Текст книги "NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника"

Масленников дает показания

Алябьева подъезжала к отделению милиции. Обилие автомобильных пробок давало возможность не только пообщаться по телефону, но и поразмыслить о событиях последних дней. У Саши возникло странное чувство, будто она уже была участницей этих событий и четко знает сценарий, по которому они развиваются. Увидела встречу Шапошниковых с Самсоновым, вплоть до того, как они сидели, какое было освещение, кто во что был одет. Представила себе, как новую пассию художника крестят в Дашу и кто при этом присутствует, потом увидела Самсонова в аэропорту…

Тут пробка двинулась с места, живые картинки моментально исчезли, и через десять минут Алябьева была в милиции. Власов не стал ее долго задерживать, безо всяких комментариев взял письмо, поблагодарил, и они расстались.

Такая оперативность капитана была продиктована многими причинами. Во-первых, он не хотел долго выяснять, почему Алябьева сразу не отдала письмо, во-вторых, с утра у него были запланированы встречи. Вот-вот должен был подъехать Викентий Масленников, затем Шапошников и новый для Власова персонаж – секретарь Самсонова, Ирина.

Интуиция подсказывала капитану, что в события включилась новая движущая сила, которая в мгновение ока раскрутит этот запутанный клубок и приведет наконец к решению кроссворда с убийством Елены Макеевой.

До прихода Масленникова Анатолий Матвеевич успел прочитать письмо Макеевой. Ровно в два часа дня в дверь постучали, и вошел Викентий Масленников, автор «Букета одуванчиков». С первого взгляда этого человека можно было отнести к разряду художников. Типичная борода, длинные волосы, замызганные джинсы, черный свитер, видавшая виды куртка-пуховик. Вид довольно не ухоженный. В руках он терзал черную вязаную шапочку, окрещенную в народе «пидеркой».

Масленников был растерян и напуган. Не мог поверить, что Лены больше нет. Единственно близкого ему человека. Он очень тяжело переживал эту потерю. Спросил, когда Лену можно похоронить? До него этот вопрос никому не пришел в голову. Узнав, что через два дня, тут же сказал, что все сделает и возьмет на себя все хлопоты и расходы, связанные с похоронами. Очевидно, ему необходимо было занять себя активной деятельностью, чтобы не оставаться один на один с этой смертью и своим полным одиночеством. Викентий с абсолютной точностью повторил письмо Лены Макеевой об истории их отношений с Самсоновым. Во время своего рассказа он, видимо, вспоминал какие-то неприятные для себя моменты, и лицо его искажала боль.

– Не могу простить себе, что подстрекал Лену выяснить с ним отношения и потребовать денег. Я просто не знал, как помочь, ведь она жутко нуждалась и не могла найти сил, чтобы исправить ситуацию.

– А чем она зарабатывала на жизнь? – спросил Анатолий.

– Да так, какую-то косметику продавала…. Случайные заработки… Я помогал, когда мог, или мужчины, которые у нее изредка появлялись. Она даже хотела продать свою квартиру, купить меньшую, а на разницу жить.

– Как вы думаете, почему Макеева раньше не потребовала от Самсонова того, зачем пришла через десять лет?

– Не поверите. Лена ведь любила его до последнего своего дня. Поначалу ждала, что сам придет, потом не хотела, чтобы тот видел, как она опускается на дно. Даже когда Самсонов случайно зашел года два назад, Лена буквально вытолкала его за дверь, а потом целый месяц рыдала, зачем это сделала. Женщины хлопают дверью, уходят или выгоняют мужчин, а сами ждут, чтобы те за ними бежали, останавливали, уговаривали. Самсонов тогда ушел навсегда. Она же продолжила свой путь вниз. Когда дошла до последней точки, когда исчезла последняя надежда на то, что он все-таки вспомнит о ней, Лене стало все безразлично. Тогда-то она и пошла к Самсонову выяснить отношения. А подтолкнула ее только что вышедшая книга художника «Секреты успеха». Для Лены было очень важно, как он о ней вспоминает, оставила ли она хоть какой-то след в его жизни. Женщин понять невозможно, – тяжело вздохнув, констатировал Вика.

– Это точно. Непостижимые создания и непредсказуемые поступки, – согласился Власов, подумав при этом, что особенно это ощутимо в деле, где задействовано столько женщин. У каждой куча своих тараканов и подводных течений, к тому же любую из них можно подозревать.

В этот момент в комнату зашел стажер Щукин, которому было поручено выяснить все о современных технологиях создания картин.

– Викентий Арнольдович, а как часто обращался к вам Самсонов с заказами? – поинтересовался капитан Власов.

– Постоянно. Я все время выполнял для него различные работы.

– А поточнее, какие именно?

– Делал основы портретов.

– Это на аппарате в музее Российской авиации? – живо спросил Вася Щукин, видимо, накопавший какую-то интересную информацию.

– Да нет, как раз после этого. Я раскрашивал.

– Вы о чем говорите? – ничего не понимая, спросил Власов.

– Да я выяснил, что в музее Российской авиации есть художественная студия, которая лет десять назад закупила потрясающий аппарат. Он с любого слайда или фотографии выводит изображение на полотно. Размер по желанию. Изображение выводится черно-белое, практически контур, а ты потом сиди и раскрашивай. Абсолютное впечатление живописного произведения. Оказывается, сейчас так многие художники работают.

– Все правильно, действительно многие. Однако они не так известны, поэтому раскрашивают сами, а Самсонову некогда. Правда, подготовительную работу он делает всегда сам: ездит к фотографу, который готовит слайды, в музей, где с этого слайда изображение выводят на винил, и только потом привозит заготовку ко мне, а я за два-три дня раскрашиваю ее.

– Отлично, и вот эта вся «беда» продается за тысячи долларов? – не удержался Власов.

– Ну, если люди ничего не понимают в живописи, имеют деньги и платят, то почему бы ей и не продаваться? – резонно заметил Масленников.

– Вас это не возмущает?

– Я уже свое отвозмущался. Пытался взбунтоваться, а в результате заказ теперь получаю через третьи руки. Прежде всегда общался с Микисом напрямую, а теперь только через секретаря. Даже не знаю его нового адреса. Возмущаться глобально, сообщать покупателям, что они приобретают мусор, это совсем неперспективно. Они покупают то, что хотят. А хотят они произведение звезды «желтой прессы». Может быть, их дети, в крайнем случае внуки, всю эту «живопись» повыкидывают, а может, будут хранить в кладовке, как память о странном времени, чуть не сгубившем подлинное искусство.

– Получается, что Лена Макеева погибла зря? Что бы вы ни говорили тут про Самсонова, перед законом он чист, имеет над вами моральное преимущество, а такие как вы всегда в проигрыше с вашими разговорами о настоящем искусстве.

– А Лена не бунтовала, она просто сделала попытку жизнь свою изменить…

– Бунтовала, и вы это прекрасно знаете. А жизнь свою она могла улучшить только за счет шантажа, но для этого тоже надо иметь характер.

– Да, мы слабые, а потому и маленькие люди, – понуро согласился Вика.

– Ну так сделайте что-то, чтобы стать сильнее, – взорвался Власов.

– А что можно сделать? – удивился Масленников.

– Да потребуйте от меня созыва пресс-конференции, – буквально взвыл Власов, – на которой будут объявлены предварительные итоги следствия, выступите, обвините Самсонова в убийстве Макеевой. А дальше газеты будут следить за каждым нашим шагом, тогда наружу всплывут и копии, и подделки, и присвоение чужих работ – словом, все. По закону за это не судят. У нас и закон-то этот только с 92-го года вступил в силу, да и то в общих чертах. Просто знаем теперь, что есть такая интеллектуальная собственность, а вот как ее охранять, пока сказать трудно. Другой вопрос – общественное мнение. Оно, конечно, тоже достаточно инертно, но если сразу во всех газетах появятся публикации об одном и том же скандале, это может прозвучать, и, я думаю, будет достойным салютом в память Лены Макеевой.

– Достойным. Правда. Я должен потребовать? Значит, потребую, – ободрился Масленников и решительно посмотрел на своих собеседников.

– Вот и прекрасно. Думаю, эта пресс-конференция и будет заключительным аккордом в нашем деле.

– Можно ее назначить еще до похорон Лены? – спросил Вика, просто на глазах обретая решимость и твердость в голосе.

– Хорошо. Завтра и соберем. Василий, позвони в пресс-центр, пусть приглашают журналистов к двум часам дня на Петровку. Дозвонись Гнилову, чтобы тоже был. Плесовой и Алябьевой обязательно сообщи. Понятное дело, оповести Самсонова, он любит подобные мероприятия.

– Завтра в два, значит. А меня пропустят?

– Пропустят, там есть специальный зал для проведения подобных мероприятий. Василий, объясни человеку подробно, как и куда идти.

В это время зазвонил внутренний телефон, и Власову сообщили, что к нему пришла Ирина Куропятникова.

Сказав Василию, чтобы он сам порасспросил Шапошникова, если тот придет, Власов заспешил на встречу с секретарем известного художника.

«Черный» пиар

Ирина терпеливо ждала, когда капитан Власов наконец освободится и уделит ей время. Она была абсолютно спокойна, удивлялась самой себе, почему не испытывает ни малейшего волнения. Они прошли в свободный кабинет. Анатолий Матвеевич предложив сесть, удобно расположился за столом напротив:

– По телефону вы сказали, будто бы вам есть, что сообщить. Я вас слушаю.

– Да, есть. Хочу сообщить, что дала ложные показания, благодаря которым Микис Самсонов получил алиби. Но, к сожалению, дело обстояло не совсем так, как я рассказала вам при первой встрече. В тот день я впервые увидела шефа в 15.00. Именно на это время был назначен визит клиентов. Но до этого не видела его и не могу свидетельствовать, что он был в доме, тем более что у нас есть черный ход, через который можно пройти на второй этаж, минуя гостиную, и тем же путем выйти на улицу.

– Почему же вы сразу не сказали об этом? Ведь это в корне меняет ход дела, – испытующе глядя на Ирину, спросил Власов.

– Не подумала, что это может иметь принципиальное значение. К тому же вы спрашивали при моем работодателе, и у меня сработал рефлекс, что надо сказать, как должно быть в идеале. Поначалу я даже не вспомнила, что не видела Самсонова эти два часа. Как правило, в это время он бывает дома.

– А как пришла мысль, что это имеет принципиальное значение? Что натолкнуло? – допытывался капитан.

– Я слежу за ходом расследования, по прессе, конечно. Из нее узнала о времени, когда было совершено убийство, что нет никаких улик, никаких отпечатков пальцев, никаких мотивов. Зацепиться не за что.

– И вы решили дать нам зацепку?

– Расценивайте, как хотите, – твердо ответила Ирина.

– Кстати, завтра в пресс-центре на Петровке состоится пресс-конференция по делу об убийстве Макеевой, им очень интересуются журналисты. Вы ведь координируете время и распорядок дня Самсонова? Прошу, доведите, пожалуйста, эту информацию до его сведения. И сами приходите, если вам интересно.

– Непременно передам и сама приду.

Она спокойно подписала свои показания, любезно попрощалась и скрылась за дверью.

– Ну просто «мимолетное видение», – задумчиво произнес Власов, – но где логика? Зачем же Самсонову убивать Макееву? Во-первых, морально он ее давно уничтожил, во-вторых, именно это убийство серьезно подорвет его реноме, могут открыться давно скрываемые тайны. Однако алиби на момент убийства у Самсонова нет, а с этим фактом трудно спорить. Что ж, пусть будет пресс-конференция! Версия для журналистов имеется, а для знаменитостей – чем громче скандал, тем крепче слава.

Все в русле образа жизни подозреваемого, в вину которого сам капитан мало верил.

На работу Ирина, как всегда, опоздала, но Самсонов этого не заметил, поскольку еще спал. Секретарским взглядом она отметила следы возвращения Яны. В шкафу висело пальто, возле кресла валялись сапожки из крокодиловой кожи, на столике у камина два бокала с недопитым шампанским.

– Праздник жизни продолжается, – отметила про себя Ирина.

Она ушла в кабинет и не выходила оттуда. Посетители на этот день запланированы не были, приходилось отвечать только на телефонные звонки. Самсонов, как ни в чем ни бывало, мельком заглянул поприветствовать ее и тут же исчез. Она порадовалась, что не надо вступать в объяснения, составила график встреч на следующий день, где основным пунктом шла пресс-конференция на Петровке, и в семь часов вечера покинула дом Самсонова. Он же часа в три уехал с Яной обедать, потом намеревался заглянуть в магазины: выбрать мебель для ее новой квартиры, затем на какую-то тусовку.

Домой влюбленные вернулись поздно. Микис поднялся в кабинет, чтобы ознакомиться с графиком на следующий день.

Узнав о предстоящей пресс-конференции, пришел в неописуемую ярость. Тут же хотел позвонить Ирине и отчитать за то, что она днем не предупредила об этом мероприятии, но потом сдержался, вспомнив, что сам не захотел с ней общаться. Потом, немного поразмыслив, набрал номер мобильника Плесовой.

Его сразу насторожил тон Марины. Внимательно выслушав Микиса, она отвечала каким-то чужим голосом, если не безразличным, то немного отстраненным от его последних проблем. Марина – умная и дипломатичная – явно отошла в сторону, сказав, что все будет так, как должно быть. Что должно? Это как? Что имеется в виду? Неужели она оставит его одного в такой сложной ситуации?

– Думаю, тебе надо консультироваться с адвокатом, а не со мной, – посоветовала Марина.

– Зачем мне адвокат? – простонал Самсонов.

– Время такое, что сейчас во всем нужна юридическая поддержка хорошего специалиста. У тебя же есть адвокатша. Гюльчитай, что ли?

– Какая еще Гюльчитай?

– Ну не помню, как ее зовут. Она все замуж за тебя хотела и обещала решить проблему с Гниловым через суд. Вспомнил?

– Ну она и решила, только не через суд.

– Видишь, как славно! Значит, при такой толковости она и этот скандал сможет загасить.

– О чем ты говоришь? Она же полная идиотка! У нее один способ решать вопросы – обращаться к бандюкам. Ей нужно было какое-нибудь дело со мной, чтобы сделать себе имя.

– Славная у вас парочка подобралась. Хорошо, я, конечно, из любопытства приду на эту пресс-конференцию, но участвовать в ней не буду. Прости, я устала и хочу спать. Встретимся завтра.

Марина попрощалась и сразу повесила трубку. Нет, с ней явно что-то не так. Не из-за этой же придурошной адвокатессы, которая целый год не давала ему прохода и только сейчас отстала? Такой холодный тон, такой сарказм. Неужели Марина узнала про Яну? Откуда? Ну и ну! Шагу не успеешь сделать, а всем вокруг все уже известно и совсем не то, что надо.

Микис со злостью швырнул трубку в кресло, стоящее около стола, и пошел спать. Завтра – будь что будет. Удача не оставит его. Он же ее любимец, баловень судьбы, обрученный со славой. Они ему не изменят. Никогда!

На следующий день журналисты собрались на пресс-конференцию задолго до назначенного времени. Они давно уже атаковали пресс-центр, отлавливали Власова, но добыть интересную информацию не удавалось. Этот ажиотаж и подтолкнул капитана провести подобное мероприятие с участием заинтересованных лиц. Разговор Щукина с дизайнером Шапошниковым, рассказавшим о внезапном визите известного художника с новой барышней, окончательно убедил его в том, что убийство совершила женщина, но какая именно – еще предстояло решить. Сегодня же надо было дать пищу журналистам и, как не странно это звучит, восстановить некую справедливость. Не напрасно же погибла Лена Макеева, талантливый художник? Она тоже хотела добиться успеха в жизни и имела для этого все основания, но обстоятельства оказались сильнее нее. Пусть журналисты обнародуют эту информацию, пусть раскопают, за что она пострадала, расскажут историю ее жизни. Возможно, этот материал не будет иметь прямого отношения к делу, которое он ведет, но иначе правда никогда не всплывет наружу, а раз уж так сложилось, значит, пришло время для этой правды.

В конце концов, хоть кого-то должна заинтересовать обычная человеческая трагедия, а не скабрезная сплетня.

Власову было очень жаль убитую женщину, за которую даже и постоять некому. Ее лучший друг, этот Вика, совершенная размазня. Во всяком случае, Анатолий (будь он на его месте) набил бы Самсонову морду еще десять лет назад и делал бы это регулярно. Возможно, в этом случае страна не узнала бы своего героя, попсового художника, но, думается, это не великая потеря.

Странные люди эти женщины. Только и слышишь от них, что нет мужиков, перевелись все, а ведь сами культивируют негодяев. Все прощают им, жалеют, жертвуют всем, себя забывают. Вот и перевелись настоящие-то. Так вот, барышни, за что боролись, на то и напоролись.

С такими мыслями старший следователь Власов вошел в конференц-зал, в котором были забиты даже проходы. Таких переаншлагов на пресс-конференциях он на своей практике припомнить не мог. Капитан сообщил собравшимся, что поскольку не имел возможности уделить время каждому, чтобы ответить на все, интересующие журналистов вопросы, то собрал всех представителей прессы здесь.

Начало пресс-конференции задержали на 20 минут, все ждали Самсонова, но безуспешно. Власов решил начать, но все же тянул время, долго рассказывая, почему решили собраться, какой большой интерес вызывает это дело, какой резонанс имеет каждое слово. Призывал к тому, чтобы все журналисты подошли со вниманием и тщательностью при подготовке материалов для публикации, чтобы писали только о том, что доказуемо, не увлекались домыслами.

Самсонова все не было. Анатолий Матвеевич представил Викентия Масленникова и Гнилова, рассказал о ходе следствия, в котором практически нет улик, но много эмоций и трудно разобраться в мотивах. Сообщил, что есть письмо убитой, написанное незадолго до гибели. После этой небольшой преамбулы Власов предложил журналистам задавать вопросы. И плотину прорвало… Пресс-конференция длилась около трех часов, журналисты ни на минуту не выключали свои диктофоны. Достаточно подробными были сообщения Гнилова и Масленникова, необходимые комментарии дали приглашенные Власовым консультанты-искусствоведы, рассказавшие о тенденциях повсеместного использования компьютерных технологий, которые привели многих живописцев к абсолютной деградации.

На следующий день буквально во всех газетах появились обширные публикации. Писали о брэндомании, мистификациях и мифомании Самсонова. В общем, Власов оказался тем самым мальчиком из сказки про голого короля, а дальше прозрели все.

Самсонов на пресс-конференцию решил не ходить. Телефон молчал целый день. Не подавал он признаков жизни и на следующий день. Только Яна долгое время болтала с какой-то подругой по телефону, потом, сославшись на то, что ей необходимо съездить в город по делам, потому что у этой подруги что-то произошло и надо срочно с ней повидаться, уехала. Самсонов тупо смотрел по видику боевики, один за другим. Около восьми вечера он опомнился, что Яны до сих пор нет дома, что секретарь Ира не пришла на работу, не появились даже домработница с водителем. Такое совпадение показалось странным. Михаил гнал от себя дурные мысли, но интуитивно не включал ни радио, ни телевизор, не хотел никому звонить, надеясь, что телефон зазвонит сам. Однако все трубки упорно молчали.

К 23 часам он не выдержал и поднялся в кабинет. Самсонов почти не разбирался в компьютере. Лишь недавно научился включать его и подключаться к Интернету.

Веб-дизайнер обучал его целый месяц, как пользоваться Интернетом, потом, сказав в сердцах, что не будет больше «заморачиваться с таким несусветным ламером», каковым он считал Самсонова, поставил ему домашнюю страницу с поиском по всему миру. Нужно только вписать нужную фамилию, и вся информация будет найдена. Однако искать ничего не пришлось. Уже на домашней странице красовалась «горячая новость часа» с фотографией голого Самсонова, заснятого на каком-то конкурсе стриптизерок. Дальше шли заголовки…. «Самый громкий скандал», «Украденный талант», «Придумать можно все, даже талант», «Мыльный пиар», «Очередной обман неумелого капитализма», «Голые короли и капуста», «Насинг, или пустота» и все в таком духе.

Конечно, Микис предчувствовал, что когда-нибудь его пирамида рухнет, но не сегодня же. Он в момент понял, что его «великая любовь» Яна не вернется и почему никого из «дворни» не было целый день. Его все бросили, испугались, сбежали как крысы с тонущего корабля.

Самсонов почувствовал себя безмерно усталым и очень одиноким. Он так долго бежал, стараясь успеть, не разбирая средств, не обращая внимания на тех, кого сбивал с ног, отталкивал, бросал, предавал, использовал. Достиг всего и… остался ни с чем. Так добивался и всегда хранил верность самой прекрасной женщине на свете – СЛАВЕ. А она в одночасье взяла и отвернулась от него, и враз никого не осталось – ни друзей, ни женщин, НИ-КО-ГО, поскольку сам по себе он ни для кого не представлял интереса. К чему тут можно испытывать интерес? К кому? Где художник? Давно потерял самого себя и ничего настоящего в жизни не имеет.