Текст книги "Кодекс надежды"

Надежда следила за парнем из-за двери и увидела, как он закатил тележку в кабину лифта.

В это время шум пылесоса за спиной Надежды стих, горничная вышла из ванной комнаты. Увидев притаившуюся возле двери Надежду, она удивленно спросила:

– А вы что здесь делаете?

– Я номер перепутала! – ответила Надежда и с независимым видом вышла в коридор.

Закрыв за собой дверь номера, она устремилась в Дашин кабинет. Ей нужно было скорее вернуть универсальный ключ, пока Даша не заметила подмену и не встревожилась.

Все же некрасиво получится – Даша помогла ей, пошла навстречу, а Надежда отплатила ей за это черной неблагодарностью…

Однако Надежде сегодня определенно везло: когда она вошла к Даше, та все еще разговаривала по телефону, пластиковая карта с логотипом отеля лежала на прежнем месте.

Надежда подошла к столу, поставила на стол свою сумку и как бы нечаянно смахнула со стола карточку. Даша удивленно покосилась на нее. Надежда наклонилась, подняла карту, незаметно поменяла ее на универсальный ключ и положила его на прежнее место.

Как раз в это время Даша закончила разговор, бросила трубку на аппарат и вытерла лоб носовым платком.

– Уф-ф! – выдохнула она. – Ну слава богу!

– Что – тяжелый разговор? – сочувственно спросила Надежда.

– Не то слово! К нам на следующей неделе приезжает английский поп-певец – ничего особенного, звезда средней величины, так его менеджер мне все мозги вынес! Видите ли, Роджеру нужно, чтобы все ковры в номере были гипоаллергенными, чтобы окна номера ни в коем случае не выходили на транспортную магистраль, чтобы обслуживали его только мужчины – он жуткий женоненавистник, чтобы была специальная комната для его собачки и чтобы для нее привезли специальный корм из Ирландии, и еще тысяча всяких условий…

– И ты все это сумеешь выполнить?

– А что мне остается? Это моя работа!

– Тяжелая работа! – посочувствовала Надежда.

– Да ладно, мне моя работа нравится! – Даша улыбнулась. – Слушайте, а как вы – выяснили все, что хотели?

– Ну, в общем, почти все… – Надежда невольно отвела взгляд: не может же она сказать Даше, что проникла в один из номеров, украв ее ключ, и нашла в этом номере труп.

Тем более что трупа там уже нет, так что ей нечем подтвердить свои слова…

– Спасибо тебе, ты мне очень помогла! – поблагодарила она Дашу и хотела уже выйти, но не смогла.

Даша действительно отнеслась к ней хорошо, помогла чем сумела, а она даже не скажет ей, что творится в ее гостинице! Ведь у нее под носом орудует серийный убийца, мало того – ему помогает один из сотрудников отеля… И ученого убили, между прочим, из Болгарии, а это уже пахнет международным скандалом.

Нет, Надежда никогда не простит себе, если промолчит о том, что она узнала! Нужно Дашу предупредить, чтобы она хоть в курсе дела была.

– Слушай, – решительно проговорила Надежда, вернувшись к Дашиному столу. – Я должна рассказать тебе очень важную вещь. Ты должна это знать.

– Ты меня пугаешь! – Даша посмотрела на нее вопросительно. – В чем дело, Надя?

Даша так удивилась, что незаметно перешла с Надеждой на ты.

– Лучше даже не рассказать, а показать… иначе ты можешь мне не поверить. У вас ведь есть камеры наблюдения на этажах?

– Ну, разумеется… как везде…

– Можем мы посмотреть записи камер с третьего этажа?

– Для этого нужно обратиться к Валентину. К Валентину Смирнову. Он у нас занимается вопросами безопасности.

– Ну так пойдем к нему. И как можно быстрее. Нельзя терять ни минуты.

Даша поглядела на нее с сомнением – дескать, с чего это тебя так разобрало? То болтали просто так, а теперь вдруг ты всполошилась. Что может быть срочного?

– Дарья, неприятности будут у отеля, причем большие! – сказала Надежда. – Но если не хочешь, то я пойду.

Даша оглядела свой кабинет, словно прикидывая, может ли оставить его без присмотра, хотела что-то возразить, но серьезный, озабоченный вид Надежды ее убедил, она кивнула и, не задавая больше вопросов, вышла из кабинета. Надежда последовала за ней. Пройдя по коридору несколько шагов, Даша быстро постучала в соседнюю дверь и, не дожидаясь ответа, толкнула ее.

Женщины оказались в кабинете, который по размерам и планировке был таким же, как Дашин, но казался куда теснее, потому что весь был заставлен всевозможной электронной аппаратурой. Здесь были многочисленные мониторы и датчики, контроллеры и прочие приборы, знакомые Надежде по ее инженерному прошлому. От всех этих приборов тянулись разноцветные провода, которые сходились на рабочем столе, стоявшем в центре кабинета.

За этим столом, в центре сети проводов, как паук в центре паутины, сидел долговязый рыжий мужчина лет сорока. На столе перед ним стояли два открытых ноутбука.

Увидев Дашу, хозяин кабинета приветливо улыбнулся:

– Привет, Дашенька! Чем обязан?

Даша, однако, не ответила на его улыбку. Больше того, она нахмурилась, в глазах ее появился лед. Улыбка сбежала с лица мужчины, он незаметно вздохнул, а Надежда подумала, что красивой одинокой женщине нелегко живется. Показав на Надежду, Даша сказала сухо:

– Валентин, это моя знакомая, Надежда Николаевна. Она что-то хочет нам показать.

Валентин оценил серьезность Дашиного тона и не стал терять времени на вопросы. Повернувшись к Надежде, спросил:

– Что именно?

– Вы можете просмотреть запись камер с третьего этажа за последние десять минут?

Валентин кивнул, пробежал пальцами по клавиатуре одного из своих ноутбуков и повернул экран так, чтобы женщины могли его видеть.

На экране появился коридор. Сначала он был пуст, затем открылась дверь одного из номеров, и оттуда уже знакомый Надежде парень в униформе выкатил тележку с бельем.

– Вы знаете этого человека? – спросила Надежда.

– Я всех в отеле знаю, – самоуверенно ответил Валентин. – Это Павел Колесников, он работает на парковке отеля. Недавно к нам устроился, но ни в чем таком не замечен.

– Значит, возить тележки с бельем – не его работа?

– Само собой… – Валентин, помрачнев, следил за экраном. – Какого черта он тут делает?

– Вот и я о том же, – проговорила Надежда. – А знаете, что у него в тележке?

– Чистое белье, – на этот раз голос Валентина прозвучал неуверенно.

– На первый взгляд – да, но под бельем у него… труп.

– Вы это серьезно? – Валентин вскинул голову и посмотрел на нее с подозрением.

– Еще как! – Надежда постаралась сказать это уверенным голосом, но не получилось.

– И откуда же вы это знаете? – прищурился Валентин.

– Ну, вообще-то, можно сказать, случайно. И лучше мы поговорим потом, сейчас время слишком дорого.

Валентин набычился – как всякий мужчина, он терпеть не мог, когда им командовали. Ну, от начальства, естественно, потерпеть можно, но чтобы какая-то посторонняя тетка тут отдавала приказы?

Валентин быстро взглянул на Дашу – мол, что вообще происходит? Откуда взялась на его голову эта тетка? Даша в ответ едва заметно пожала плечами.

– Слушайте, может, потом в гляделки играть будете? – мгновенно озверела Надежда. – Вы же все-таки на работе находитесь! Дарья меня знает давно, я не истеричка и не помешанная. В конце концов, пойдите да загляните ему в тележку, ноги небось не отвалятся.

Снова Валентин взглянул на Дашу вопросительно – можно ли верить этой твоей знакомой? И Даша кивнула утвердительно.

Валентин нахмурился, забарабанил пальцами по клавиатуре, бормоча себе под нос:

– Куда же он ее везет?

На экране одно за другим промелькнули изображения с камер на разных этажах. Наконец на одном из них снова появился человек с тележкой. Выйдя из лифта, он огляделся и покатил свою тележку по коридору.

– Он катит ее к запасному выходу. Оттуда можно попасть во двор…

Валентин вскочил из-за стола, бросился к двери, затем с полпути вернулся, схватил микрофон переговорного устройства и грозно крикнул в него:

– Закрыть ворота! Не выпускать ни одну машину!

Бросив микрофон, он выбежал из кабинета и устремился к лестнице.

Женщины бежали за ним.

По дороге Валентин увидел одного из своих людей и велел ему следовать за собой.

Через минуту вся группа выбежала во двор гостиницы. Ворота, выходившие на магистраль, были закрыты, к ним подъезжал новенький желтый пикап с логотипом отеля. Из него выглянул молодой парень и крикнул охраннику, стоявшему возле ворот:

– Петрович, открой, мне срочно ехать нужно!

– Нельзя, – ответил степенный охранник. – Шеф приказал никого не выпускать.

– В банкетном зале шампанское кончилось, Савицкий рвет и мечет! Ты же его знаешь, он такой злющий…

– Савицкий, говоришь? – Охранник почесал в затылке, потянулся к пульту.

– Стой! – крикнул Валентин и бросился через двор.

Ворота начали уже открываться, пикап, не ожидая, пока они откроются до конца, уже выезжал из двора…

И в этот самый миг прогремел взрыв, и желтый пикап превратился в пылающий шар.

Валентин остановился, как будто налетел на стену, и попятился, закрывая лицо руками, охранник возле ворот сел прямо на асфальт, как будто решил передохнуть.

Надежда и Даша остолбенели, схватившись друг за друга.

Даша что-то сказала, но Надежда ничего не услышала. Она вообще перестала что-либо слышать, как будто уши ее были заткнуты ватными тампонами.

Даша раскрывала рот, шевелила губами, но Надежда не слышала ни звука.

– Что? – переспросила она и не услышала даже своего собственного голоса.

Наконец до нее дошло, что она оглохла от грохота взрыва и что это скоро пройдет.

Даша отвернулась и пошла к Валентину, который стоял на прежнем месте и изумленно смотрел на догорающий пикап. Надежда последовала за ней – просто чтобы не стоять на месте.

Вдруг в ушах ее что-то щелкнуло, и к ней вернулся слух – она разом услышала гудение огня, треск лопающегося стекла и громкий мат.

Матерился Валентин. По щеке у него сползала капля крови, лицо было покрыто копотью.

Увидев подошедших к нему женщин, он смущенно замолчал, повернулся к ним и проговорил:

– Ну, ведь здесь других слов не подберешь, правда?

– Наверное, – ответила Надежда. – Вы ранены?

– Ерунда, это царапина. Вот Петрович, кажется, действительно ранен.

Охранник возле ворот удивленно хлопал глазами, баюкая окровавленную руку.

На пороге появилось несколько сотрудников отеля. Разинув рты, они удивленно смотрели на горящую машину.

– Что глазеете? – рявкнул на них Валентин. – Заняться нечем?

Людей как ветром сдуло.

Валентин вытащил из кармана мобильный телефон, связался со своими людьми и распорядился принести огнетушители.

– Пожарных не вызывать, сами справимся! Врача сюда!

Через несколько минут пикап был потушен. Охраннику оказали первую помощь и увели, кажется, рана у него была несерьезная. Парень за рулем был мертв.

– Повезло Петровичу, что из будки успел выйти, – сказал Валентин, покачав головой.

Он подошел к тому, что осталось от желтого пикапа, отбросил ногой кусок оплавленного металла. Под ним на земле лежал мужской ботинок. Коричневый ботинок. Точно такой же, какой Надежда видела, когда мимо нее провозили тележку с бельем.

– И кто же это был? – Валентин пристально взглянул на Надежду.

– Болгарский ученый Светлан Боянов. Участник исторической конференции. Жилец из тридцать второго номера.

– Вот как? – Валентин сделал какие-то пометки в своем блокноте. – А теперь давайте с подробностями. Как вы здесь очутились, откуда узнали про труп, кто взорвал пикап…

– Ну уж не я! – возмутилась Надежда. – Я ничего не знаю, ничего не видела. – Она бочком отступила к полуоткрытым воротам. – Это вы раскрыли дело, а меня в вашем отеле вообще не было. Я сейчас вообще в другом месте нахожусь. Правда, Дарья Романовна?

– Э, нет, так не годится! – запротестовал Валентин и повернулся к Даше. – Объясни своей знакомой, что так дела не делаются! Она должна дать показания…

– Знакомой? – переспросила Даша. – Какой знакомой?

Валентин повернул голову… Надежды уже и след простыл.

Она неслась по улице, как наскипидаренная кошка. Ну надо же так подставиться! Еще бы немного – и замели бы, точно замели. Понаедет на взрыв сейчас ментов и начальства всякого, приплетут терроризм, ох, не завидует она Валентину.

Из боковой улицы слышались приближающиеся звуки сирен. Едут уже, оперативно работают. Надежда замедлила шаг и свернула в тихий переулок. Отдышалась немного, пригладила сбившиеся волосы, сделала независимое лицо и пошла легким свободным шагом. Вид спокойный, но занятой.

В маршрутке ее застал звонок мужа, он интересовался, где пропадает его жена и отчего кот такой грустный.

«Он уже дома!» – обмерла Надежда и затараторила оправдания. Хорошо хоть ленивые голубцы на ужин готовы, только разогреть.

Она купила еще в пекарне возле дома песочный пирог с абрикосовым повидлом и понеслась к подъезду. Проскочила в лифт и нажала кнопку своего седьмого этажа.

Ну все, через минуту она дома. Провести тихий семейный вечер и выбросить из головы все, что связано с маньяком и гостиницей. Хотя бы до завтра.

Надежда бросила на себя мимолетный взгляд в зеркало, которое совсем недавно повесили в лифте, и оторопела.

Из зеркала на нее смотрела жуткая физиономия – глаза подведены жирными стрелками до висков, а рот накрашен ярко-красной помадой! Причем помада размазалась, и было такое впечатление, что Надежда только что съела кого-то живьем и не успела облизать кровь. Да, в таком виде только в фильме ужасов играть!

Господи, да как ее на улице не задержали в таком виде! И в маршрутку пустили…

Помада стерлась с трудом, Надежда вымазала весь платок и руки красным. Теперь подумают, что она кого-то убила.

Ключи выпали из рук и почему-то закатились под коврик, Надежда со стоном наклонилась, и тут открылась дверь. На пороге, естественно, стоял муж. Увидев свою жену в таком непривычном ракурсе, он очень удивился.

– Надя, а что ты там делаешь?

«Трамвая жду», – захотелось огрызнуться Надежде, она почувствовала вдруг ужасную усталость, очевидно, вся ее энергия кончилась. Но хамить мужу сейчас никак нельзя – он обидится, начнет разбираться, где она пропадала, и дело кончится семейной ссорой, на которую у Надежды совершенно нет сил.

– Я у Милки, у Милки была, у нее, понимаешь, вопрос такой… Муж кота хочет завести, а собака против! – плела она все, что приходило в голову. – Милка между ними мечется, как между молотом и наковальней, вот, меня в судьи позвала.

– И что ты посоветовала? – улыбнулся муж, поглаживая Бейсика, который посматривал на Надежду хитрым зеленым глазом, показывая, что нисколечко ей не верит.

– А, пускай сами разбираются! – Надежда махнула рукой и проскочила поскорее в ванную, чтобы смыть проклятые стрелки.

– А ты на даче у Милки была? – Муж придержал дверь.

– С чего ты взял? – непритворно удивилась Надежда.

– А от тебя шашлыками пахнет, – сообщил муж без всякого коварного подтекста.

Надежда вздрогнула, вспомнив про взорванный пикап, про его страшное содержимое в салоне и слегка обгорелый труп водителя. Шашлыки! О господи!

– Да нет, это у них во дворе листья жгли, так пока мы с Милкой спохватились окна закрыть, вся квартира дымом провоняла! – Она наконец захлопнула дверь ванной и пустила воду.

Той ночью брат Никодим спал плохо. Едва он закрывал глаза, перед ним возникал то бьющийся в судорогах брат Даниил, то распростертый на каменных плитах хранитель библиотеки, то удивительные создания, изображенные на страницах странной книги, – скорпионы с женскими лицами, многорукие птицы, клыкастые жабы.

В какой-то момент он все же заснул, но снова проснулся, ибо ему показалось, что мимо его кельи кто-то прошел, прошел крадучись, словно на недоброе дело, а затем он услышал где-то в дальнем конце монастыря крик, полный ужаса и тоски.

Проснувшись, брат Никодим сел и прислушался, но более ничего не услышал. В монастыре царила обычная ночная тишина.

«Должно быть, – подумал он, – мне все это послышалось – и крадущиеся шаги, и крик».

Некоторое время брат Никодим лежал, прислушиваясь к ночным звукам, но больше ничего не услышал, кроме громкого храпа, доносящегося из соседней кельи.

Ночные часы тянулись долго, и он начал уже снова засыпать, когда возле его кельи послышался звон колокольчика и громкий голос проговорил:

– Во имя Отца и Сына и Святого Духа!

То был голос одного из братьев бодрствователей, который в этот ранний час обходил монастырские кельи.

Все братья монастыря по очереди несли эту службу – не ложились ночью спать, но бодрствовали в монастырской церкви, чтобы в предрассветный час разбудить прочих монахов и призвать их к раннему богослужению.

– Аминь! – отозвался брат Никодим, чтобы показать брату бодрствователю, что он пробудился.

Вскоре все монахи и послушники, свободные от неотложных дел, собрались в монастырской церкви.

Брат Ансельм начал двадцать второй псалом, пропел первую строку, и остальные монахи дружно подхватили. Звонкие голоса сплелись в сложный узор хорала и поднялись к церковному куполу.

Брат Никодим почувствовал удивительную легкость и радость, которые всегда возникали у него при пении псалмов. Он чувствовал, как его голос вливается в общую гармонию, чувствовал, как искренняя вера наполняет все его сердце…

Вдруг раздался громкий крик, и на середину церкви выбежал молоденький послушник. Лицо его было перекошено, глаза округлились от ужаса.

– Смерть! – выкрикнул он, задыхаясь, и схватился за грудь. – Смерть и ужас!

Отец настоятель поднялся во весь свой рост, подошел к послушнику и схватил его за плечо:

– Надеюсь, у тебя была серьезная причина, чтобы помешать богослужению!

– Смерть… – повторил послушник и разразился безудержными рыданиями.

Сейчас брат Никодим разглядел, что он совсем еще юн, едва ли хоть раз брил бороду.

– Говори толком, что случилось? – отец настоятель смягчил свой голос.

– Брат библиотекарь… – пролепетал послушник, преодолев рыдания. – Он мертв… он умер… он убит…

– Убит?! – переспросил отец настоятель и быстро огляделся, словно проверяя, нет ли рядом посторонних, не подслушивает ли кто-то их разговор. – Веди нас!

Послушник вытер глаза, подобрал край рясы и быстро пошел из церкви в сторону жилого здания.

Отец настоятель шел за ним большими шагами, прочие монахи поспешали следом, перешептываясь.

Коридор, который соединял монастырскую церковь с восточным крылом монастыря, где размещались скрипторий и библиотека, был еще совсем темен. Кто-то из монахов озаботился взять в церкви канделябр с тремя свечами, и теперь колеблющийся свет этих свечей озарял путь взволнованным братьям.

Вслед за послушником монахи, тихо переговариваясь, вошли в скрипторий.

В окнах, выходящих на восток, уже розовели первые лучи восходящего солнца, но в самом зале было еще довольно темно. Дверь, ведущая из скриптория в библиотеку, была широко распахнута, что само по себе вызывало беспокойство: брат библиотекарь никогда не оставлял ее открытой.

Послушник вошел в эту дверь и замедлил шаги. Теперь он шел, с трудом переставляя ноги, как будто к ним были привязаны мельничные жернова.

За дверью начиналась крутая винтовая лестница, по которой сам брат библиотекарь и его помощники несколько раз в день поднимались в хранилище, чтобы принести в скрипторий очередной манускрипт или вернуть его на место.

На лестнице было куда темнее, чем в скриптории.

Послушник остановился, пропустив вперед брата с канделябром, и все продолжили восхождение. Наконец лестница кончилась, и монахи столпились на пороге библиотеки.

И тут раздался вздох ужаса, исторгнутый одновременно десятком людей.

Брат Никодим, который шел позади, шагнул вперед, чтобы разглядеть, что так напугало братьев.

Прямо напротив входа в книгохранилище было большое стрельчатое окно, забранное стеклом в частом свинцовом переплете. Окно это выходило на восток, и в дневное время через него проникало вполне достаточно света, чтобы в библиотеке можно было работать. Но сейчас окно было почти целиком закрыто чем-то массивным, что брат Никодим не сразу смог разглядеть, поскольку этот предмет находился против света.

Когда же глаза его привыкли к такому освещению, он ахнул, как прочие братья, и попятился.

На окне висел брат библиотекарь, раскинув руки в широких рукавах, похожих на крылья огромной летучей мыши. Одежда его была в темной крови, голова вывернута под неестественным углом, рот широко открыт, будто в немом крике, и из него свисало что-то красное. Приглядевшись, брат Никодим с ужасом увидел, что это язык несчастного библиотекаря.

Глаза его были выколоты и смотрели на вошедших двумя черными провалами.

В этот самый миг взошло солнце, и первые лучи его, проникнув в стрельчатое окно, окружили мертвого библиотекаря золотой сияющей короной.

– Он распят! – вполголоса проговорил кто-то из монахов и перекрестился.

– Распят, распят! – пробежало по испуганной толпе ужасное слово, словно ветер по траве.

И вслед за этим прозвучало еще одно слово.

– Дьявол! – воскликнул старый брат Даниил и выступил вперед, опираясь на свой посох. – Дьяволовы козни! Говорил я, что в нашем монастыре запахло адскими миазмами!

На этот раз слова престарелого переписчика упали на благодатную почву.

– Дьявол… дьявол… – зашептали монахи, истово крестясь. – Только он мог сотворить такое ужасное дело!

– Дьяволовы козни! – твердил брат Даниил.

Всем и впрямь показалось, что в библиотеке отчетливо запахло серой.

Тогда на середину комнаты вышел отец настоятель и возгласил своим мощным голосом:

– Всем покинуть библиотеку! Останутся только брат Амвросий и брат Рудольф! Прочим вернуться в кельи!

Решительный голос настоятеля возымел действие.

Монахи опустили глаза и один за другим покинули библиотеку. Однако, когда брат Никодим хотел выйти вслед за остальными, отец настоятель окликнул его:

– Брат Никодим, останься!

Ляля шла по длинному унылому коридору, сверяясь с повесткой. Вот он, пятнадцатый кабинет. Потертая табличка на двери указывала, что в кабинете сидит следователь Крачкин В. В.

Ляля вздохнула, выпрямила спину, нацепила на лицо безразличное выражение и постучала в дверь.

– Можно?

– Подождите в коридоре! – послышался из кабинета ворчливый скрипучий голос.

Голос Ляле не понравился, она отошла в сторонку и села на неудобный шаткий стул, что стоял напротив кабинета. Стул был металлический, такие стулья ставят обычно на открытых станциях метро, они не боятся сырости. Здесь же сырости не было, зато невыносимо дуло из приоткрытого окна.

Сегодня с утра была отвратительная погода, которая очень соответствовала Лялиному настроению – на небе совсем низко висели свинцовые тучи, задувал сильный холодный ветер, так что деревья качались и листья неслись по улице и попадали под ноги.

Ляля надела флисовку с капюшоном, но какой-то козел на джипе проехал рядом по луже, и она не успела отскочить. Сейчас она сняла мокрую флисовку, но проходящий мимо пузатый мужик в полицейской форме очень неодобрительно покосился на ее татуировки. Тут Ляля спохватилась, что вчера совсем забыла нарисовать свежую на месте той, что смылась, и теперь вид совсем подозрительный.

Она снова надела куртку, но спина тотчас заледенела, Ляля поежилась и попыталась передвинуть стул, но вся конструкция из трех стульев была, похоже, привинчена к полу. Вот интересно, для чего? Чтобы не украли или чтобы не использовали в качестве оружия ближнего боя?

Тогда Ляля попыталась закрыть окно, но у стеклопакета уже не было ручки, успели оторвать.

«Пятнадцать минут уже жду, – подумала она, взглянув на часы, – сам же к десяти вызывал!»

Она решилась и постучала в дверь снова.

– Заходите! – проворчали из кабинета.

Кабинет был маленький и очень захламленный. Папки с делами валялись на шкафу, были кое-как втиснуты в стеллаж и громоздились неустойчивой грудой на подоконнике. Следователь Крачкин выглядел соответственно своему голосу – невысокий плешивый мрачноватый мужчина с уныло повисшим носом и близко посаженными маленькими глазками.

– Вы кто? – неприязненно спросил следователь, не утруждая себя приветствием.

– Я Птицына, – Ляля протянула ему повестку.

– Опаздываете, Птицына! – пожурил следователь. – Более ответственно нужно к своим обязанностям относиться!

Ляля открыл было рот, чтобы сказать, что она пришла вовремя и уже двадцать минут, как последняя дура, сидит под дверью и что он, следователь, прекрасно это знает, но решила промолчать. Черт его знает, что за человек этот Крачкин, еще привяжется. Нет у нее доверия к полицейским.

Она села без приглашения. Стул был деревянный, но такой же шаткий, как в коридоре. Следователь открыл новую папку и стал задавать рутинные вопросы, просмотрев предварительно Лялин паспорт.

– Так, регистрация у вас временная, а раньше где жили? – Он пролистал паспорт.

«Там же написано, – со злостью подумала Ляля, – читать этот Крачкин не умеет, что ли?»

– В Зауральске, – все же сказала она.

– Вижу… – он отложил паспорт, – и что же вы решили покинуть свой родной город и приехать к нам?

«Родной город… – с тоской подумала Ляля, – знал бы ты…»

Тут она поймала на себе взгляд Крачкина. Взгляд был острый и цепкий. Слишком острый и цепкий.

Ляля поняла, что он нарочно притворяется недалеким противным типом, а сам, конечно, противный, но очень хитрый и въедливый. Он хочет ее на чем-нибудь подловить, причем не обязательно подозревает. И то верно, не может же он думать, что это она задушила несчастную Веру Анатольевну.

Ляля поняла, что нужно немедленно взять себя в руки. Она расслабилась, обвисла на стуле и посмотрела на следователя сонным туповатым взглядом.

– Решила изменить свою жизнь, – заученным голосом сказала Ляля, – а то время идет, а я ничего не видела, кроме Зауральска. Надо расширять горизонты.

– И как вам ваша новая жизнь? – теперь в голосе Крачкина звучала откровенная насмешка, и в глазах его она отразилась вся – с дурацкой короткой стрижкой и татуировками.

Ляля промолчала. Крачкин вернул ей паспорт и начал задавать вопросы по существу. Ляля отвечала, что когда вернулась, то никого не встретила и нашла Веру Анатольевну уже мертвой. Нет, в библиотеке не было беспорядка. Нет, вроде бы ничего не пропало, только бюст Гоголя валялся на полу, наверно, Вера им оборонялась, хотела убийцу по голове стукнуть, да не успела.

– Свидетельница, отвечайте на вопросы, а ваши умозаключения мне без надобности, – оборвал ее Крачкин, – я и сам умный.

«Оно и видно, – со злостью подумала Ляля, – вас тут целая толпа по этому делу работает, убийца уже четвертую жертву придушил, а вы и не чешетесь!»

В это время рывком открылась дверь, и вошел тот самый немолодой мент, который приезжал в библиотеку, когда убили Веру. Мент тогда Ляле жутко не понравился – злющий, как голодный волк, грубый, как орангутанг, наорал на Лялю ни за что ни про что. Сейчас он на нее и не взглянул, а сразу напустился на Крачкина.

– Василий, ты что же это делаешь? Ты нарочно, что ли, время тянешь? Начальство там… – он употребил матерное слово, так что Крачкин сразу рявкнул Ляле:

– Свидетельница, выйдите из кабинета, подождите в коридоре! И дверь закройте!

«Надо больно ваш мат слушать!» – подумала Ляля, выходя в коридор, который был по-прежнему серый и унылый, только какой-то добрый человек подложил сложенную вчетверо бумажку, чтобы окно закрылось.

Ляля села на стул и нахохлилась, как больной воробей. Из-за закрытой двери кабинета доносился говор. Слов Ляля не разбирала, поняла только, что разговор велся на повышенных тонах. Мент рычал, как тигр, Крачкин отвечал ему криком, при этом голос его срывался, и он частенько пускал петуха.

В конце концов дверь распахнулась от удара ногой, мент выскочил, злобно зыркнул на Лялю, пустил напоследок матом и ушел, шагая крупно, и задел еще плечом попавшуюся уборщицу так, что она едва не выронила ведро с горячей водой. Ляля съежилась на своем стуле, понимая, что сейчас соваться к следователю не стоит, еще попадешь ему под горячую руку.

Тут она услышала писк набираемого номера телефона и голос Крачкина, потому что скандалист, уходя, распахнул дверь, и она закрылась теперь неплотно.

– Алло! – громко сказал Крачкин. – Сидорова мне! Сидорова, я сказал! Как – куда звоню? В отдел экспертизы! Что – опять не туда попал? Черт знает что! Ладно…

Снова слышался писк, потом Крачкин заговорил громко:

– Сидоров, ты? Ты что же тянешь так долго с заключением? Как это – с каким? Ты что, с утра глаза залил, что вообще ничего не помнишь? Ах, вчера сестру замуж выдавал…

Крачкин сделал паузу, чтобы набрать воздуха, и продолжил:

– Слушай, мне до сестры твоей дела нету, мне заключение срочно нужно по Серебровой! Ну да, той бабы, что в библиотеке задушили! Слушай, ты мне тут свои шутки дурацкие не шути – тело в библиотеке, и Агату Кристи не приплетай! Ты мне скажи – есть связь с предыдущим трупом? Как это – каким, ты что, вообще ничего не помнишь? Ах, свадьба… Какой труп? Сейчас фамилию найду… Горбоконь! Ага, Горбоконь А. В. Ну да, этот трупешник. Что? Ну, на словах ты можешь сказать? Все точно, полная идентификация, уверен, что один и тот же убийца? На все сто? Ну, смотри, Сидоров, чтобы без косяков на этот раз! Тебе это так не сойдет! Ага, официальное заключение присылай как можно скорее, начальство отчетности требует!

Ляля, которая до этого сидела на стуле как приклеенная, отважилась пошевелиться. Она всполошилась, услышав фамилию Горбоконь.

Что-то очень знакомое, эту фамилию она уже слышала, такое не забудешь, это тебе не Иванова. Надо в библиотеке посмотреть. Но как уйти, этот велел ждать…

Тут Крачкин вышел из кабинета и стал запирать дверь.

– Василий Васильевич, а как же я? – пискнула Ляля.

– Ах, вы еще здесь… – проворчал он, – ладно, сейчас можете идти, я вас еще вызову.

Он подписал повестку и быстро пошел по коридору.

– В столовую побежал, – с необъяснимой ненавистью сказала появившаяся уборщица, – с виду – хлипкий такой, а жрет ужас сколько. Как столовая открывается – так он первый в очереди. Троглодит! И куда только в него влезает?

Утро началось с того, что позвонила Даша. Хорошо, что муж уже ушел на работу.

– Ну, Надежда, – спасибо большое! – надрывалась Дашка по телефону. – Ну, век не забуду! У нас теперь такое творится! Полиция, начальство разное, всех допрашивают, клиенты расползаются, как тараканы. Уже три заявки аннулировали, вот откуда они узнали, а?

– Конечно, кому понравится, что полиция везде толчется и всех допрашивает… – осторожно поддакнула Надежда.

– Отель, может, вообще закроют, я работы лишусь, а у меня, между прочим, ребенок! – в Дашином голосе слышались слезы, видно, ее здорово довели.

– Да ладно, – отмахнулась Надежда, – с чего это отель закроют? Ты извини, но я спрошу: ты про меня ничего не говорила?

– Я не говорила, но за Валентина, конечно, не отвечаю, – угрюмо ответила Даша.

– Ну, это ты брось! – возмутилась Надежда. – Мне-то не ври, я знаю, что у вас с ним отношения! Это сразу видно.

– Были когда-то, – вздохнула Даша, – только все давно прошло.