Текст книги "В никуда"

Глава 19

Когда над Южно-Китайским морем взошло солнце и во французское окно влетел утренний ветерок, мы снова занялись любовью.

Потом вместе приняли душ, почти до десяти лежали на кровати обнаженными. Затем спустились на веранду и выпили кофе.

Все выглядело так же, как в два предыдущих утра. Но для меня мир переменился и, я чувствовал, для нее тоже.

Мы оба знали: Сьюзан не уедет в Сайгон, пока я в Нячанге. Однако я оставался непреклонен – в Хюэ ей со мной нельзя.

– Хюэ – начало моего официального дела, – сказал я ей за кофе. – То, что происходит здесь, никого не касается. Но если ты поедешь со мной в Хюэ, Вашингтон оторвет мне голову.

– Я понимаю, – ответила она. – Тогда встретимся в Ханое.

Ей захотелось осмотреть достопримечательности. Мы наняли машину с шофером и отправились в Океанографический институт. Посмотрели кучу всяких рыб в аквариумах и тысячу мертвых морских существ в стеклянных колбах. Заведения вроде этого используют все возможности сбора экспонатов – будь хоть прямое попадание артиллерийского снаряда.

Потом навестили башни чамов – зрелище немногим интереснее, чем замаринованные в колбах дохлые рыбешки. У Сьюзан оказалась брошюра, и она не преминула меня проинформировать, что "чамы – народ, принадлежащий к индусам и населявший эту местность с седьмого по двенадцатое столетие, а потом завоеванный этническими вьетнамцами, которые пришли сюда с севера".

– Захватывающе! – Скажите на милость, мог бы я выдать что-нибудь подобное, если бы перед этим не натрахался?

Храмовый комплекс чамов назывался По Нагар. Индусские статуи богов и богинь выглядели очень эротично – это меня немного развеселило. Огромные пенисы – по-чамски "линга" – и вагины – "йони". Из одной йони бил настоящий фонтан. Ничего подобного в католическом соборе не встретишь.

Часть дня мы исследовали окрестности, в том числе волшебное место под названием Бахо, где в уединенном лесу три водопада низвергались в три озерца. И пока мы сидели рядом с водопадом, опустив ноги в воду, Сьюзан разглядывала мой путеводитель.

– Поскольку тебе нравятся нудистские пляжи, я нашла еще один.

– Надеюсь, ты не считаешь, что я только о том и думаю, как бы поваляться голым на песке? Мне, например, очень понравился Океанографический институт.

– Нисколько не сомневаюсь. Но на нудистских пляжах тоже есть чему поучиться. Поехали.

Мы сели в машину, и Сьюзан велела таксисту поворачивать в Гонконг, который на поверку оказался выступающей в Южно-Китайское море высокой каменной грядой. Сверху открывался прекрасный вид на незапаханные поля на севере и Нячанг на юге. Солнце стояло над горами на западе, и вода отливала синими и золотыми красками.

– Очень красиво, – похвалил я.

Сьюзан подвела меня к огромному валуну с большим отпечатком ладони.

– Это оставил напившийся волшебник-гигант, когда падал на камни.

– Сколько же потребовалось рисового вина, чтобы накачать такого великана?

– Он увидел волшебницу, которая голой купалась на зачарованном пляже.

Я посмотрел вниз, но не заметил никаких волшебниц – ни голых, ни одетых.

– Тогда гигант встал, – продолжала Сьюзан, – сбежал на пляж. Похитил волшебницу. А потом произошло вроде как у нас вчера.

Мне казалось, что у нас произошло как-то по-другому, но я умею, когда требуется, держать язык за зубами.

– Несмотря на его агрессивное поведение, они полюбили друг друга и стали жить вместе.

– Замечательно. И были вечно счастливы?

– Нет. Боги рассердились на них за то, что они совершили.

– Эти боги обитают в Вашингтоне?

– Вроде того. Так вот, боги отправили волшебника в лагерь для перевоспитания.

– Так ему и надо!

– А волшебница ждала его столетиями.

– Верная дама.

– Да. Но ее сердце разбилось. Она решила, что возлюбленный больше никогда не вернется, легла и превратилась в камень. Видишь ту гору? – Сьюзан показала на северо-запад. – Она называется Нуйкотьен – Волшебная гора. Вершина справа – обращенное к небесам лицо. Средняя вершина – груди. А вершина слева – скрещенные ноги.

Я взглянул на гору. Да, при желании можно было вообразить, что это лежащая женщина.

– Однажды гигант вернулся, – продолжала Сьюзан, – увидел, что сталось с его возлюбленной. Ударил рукой по тому месту, где когда-то отпечаталась его ладонь, когда он подглядывал за волшебницей. А потом, сраженный горем, умер и тоже превратился в камень.

Я долго не отвечал.

– Печальная история.

– У всех любовных историй печальный конец. – Сьюзан помолчала и спросила: – Почему так происходит?

– Когда связь недозволенна, – ответил я, – и все вокруг обижены и раздосадованы, вот тогда история кончается печально, даже трагически.

Она посмотрела на Волшебную гору.

– Но самое главное, что влюбленные остались верны друг другу.

– Ты романтик! – рассмеялся я.

– А ты – прагматик?

– Никто еще не обвинял меня в прагматизме.

– Ты бы отдал жизнь за любовь?

– Почему бы и нет? Я рисковал по гораздо менее важным поводам.

Сьюзан поцеловала меня в щеку, взяла за руку, и мы начали спускаться со склона.

* * *

Вечером мы поехали в «Ана Мандара» – местечко, которое заметили по пути на причал, и заказали первоклассный ужин из приготовленных на западный манер вьетнамских блюд. Этим местом владел датский концерн, и посетители были в основном европейцы, но я заметил и несколько американцев.

Рядом с бассейном играл симпатичный оркестрик. Мы пили коктейли, танцевали и разговаривали, держась за руки.

– После того ужина в "Рексе" я поплыла домой как на облаке, – призналась Сьюзан.

– У меня было то же ощущение, – ответил я.

– Ты меня прогнал. Что, если бы я не вернулась?

– А разве тебе не приказали держаться подле меня?

– Только если тебе понравится мое общество или что-нибудь понадобится. А в противном случае мне надлежало испариться. Но я не собиралась этого делать. Хотела тебе позвонить. А потом решила вернуться и поужинать с тобой.

– Я рад, что ты так поступила, – ответил я, а сам вспомнил, что тогда ее поступок не показался мне внезапным порывом, как она сейчас представляла. Потом всплыли несоответствия в истории с Биллом и кое-что еще, где не сходились концы с концами. В безветренный день зашевелилась слоновья трава, и все ближе раздавались удары бамбуковых палок.

Мы покинули "Ана Мандара" и отправились обратно в "Гранд-отель". И хотя мы сохранили за собой оба номера, спал я теперь в комнате Сьюзан.

Мы занимались любовью, а потом лежали на спине, прижавшись друг к другу, опустив на постель кокон москитной сетки. Кровать украшали цветущие новогодние ветви, мерцала свеча с ароматом апельсина, и на полу была рассыпана борная кислота.

Мы смотрели, как над головой лениво вращались лопасти вентилятора. Ветерок приносил в открытое окно запахи моря. Следующий день, пятница, – наш последний полный день в Нячанге.

– Ты заказала себе билет в Сайгон? – спросил я.

Сьюзан провела пяткой по моей ноге.

– Что?

– В Сайгон. На субботу.

– В субботу поезда уже не ходят. Канун Лунного нового года.

– А как насчет машины с водителем?

– Завтра постараюсь все организовать.

В ее словах я не почувствовал уверенности.

– Могут возникнуть проблемы?

– Кто знает, все возможно. Я ни разу не путешествовала на Тет.

– В таком случае, может, лучше уехать завтра?

– Ну уж нет! Я хочу провести с тобой как можно больше времени.

– Я тоже. Но...

– А как ты собираешься добираться до Хюэ?

– Понятия не имею. Но мне обязательно надо туда попасть.

– Билеты на поезд и самолет заказаны за месяцы вперед, – сказала Сьюзан.

– Может быть, мне тоже надо ехать завтра?

– Если рассчитываешь получить место в поезде.

– А как насчет машины с водителем?

– Попробуем что-нибудь сделать. Но на худой конец остается пыточный автобус. Никаких предварительных заказов билетов. Платишь на автостанции и втискиваешься внутрь. Все, что требуется, – плечи и донг.

– Значит, надо лезть с донгом[56]56
  Dong – член (вулг. англ.).


[Закрыть] наперевес?

– Не валяй дурака. Донг – это деньги. Однажды я прокатилась на автобусе из Сайгона в Хюэ – ради интереса. Получилось очень забавно.

– Так, может, стоит подумать, чтобы выбираться отсюда завтра?

– Надо первым делом заняться этим с утра, – сказала Сьюзан и добавила: – Предполагалось, что я буду встречать Тет у Билла.

Я не ответил.

– Приглашены все, кого мы знаем: американцы, англичане, азиаты и вьетнамцы-католики.

– Невероятно весело.

– Но теперь, конечно, не пойду. Буду смотреть из окна на пляски дракона.

– Утром поблагодаришь себя.

– Экономка уйдет к родным. Большинство ресторанов и баров в этот день закрыты или пускают только по приглашениям. Подогрею себе фо, откупорю бутылку рисового вина, поставлю альбом Барбры Стрейзанд и лягу пораньше спать.

– Ужасная перспектива. А как насчет "Бич бойз"?

– Я могла бы пойти на вечеринку, но это покажется странным.

– А хочешь поехать со мной в Хюэ?

– Это идея. – Сьюзан забралась на меня верхом. – Какой ты милый.

– А ты – сплошная проблема.

– Тебя же не могут никак наказать. Разве что пошлют во Вьетнам?

Мы поцеловались. Мой линга удлинился, и мы опять предались любви. Прошло не больше часа, как мы делали это в прошлый раз, хотя в тот день я не заказывал суп из птичьего гнезда. Такой же разгул, как в мой первый отпуск в Нячанге. Только в тот раз я был значительно моложе. Я представил, как выхожу в Бангкоке к Карлу на костылях. Но по крайней мере хотя бы загорелый.

Сьюзан заснула в моих объятиях. Поднялся сильный ветер – я слушал, как волны накатывали на берег, и не мог заснуть: понимал, что накликал неприятностей на свою загорелую задницу и увязал все глубже.

Я вспоминал предостерегающую сказку о горе Гонконг: потом не вздумай жаловаться, что не предупрежден.

Мир не всегда благоволит влюбленным. Что же до Пола Бреннера и Сьюзан Уэбер – они в самом деле вызвали гнев богов.

Сьюзан права: надо сматываться завтра, а не в субботу, канун Тета. Но она догадалась об этом не сегодня – знала всю неделю!

Я был уверен, что Сьюзан Уэбер готова поехать со мной домой, если бы я взял ее с собой. Но она ни разу не сказала: "Давай-ка отсюда сматываться". Она говорила: "Разреши мне поехать с тобой, куда бы ты ни ехал".

Это наводило на следующие мысли.

Первая: ей наскучил Билл, она с ним порвала и искала приключения; вторая: она без ума от меня и хочет быть рядом; третья: у нас с ней одно и то же задание.

Возможны также любые комбинации всех трех.

И еще: мы оба понимали – если мы расстанемся в Нячанге, то можем больше не встретиться ни в Ханое, ни в другом месте. А если даже встретимся в Ханое, все будет уже не так. Мое путешествие становилось ее путешествием. Ее путь домой – моим возвращением домой.

Глава 20

В пятницу спозаранку мы отправились в государственное туристическое агентство «Видотур». Но, как многие официальные службы, оно оказалось закрытым на праздники. В городе прекращало работу все, кроме продовольственных и цветочных магазинов.

Мы заглянули на вокзал, но это был последний день, когда ходили какие-то поезда; с завтрашнего дня вплоть до следующей пятницы прекращалось всякое движение. Мы не смогли купить билеты даже с брони. Положение ухудшало и то, что состав шел только до Дананга. Даже если бы мы подкупили проводника или как-то достали билеты, в Дананге предстояло либо задержаться, либо повторить весь процесс заново.

Пришлось уходить с вокзала.

– Почему тебя прислали сюда именно в Тет? – спросила Сьюзан.

– Это не так глупо, как кажется, – ответил я. – Мне нужно отыскать человека в его родной деревне или городе.

– Что ж, он непременно будет именно там.

– Но это единственный адрес, который у нас имеется.

– Тамки? Так называется его деревня?

– Сомневаюсь, чтобы существовала деревня с таким названием. Название какое-то другое. Я узнаю его в Хюэ. Из Хюэ я должен ехать в это место. Но ты со мной не поедешь, повторяю – не поедешь!

– Я знаю. Я останусь в Хюэ, а оттуда поеду прямо в Ханой, и мы там встретимся.

– Прекрасно. А пока нам необходимо добраться до Хюэ.

– Дело за деньгами. Я доставлю нас в Хюэ.

Мы обошли город с туристической картой, которую я купил на пляже, но оба частных туристических агентства тоже не работали.

На улицах я смотрел, нет ли за нами "хвоста", и убедился, что все чисто. Порасспросив людей, мы нашли неподалеку от рынка транспортное агентство микроавтобусов. За конторкой нас встретил малый в темных очках с видом пройдохи и повадками ястреба. Он почувствовал запах денег и отчаяния, как птица-падальщик чует неминуемую смерть будущей жратвы. Сьюзан билась с ним минут десять и наконец повернулась ко мне:

– Он говорит, что завтра в семь утра отправляется туристическая группа. В Хюэ они прибывают в шесть вечера – к самому празднику кануна Тета. Когда у вас назначена встреча?

– Не раньше полудня следующего дня. В воскресенье.

– Прекрасно. Он говорит, что все сиденья раскуплены, но можно устроиться на ступеньках или где-нибудь еще. Для багажа места предостаточно. По пятьдесят баксов с носа.

– А что это за группа?

Сьюзан спросила Пройдоху, выслушала ответ и перевела:

– Французы.

– Уж лучше идти пешком.

Она рассмеялась.

– Скажи ему: за такую компанию он сам должен нам приплачивать.

Сьюзан перевела дословно.

Пройдоха загоготал и хлопнул меня по плечу.

– Слушай, спроси-ка его, – повернулся я к Сьюзан, – нет ли у него машины с водителем?

Пройдоха с сомнением покосился на меня, что означало: "Есть-то есть, но это будет стоить целого состояния".

– У него есть шофер, который может отвезти нас в Хюэ, но поскольку теперь праздник, запрашивает пять сотен, – перевела Сьюзан.

– Это не мой праздник, – ответил я. – Две сотни.

Она переговорила с Пройдохой, и мы сошлись на трех.

– Он говорит, машина будет только после шести. – И от себя добавила: – Если выедем в шесть, когда движение небольшое, можем добраться за семь или восемь часов. Так что приедем около часа ночи. Нормально?

– Конечно. Если в гостинице не найдется мест, переночуем в вестибюле.

– Ты отдаешь себе отчет, что ночные поездки небезопасны?

– Как и дневные.

– Ну хорошо... Тогда я ему скажу, чтобы около шести нас забрали из гостиницы.

Я отвел ее в сторону.

– Нет. Скажи ему так: мы придем сюда. И еще скажи, что в Хюэ нам надо в аэропорт Фубай.

Сьюзан кивнула и перевела Пройдохе мои слова.

Мы вышли из "Пройдох-тура" и, обнаружив неподалеку кафе, решили выпить по чашке кофе.

– Ты провернула колоссальную работу, – похвалил я Сьюзан. – Я немного беспокоился, не зная, как мне выбираться из Нячанга.

– За такие деньги – почти годичная зарплата – можно получить что угодно. Как любил говаривать мой отец, "бедняк страдает, богатый испытывает легкие неудобства". – Она посмотрела на меня и добавила: – Если мы могли заплатить три сотни, значит, у нас есть еще. Поедем ночью – не спи!

– Я давно это понял. Поэтому до сих пор жив. Если нам не понравится вид шофера, в запасе есть микроавтобус.

Сьюзан пригубила кофе и спросила:

– Почему ты не захотел, чтобы водитель заехал за нами в гостиницу?

– Потому что полковник Манг не велел мне пользоваться частными машинами.

– Почему?

– Потому что он мудак и параноик. Мне приказано явиться в иммиграционную полицию и продемонстрировать билет до Хюэ. Ты сказала, что можно купить билет на автобус?

– Да. Билет действителен постоянно. Так что можешь показать его в полиции. Они не сумеют определить, на какой он рейс. До Хюэ пятьсот пятьдесят километров – автобус идет десять – двенадцать часов. По моим соображениям, последний рейс отправится в час дня и прибудет на место примерно в полночь.

– Значит, если бы я ехал на автобусе, скоро уже надо отправляться?

– Правильно. А еще раньше – расплатиться за гостиницу.

– О'кей. – Я поднялся. – Пошли на автобусную станцию.

Мы расплатились за кофе и вышли на улицу. Автобусная станция представляла собой громадное скопление бедняков, среди которых я не заметил ни одного белого, даже рюкзачника или школьного учителя. Очереди казались громадными. Но Сьюзан подошла в начало, дала пареньку несколько долларов и попросила купить мне билет.

– В один конец или туда и обратно? – спросила она меня.

– В один конец, на обзорном этаже, место, пожалуйста, у окна.

– А на крышу не хочешь?

Она взяла у вьетнамца билет, и мы покинули кишащую людьми автостанцию.

– Продавец сказал, автобус есть в двенадцать и в час, – объяснила мне Сьюзан.

Мы подошли к отделению иммиграционной полиции.

– Подожди меня здесь, – попросил я ее. – Теперь они знают, что ты говоришь по-вьетнамски. Лучше я заморочу им голову ломаным английским.

– И, что еще важнее, если ты не выйдешь оттуда, я сообщу об этом в посольство.

Я не ответил.

Внутри за конторкой сидел другой полицейский. Я дал ему записку полковника Манга. На этот раз приемная оказалась почти пустой. Только на скамьях дремали два рюкзачника.

– Куда теперь? – спросил меня на сносно понятном английском иммиграционный коп.

– В Хюэ.

– Как ехать в Хюэ?

Я показал ему автобусный билет. Он как будто немного удивился. Но потом, видимо, решил: раз у меня в руках билет, за который я заплатил пять баксов, значит, я говорю правду.

– Когда ехать?

– Теперь.

– Да? Уходить из гостиница?

Этот тип знал, что я зарегистрировался по завтрашний день.

– Да. Сегодня выезжаю.

– Почему сегодня?

– Завтра в Хюэ никакого транспорта: ни поезда, ни самолета, ни автобуса.

– Хорошо. Ходить в полиция в Хюэ.

– Знаю, – резко ответил я.

– Леди ехать с вами?

– Может, поедет, может, не поедет. Мы еще не обсуждали.

– А где она теперь? – спросил он.

– Ходит по магазинам. – Я посмотрел на часы. – Мне пора.

– Нет, – про квакал, он. – Вам надо печать. – Он достал фотокопии, которые я оставил в полиции в день приезда. – Я ставить. Десять долларов.

Я отдал ему десятку. Он шлепнул печать и что-то написал поверх нее. А я подумал, что здешние ребята придумывали все эти штучки прямо на ходу. И пока он не изобрел чего-нибудь новенького, поспешно вышел на улицу.

Но успел заметить надпись по красному штампу: Хюэ – Сенчури. Дату и время: 11.15. Значит он уже знал, где я должен остановиться.

– Какие-нибудь проблемы? – спросила меня Сьюзан.

– Нет. Просто очередной налог на круглоглазость. – Я показал ей ксерокопии с красной печатью. – Что это такое?

– Разрешение на проезд иностранцев внутри страны, – ответила она, бросив взгляд на бумаги. – Такие давно вышли из употребления.

– Обошлось мне в десять баксов, – проворчал я.

– За пятерку я купила собственную печать.

– В следующий раз захвати с собой.

– Так ты собираешься остановиться в "Сенчури риверсайд"? – спросила она меня. – Я там жила, когда приезжала в Хюэ.

– И в этот раз будешь там жить. Но мы постараемся снять отдельные комнаты.

Мы взяли такси и велели шоферу ехать в "Гранд-отель".

– А если бы не подвернулась я, – спросила по дороге Сьюзан, – ты бы заказал себе одну вьетнамку на всю неделю или пользовался каждый день разными? Или подцепил бы белую в "Моряцком клубе"?

Я не знал, какой ответ правильный, и поэтому сказал:

– Я проводил бы больше времени в Океанографическом институте, а потом принимал холодный душ.

– Я серьезно.

– Если серьезно, дома у меня есть девушка.

Она не ответила.

Но я неплохо поднаторел в таких делах и поэтому добавил:

– Даже если бы никого не было, когда я на задании, я не совершаю ничего, что бы усложнило или скомпрометировало мою миссию. Но, как недавно выяснилось, ты из той же команды, что и я. Поэтому я подумал, что имею право сделать исключение.

– Я не из той же команды, – отозвалась Сьюзан. – И кроме того, когда в Сайгоне мы принимали решение ехать в Нячанг вместе, ты об этом не имел никакого понятия.

Я не припоминал, чтобы принимал такое решение, но и в этот раз счел за лучшее промолчать. А она тем временем продолжала:

– По-твоему, если ты на задании с коллегой женского пола, то имеешь право вступать с ней в интимную или романтическую связь? Наверное, так и познакомился со своей как-ее-там?

– Давай остановимся у рынка – мне надо купить намордник.

– Извини.

Больше до самого "Гранд-отеля" мы не сказали друг другу ни слова.

В гостинице портье подал Сьюзан факс на бланке "Бэнк оф Америка".

– Получила кредит на велорикшу? – хмыкнул я.

Она подала мне листок. Факс пришел, конечно, от Билла. Текст был следующим:

Вашингтонская контора категорически настаивает, чтобы ты немедленно возвращалась в Сайгон. Им срочно надо переговорить с тобой по электронной почте. Со своей стороны не возражаю, если ты захочешь пойти к Винсентам на новогоднюю вечеринку. Будем цивилизованными людьми и обсудим наши отношения, если таковые остались. Пожалуйста, ответь.

Я отдал ей факс.

– Решение за тобой, Пол, – сказала мне Сьюзан. – Они – твои начальники.

– Факс адресован тебе, а не мне, – ответил я.

– Что ж, у меня нет боссов в Вашингтоне. Я оказала услугу консульству. И конец истории.

Я не был в этом уверен, но тем не менее сказал:

– Напиши Биллу, что едешь со мной в Хюэ.

Сьюзан взяла у портье лист факсимильной бумаги. А когда кончила писать, показала текст мне.

Мистер Бреннер и я направляемся в Хюэ. Проинформируй об этом его контору. Вернусь через неделю. Привет Винсентам. Прости.

Он зашла с портье в заднюю комнату и появилась оттуда через несколько минут.

– Я сказала, что мы выписываемся сегодня. И просила прислать через полчаса такси: мол, ты едешь на автостанцию, а я – на вокзал.

Мы поднялись наверх.

– Готовься к приключению, – сказал я.

* * *

В полдень мы спустились в вестибюль – оба в джинсах, рубашках-поло и кроссовках. Расплатились с гостиницей, и Сьюзан повела меня на веранду. В этот день столики обслуживала Люси, и Сьюзан вложила ей в ладонь несколько купюр. Пожилая вьетнамка рассыпалась в благодарностях и начала что-то тараторить моей спутнице.

– Она говорит, что вас не помнит, – перевела Сьюзан. – Но помнит американских солдат, таких... горячих и сумасшедших. Но все они были к ней добры. Она желает нам счастливого пути.

– Передай ей, – попросил я, – что я не забываю доброты и терпения вьетнамских девушек, которые делали такими приятными наши увольнительные от войны.

Сьюзан перевела. Вьетнамка поклонилась. Мы обнялись и расцеловались – на французский манер, в обе щеки.

Потом мы со Сьюзан возвратились в вестибюль, забрали чемоданы и вышли на улицу, где уже нас поджидало такси.

– Это выглядело очень мило, – заметила Сьюзан. – Что вы сказали друг другу?

– Сказали, что мы – старинные друзья. Вместе прошли через войну.

Таксист поставил наши чемоданы в багажник, мы поехали.