Текст книги "NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника"

Возможная версия

Расставшись с Мариной, Микис отправился домой, обдумывая, как ему построить разговор с Сашей Алябьевой. Их отношения испортились давно, хотя внешне с обеих сторон поддерживалась иллюзия, что они по-прежнему общаются и она готова принять участие в любом его новом проекте. Самсонов прекрасно отдавал себе отчет, что это далеко не так, но не собирался ворошить осиное гнездо. Он очень прислушивался к мнению Марины, которая считала Сашу хорошим журналистом. Однако характер и способ устного изложения ее мыслей Самсонова никак не устраивали.

Уж очень независима она была в своих суждениях и абсолютно не щадила самолюбие Микиса, могла сказать ему все что угодно. Дескать, он не только в литературе ничего не понимает, но и в живописи, да и вообще, как она выражалась, не творческий человек.

Самсонова от Алябьевой просто трясло. Открытый конфликт произошел на заключительном этапе работы над книгой. Сначала она настояла на своем варианте обложки, которая, по ее мнению, была, в отличие от варианта Микиса, и стильной, и привлекающей взгляд. Это было и на самом деле так, но Самсонов не мог легко сдаться.

В конце-то концов он известный художник, а во-вторых, еще и дизайнер.

И тут он много чего о себе узнал: и что к книжной графике не имеет отношения, и учился (если вообще учился) никак не на книжного дизайнера. Слово за слово… Короче, она хлопнула дверью и ушла, доведя Микиса буквально до белого каления.

На следующий день Саша все же позвонила, даже извинялась, сказав, мол, дескать, чего не бывает между друзьями, работу надо довести до конца. В общем, договорились встретиться в издательстве. Ну и встретились на свою голову.

Самсонову надо было показать всем, что именно он лидирует всегда, тем более в работе над своей книгой. Ему захотелось поместить (если не на обложке, то на форзаце) снимок, где он изображен в строгом костюме с двумя обнаженными моделями. Микису казалось, что это непременно привлечет читателей, Саша же считала иначе. В результате при огромном стечении издательского люда она заявила, что неплохо было хотя бы прочитать книгу, где полностью ломается его прежний имидж, а эта фотография никоим образом с такой концепцией не стыкуется.

Такой публичный выпад просто взбесил Самсонова. Тем более что пришел он не один, а в сопровождении очередной журналистки, которая совершенно обалдела от внимания и комплиментов знаменитости. И вдруг такой пассаж!.. Последнее слово в этой стычке было за ним. Самсонов расшвырял все принесенные им подарки, предназначенные руководству издательства, схватил в охапку журналистку и эффектно покинул редакцию, заявив, что Саша может публиковать книгу сама. Он уже не помнил, что еще говорил, но наверняка что-то очень обидное. Правда, после этой сцены они опять помирились, но отношения были испорчены вконец.

Взаимное недовольство нарастало как снежный ком. В этих частых ссорах роль голубя мира играла Марина. Она умела сгладить все острые углы в бесконечной борьбе непримиримых жизненных позиций. Самсонов не сомневался, что и на этот раз она все наладит, нейтрализует Сашу и переведет из стана потенциальных недоброжелателей в стан если не друзей, то во всяком случае в стан тех, кто не будет чинить козни и радоваться его неприятностям.

Осознавая, что бессмысленно тянуть время и звонить все равно придется, он набрал номер Сашиного телефона. На другом конце провода ответили сразу. Алябьева была (как всегда) нейтрально приветлива, но на предложение встретиться уклончиво ответила, что занята и в ближайшее время вряд ли сможет это сделать.

– Точно что-то знает, зараза, – зло подумал Микис, но в трубку продолжал урчать. – Мы же собирались все вместе поужинать, но так и не сложилось. Я ваш должник. Твой и Маринин. Пожалуйста, приезжай в «Момо». Или ты хочешь в какой-то другой ресторан? Предлагай любой вариант.

– Ну да, кажется, собирались, – все еще колеблясь, проговорила Саша.

Она не была сторонницей открытых конфликтов, прекрасно понимая, что если будет и дальше упираться, то чуть позже позвонит Марина, которой она отказать не сможет. К тому же Саша оценила широкий жест Микиса, обычно выбиравшего что-нибудь подешевле и попроще, а тут не поскупившегося на дорогущий ресторан, и потому согласилась.

– Хорошо, я приду. Правда, «Момо» как-то пафосно. А впрочем, почему нет? Пусть будет «Момо».

– Значит договорились. Завтра часов в семь. Подойдет?

– Подойдет.

– Ну до встречи, – вздохнул с облегчением Самсонов.

– Пока-пока, – попрощалась Саша, как показалось Микису, с какой-то скрытой интригой.

– Нет, это уже паранойя, – подумал он. – Скорей бы разрешилась вся эта ситуация, а то скоро от собственной тени буду шарахаться.

Дома его ждали секретарша Ира и Анжела. Вид у обеих был озабоченный и недовольный. Они живо обсуждали совершенно недопустимые перемены, происходящие в доме в последние две недели в связи с появлением очередной, как они считали, барышни Микиса. Она уже всем распоряжалась, давала поручения водителю, делала указания домработнице, у нее стали появляться дорогие вещи, с ней уже познакомились наиболее близкие друзья Самсонова. Дамам, давно взявшим на себя все заботы об известном художнике, ведающим всеми его хозяйственными и финансовыми вопросами и сознававшим свою незаменимость в его жизни, это совсем не нравилось. Как правило, прежде они быстро освобождались от подобных явлений при первых же симптомах привязанности маэстро к новой избраннице, но здесь случай был нетипичный. Микис делал вид, что ничего не происходит, и постепенно сужал их сферы влияния. Избегал не только разговоров о Яне, но и вообще практически перестал с ними общаться, особенно с Ириной, которая неожиданно потеряла для него всякий интерес. Впервые за последние две недели Ирина с Анжелой в вечернее время вместе ожидали прихода хозяина дома и только благодаря тому, что юная хозяйка уехала в свою родную Пензу оформлять какие-то документы.

Оценив обстановку, Микис привычно старался выглядеть как можно более беспечным. Дескать, ничего экстраординарного не происходит. По выражению лица Иры он понял, что она уже в курсе всех событий, и сразу же решил снять растущее напряжение, которое раздражало и нервировало его. И дома он не мог спокойно себя чувствовать от преследовавшей его тревоги, подозрений и статуса подследственного. Снимая на ходу пальто, он сразу перешел в наступление, накинувшись на Анжелу:

– Какая нелегкая понесла тебя к Елене именно в день убийства? Зачем? Без тебя вода бы не освятилась? Теперь неизвестно каких последствий ждать от твоего посещения. Там же снимали отпечатки пальцев, – набирал обороты Микис.

– Да откуда же мне знать, что кому-то придет в голову ее убивать? Я обещала ей ежемесячную помощь и привезла деньги. Ты встрепенулся, когда она пришла, но на следующий день забыл думать о ее существовании. Если бы я к ней не поехала, не успокоила, еще неизвестно, чем бы этот приход обернулся для тебя. Да, я ездила к ней, узнать в чем нуждается, успокаивала, как могла, и в этот раз привезла деньги, как обещала, – стала оправдываться Анжела.

– Зачем? В тот вечер ты сказала, что надо дать, и я дал. Ей этого достаточно. Ты хотела приучить к этой кормушке? Ты вообще думаешь иногда, что делаешь?

Все раздражение, накопившееся за эти два дня, Самсонов обрушил на голову Анжелы. Она прекрасно понимала, что ему необходимо разрядиться и, приняв позу молчаливой жертвы, старалась уже не вслушиваться в то, что он говорит, точнее сказать, кричит.

– Узнать в чем нуждается! А так не видно? Да во всем она нуждается! Вернее, нуждалась. Во всем! Чем ты ей могла помочь? Как ты себе это представляла? Поместить ее в клинику анонимных алкоголиков? Она этого не хотела. Ей не нужна была нормальная помощь. Деньги для нее погибель. Они были нужны, чтобы пропивать с такими же обормотами, как и она сама, тратить на мужиков, которые ее используют, мордуют, бьют, с которыми она падает все ниже и ниже. Вернее, падала…

Наконец, Микис немного пришел в себя и почти спокойно спросил ее:

– И о чем вы разговаривали?

– В первый свой приезд говорила я одна, а Лена только тупо слушала и со всем соглашалась. А вчера ругала себя за то, что приходила к тебе, жутко сожалея о случившемся. Насколько я поняла, идея этого похода принадлежала не ей, – осторожно сообщила Анжела, ожидая новой волны криков и воплей.

Неожиданно спокойно Микис спросил:

– Не ей?! Значит, кто-то ее надоумил на это?! – как бы получив подтверждение давним опасениям. – Давай все с самого начала. Как ты пришла в первый раз? Рассказывай.

– В тот вечер, когда мы отвозили ее домой, я увидела, как на первом этаже загорелся свет, и поняла, в какой квартире она живет. Я тогда сразу решила, что заеду к ней, поскольку Лена находилась в каком-то взвинченном состоянии, в котором о предсказуемости поступков не могло быть и речи. Когда приехала на следующий день, она была дома одна, но нервничала, что я пришла, поскольку, по всей видимости, ее сожитель вышел из дома ненадолго. В магазин, надо думать. Увидев меня, она сразу как-то ощетинилась, решила, наверное, что буду от нее что-то требовать. Однако я сказала, что понимаю ее и, возможно, поступила бы также.

– Ты это серьезно? – недоуменно прервал ее Микис.

– Не знаю… Возможно… Слава Богу, я не была на ее месте. Во всяком случае ей сказала так и была вполне искренна. По крайней мере, сумела достучаться до нее. Когда предложила денежную помощь, она расплакалась, но не отказалась.

Вчера, как только меня увидела, у нее опять навернулись слезы. Стала говорить, что зря беспокоюсь, что она ничего от тебя не хочет, что сама сгубила свою жизнь, потому что нельзя было позволять вытирать об себя ноги. Сама отдала свои работы, все видела и не сопротивлялась, а теперь уже поздно… Ты сломал ее, и она поплыла по течению.

Кидалась от одного мужика к другому, они ее использовали: кто деньги забирал, кому жить было негде, всякое было… С ними она и пить начала. Обстоятельства сложились так, что под влиянием определенного настроения приехала к тебе. Ее все время к этому склоняли, зная, что есть, чем поживиться. Думаю, к тебе только таким образом это имеет отношение. Мне кажется, я знаю, кто ее убил, – понизив голос, заверила Анжела.

Микис с Ирой заинтересованно посмотрели на нее.

– Да-да. Я еще в первый раз заподозрила, что Лена живет не одна. А в последний визит убедилась в этом и поняла, что любовник у нее мент.

– Там что, его удостоверение лежало? – не без иронии спросил Самсонов.

– Только не надо этого сарказма. На стуле пиджак форменный висел и какие-то ремни внизу болтались, по-моему от кобуры. Думаю, он пошел в магазин за водкой, они напились, и любовник в ссоре пристрелил ее, – довольная своим умозаключением, сказала Анжела.

– Все замечательно. Ты в какое время от нее ушла? – спросил Самсонов.

– Да еще часа дня не было, где-то без двадцати – без пятнадцати минут, наверное.

– А ее убили между 13 и 14 часами. Не сходится. За пятнадцать минут он вернулся, они напились, наговорились, и он ее застрелил. Что-то не так. Хотя в том, что ты говоришь, логика есть, но по времени не получается.

– Это у тебя не получается, а у таких все быстро. Может, он давно задумал это убийство. Пришел и сразу убил.

– За что?

– За деньги, – удивляясь самсоновской непонятливости, сказала Анжела.

– Ну правильно, сейчас за сто рублей могут убить. А ты ж ей притащила аж двести баксов. Вот и подставила девушку, – включилась в разговор Ирина.

– Возможно… возможно… – задумчиво проговорил Микис. – Только зачем же менту стрелять из своего же пистолета, который легко могут найти и быстро его вычислить?

– Наверное, не очень сообразительный, – с легкостью ответила Анжела.

– Не думаю. Что-то тут не так, – проговорил Самсонов, скорее себе, чем дамам, вспомнив, как молодой стажер нашел пулю от пистолета, из которого Лена случайно выстрелила.

Что именно так его тревожило, он и сам не мог понять и сформулировать, но все это ему жутко не нравилось. Бесконечные тайны, претензии. Что-то произошло в его жизни, если удача вдруг от него отвернулась. Так долго неприятные ситуации у него не длились, и узел не затягивался так туго. Пожалуй, в этом и таился ключ к разгадке его тревоги. Безусловно, ему жаль Лену.

И потому что убили, жаль, и что жизнь как-то бездарно прошла, тоже очень жаль. Но он-то ее не убивал и отношение ко всей этой истории имеет косвенное, не более того. А вот то, что вся эта грязная возня каким-то керосинным пятном подплыла вплотную к его берегу и постепенно разрушала налаженный уклад, Микису совсем не нравилось. Особенно раздражало, что пятно не только не отплывало, а, напротив, заволокло уже почти весь берег жизни и притягивало другие пятна. Точно по поговорке: «Пришла беда, открывай ворота».. Этой последовательности он не хотел, боялся, всегда избегал, а вот сейчас чужая беда, разрастаясь как ком, затягивает и его. К чему это может привести, предсказать невозможно.

– Значит, ты считаешь, что если бы Лена осталась жива, – обратился Микис к Анжеле, – то больше бы не напоминала о себе?

– Однозначно. Она сожалела, что разыскала тебя, сказала, что ни к чему хорошему это не приведет, и она не хочет больше никого слушать, и никаких шагов больше предпринимать не будет, – с готовностью резюмировала Анжела.

– Кто же, интересно, ее накручивал? – не унимался Самсонов.

– Ну мы уже поняли. Этот ее мент, – пошла по второму кругу Анжела.

– А-а, ну да. Из-за денег. Ладно, дамы, мне надо отдохнуть и выспаться. Отправляйтесь домой. Хочу побыть один, – тоном, не терпящим возражений, заявил Микис и решительно направился к дверям.

Ему не хотелось продолжать разговор, поскольку он чувствовал, что дамы настроены поговорить и о его отношениях с Яной, а Самсонов не собирался это обсуждать. Для себя он уже принял решение и собрался в корне поменять свою жизнь. Прекрасно понимал, что после такого известия на него обрушится тайфун, а у него сейчас нет сил выдерживать натиск влюбленных женщин. Пройдет время, все уляжется, и они воспримут Яну в качестве хозяйки дома. Никуда не денутся. Придется с этим смириться. В общем, все любовно-женские проблемы Микис решил оставить на потом.

Обе товарки, спохватившись, мгновенно собрались уходить. Еле дождавшись, когда за ними закроется дверь, Самсонов нетерпеливо стал набирать номер телефона Марины. Она не сразу взяла трубку, а когда ответила, сказала, что сейчас занята, но как только освободится, сразу перезвонит.

Несколько минут, которые прошли в ожидании звонка, показались вечностью. Он нервно ходил по комнате, начинал листать журналы. Включал и выключал телевизор. Наконец Марина позвонила.

Первым делом Микис спросил, не беспокоили ли ее из милиции. Потом рассказал Анжелину версию о том, что Лену из-за денег мог убить любовник-милиционер, что казалось все более и более вероятным ему самому. Марина тоже пришла к выводу, что это, пожалуй, все объясняет и вообще она не понимает, почему он так нервничает. Объяснить этого Микис не мог. Сказал, что с Сашей он договорился встретиться завтра вечером.

– Только очень прошу тебя, не опаздывай. Не оставляй меня с ней наедине. Она всегда разговаривает таким насмешливым тоном, так раздражает меня, что я могу не выдержать, а сейчас этого делать нельзя, – взмолился Самсонов так, что это даже развеселило Марину.

– Не беспокойся. Буду вовремя. Возможно, заранее договорюсь с Сашей, и мы подъедем вместе, – успокоила она.

Попрощавшись с Мариной, он плюхнулся в кресло прямо на пульт от телевизора. Хотел зашвырнуть его неизвестно куда, но потом передумал и стал щелкать по кнопкам, перескакивая с канала на канал. Его внимание привлекла программа «Дежурная часть».

«Разве можно было представить, что мне придется интересоваться подобной информацией», – невесело подумал он.

С экрана очень милая ведущая рассказывала о криминальной жути, творящейся каждый день в Москве. Если постоянно такое смотреть, то страшно из дома выходить. Своеобразный «оптимизм» вселяет только мысль, что дома еще страшней. Сообщение об убийстве на улице Ивана Сусанина вернуло его к реалиям собственной жизни. Убита женщина, возраст 37 лет. Смерть наступила мгновенно от выстрела в грудь. Найдена соседями случайно, по прошествии нескольких часов после убийства. Мотивы преступления пока не выяснены, в квартире обнаружены деньги. Следствие отказалось от версии самоубийства, выявляет круг людей, знавших погибшую. В деле уже есть подозреваемые, но в интересах следствия их имена пока не разглашаются. Потом на экране появились номера телефонов, по которым просили позвонить, если появится какая-либо информация по этому делу.

«Странно, разве когда расследуют убийства, дают такие объявления? Может быть, хотят провести показательное расследование? Только этого мне не хватало. А главный подозреваемый у них, по всей видимости, я», – мысленно ужаснулся Самсонов.

До этого он и не думал, что эта история может попасть в газеты. Обычно, когда ему надо было обнародовать какую-нибудь легенду, он сам рассказывал это газетчикам, но ведь они и самостоятельно могут раскопать любую информацию, в том числе и нежелательную.

«А собственно, что переживать? – стал успокаивать себя Самсонов. – Я же, в конце концов, не убийца. Даже если и помуссируют эту версию, так это мне только лишний пиар. Хреноватый, ну уж какой есть. Не будут же они докапываться до сути наших с Леной взаимоотношений. Да и кто о них знает в полном объеме? Только я и она.

Лена уже не скажет, я тем более».

– Господа журналисты, увы! Не обломится вам на этот раз ни-че-го, – Микис раскланялся перед воображаемой толпой журналистов и, помахав рукой, изображая из себя олимпийского мишку, взмывающего в московское небо, сообщил всем, а главное самому себе: – У меня все было, есть и будет хорошо. Всегда!

– Ваше кредо?

– Всегда.

– Мдя, приятно все-таки поговорить с умным человеком, – с этими причитаниями Микис налил себе очень приличную порцию коньяка, залпом выпил, лег на диван и незаметно для себя заснул под страсти «Дежурной части» вперемешку со звенящей пустотой бесконечной попсы.

Самая неверная женщина?

Саша Алябьева была не в восторге от предстоящей встречи с Мариной и Микисом. Она понимала: очевидно, ему опять что-то понадобилось. Плесова будет поддерживать его и найдет очередной веский аргумент, который в конце концов вынудит Сашу впрячься в очередной проект.

Алябьева была достаточно опытной журналисткой и зарабатывала на жизнь литературным рабством. Другими словами, писала всякие книжки, которые подписывали именитые авторы. Такая работа хорошо оплачивалась, ведь авторы, чьи имена красовались на обложке, компенсировали моральные потери, связанные с тем, что ее имя постоянно находилось в тени. Сашу это очень устраивало, ничего другого делать она не умела, бизнесом заниматься не тянуло, а писать нравилось, и оплата труда была вполне достойной. Деньги же были нужны, сколько их ни будь, всегда не хватало: много уходило на квартиру, которую она снимала, поскольку еще на заре перестройки переехала в Москву из мусульманской республики, где осталось всё: и квартира, и дача, и былое благосостояние. Жила Александра с девятнадцатилетней дочерью-студенткой и рассчитывала только на себя, подчас принимая несколько экстравагантные, по мнению окружающих, решения, одним из которых и было податься в литературное рабство.

С Самсоновым, правда, все получилось наперекосяк. Никакой моральной компенсации и куча потраченного зря времени. Сначала ему некогда было что-либо рассказывать, потом выяснилось, что просто нечего. Книгу он задумал скандальную: представить всех женщин, которые появлялись в его жизни, во всяком случае обо всех известных дамах, с кем были какие-либо отношения. Когда число таких дам, перевалило за сотню, а истории заканчивались, как и начинались, в постели, которая, как известно, даже поводом для знакомства не является, Саша сникла. Нет, написать эротический роман неплохо, конечно, но пересыпать его реальными, известными именами ныне здравствующих особ казалось не самым благородным занятием.

Понятно, конечно, что публику привлечет один только перечень заметных фамилий, но ради этого портить жизнь и семейное благополучие вполне достойным женщинам ей вовсе не хотелось. Во всяком случае принимать участие в этом она не собиралась.

Поначалу Алябьева, как и многие, считала, что Самсонов типичный герой нового времени, трудоголик с бойцовскими качествами, провинциальный наив с мужицкой хваткой, твердо знающий, чего он хочет от жизни, и умеющий этого добиться. Такой характер был жизнеспособнее помятой утонченности рефлексирующих интеллигентов, совершенно не вписавшихся в крутые виражи перемен, которыми было так богато последнее десятилетие прошлого века. Но постепенно определилось, что «герой» на поверку оказался пустоцветом. Много шума из ничего, а история его жизни укладывается в сюжет сказки о голом короле. В общем, не сошлись соавторы в оценке жизненных приоритетов, и задумка с книгой постепенно стала угасать.

Однако, спустя некоторое время, Самсонов сказал Марине, что хотел бы знать ее мнение о книге, которая уже подготовлена к печати другим журналистом по Сашиным материалам с некоторыми добавлениями. Сочинение, с которым ознакомилась Марина, было сколочено в кратчайшие сроки к обоюдному удовольствию новых партнеров. Господин, вызвавшийся поработать с Самсоновым, никогда не спорил, честно записывал на диктофон его пространные рассуждения на темы, какие в голову придут: война в Чечне, женщины, тяжелое положение пенсионеров в стране, что-то о классике и современности, какие-то странные истории. Самсонов, как обычно перескакивал с темы на тему, ни единую не доведя до конца. Да собственно, это ведь и не важно. Кто сейчас что читает? Главное, чтобы были иллюстрации и сама книжка потолще. В содержание никто вчитываться не будет.

Самсонов сам не читал и был убежден, что этого не делает никто. Такой вывод он сделал, исходя из собственной практики, уверившись, что не только не читают, но и не слушают, точнее, не слышат. Поначалу он стеснялся, что не умеет говорить перед аудиторией, а потом с уверенным видом стал нести, все что Бог на душу положит, и прекрасно стало получаться. И с умным видом слушают, и вопросы задают, и приглашают везде. А те, для кого вроде бы все это говорится?.. Их давно приучили слушать и не слышать, не прислушиваться. Критерий остался один – если часто показывают по телевизору, то, значит, это и есть хорошо. Уметь себя навязать – есть основное искусство шоу-бизнеса, да и жизни тоже. Если ты это сумел сделать, то ты в порядке.

Конечно, Марина понимала актуальность такой позиции Самсонова. Но тем не менее ей хотелось, чтобы он достойно выглядел во всех проявлениях, а выпустить книгу в том виде, в каком та была написана новым партнером, – значит дать повод недоброжелателям, которых, надо сказать, у Микиса было предостаточно, лишний раз поиронизировать над ним. Было решено отказаться от публикации, но дело осложнялось тем, что в издательстве уже был заключен договор и получен аванс, который Микис не собирался отдавать. Вот тогда-то Марине и пришла в голову мысль уговорить Сашу закончить работу, чтобы книга все же увидела свет.

Микис никогда особенно не вдумывался в суть этого обоюдного конфликта, считая его следствием неуживчивого характера Алябьевой. Саша, в свою очередь, постаралась забыть обо всей этой истории. Если кто-то заводил разговор о Самсонове, говорила, что ей эта тема не интересна.

Вот с таким эмоциональным багажом собиралась Алябьева на встречу с Самсоновым и Мариной, понимая, что это не просто определенная дань вежливости, а насущная необходимость. От этой встречи ничего хорошего ждать не приходиться. Но идти надо, поскольку она уже давно в курсе происходящих событий, связанных с убийством Лены Макеевой. Кроме того, ей самой было интересно, как поведет себя Самсонов во всей этой ситуации, в серьезности которой, возможно, он еще не отдает себе отчета.

Марина договорилась заехать за Сашей во избежание каких-либо непредвиденных обстоятельств, которые могли бы сорвать назначенную встречу, и ровно в 7 часов вечера они подъехали на Пятницкую в ресторан «Момо».

До этого Саша здесь была всего только раз, и то по долгу службы. Делала для глянцевого журнала «Star Daining» экскурс по модным ресторанам в компании с одной звездной парой. Собственно настоящей звездой был известный музыкант, а с ним жена, представившаяся журналистом, продюсером, фотомоделью. Пространное интервью сопровождалось фотосессией, но женщина была очень зажата, как-то неправильно оделась, да к тому же была без профессионального макияжа и прически.

Фотографии получились убогими, хотя снимал один из лучших фотографов. Короче, после выхода журнала фотомодель закатила главному редактору грандиозный скандал, якобы из нее сделали (!) жуткую уродину. В один момент слетел весь светский лоск, и поперло горластое, базарное, российское хамство, сидящее в людях, увы, на генетическом уровне. Позднее (из уважения к звездному супругу) в журнале опубликовали новую фотографию при полном макияже. Успокоили даму, признав свою вину. В общем-то, все это было бы смешно, если бы не было так грустно. После этого случая и ресторан «Момо», и даже замечательный музыкант, супруг фотомодели, стали вызывать у Саши некоторую неприязнь. Впрочем, это издержки журналистской профессии – бесконечно наблюдать несоответствие лицевой и изнаночной стороны личности публичных людей.

Если же говорить объективно, то заведение на Пятницкой являло собой место очень фешенебельное и изысканное.

Марина, как только они вошли в зал, стала рассказывать, что в Лондоне тоже есть ресторан с таким названием, но само заведение ничем примечательным не отличалось – обычное лондонское тусовочное место, чего не скажешь о московском «Момо».

Снаружи он представляет собой небольшой особнячок. Но внутри… понимаешь ложность первого впечатления. Зеркала и цветовое убранство залов создают ощущение помпезности и объема. Кажется, здесь в разных залах на двух этажах представлены все возможные стили от ампира до модерна, лаконичная современность и Восток во всех его проявлениях. Здесь можно почувствовать себя героиней сказки Льюиса Кэрролла, самой Алисой в стране чудес. Можно спуститься по зеркальной лестнице, отражающейся в огромном зеркале, в настоящее Зазеркалье и там покурить кальян, попеть караоке или посмотреть спутниковое телевидение, закрывшись в звуконепроницаемом VIPе, обитом кожей, деревом или затянутым серебряным шелком. Можно посидеть в японском дворике на открытом воздухе, где не страшна непогода: спасают натянутый тент и обогреватели. А чуть выше можно устроиться на восточной веранде.

Поскольку планировался серьезный деловой разговор, единодушно выбрали зал для респектабельной спокойной публики. Саша помнила, что здесь работает какой-то совершенно потрясающий француз, подлинный творец и виртуоз haute cuisine[2]2
  Проще говоря, «высокой кухни». – Прим. автора.


[Закрыть]. Он соединял, казалось бы, несочетаемые ингредиенты и добивался ослепительного результата. Названия, как и везде традиционные, но блюда особенные. Тогда на «звездном» обеде надо было работать и попробовать что-то не представлялось возможным. Зато теперь можно заказать заинтересовавший ее тогда салат «таглиатели» из моркови, цуккини и корня сельдерея с тунцом «Крю» и лимоном, крем-брюле из фуа-гра в соусе «винерон», суп «Монгольфьер» с курицей, ананасом и кокосовым молоком, сибас, запеченный в соли, с ароматом табака и мясное филе «Роза пустыни» в соусе «Фондант» из трюфелей.

«В конце концов, Самсонов мне столько крови выпил, что могу и все меню заказать», – размышляла про себя Саша, затрудняясь в выборе десерта.

Марина с сочувствием отнеслась к настроению Саши и заказала устриц, сразу три порции, чтобы всем хватило. Когда дамы выпустили из рук меню, Самсонова уже почти задушила жаба, но он мужественно перенес эту Сашину выходку, которую можно было расценить как вызов. Обычно она заказывала мало и что-нибудь вегетарианское, а тут, зная его прижимистый характер и жадность, специально поназаказала всякой ерунды, которую и есть-то не будет, лишь бы ему досадить.

«Ну и характер!» – простонал про себя Микис.

Вкушение оригинальных кулинарных изысков, получивших множество самых необычных, но непременно очень вкусных оттенков, навело Марину на тему о специалистах и мастерах. О том, что на смену эпохи приблизительности и дилетантизма пришло время профессионалов, стремящихся к виртуозности. Теперь мало самого факта занятия живописью, журналистикой или открытия ресторана, популяризации своего жанра, необходимо постоянное совершенствование, доведение любого исполнения до абсолюта, чтобы звучали все тончайшие мелодии, заложенные в красках, слове, жизни, вкусе.

– Да-да. Самосовершенствование – это, пожалуй, самое актуальное действие в контексте сегодняшнего дня, – не без ехидства поддержала Саша монолог Марины, не гладя на Микиса.

Пока все собравшиеся избегали основной темы, ради которой и состоялась эта встреча, Саша решила продолжить вяло текущую светскую беседу. Выбрав по карте красное вино, датированное 1986 годом и приготовленное из дюжины сортов винограда Chateauneuf-du-Pape, она долго обсуждала с Мариной, а не взять ли еще и очень редкое ароматное вино Pavilion Blanc du Chateau au Margaux, тоже достаточно большой выдержки, одно из немногих белых вин, рекомендуемых не к рыбе, а к белому мясу.

Правда, потом ей все же стало жаль Самсонова, и еще некоторое время порассуждав на тему, что здесь, видимо, как в самом изысканном французском ресторане, никто никого не осудит, если заказать к рыбе красного вина. Именно так она и поступила, правда, поменяв уникальное красное на обычное «Chianti».

– Единственная рекомендация в данном случае, – поддержала эту тему Марина, знающая толк в вине и тонкостях кухни haute cuisine, – не запивать каждый кусочек непосредственно, чтобы не погубить вкус рыбы. А вообще, Саша, вы абсолютно правы, ведь французы и вином-то считают только красное.

Так вот, в беседах ни о чем, добрались до десерта, а разговор по существу все не начинался. Но Саша решила дождаться того момента, когда заговорят хозяева вечера. Наконец Самсонову надоели все эти игры, и он сказал:

– Я хотел бы поговорить с тобой.

– Не трудно догадаться, что какой-то повод для нашей встречи есть, – не без иронии заметила Саша.

– Почему ты всегда говоришь с какой-то подколкой, – начал было заводиться Микис, но, столкнувшись взглядом с Мариной, осекся. – Мы должны были встретиться в любом случае. Я просто обязан поблагодарить вас с Мариной за книгу, за доброе отношение. Кроме того, у меня возникло несколько новых тем, я хотел бы продолжить совместную работу: сделать сборник рассказов, но и это не главное. Дело в том, что три дня назад произошел трагический случай: убили мою давнюю, близкую знакомую Лену Макееву. По какому-то дикому стечению обстоятельств незадолго до смерти она приезжала ко мне выяснять отношения. Об этом известно милиции, и теперь я едва ли не главный подозреваемый. Естественно, все выяснится, – у меня очевидное алиби. Но это дело вызывает довольно пристальное внимание, им могут заинтересоваться журналисты, начнут копать, выспрашивать о моих отношениях с этой женщиной, которые я уже много лет не поддерживал. Они сейчас уже почему-то допрашивают моих знакомых. Вот Мариночке звонили…