезли через слуховое окно. Крыша была покрыта толем.

– След был неверен, – сказал Формери. Люпен пожал плечами:

– Вовсе нет.

– Так как же? Труба оканчивается на крыше…

– Это только доказывает, что между крышей и верхней частью чердака есть пустое пространство, где мы и найдем…

– Это невозможно.

– Посмотрим. Пускай подымут толь. Нет, не здесь… Вот здесь должна выходить труба… Трое полицейских принялись за дело. Один из них воскликнул:

– Верно… верно… здесь!

Нагнулись и увидали, что Люпен был прав. Под крышей было небольшое пустое пространство, вышиною немного больше метра. Первый агент, который спустился туда, проломил жидкие доски, изображавшие пол, и провалился на чердак. Приходилось действовать, осторожно разбирая крышу. Немного дальше показалась каменная кладка печной трубы. Люпен, шедший впереди и следивший за работой агентов, остановился и сказал:

– Здесь.

Человек, более похожий на труп, лежал без движения. Он был прикован железными цепями, вделанными в кирпич трубы.

– Он мертв, – сказал судебный следователь.

– Почем знать? – ответил Люпен.

Он поставил ногу на доски, оказавшиеся более прочными в этом месте, и подошел к лежавшему. Следователь и помощник начальника сыскной полиции последовали его примеру. Через минуту Люпен сказал:

– Он еще дышит.

– Да, – сказал Формери, – сердце хотя и слабо, но все-таки бьется. Как вы думаете, можно его спасти?

– Несомненно! Раз он не умер… – заявил Люпен и приказал: – Скорее молока, разбавленного виши. Бегом! Я ручаюсь, что спасу его.

Через двадцать минут старик Штейнвег открыл глаза.

– Слушай, Штейнвег, не открывай никому тайны Пьера Ледюка, – прошептал, наклонившись к нему, Люпен. – Я – Арсен Люпен, покупаю ее у тебя за ту цену, которую ты назначишь. Предоставь ее мне.

Судебный следователь взял под руку Люпена и отвел его в сторону.

– А госпожа Формери?

– Госпожа Формери свободна и ждет вас с нетерпением.

– Но как вы успели, каким образом?

– Видите ли, господин судебный следователь, я отлично знал, что вы согласитесь на эту маленькую прогулку. Отказ с вашей стороны был недопустим.

– Почему?

– Госпожа Формери очень красива.

Глава вторая
Страница современной истории

I

Послышался звук отодвигаемых засовов и щелканье замка.

Люпен встал с постели:

– Ах, это вы, мой тюремщик!

– Вас вызывают, – не здороваясь, сказал сторож.

– На следствие?

– Нет, к вам посетитель.

«Наконец-то», – подумал Люпен.

На свидании присутствовал сам начальник тюремной стражи.

В то время как сторож запирал дверь, Люпен подошел к тюремной решетке и постарался разглядеть посетителя, стоявшего у другой решетки.

– А! – воскликнул он радостно. – Это вы, господин Стрипани! Какой счастливый случай!

– Да, это я, дорогой князь.

– Нет, пожалуйста, не называйте меня князем. Здесь я отказался от пустых знаков людского тщеславия. Называйте меня Люпеном, это более подходит к обстановке.

– С удовольствием, но я был знаком с князем Серниным. От нищеты меня спас князь Сернин, и он же возвратил мне богатство и счастье, поэтому для меня вы всегда останетесь князем Серниным.

– Перейдем к делу, Стрипани. Время начальника тюремной стражи драгоценно, и мы не имеем права им злоупотреблять. В двух словах скажите мне, что вас привело сюда?

– Что меня привело сюда? Боже! Да это же очень просто! Мне казалось, что вы были бы недовольны, если бы я обратился к кому-нибудь другому, кроме вас, чтобы закончить дело, которое вы начали. И потом, материалы моего дела были только в ваших руках, что и позволило вам тогда восстановить истину и содействовать моему спасению. Поэтому только вы можете отразить удар, который мне угрожает, и префект полиции вошел в мое положение и разрешил мне…

– Я действительно удивляюсь, как это вам разрешили…

– Он не мог отказать мне. Ваше вмешательство в дело, в котором столько заинтересованных лиц, кроме меня и разных высокопоставленных особ, было необходимо и…

Люпен поглядел искоса на начальника стражи, тот, наклонившись, с интересом слушал, стараясь угадать тайный смысл непонятных слов.

– Итак? – спросил Люпен.

– Итак, дорогой князь, я прошу вас вспомнить все, что вы знаете об этом документе, который напечатан на четырех языках и появление которого…

Раз! Удар кулака – и начальник тюремной стражи без стона упал на руки Люпена.

– Чисто сделано, – заметил Люпен. – У вас есть хлороформ, Штейнвег?

– А вы уверены, что он без чувств?

– Конечно! Этого ему хватит на три-четыре минуты… но этого мало.

Немец вынул из кармана медную трубку, на конце которой был небольшой пузырек с хлороформом, раздвинул ее, как колена телескопа, и протянул через решетку Люпену. Тот взял флакон, налил несколько капель на платок и положил его на нос начальника стражи.

– Вот так… За это я просижу в карцере неделю или две… Но что делать, в любом деле есть издержки.

– А мне что будет?

– Вам? Что же вам сделают?

– Как? А удар кулаком?

– Вы здесь ни при чем.

– А разрешение увидеться с вами, оно же поддельное?

– И здесь вы не виноваты.

– Но ведь я пользуюсь им?

– Так что же? Вы подали три дня назад правильное прошение от имени Стрипани о свидании со мной. Сегодня утром вы получили официальный ответ. Остальное вас не касается. Могут бояться только мои друзья, которые сфабриковали этот ответ. Посмотрим, удастся ли их найти?

– Ну а если нам помешают разговаривать?

– Почему?

– Здесь так смутились, когда я показал разрешение на свидание с вами. Директор позвал меня, долго и внимательно рассматривал бумагу со всех сторон. Я не сомневаюсь, что он позвонит в префектуру.

– И я в этом уверен.

– Так как же?

– Все предусмотрено. Не волнуйся и давай разговаривать. Я полагаю, что раз ты пришел сюда, значит ты знаешь, в чем дело.

– Да, и ваши друзья мне передали…

– И ты согласен?

– Человек, который спас мне жизнь, может располагать мною, как ему угодно. Какие бы услуги я ни оказал ему, я всегда останусь его должником.

– Прежде чем открывать этот секрет, подумай, в каком положении я нахожусь… в тюрьме… бессильный.

Штейнвег рассмеялся:

– Нет, пожалуйста, не шутите. Я рассказал эту тайну Кессельбаху, потому что он был богат и мог лучше, чем кто-либо другой, воспользоваться ею; но, хотя вы сейчас и в тюрьме и, как вы говорите, бессильны, я считаю вас во сто раз могущественнее Кессельбаха и его миллионов.

– Ну вот…

– И вы это знаете. Ста миллионов мало, чтобы открыть ту дыру, в которой я умирал, или так быстро дать мне возможность проникнуть к вам, бессильному заключенному. Нет, здесь надо кое-что другое, и это другое у вас есть.

– В таком случае, говори. Начнем по порядку. Имя убийцы?

– Все, только не это…

– Но почему? Почему ты не хочешь назвать его?

– У меня нет доказательств… впрочем, скажу прямо: я не могу сказать.

– Ты боишься его?

– Да.

– Хорошо, – сказал Люпен, – это не смешно. Остальное ты решился сказать?

– Да, все.

– Хорошо, отвечай. Как настоящее имя Пьера Ледюка?

– Герман Четвертый, великий герцог Депон-Вельденца, принц Бернкастеля, граф Фистингена, владетельный князь Висбадена и других мест.

Люпен с удовольствием узнал, что его протеже не был сыном колбасника.

– Черт возьми! – сказал он. – У него длинный титул. Насколько я помню, великое герцогство Депон-Вельденц находится в Пруссии?

– Да, на Мозеле. Герцогский дом Вельденца представляет ответвление дома Палатина-Депон. Великое герцогство было занято французами после Люневильского мира и составляло часть департамента Монтонер. В тысяча восемьсот четырнадцатом году оно было восстановлено в пользу Германа Первого, предка Пьера Ледюка. Сын его, Герман Второй, очень бурно провел молодость, разорился, промотал финансы своей страны, стал настолько невыносим для своих подданных, что они в конце концов сожгли часть старого замка Вельденц и выгнали великого герцога из его владений. Тогда великое герцогство управлялось последовательно тремя регентами от имени Германа Второго, который не отрекся от престола и сохранил свой титул герцога. Он довольно бедно жил в Берлине и позднее участвовал в походе против Франции вместе с Бисмарком, другом которого он был. На войне он был убит разорвавшейся бомбой и, умирая, поручил Бисмарку заботы о своем сыне Германе Третьем.

– Это был отец нашего Пьера Ледюка?

– Да. Канцлер очень любил Германа Третьего и давал ему различные секретные поручения. После падения своего покровителя Герман Третий покинул Берлин, путешествовал некоторое время, а потом поселился в Дрездене. Когда Бисмарк умер, Герман Третий был еще там, но через два года и он умер. Вот факты, известные всем в Германии, история трех великих герцогов Депон-Вельденц в девятнадцатом веке.

– А четвертый? Герман Четвертый, которым мы интересуемся?

– Мы сейчас не будем о нем говорить и перейдем пока к фактам, неизвестным публике.

– И которые только ты знаешь? – спросил Люпен.

– Я и еще некоторые другие.

– Кто же еще? Разве тайна не была сохранена?

– О, не беспокойтесь. Секрет очень хорошо охраняется теми, кому он известен, потому что они крайне заинтересованы, чтобы он не был открыт.

– Так откуда ты его знаешь?

– От бывшего слуги и близкого секретаря Германа Третьего. Он умер на моих глазах и сказал мне, что герцог был тайно женат в Париже и имел сына. Потом он мне открыл этот знаменитый секрет.

– Тот самый, который ты передал Кессельбаху?

– Да.

– Ну, рассказывай.

В это время в двери послышался звук ключа, вставляемого в замок.

II

– Ни слова! – сказал Люпен.

Он притаился у стены около двери. Как только она открылась, он быстро закрыл ее и напал на сторожа, закричавшего от испуга.

– Молчи! Еще крикнешь – и ты погиб.

И он положил его на пол.

– Ты благоразумен? Понимаешь свое положение? Да? Великолепно… Где твой платок? Дай-ка руки… Хорошо… теперь я спокоен. Тебя послали из предосторожности, чтобы ты находился при начальнике стражи… Великолепная мера, только немного поздно спохватились… Ты видишь, начальник стражи мертв. Если ты двинешься, станешь кричать – с тобой будет то же.

Он взял у сторожа ключ и вставил его в замочную скважину.

– Так будет спокойнее – никто не войдет.

– С вашей стороны – да, а с моей?

– С какой стати им вздумается прийти?

– А вдруг они слышали крик?

– Нет, не думаю. На всякий случай тебе дали дубликат ключей?

– Да.

– Запри дверь. Так… Ну-с, теперь, по крайней мере, у нас есть еще десять минут. Рассказывай дальше. По-немецки. Не надо, чтобы этот субъект слышал государственные тайны. Рассказывай, рассказывай, мы здесь у себя дома.

Штейнвег продолжал:

– В тот же вечер, когда умер Бисмарк, великий герцог Герман Третий и его слуга – мой друг – сели в поезд, направлявшийся в Мюнхен, а оттуда на скором поехали в Вену. Из Вены они направились в Константинополь, потом в Каир, потом в Неаполь, потом в Тунис, Испанию, Париж, Лондон, Петербург… И ни в одном из городов они не останавливались, брали свои два чемодана и отправлялись на другой вокзал или пароход.

– Короче говоря, они старались скрыть свой след, – сделал заключение Люпен.

– Однажды вечером они вышли из города Треви, одетые в блузы и фуражки рабочих, с палками через плечо; к палкам были привязаны узелки. Они прошли пешком тридцать пять километров, отделявших их от Вельденца, где находится старый замок Дюпон или, вернее, развалины его.

– Не надо описаний.

– Весь день они прятались в соседнем лесу, и, только когда наступила ночь, они вышли оттуда и направились к старинной насыпи. Там Герман приказал слуге подождать его, а сам пролез сквозь брешь в стене, через так называемую волчью брешь. Через час он вернулся. Спустя неделю опять же обходным путем они вернулись в Дрезден. Путешествие было закончено.

– Какова же была цель этого путешествия?

– Великий герцог ни слова не сказал об этом своему слуге. Но тот по некоторым мелким подробностям и совокупности фактов, последовавших за этим путешествием, смог угадать истину или, по крайней мере, часть ее.

– Скорей, скорей, Штейнвег, у нас мало времени.

– Через две недели после путешествия граф Вольдемар, офицер гвардии императора и его личный друг, заявился к великому герцогу в сопровождении шести человек. Он заперся с герцогом в кабинете и провел там почти целый день. Слуга, проходивший под окнами, услышал фразу: «Его величество уверен в том, что бумаги переданы вам. Если вы не желаете отдать их добровольно…» В тот же день дом Германа был обыскан сверху донизу.

– Но это же незаконно!

– Это было бы незаконным, если бы великий герцог противился обыску, а он, наоборот, сам помогал графу, сопровождая его.

– Что же они искали? Мемуары покойного канцлера?

– Нет, гораздо более важное. Тайные документы.

Люпен приник как можно ближе к решетке, его пальцы вцепились в проволочную сетку.

– Тайные документы… очень важные, конечно? – спросил он взволнованно.

– Крайне важные. Опубликование их повлекло бы за собой неизмеримые последствия как во внутренней, так и во внешней политике.

– О-го-го, – проговорил Люпен, дрожа от волнения. – Неужели это возможно? Но какие же есть у тебя доказательства? Где они?

– Самое важное доказательство – это свидетельство жены великого герцога, рассказавшей об этих документах слуге после смерти своего мужа.

– Да… да… – повторял Люпен, – это все равно что свидетельство самого великого герцога.

– Но есть кое-что важнее этого!

– Что?

– Документ! Записка, написанная рукою герцога и за его подписью с перечнем и кратким содержанием этих тайных документов. В двух словах не расскажешь. Документ очень длинный, с разными заметками, примечаниями, иногда совершенно непонятными… Вот два заглавия, относящиеся, вероятнее всего, к двум пачкам документов: «Письма кронпринца к Бисмарку»… числа показывают, что эти письма были написаны в продолжение трех месяцев царствования Фридриха Третьего. Можно очень легко представить себе, что они заключают, если только вспомнить про болезнь Фридриха Третьего и его постоянные ссоры с сыном.

– Да-да, я помню. Другое заглавие?

– «Фотография писем Фридриха Третьего и императрицы Виктории, королевы английской».

– Там есть это?.. Там есть… – проговорил Люпен глухим от волнения голосом.

– Да, теперь послушайте. Ко второму заглавию сделаны герцогом примечания: «Текст договора Англии с Францией»… И довольно неясные заметки: «Эльзас-Лотарингия… Колонии… Ограничение морского флота».

– Там это написано, – бормотал, как в бреду, Люпен. – И тебе неясно? Да неужели же… Около двери послышался шум. Кто-то стучал.

– Нельзя войти – я занят…

Стали стучать в дверь со стороны Штейнвега.

– Подождите немного. Я через пять минут кончу.

И он сказал старику повелительным тоном:

– Не беспокойся и продолжай… Итак, по-твоему, цель путешествия герцога вместе со слугой состояла в том, чтобы спрятать документы в замке Вельденц?

– В этом нет никакого сомнения.

– Положим. Но ведь герцог мог их вынуть оттуда.

– Нет, после поездки в Вельденц он не выезжал из Дрездена до самой своей смерти.

– Ну а те, в чьих интересах было достать документы и уничтожить, не взяли их оттуда?

– Да, они действительно доискались до того, что документы спрятаны в замке Вельденц.

– Откуда ты это знаешь?

– Вполне понятно, что, узнав эту тайну, я первым делом отправился в Вельденц, чтобы на месте в окрестных деревнях навести справки. Там мне рассказали, что уже два раза приезжали какие-то люди и, очевидно с разрешения регента, рылись в развалинах замка.

– И что же?

– И ничего не нашли, потому что с тех пор осмотр развалин замка запрещен.

– Но все-таки туда можно проникнуть?

– Нет, там помещен гарнизон из пятидесяти солдат и часовые стоят на страже замка днем и ночью.

– Солдаты великого герцогства?

– Нет, гвардейцы императора.

В коридоре голоса стали слышней, звали начальника тюремной стражи и стучали в дверь.

– Значит, ты не мог проникнуть в замок?

– Нет.

– Но сам-то ты уверен, что упомянутые документы там?

– Еще бы! Разве я вам не доказал этого самым неоспоримым образом? Вы еще не убеждены в этом?

– Да… да… – проговорил задумчиво Люпен, – они там спрятаны… нет никаких сомнений… именно, именно там.

Снаружи «работали» над замком. Люпен спросил старика Штейнвега:

– От какой болезни умер великий герцог?

– От воспаления легких, продолжавшегося очень недолго, всего несколько дней. Почти все время он был без памяти, и, что ужаснее всего, окружающие видели, как в редкие минуты просветления он шевелил губами, пытаясь что-то произнести, – и не мог. Временами он зна́ком подзывал к себе жену и, беспомощно шевеля губами, старался ей что-то сказать.

– Покороче, пожалуйста! Сказал ли он что-нибудь перед смертью? – спросил Люпен.

– Нет, он так ничего и не сказал. Но в момент, когда ему было лучше, он, собрав всю свою силу, написал несколько слов на листке бумаги, который ему подала жена.

– Что там было написано?

– Бо́льшая часть написанного совершенно неразборчива, а остальное… три цифры, ясно написанные: восемь, один, три…

– Знаю, восемьсот тринадцать, дальше?

– Дальше слово, в котором можно разобрать в середине три буквы и в конце две буквы, так что получалось…

– Апоон… знаю.

Замо́к уже поддавался под усилиями работающих снаружи охранников. Люпен торопливо спросил, боясь быть прерванным:

– Следовательно, слово «Апоон» и восемьсот тринадцать – все, что можно было разобрать из написанного герцогом? Может, это указания, при помощи которых можно найти бумаги?

– Да.

Люпен вцепился обеими руками в замок, стараясь помешать его вынуть.

– Штейнвег, что стало с женой великого герцога?

– Она умерла вскоре после смерти мужа, говорят, с горя.

– А сын?

– У великого герцога не было ни сестер, ни братьев, и к тому же он был женат тайно, морганатическим браком. Ребенка взял старый друг герцога Германа Третьего и воспитал его под именем Пьера Ледюка. Это был мальчик с очень дурным характером, своевольный, со странными фантазиями, неспособный к жизни. В один прекрасный день он уехал, и его больше не видели.

– Он знал свое настоящее имя?

– Да, и ему показывали также листок бумаги, на котором герцог, его отец, написал число восемьсот тринадцать.

– А этот слуга никому не рассказывал об этом, кроме тебя?

– Никому.

– А ты – никому, кроме Кессельбаха?

– Да, только ему. Но из осторожности я, дав ему прочесть оба эти листа, оставил их у себя. И, как показало дальнейшее, я поступил очень правильно.

– А эти документы у тебя?

– Да.

– Они хорошо спрятаны?

– О да!

– В Париже?

– Нет.

– Тем лучше. Не забывай, за тобой следят и твоя жизнь в опасности.

– Я это отлично знаю. Малейшая ошибка – и я погиб.

– Верно. Поэтому будь осторожен и постарайся сбить с толку врага, чтобы он потерял твой след. Наше дело в шляпе. Через месяц, самое позднее, мы поедем с тобой в замок Вельденц.

– А если меня арестуют и упрячут в тюрьму?

– Я освобожу тебя.

– Удастся ли вам это?

– Будь спокоен. На следующий день, как выйду из тюрьмы. Или нет, я ошибаюсь: в тот же самый вечер, через час…

– Неужели вы сможете?

– Да, даже скорее, чем через час… наверняка. Ты все мне сказал?

– Все.

– Ну, тогда я открываю дверь.

Он отворил дверь и, вежливо кланяясь Борели, сказал:

– О, я не знаю, господин директор, как мне извиниться перед вами…

Он не успел закончить, как Борели и три тюремных сторожа ворвались в дверь.

Директор был в бешенстве. Он остолбенел, увидев двух своих подчиненных лежащими на полу.

– Убиты! – воскликнул он.

– О, вовсе нет, вовсе нет, – насмешливо проговорил Люпен, – вот он двигается. Ну, вставай!

– А другой? – спросил Борели, бросаясь к начальнику тюремной стражи.

– Он заснул немножко. Он так устал, господин директор, что я…

– Довольно говорить глупости! Молчать! – заорал Борели и, обращаясь к страже, приказал: – Отвести его в камеру!

Люпен радостно потирал руки. Наконец-то он узнал тайну проекта Кессельбаха!