Текст книги "NOTHING: Почти детективная история одного знаменитого художника"

– Я знаю об этом. Мне тоже звонили. Нашли мой номер телефона у Лены. Она разыскала меня через издательство, хотела встретиться, – спокойно сказала Саша.

– И? – осторожно спросил Самсонов.

– Мы встретились, – в тон ему продолжила Саша, не собираясь развивать эту тему.

«Ну что за стерва?! – внутренне взбесился Самсонов. – Все из нее клещами тянуть надо. Какой я дурак, что связался с ней.

Ну кто мог подумать, что какая-то журналистка так себя будет вести? Никто себе такого не позволял. Денег нет, квартиры нет, даже прописки московской нет, ничего из себя не представляет, а еще выкаблучивается. Типичная неудачница, а гонора…»

– Да, она и ко мне приходила, правда, я не поняла, чего она хотела. Помимо твоего адреса, конечно. Она довольно странная женщина, вам так не показалось? – заговорила Марина, стремясь придать беседе дружеский тон.

– Да, странная, вернее, задерганная какая-то и нервная, – поддержала ее Саша.

– А к тебе-то она зачем приходила? – стараясь говорить как можно безразличнее, спросил Самсонов.

– Не поверите, книгу захотела написать. Советовалась по этому поводу, а буквально на днях оставила для меня в издательстве свои записи. Я, правда, еще не читала. От руки написано, трудно разобрать, – ответила Саша, как бы абсолютно не придавая значения информации, которую излагала.

– Вот уж не знал, что она еще и писательница, – желчно заметил Микис.

– Ну-у, талантливые люди талантливы во всем. Почему ты, художник, смог написать книгу, а она, художница, не сможет? – с ангельским видом спросила Саша.

– А что, она уже прямо-таки книгу принесла? – вмешалась Марина.

– Да не знаю, еще не читала. Все не удавалось забрать в издательстве. Не могла же я предположить, что дело примет такой оборот. Насколько я понимаю, в планы Елены тоже не входило погибать. Она так по-боевому была настроена, – рассуждала Саша.

– Что-то против меня задумала? – не выдержал Микис.

– Самсонов, успокойся. Ты знаешь, и все вокруг знают, что любой скандал вокруг твоего имени тебе только на руку. Время сейчас такое. Впрочем, оно всегда таким было. Не важно, что говорят, лишь бы говорили. А Лена была совсем неглупой женщиной и прекрасно понимала, что любой ее выпад против тебя обернется против нее же. На любые ее откровения ты бы заявил, что она сумасшедшая, что тебе все вокруг завидуют и стараются опорочить в глазах общественности. А все потому, что сами из себя ничего не представляют. Может, она и чувствовала себя такой неуверенной, поскольку понимала свое бессилие против этой отлаженной системы, не нами придуманной. Полжизни ты работаешь на имя, остальную половину – имя работает на тебя, – успокоила его Саша.

– Ты не можешь упустить случая, чтобы как-то не ущемить мое самолюбие, – с раздражением заметил Самсонов.

– И чем же я его ущемила? – с невинным видом спросила Саша.

– Тем, что на каждом углу распространяешься, что, дескать, не сам пишу свои картины, – сорвался Микис. – Да я миллион долларов готов отдать тому, кто это докажет. Талант придумать нельзя, что бы там ни утверждали. Откуда это пошло? Ирка-секретарша наболтала? Давно должен был ее уволить и уволю! За нарушение договора, по которому она не имела права выносить за порог дома сведения, которыми невольно начинает обладать. Ну есть у меня один убогий карикатурист, так я его от голодной смерти спасаю, покупая его работы, а он мне еще завидует и всякие грязные сплетни распускает. Вы все такие.

– Конечно, все мы, убогие, вот такие завистливые, просто ужас. И как ты, бедняжка, в таком окружении живешь? Только вот ведь незадача, именно благодаря нам, убогим, ведь и живешь, – невозмутимо сказала Саша.

– Что? Чем докажешь? – буквально прошипел Микис.

– Успокойся, не буду я ничего доказывать. Не нужен мне твой миллион, тем более ты его все равно не отдашь. Считаешь себя великим – считай дальше. Продолжай писать по 600 картин в год. Это ж просто супергениальность! А работоспособность? Аж по две картины в день, при том, что ты работаешь только ночью, два-три часа не больше. Лично мне и безо всяких доказательств понятно, что ты легко можешь присвоить себе плод чужого труда. Ты один, а работы твои совсем другие. Пишешь пейзажи, никогда не бывая за городом? А твои ранние работы? Одна оказалась уж прям совсем ранней. Аж ХVIII век! Ну чего ни бывает… Ты же гениальный художник. Вот и написал в прошлой жизни. Загодя подготовился к встрече с самой желанной для тебя женщиной – Славой. Короче, мне понятна цель нашей встречи: в беседе с ментами я не должна распространяться именно об этих своих соображениях, чтобы за них не зацепились, как за мотив, и не трепали по этому поводу твое имя в газетах. Понятно, что это может отпугнуть клиентов и заказчиков. В общем, бороться за вселенскую справедливость я не собираюсь, сражаться с ветряными мельницами тоже. Думаю, что и без меня вся эта история подходит к концу. Учти, слава, которую ты всегда так жаждал, – самая неверная женщина. Именно своей неверностью она и отомстит тебе за покореженную судьбу Лены Макеевой. Впрочем, не буду больше создавать напряжение и удалюсь, вечер еще может быть томным. Я все поняла, и со мной у вас проблем не будет.

Весь свой монолог Саша произнесла тихим, спокойным, слегка безразличным тоном, как бы невзначай. Высказавшись, она неспешно встала из-за стола и направилась к выходу.

Марина несколько смущенно улыбнулась ей в знак прощания, а Микис молча проводил ее взглядом. Чтобы сгладить очередную неприятность, высказанную Сашей, Марина постаралась, как можно мягче, вновь начать разговор:

– Думаю, теперь не надо беспокоиться. Не зря встретились, все выяснили.

– Да уж, выяснили, – угрюмо подтвердил Микис, досадуя на то, что этот разговор произошел в присутствии Марины. Какие бы сомнения у нее ни были, но то были лишь сомнения. Когда же они подтверждаются, и весьма убедительно, то с одной, то с другой стороны, в конце концов может развеять любой мираж.

– Знаешь ли, – собралась с духом Марина, – теперь мне понятно, отчего ты так тревожишься. Это ужасно: убили человека. Но, возможно, для тебя это достаточно серьезное предупреждение: что-то в жизни ты делаешь не так. Плохо, что Саша общается с Шапошниковым. Если они пересекутся и об этом возникнет разговор, ты можешь потерять клиентов, которые делали заказы через него.

– Да мы с ним уже практически и не общаемся, – было видно, что Самсонову крайне неприятна эта тема.

– Как так? Вы же так дружили? – удивилась Марина.

– Вот именно. Дружили… Раньше… Теперь он заказывает портреты Иголкину, а меня как будто и нет.

– Он и сам зависит от заказчиков.

– Зависит, но к его мнению всегда очень прислушиваются, а он, видимо, по каким-то своим соображениям не считает нужным меня теперь рекомендовать, – задумчиво произнес Самсонов.

– У вас произошел какой-то конфликт? – не унималась Марина.

– Никаких конфликтов. Думаю, он обиделся на что-то. Может, я что-нибудь пропустил или куда-то не позвал. Все ж реагируют на это очень болезненно.

– Это, конечно, не очень хорошо, но лучше, если он обиделся именно на это, а не на что-то другое. Шапошников умница и очень тонкий человек. И непростой, – подвела итог своим умозаключениям Марина.

– Да уж. Непростой. Он меня утешить решил. Сказал, что сам закажет свой портрет, но при условии, что я буду писать с натуры у него дома. Мол, будет повод спокойно пообщаться, поговорить не на ходу. Что ради этого не пожалеет десять штук баксов, – с ухмылкой подтвердил выводы Марины Микис.

– Это тогда ты решил для себя, что надо бизнес менять? Что картины перестали приносить доход? – осторожно спросила она.

– В общем, да. Был очень сложный период, но потом вроде бы все наладилось…

– Пока не всплыл Гнилов со своими пресловутыми разоблачениями? Этот человек, конечно, не вызывает доверия, но мне кажется, что сейчас тебе лучше не обращаться к высоким чинам из правоохранительных органов, как ты это любил раньше делать.

– А я что по инстанциям бегаю и бью себя в грудь: «Не виноватая я»? Самая моя высокая инстанция ты, Мариночка, – очень проникновенно и ласково заурчал Самсонов, взяв ее за руку. – Просто не представляю, что бы я делал без тебя в этой жизни. Ты редкая женщина. Верная. Преданная. Любящая и любимая. Ты мой единственный и самый надежный тыл. Я все изменю в своей жизни. Ты права, я живу неправильно, сумбурно, суечусь, пропуская самое главное. А самое мое главное и самое настоящее – это ты. Весь этот кошмар закончится, и мы уедем с тобой, будем жить уединенно, вдали от всех. Только ты и я.

Самсонов говорил так убежденно, так искренне, что даже сам поверил во все сказанное. В этот момент он забыл и о Яне, и о своем недавнем решении жениться на ней. Только радовался, что она так во время уехала, и он может за время ее отсутствия разрулить эту кошмарную ситуацию.

Марина, зная его непостоянство и легкое отношение к словам любви, которые он обычно произносит, не особенно вдаваясь в их смысл, все же невольно поддалась лирическому настроению, намеренно созданному Микисом, чтобы стерлись все негативные ощущения. Ему хотелось, чтобы сегодняшний ужин она вспоминала как романтическое приключение, и не более того. Как ни странно, это ему удалось. Марина довольно быстро переключилась на его волну. Микис напомнил, что очень давно не заходил в ее квартирку, такую приятную и уютную. Она с улыбкой промолчала, сделав вид, что не поняла прозрачного намека. Однако, выйдя из ресторана, даже не стала изображать на лице удивления, услышав его предложение:

– Я поеду впереди, а ты за мной. Должен же я проводить даму до подъезда.

По пути он остановился у цветочной палатки. Марина увидела, как на заднее сидение его машины целиком загружают вазу великолепных белых роз, ее любимых.

Когда Марина подъехала к дому, у подъезда ее уже ждал Самсонов с цветами в руках. Галантно помог ей выйти из машины, сказав, вот букетик по дороге нашел, но уж больно тяжелый получился, а потому ему придется выступить в роли посыльного и самому доставить цветы. Марине эти чудачества очень понравились, хотелось смеяться, но она с напускной строгостью сказала:

– Ну понятно, не потащу же я сама наверх такую тяжесть. Уж будьте любезны, господин посыльный, доставьте букет по назначению.

Естественно, Самсонов остался у нее, умело создав иллюзию прежних отношений. В этот вечер все было безоблачно, спокойно, удивительно мило. Он, художник, ранимый и талантливый, а рядом Марина, его муза, все понимающая и навевающая сюжеты новых полотен.

К себе Микис вернулся под утро. Не то чтобы ни свет ни заря, а часам к десяти. Марина поехала на службу, он к себе домой, сообщив, что тоже хочет поработать, поскольку испытывает огромный прилив энергии. И хотя она знала, что работать Самсонов не будет, точнее, как художник не будет, а, как обычно, примется бегать, суетиться, звонить, раздавать интервью, все равно ей казалось, что в нем произошел какой-то перелом и теперь он будет жить иначе. Извечная ошибка женщины, полюбившей негодяя. Ей всегда кажется, что именно она наставит его на путь истинный, и чем зловещее этот негодяй, тем значительнее кажется женщина, его переломившая. Кто ж откажется от таких лавров? Никто! Во всяком случае Марина не была в числе таких отказников.

Пока ехала на работу, позвонили из милиции, поинтересовались, когда ей будет удобно зайти. Марина с легким сердцем ответила, что хоть сейчас. На том и порешили. Перезвонив в офис и сообщив, что задержится, поехала на допрос. Микису звонить не стала, чтобы он лишний раз не дергался.

Ее встретили очень любезно и доброжелательно. Она сразу предупредила, что мало чем может быть полезна, поскольку Самсонов и вся эта история по ее жизни проходят, скорее, по касательной. Их интересы не пересекаются, а потому и сведениями она никакими не располагает.

– И тем не менее…. Вы же разговаривали с потерпевшей? Возможно, она называла каких-то людей, с которыми встречалась, говорила о своих планах? Может, ей кто-то угрожал?

– Я, конечно, не могу руководить ходом расследования, – наконец не выдержала Марина, – но мне кажется, что вы уходите в сторону от магистральной линии. Я не вхожу и никогда не входила в круг общения Лены Макеевой. Вы же занимаетесь знакомыми Микиса Самсонова, который имеет к этому делу тоже весьма косвенное отношение.

– Это как сказать, – задумчиво проговорил Власов.

– Да как ни говори. У него абсолютное алиби. В то время, когда убили Макееву, он был дома, и тому есть свидетели. И вообще, жила Лена, между прочим, не с Самсоновым, а с каким-то милиционером. Тот тоже мог убить, например из-за денег, которые появились у нее после визита в к Самсонову.

– Да, вы правы, – неуверенно сказал Власов. – Но уж больно много нестыковок. Деньги целы, милиционера этого видели с 11 утра до 15 в пивной, недалеко от дома. Правда, потом он исчез куда-то, и отвечать ему придется за небрежное обращение с оружием. Убита Макеева из пистолета, который он оставил в ее квартире, но убита не им. У него не было даже мотива, а вот у Самсонова он был. Макеева, видимо угрожала ему и даже стреляла в него.

– Не думаю, что оттого что она стреляла, он так испугался и потом сам убил ее.

Я вообще не понимаю, почему вы считаете, что это убийство? Макеева вполне могла покончить с собой. Несостоявшаяся жизнь, безденежье, депрессия, алкоголь.

– Именно на это и рассчитывал убийца. Но, честно скажу, и без экспертизы было понятно, что это не суицид. Никогда не видел самоубийц, сидевших положив ногу на ногу. Экспертиза только подтвердила мое предположение.

– Странно: есть орудие убийства, а хозяин этого оружия не убивал, – с сомнением заметила Марина.

– Не убивал, поскольку, помимо него, по меньшей мере три человека, причем именно в интервале от 12 до 14, заходили в квартиру Макеевой. Кто из них стрелял, сказать невозможно, потому что рядом с домом велись дорожные работы, гремел отбойный молоток. Никаких отпечатков пальцев, кроме отпечатков самой убитой, нет. Людей было полно, а отпечатков нет, значит, их намеренно стерли. Но кое-какие сведения у нас есть. Одной из посетивших Макееву была хорошо одетая женщина на иномарке, которую никогда в этом доме раньше не видели. Вот поэтому круг наших поисков расширился и охватывает не только каждодневный круг общения Макеевой, – доверительно сообщил состояние дел Власов.

– У меня нет иномарки. Я на отечественной езжу, – сразу сказала Марина.

– А вы и не подходите под описание той женщины.

– А та какая? – не удержавшись, спросила Марина.

– Пока это все, что я могу вам сообщить. Подробности в интересах следствия не разглашаются, – официальным тоном сообщил Власов.

– Это все? Я могу идти? – спросила Марина, почувствовав, что весь приподнятый утренний настрой испарился. От разговора с Власовым, несмотря на то что он так подробно рассказал о ходе следствия, остался осадок тревоги. Она стала понимать, почему Микиса так нервничал и дергался. Ни он, ни она не настроены вести откровенные разговоры с этим опером, который, видимо, прекрасно понимает их позицию, но ведет при этом какую-то непонятную игру. Как будто он уже все знает и только ждет, когда же наконец это поймут остальные и сами, как на духу, во всем признаются.

– Только один вопрос. Знали ли вы некоего Викентия, однокурсника Макеевой, с которым она поддерживала тесные отношения и с которым имел какие-то партнерские отношения Самсонов?

– Нет, не знакома. Какие партнерские отношения могут быть у художника? Вы сами подумайте. Странный вопрос, – начала, было, Марина, но быстро свернула свой монолог, вдруг вспомнив это имя – Викентий. Но только имя.

Власов сделал вид, что не заметил ее замешательства, сказав лаконично:

– Действительно, странный.

То ли вопрос, то ли Викентий, то ли Самсонов… Не понять. И что он имел в виду?

– Я могу быть свободна? – нетерпеливо спросила Марина.

– Да-да, на сегодня у нас все, – подчеркнуто любезно сказал Власов, провожая Марину до двери.

Она вышла после этого допроса в абсолютном смятении и в предчувствии беды. Этот капитан пугал ее своей въедливостью и дотошностью. Зачем он ей так подробно рассказывал, кого подозревают, кого нет, сколько человек там было? Ведь это, наверное, неспроста, думала Марина, но найти на это ответ, она так и не смогла.

Самое интересное, что теми же вопросами мучился и стажер Василий. Он тоже удивлялся, зачем Власов столько подробностей рассказывает этой расфуфыренной даме. Еле дождавшись, когда она уйдет, он набросился на Анатолия Матвеевича с расспросами. Зачем же было все детали ей вываливать? Непонятно, кто кого допрашивал?

– Подробности рассказаны для Самсонова или… В общем, для человека заинтересованного в деле. Думаю, она все ему передаст, а он… Занервничает, и процесс ускорится, и тогда мы посмотрим, кто виноват, а кто прав, – загадочно улыбаясь, проговорил Власов.

Девочка с Тверской

Самсонов, очень довольный своими действиями по отношению к Марине, все же целый день по возвращении домой не мог найти себе места. Выручала обычная ежедневная суета, иллюзия занятости, звонки Яны, которая каждый час сообщала, что она соскучилась и скоро приедет. Он переставил с места на место картины в мастерской, дал очередное интервью, одно из тех, которые он повторял изо дня в день, не особенно вдумываясь в содержание, поговорил по телефону с потенциальными клиентами, подписал книги для подарка возможным спонсорам. Долго давал поручения водителю, который все должен развезти по нужным адресам и с наилучшими пожеланиями передать лично в руки. Это был годами проверенный способ. Михаил оказывал знаки внимания, дарил свои альбомы, книги, и получалось, что незнакомые люди становились не то что лучшими друзьями, но из разряда шапочных знакомых выпадали сразу. Срабатывала удивительная ментальность – даже очень состоятельный человек всегда клюнет на халяву и с теплотой в душе будет относиться к халяводателю.

К вечеру все «дела» развеялись. Никаких мероприятий не предвиделось, но даже если что-либо и намечалось, Микис все отменил бы. На этот вечер у него были более приятные планы. Он должен встретить Яну в аэропорту. Ее не было всего три дня. Но каких?! Длиною в целую жизнь – и по насыщенности событий, и просто потому, что он по ней соскучился.

Они познакомились совсем недавно. Это было две, может, три недели назад, Микис точно не помнил. Ему казалось, что он знал ее всегда. В тот вечер Самсонов позвонил Гладьеву с предложением традиционно прошвырнуться по Тверской, на что тот откликнулся с большим энтузиазмом. Микис заехал за своим «заклятым другом» и они отправились в «Пирамиду». Такие выходы в последнее время стали довольно редкими. На какое-то время даже прекратились, но… сила привычки взяла верх, и иной раз напарники совершали этакие юношеские набеги в некоторые присутственные места.

Причиной долговременной паузы была авария, в которую попал Самсонов, по счастливой случайности отделавшись небольшой травмой плеча, хотя все могло закончиться очень плачевно. Какие-то силы уберегли, однако всю эту историю можно было понять как серьезное предупреждение тех же самых сил.

Все случилось после дня рождения Гладьева, на который Микису почему-то жутко не хотелось идти. Он тянул до последнего, как всегда не отвечал на телефонные звонки, но в конце концов все-таки поехал.

К его приходу компания была уже в сверхразогретом состоянии, а сам именинник с трудом ухватывал цепь событий. Самсонов тут же понял, что ему, как всегда, придется доставлять домой виновника торжества, а значит, придется сидеть на этом празднике до последнего посетителя. Так и случилось: гости продолжали возлияния, в чем их честно поддерживал именинник, все время приговаривая:

– Мика, только обязательно проследи, чтобы я попал домой.

Наконец торжества по случаю дня рождения Гладьева подошли к завершению.

После долгих прощаний Самсонову удалось загрузить Святослава в машину, и они поехали домой. Однако у именинника родилась замечательная идея заехать в «Пирамиду», чтобы выпить по чашечке кофе.

Самсонов прекрасно понимал, что от этой своей идеи Святослав не откажется и лучше согласиться, чем убеждать его не делать этого, хотя давно уже хотелось спать и в «Пирамиду» абсолютно не тянуло.

Поехали… Заказали кофе. Святослав тут же выхватил взглядом какую-то молоденькую девицу провинциального вида, которая мгновенно оказалась за их столиком. Он тут же сообщил ей все свои регалии, что может и в кино помочь сняться и… В общем, все по полной программе. Девица, правда, все больше обращалась к Самсонову и всячески строила ему глазки. Решено было продолжить знакомство и поехать еще куда-нибудь. Когда сели в машину, у Святослава возникла совершенно «неожиданная» мысль пригласить всех к себе домой. Девица, польщенная вниманием столь известных людей, моментально согласилась.

Дома Гладьев предложил выпить, девица села на колени к Самсонову. Вечер обещал быть томным. В конце концов Микис удалился с девушкой (кажется, ее звали Аней) в другую комнату. Где-то минут через десять он вышел оттуда, весело подмигнул, сказав только: – Она готова, – сделал приветственный знак рукой и поспешил домой.

Так случалось довольно часто. Самсонов не был любителем нимфеток, но нравился им, а чтобы дурочки не пропадали зазря, Микис дарил их своему не столь броскому и уже немолодому другу.

Возвращаясь со своего «рыцарского» подвига, Самсонов попал в аварию. Потом больница, гипс и масса времени, чтобы подумать о правильности своего бытия. Да, в какой-то момент появились мысли, что он в жизни что-то делает не так. Но постепенно они отдалялись, уходили все дальше и трансформировались в вывод, что, если бы он жил неправильно, наказание настигло бы его и он бы погиб, а так ведь все нормально. Остался жив, значит, все идет, как надо, все правильно. Те, кто осуждает его, завистливые неудачники, которые не в состоянии уловить новый ритм жизни и попасть в него.

В связи с произошедшим и были прекращены вылазки на Тверскую. Однако прошло полгода после аварии, и все возобновилось: прогулки, знакомства, девочки. Ведь это так стимулирует и тонизирует! Зачем отказываться от приятных привычек? Во всяком случае Микис, который сроду ни от каких удовольствий не отказывался, не собирался делать этого и теперь.

Когда Самсонов подъехал к дому Гладьева, тот уже стоял у подъезда. Микис особенно не посвящал Святослава в подробности последних дней своей жизни. В частности не рассказывал, что к нему приходила старая знакомая да еще стреляла. Во-первых, он хотел, как можно быстрее обо всем этом забыть, а во-вторых, слишком много вопросов могло возникнуть, а убедительных ответов на многие из них у Микиса не было. Надо забыться, и побыстрее.

Они в считанные минуты были возле «Пирамиды», сразу попав в молодой, беззаботный мир, раскрашенный яркими цветами. На улице шел снег, и было очень красиво. Чувствовалось приближение Нового года: витрины, украшенные елками и красочными гирляндами, вокруг молодые смеющиеся лица. Друзья сели за столик, заказали традиционный кофе и стали рассматривать окружающую публику. За соседним столиком расположилась шумная студенческая компания, наверное, ребята из какого-нибудь театрального училища. Они украдкой поглядывали на Самсонова и Гладьева, явно узнав их. Для ловеласов на охоте это сборище не представляло никакого интереса. Чуть поодаль сидели две барышни, раскрашенные, как индейцы перед битвой, в обтягивающих свитерочках и очень коротеньких юбочках, причем одна из них была, мягко говоря, несколько крупновата для подобной формы одежды, но это ее ничуть не смущало. Эстетические издержки в костюме компенсировались повышенным вниманием со стороны мужского пола.

А это было главным. Именно она привлекла внимание Самсонова. Гладьев взглядом одобрил ход его мыслей, и Микис направился к красоткам. Они ждали именно такого поворота событий и с удовольствием присоединились к двум искателям приключений, всячески демонстрируя ножки и другие не менее выдающиеся части тела, весьма откровенно подчеркнутые. Через минуту стало понятно, что девушки тоже ищут приключений, причем занимаются этим вполне профессионально, несмотря на свой юный возраст. Звали их Катя и Яна. Обеим по 20 лет, но Яна за счет объемов (а размер у нее был не меньше 54-го) выглядела довольно солидно. Катя приехала в Москву из Николаева, Яна – из Пензы. Они нигде не работали, не учились, видимо, находились в поиске (только непонятно чего). Правда, чуть попозже девицы признались, что работа у них есть… В борделе. Но сегодня у них выходной, поэтому решили отдохнуть для души. Самсонов с ними чувствовал себя как рыба в воде. Девицы хихикали, изредка говорили какую-то чепуху, у каждой был чудовищный говор, однако они знали, что Святослав и Микис люди известные. Правда, абсолютно не ведали, чем же они так знамениты, но «по ящику» видели и того и другого не раз, а потому испытывали несказанное подобострастие к «дядькам из телевизора», которых им удалось подцепить на сегодняшний вечер.

Святослав предложил прогуляться по Тверской, а потом заехать к нему в гости. Девицы охотно согласились, предложив объединить прогулку с дорогой к месту назначения, чем очень порадовали друзей. По пути к машине Микис сообщил Гладьеву, что никого «разогревать» сегодня не будет. Впрочем, предупреждение было явно лишним, поскольку пары определились сразу. Святослав на заднем сиденье уже зажимал барышню Катю, а Микис ощупывал колено Яны, но потом все же решил спокойно доехать до дома Святослава и там уже разобраться со всеми этими габаритами.

У Гладьева они пробыли часа два, потом Микис, прихватив Яну, поехал к себе. Непонятно почему, но ему ни в какую не хотелось расставаться с девушкой. С ней так просто, так спокойно, что он забыл обо всех неприятностях и чувствовал себя с ней необыкновенно комфортно. Ему нравилась ее дремучесть, говор, неторопливые движения, ее пышнотелость и пышногрудость – абсолютное дитя природы, без капризов, иронии, подколок, интеллектуальных вывертов, назиданий и бесконечной опеки. Она была просто бабой, его женщиной, которую он хотел, хотел все время. Не мог насытиться и не хотел отпускать от себя.