Текст книги "Слово чести"

Глава 46

–Стивен Брандт, – произнес на весь зал полковник Пирс, – клянетесь ли вы говорить правду, одну правду и ничего, кроме правды, да поможет вам Бог?

– Клянусь.

– Назовите суду свое местожительство и род занятий.

– Я живу в Бостоне, штат Массачусетс. Работаю врачом.

– Назовите звание, род войск и выполняемые обязанности во время службы во Вьетнаме.

– Я был младшим сержантом в пятнадцатом медбатальоне и служил санитаром в роте «Альфа» пятого батальона седьмого полка первой воздушно-десантной дивизии.

Тайсон не спускал глаз со стушевавшегося Брандта, несмело отвечавшего на предварительные вопросы. Всегда отличавшийся дурным вкусом, он и сейчас не изменил себе, надев плохо сидящую на нем, но дорогую одежду. Хотя Тайсон считал, что это характерно для людей данной профессии. Его разбирало любопытство, совсем не к месту: а не выписывают ли они вещи по каталогу?

Тайсон перевел взгляд на жену, сидевшую в первом ряду с грустной улыбкой. Последние несколько недель они отошли друг от друга, зато у них не возникало причин для споров. Он взял на вооружение совет Корвы пустить побоку семейную жизнь, пока не закончится процесс.

Изучая взглядом достопочтенную публику, Тайсон заметил, что те, кто присутствовал на первом акте представления, пришли и на второй. Погода стояла на редкость хорошая и выманила людей из дому, решил он.

Пирс, проводивший допрос свидетеля, начал задавать более специфичные, но еще не совсем конкретные вопросы. Мучимый монотонностью процедуры, Бен переключил внимание на присяжных. Ветераны войны – полковник Мур, подполковник Макгрегор и майор Бауэр – выглядели расслабленными и почти дремали под показания Брандта. Безусловно, он говорил то же, что и первый свидетель, но подбирал слова лучше.

Тайсон вновь взглянул на Пирса и Брандта и прислушался. Обвинитель действовал очень осторожно, смакуя подробности, могущие выставить подсудимого перед присяжными в неприглядном виде. Брандт отчеканивал каждое слово и довольно сносно отвечал на вопросы, будто привык к подобного рода вещам. Тайсон же усмотрел в такой подготовленности опыт сутяжничества. Видимо, Брандт не единожды привлекался к гражданскому суду по поводу компенсации расходов на лечение или преступную халатность врача. Тайсон посмотрел на Корву, царапавшего что-то у себя в блокноте, слушая дуэт Пирса и Брандта. Адвокат не пытался возражать, да и возражать было нечему, хотя Пирс называл Брандта «доктор», несмотря на существующую договоренность не делать этого. Тайсон восхищался выдержкой Корвы, казалось, вовсе не придавшего значения умышленному упущению обвинителя.

Памятуя о своем высоком звании, прокурор с важным видом, выказывая явное усердие, докапывался до истины, доказывая при любом удобном случае неблагочестивые намерения подсудимого. Пирс многозначительно посмотрел на Брандта и спросил:

– На каком расстоянии вы находились от кладбища, доктор?

– Примерно в двухстах метрах.

– И вы видели, как стоящие там люди раздевались?

– Да.

– Не заметили ли вы каких-либо угрожающих жестов лейтенанта Тайсона, Фарли, Симкокса или Келли?

– Да, заметил. Хотя не могу сказать с уверенностью, кто из них замахивался на вьетнамцев. Я помню, что их толкали прикладами в спины, а один солдат бросил в них грязью.

Тайсон скользнул взглядом по лицам зрителей. Публика обратилась в слух, но уже без той восторженности, с которой внимала показаниям Фарли. Фарли заложил фундамент, теперь Пирс с Брандтом с тщанием выстраивали на нем неколебимую конструкцию из хитросплетений и уловок, направленных на уничтожение Тайсона. И Корва ждал момента, когда можно будет блок за блоком, кирпич за кирпичиком уничтожить возведенное ими здание лжи.

Переминаясь с ноги на ногу от нетерпения, полковник Пирс спросил:

– Как часто вас приглашали на обыск гражданского населения?

– Всегда. Такой обыск можно было проводить только по указанию офицера или старшего сержанта. Обыскивали тактично, насколько позволяли обстоятельства. В мои обязанности входил осмотр внутренних полостей обыскиваемого.

– Что вы имеете в виду?

– Осмотр ануса и вагины. Важные документы противник иногда скатывал трубочкой и вкладывал в указанные места.

– Теперь, по прошествии стольких лет, считаете ли вы, что обыск был необходимой или законной мерой?

– Не думаю. Мне кажется, что это было не что иное, как... как бы это получше сказать?.. В подобных случаях я нахожу элемент сексуального извращения.

Корва с Тайсоном переглянулись, пораженные наглой ложью.

– Этот Брандт – хитрая бестия, – угрюмо усмехнулся адвокат.

Пирс брезгливо посмотрел в сторону Тайсона и, не спуская с него глаз, обратился к свидетелю:

– А теперь я бы хотел выслушать ваше мнение относительно осквернения трупов вражеских солдат, приготовленных для захоронения.

Чувствуя, что Пирс заходит слишком далеко, Корва не выдержал и заверещал, вскакивая с места:

– Ваша честь, защита возражает.

Судья повернулся к адвокату с видом человека, которому грубо помешали дослушать до конца нечто интересное:

– Почему вы возражаете?

– Ваша честь, защите понятно, что обвинение пытается найти точки соприкосновения между событиями на кладбище и предполагаемым инцидентом в госпитале в тот же день. У меня нет возражений относительно свидетельских показаний мистера Брандта, однако считаю, что их продолжительность выходит за рамки регламента. Действительно, может быть, эта похотливая тема и представляет какой-то интерес для кого-нибудь, но едва ли имеет касательство к делу.

Спроул прищурился, видимо, соображая, как ему поступить, затем для собственного спокойствия решил:

– Полковник, мы потратили почти целый час, слушая показания свидетеля, который был в двухстах метрах от места действия. Я разрешаю вам продолжать допрос, однако надеюсь, что вы представите суду относящиеся к делу обвинения. Возражение защиты не принимается.

Обвинитель уважительно склонил голову, словно полковник Спроул сделал интересное замечание, и ничтоже сумняшеся принялся выяснять у Брандта, каким это образом происходило осквернение трупов вражеских солдат.

Брандт с дотошностью педанта излагал, как первый взвод роты «Альфа» продвигался к деревне Ань Нинха и госпиталю Мизерикорд. Воспоминания Тайсона о том дождливом дне совпадали с тем, что рассказывал Брандт, при этом он не переставал удивляться, насколько хорошо его недруг ориентируется в событиях 15 февраля.

Подытоживая сказанное Брандтом, прокурор не преминул заручиться поддержкой Эндрю Пикара.

– Доктор, события, о которых идет речь, описаны мистером Пикаром в книге «Хюэ: гибель города». Это вы помогли автору собрать материал для этого произведения?

– Да, сэр.

– Вы читали книгу?

– Читал.

– Существуют ли в книге Пикара какие-либо временные несоответствия или противоречия истинному положению вещей?

– Большую часть информации Пикар получил от меня, хотя я столкнулся с некоторыми фактами и подробностями, о которых до некоторых пор не знал.

– Какими же именно?

– Я не знал фамилий медицинского персонала. Он сообщил мне, что беседовал с очевидцем событий – монахиней по имени сестра Тереза, которой позднее отвел соответствующее место в своем произведении.

Пирс жадно ловил каждое слово своего свидетеля, а потом вдруг неожиданно спросил:

– Будучи взводным санитаром, вы должны были нести службу вместе с остальными солдатами. В чем она заключалась?

– Как правило, я нес дозор. Я ходил вместе с, как мы называли, командной группой взвода. В нее входил командир взвода, радиооператор и санитар. Когда взвод останавливался на ночь, к нам обычно присоединялся сержант. Мы занимали небольшую площадку, это был у нас командный пункт.

– Значит, вы все время находились в непосредственном контакте с командиром взвода лейтенантом Тайсоном? День и ночь?

– Да.

– Вы хорошо знали его?

– Настолько хорошо, насколько можно узнать человека, прожив с ним бок о бок десять долгих месяцев войны. Безусловно, между нами существовал барьер в силу того, что он был офицером, а я относился к военнослужащим сержантского состава. Но временами мы доверяли друг другу.

– Как вы можете описать ваши взаимоотношения?

Брандт демонстративно оглянулся и посмотрел на Тайсона с глупой улыбкой. Не сводя глаз с подсудимого, он отвечал прокурору с притворной искренностью:

– У нас возникали разногласия, но в общем мы уважали друг друга. Он часто хвалил мою работу.

– А вы его часто хвалили?

Брандт хмыкнул и снова улыбнулся.

– Меня впечатляла его способность руководить. Он казался мне прирожденным лидером. Возможно, что я а мог похвалить его при случае.

Тайсона немного забавляло, как Пирс выуживал у Брандта информацию о нем, но больше всего его удивило то, как высоко ценил лейтенанта Тайсона младший сержант Брандт.

Полковник Пирс некоторое время продолжал в том же духе, и Бен Тайсон подумал, как умно задумал прокурор обсудить между делом его личные качества.

– Доктор, – сказал Пирс, – я бы хотел задать вам еще один вопрос до перерыва. Чувствовали ли вы, как медработник, что лейтенант Тайсон одинаково печется о физическом и душевном состоянии своих солдат?

Корва решительным жестом отверг вопрос и, встав с места, убежденно заявил:

– Возражаю, Ваша честь. Насколько мне известно, свидетель не обладал знаниями врача-психиатра, и я вынужден подчеркнуть, что в то время он был санитаром двадцати трех лет от роду, а не практикующим врачом среднего возраста.

– Возражения приняты. Полковник Пирс, желаете ли вы устроить перерыв?

Пирс вовсе не намеревался идти обедать, прерывая заседание на такой ноте.

– Я бы хотел поставить вопрос иначе. Ваша честь, – с укоризной ответил он.

– Пожалуйста.

Пирс прежде послал враждебный взгляд Корве, а потом уже повернулся к Брандту:

– Доктор...

И вновь Корва запротестовал.

Озадаченный судья вздохнул и вяло спросил:

– Против чеговы возражаете?

– Ваша честь, я не имел ничего против, когда полковник Пирс обращался к свидетелю «доктор» раз тридцать или сорок. Но в данный момент прокурор хочет узнать мнение непрофессионала, обращаясь к мистеру Брандту как к квалифицированному специалисту. Считаю, что он пытается придать особый вес высказываниям свидетеля, называя его доктором.

Полковник Спроул уважительно заметил, разминая крючковатые пальцы о край стола:

– Возражения принимаются. Полковник Пирс, может быть, вам потребуется еще немного времени, чтобы подумать над своими вопросами? А раз так, суд откладывает слушание дела до половины второго.

В перерыве адвокат и подзащитный сидели друг напротив друга в холостяцком общежитии гарнизона Тайсон развалился на дюралюминиевом кресле, упираясь ногами в кофейный столик светлого дерева. Корва договорился с офицерским клубом насчет ленча и, нагоняя себе аппетит видом съестного, пояснил:

– Это за ваш счет. В клубе записали вашу фамилию.

– Вы очень любезны, – сострил Тайсон, а потом, сокрушаясь, добавил: – Надо же, какой маленький перерыв.

– Да. Спроул мог бы уже понять, что Пирс с Брандтом намерены устроить театр двух актеров. Мне доводилось присутствовать в суде, где показания свидетелей растягивали иной раз до десяти вечера. И никому нет дела до того, насколько раздражает присяжных, стенографисток и охрану сверхурочная работа. – Корва покопался в тарелке с салатом. – Расскажите-ка мне, мой друг, все о безнравственном поведении нашего милого доктора. Не послужило ли это поводом для его близкого знакомства с пиявками?

Тайсон потупился и угрюмо буркнул:

– Да. А вы когда-нибудь участвовали в рейдах южновьетнамской полиции?

Корва перестал жевать и молча закивал головой:

– Было дело. Но этого мне хватило на всю жизнь.

– Это вы верно подметили. Моя рота ходила раза четыре или пять на такие операции. Мы окружали деревню на рассвете, а после прибывала полиция – чертово гестапо – в американских джипах. Они обычно ходили в пятнистой форме, устраивали облавы и допросы. И у вас так было?

– Конечно.

– Ни одному американцу не разрешалось заходить в деревню. Все, что творилось там... было не для наших глаз. Но случалось, что офицеры заходили на территорию деревень согласовывать дальнейшие действия с командиром «гестапо». Я заходил несколько раз. И Брандт как санитар мог зайти тоже.

Корва, презрительно усмехаясь, высказал догадку:

– Ему это нравилось, ведь так?

– Нравилось – не то слово. Для него это было верхом блаженства. А еще смеет нести всякий вздор о бестактном поведении при обыске. Да эти головорезы из полиции раздевали людей донага и обыскивали самым бесстыдным способом, который я когда-либо видел. И, конечно же, дело не обходилось без пыток... побоев, погружения в воду, то есть несчастный захлебывался. Меня выворачивало, когда эти садисты под видом подавления мятежа занимались подобными зверствами, а Брандт, наоборот, заходился в экстазе. Конечно, фотографировать строго запрещалось, но Брандт был на короткой ноге с этими свиньями. Во время одной такой облавы я застал его с фотоаппаратом, после чего и устроил ему баню с пиявками. Он вошел в хижину, а нас с Келли не заметил. Брандт и еще несколько полицейских насиловали трех девочек.

Корва сочувственно вздохнул:

– Ах, люди! Ах, звери!

– Может быть, сначала поедим, а потом я продолжу, а?

– А как лучше?

– Сначала давайте поедим.

~~

Суд собрался ровно в час тридцать, и полковник Пирс напомнил Брандту:

– Не забывайте, что вы присягали говорить правду.

От резкого кивка головой тучное, бесформенное тело свидетеля слегка заколыхалось.

Полковник Пирс, очевидно, даже не подумал переиначивать последний вопрос, поэтому с прежней надменностью задал следующий:

– Доктор Брандт, вы утверждали, что ваш взвод знал о маршруте? Вы шли в больницу, расположенную в деревне Ань Нинха, являющуюся западной окраиной Хюэ.

– Правильно.

– Как отреагировали на это солдаты?

Корва поднялся и сердито прогудел:

– Возражаю, Ваша честь. Каким образом свидетель мог оценить настроение девятнадцати человек, идущих цепочкой, растянувшейся на четверть километра?

– Возражения приняты, – согласился судья и раздраженно заметил Пирсу: – Постройте вопрос иначе.

– Хорошо, Ваша честь. – Прокурор не спускал глаз с Брандта, подготавливая его взглядом к следующему вопросу. – Слышали ли вы, чтобы кто-нибудь из солдат как-то отозвался на приказ командира?

Брандт получше устроился на стуле и скрестил ноги. Тайсон заметил, что его недруг щеголял в изящных серых мокасинах, украшенных маленькими кисточками. Сквозь тонкие светлые носки просвечивала молочно-белая кожа.

Разыгрывая роль праведника, Брандт сначала состроил гримасу смирения, а потом смущенно признался:

– Во время привалов я делал обходы и проверял состояние здоровья солдат. Я слышал разговор нескольких солдат, обсуждавших приказ лейтенанта Тайсона изменить направление маршрута. У меня сложилось впечатление, что люди обрадовались скорой встрече хоть с каким-то цивилизованным миром. Лейтенант Тайсон стимулировал солдат, обещая горячую пищу, душ и женщин.

– Ас кем именно разговаривал лейтенант Тайсон?

– С Симкоксом. Он намекнул ему, что в больнице тот имеет возможность орально удовлетвориться.

Несколько человек из зрительного зала ахнули, а один мужчина заливисто захохотал, но, видя, что он одинок в своем веселье, быстро умолк.

Пирс дождался тишины и, почесывая ухо, запинаясь, спросил:

– Вы имеете в виду, что лейтенант Тайсон дал понять Симкоксу, что... как бы получше выразиться?.. – Прокурор стыдливо опустил глаза.

Доктор Брандт внес ясность:

– Лейтенант Тайсон рассказал Симкоксу о возможности совершить феллацио в больнице. Как я понял, с помощью женщины.

– Спасибо. Не показалось ли вам, что лейтенант Тайсон решил по-хозяйски расположиться там?

– Я не знаю, какие у него были намерения, но после обещаний разных удобств и женской ласки ребята воспряли духом, а когда патруль был уже на подходе к госпиталю, все ждали чего-то необыкновенного.

Пирс продолжал вести подкоп, и от Тайсона не ускользнуло, как ловко он сумел обрисовать положительный настрой измученного взвода в ожидании и возможности насиловать, грабить и всего прочего, что обещал командир. Ни обвинителя, ни его свидетеля не удовлетворяло просто доказательство того, что подсудимый убийца. Им не терпелось уличить его в безнравственности, корыстолюбии и превышении своих полномочий. И весь этот бред слушали две сотни собравшихся, включая представителей прессы, знакомых, его жену, ребенка и мать. Он сам себе поражался, почему прошлой ночью не свернул Брандту шею.

Допрос Стивена Брандта шел своим чередом, и шесть или семь раз Пирс подводил взвод к госпиталю, потом отзывал назад, засыпая свидетеля прямыми и косвенными вопросами. Брандт отвечал неторопливо и обстоятельно.

Когда же прокурор открыл перед взводом дверь в тот злополучный госпиталь, все приготовились не только выслушать, что собирался поведать доктор Стивен Брандт, но и поверить тому.

– Сколько выстрелов, – поинтересовался Пирс, – сделал взвод в районе госпиталя?

– Пять или шесть коротких очередей.

– Не могли бы вы сказать, откуда они примерно доносились?

– Нет. И те, кто находился со мной рядом, тоже не могли разобрать.

– Значит, вы не уверены, что в вас стреляли из госпиталя?

– Нет.

– Но ведь в книге Пикара сказано и из предыдущих показаний ясно, что на крыше госпиталя прятался снайпер.

– Я никогда не говорил об этом Пикару и не знаю, от кого он это услышал. Я только подумал, что госпиталь – как раз то место, которое обязательно выбрал бы вражеский снайпер.

– А те, кто был рядом, поверили, что стреляют с крыши?

– Да. Лейтенант Тайсон приказал стрелять по госпиталю. Я почти никогда не вмешивался в вопросы военной тактики, но тут попросил остановить стрельбу.

– Что вам ответил командир?

– Он велел мне заниматься своим делом. У нас двоих ранило, а одного солдата убили. Роберта Муди задело в ногу, а Артура Петерсона ранило вот сюда. – Брандт показал на себе место с правой стороны прямо под мышкой. – Пуля прошла через... Можно употребить медицинский термин?

Пирс слащаво улыбнулся.

– Лучше не надо.

– В общем, навылет. От пулевого ранения в легкие Петерсон захлебывался кровью.

– А третий раненый?

– Да. Это Лэрри Кейн... Пуля попала в сердце, и он скончался на месте.

– И вы перевязывали этих людей под огнем?

– Нет. Стрельба прекратилась, не успев начаться. Я был в безопасности, – скромно ответил Брандт.

– Что произошло дальше?

– Взвод короткими очередями обстрелял госпиталь. Окна загораживали сетка от насекомых и соломенные жалюзи. Наконец лейтенант Тайсон приказал прекратить огонь и дал команду четверым солдатам короткими перебежками пробраться к больнице. Здесь я должен заметить, что, пока мы подкрадывались к входу, из нескольких окон свесились белые простыни, которые я принял за флаги капитуляции или, нет, скорее, за сигнал того, что госпиталь занимал нейтральное положение. К тому же перед зданием реял флаг Красного Креста.

– И внутри госпиталя вам никто не оказал сопротивления?

– Ни один человек.

Тайсон слушал, как многоопытный Пирс водил за нос судейских, отступая с его взводом, потом снова подводя его к госпиталю и в завершение своих маневров позволил-таки солдатам войти в приемный покой. Прокурор проворно нажимал кнопки воображаемого магнитофона, прокручивая ленту с голосом выдрессированного Брандта вперед, назад и снова вперед. Время от времени Корва протестовал, но Тайсон с легкой обидой подумал, что адвокат многое игнорировал, хотя мог бы возразить. Он предоставил прокурору относительную свободу действий, и Пирс стал немного заноситься, разрешая Брандту делать заявления, требующие длительного объяснения на перекрестном допросе.

Наконец Пирс поднял взвод по лестнице на второй этаж, где развернулась драма.

– Как вас приняли в госпитале?

– Довольно прохладно. Вокруг этого места мы порядком постреляли, и, если мои догадки насчет снайпера верны, я могу с уверенностью сказать, почему они встретили нас без особого энтузиазма.

– Вы заметили открытую враждебность с их стороны?

– Конечно, нельзя сказать, что они ждали нас с распростертыми объятиями, но ведь и наши ребята не отличались радушием, хотя я не очень осуждаю их. Это из-за снайпера вышло недоразумение. Стрелявший в нас человек стал причиной обоюдного недоверия и вражды. Прием оказался самым неприятным, какой только мог ожидать взвод.

Прокурор суетливо посмотрел на свои часы, его жест повторил судья, и Тайсон понял, что близится время перерыва.

– Полковник Пирс, если вы не возражаете, я предлагаю перенести слушание дела на восемнадцать часов.

– Не имею ничего против вечернего заседания. Ваша честь, – отчеканил Пирс.

Спроул испытующе взглянул на Корву:

– У защиты есть возражения?

– Нет, Ваша честь.

– Тогда заседание переносится на восемнадцать ноль-ноль.

~~

Тайсон с Корвой снова подались в общежитие. У двери их ждал офицер военной полиции с расшифровкой стенограммы утренних показаний Брандта.

Войдя в полупустую комнату, Корва первым делом достал из холодильника бутылку предварительно смешанного мартини. Итальянец сел за обеденный стол и приступил к просмотру показаний.

Тайсон, сделав несколько глотков из бутылки, спросил нарочито капризным голосом:

– А где же еда?

– Я не голоден.

– А вдруг я проголодался, тогда что? – проворчал Тайсон.

– Съешьте оливки.

– Так нет никаких оливок.

Не отрываясь от документов, Корва делал глоток за глотком и пожимал плечами.

Чувствуя, что теряет душевное равновесие, Тайсон иронично спросил:

– Ну, как обстоят дела у обвинения?

– Неплохо.

– А у защиты?

– Рано говорить.

Тайсон, ошеломленный равнодушием адвоката, нервно зашагал по комнате.

– Вы даже не возражали против наводящих вопросов Пирса! – изумлялся он.

– А почему я должен возражать? – развел руками Корва. – Они мне кажутся интересными. Послушайте, Бен, Брандт – свидетель Пирса. Обвинитель, руководящий своим свидетелем, – явление быстро проходящее. Дайте им станцевать вместе.

Тайсон от досады хлопнул себя по ляжкам.

– Что за черт!

Корва твердо возразил:

– Я тут собираюсь выяснить у вас кое-что по поводу заявлений Брандта, поэтому попрошу давать краткие и точные ответы, которые я использую при перекрестном допросе.

– О'кей.

Корва нахмурился и сказал, засмотревшись в окно:

– Надеюсь, наши свидетели будут отвечать обстоятельно и подробно.

– Надеюсь, – сам не зная на что, злился Тайсон, – вы обстоятельно и подробно расспросите их.

Адвокат поморщился, будто вспомнил о чем-то неприятном.

– Как бы я хотел, чтобы наши свидетели не рассказывали о перестрелке в больничных палатах, потому что Брандт с Фарли назвали это ненужным кровопролитием. Это может сбить с толку присяжных.

~~

Ровно в шесть вечера сильный голос Пирса эхом отозвался в дальних уголках здания церкви:

– На заседание собрались все участвующие в суде стороны. Суд продолжает работу.

Обвинитель вновь напомнил свидетелю, что он под присягой, но Тайсон нутром почувствовал, что на сей раз показания Брандта не сулят ничего хорошего.

Пирс начал с разминочных вопросов, потом вновь очутился на пороге госпиталя Мизерикорд. На этом этапе дознания прокурор со своим свидетелем развили такое взаимопонимание и так отработали синхронность речевых моделей, что все сразу догадались о длительных репетициях, предшествовавших их слаженной деятельности. Но один раз все же Брандт смазал ответ, и Пирс, судя по выражению его лица, остался не очень доволен. И вот наконец обвинитель сподобился добраться до второго этажа больницы, и почти осязаемое волнение в зале подстегнуло его приступить к развязке событий.

– Что вы увидели, войдя в эту комнату?

– Я сразу понял, что это была операционная. По имеющемуся в ней медицинскому оборудованию я заключил, что госпиталь до начала боевых действий являлся скорее санаторием, чем больницей. Мои догадки основывались на том, что, во-первых, здание выстроили французы и, во-вторых, оно по стилю не подходило к казенному учреждению, а больше напоминало загородный дом отдыха.

Пирс выказывал поразительное терпение, пока Стивен Брандт давал профессиональную оценку архитектуре здания, медоборудованию и планировке. У Тайсона мелькнула мысль, что вряд ли Пирс или кто другой стал бы так возиться с Брандтом, будь он не практикующим врачом, а увечным безработным ветераном той позорной войны. Брандт опустил детали и перешел к главному:

– В операционной стояли семь операционных столов. Стены и потолок оштукатурены. На окнах вместо стекла сетка от насекомых, пол выложен кафелем. Операционная была набита людьми. В госпитале горел электрический свет – видимо, ток вырабатывал местный генератор, потому что каждый операционный стол освещали свисавшие лампы накаливания. Под потолком вовсю крутились вентиляторы, но все равно в помещении стоял дух гниющей плоти и открытых рая. Повсюду летали мухи. В предоперационной я заметил туалет и раковину с краном и предположил, что вода поступает из цистерны, установленной на крыше, воду для стерилизации инструментов тоже брали оттуда я кипятили на плите, растапливаемой древесным углем.

Вот в таких примитивных условиях работали эта мужественные люди, да плюс еще страшная антисанитария.

Посмотрев на Пирса, Тайсон решил, что тот готов зааплодировать, хотя по его виду не чувствовалось, что он с большим вниманием слушает Брандта.

Обвинитель переключился на вопросы.

– Кто с вами вошел в операционную?

– Я не могу вспомнить всех, но то, что со мной были лейтенант Тайсон, его радист Келли и Ричард Фарли, я помню хорошо. Кажется, вошли еще двое. Фарли помогал хромавшему Муди. Остальные несли громко стонавшего Петерсона.

– Сколько людей находилось в операционной и кто это был?

– Там работали примерно двадцать человек медперсонала. В основном врачи-европейцы мужского пола, санитары из местных жителей – мужчины и женщины. Также сестры милосердия. Многие из них носили монашескую одежду, на шее висел крест. В госпитале встречались предметы отправления религиозных обрядов, и я подумал, что они католики.

С тяжким вздохом Корва наклонился к Тайсону и процедил сквозь зубы:

– Я бывал на заседаниях трибунала, где торчали до полуночи.

– Брандт работает без устали. Прямо упивается свободой слова, – досадуя, ответил Тайсон.

– Пирс тоже от него не отстает, – подхватил Корва. – Думаю, он закончит сегодня с Брандтом, пока они оба в ударе. Иногда перенос допроса свидетеля на следующий день портит впечатление о нем.

– Кто-нибудь из персонала поздоровался с вами? – спросил Пирс Брандта.

– Нет. Но лейтенант Тайсон обратился с приветствием к врачу, стоявшему ближе к двери. Врач занимался пациентом с сильно покалеченной ногой. Лейтенант Тайсон подошел к операционному столу и разговорился с врачом.

– На каком языке?

– Сначала на английском. Оперируя пациента, врач сказал что-то помогавшей ему медсестре по-французски, и тогда наш командир тоже перешел на французский.

– Вы сами говорите по-французски?

– Нет. Но я могу распознать этот язык.

– Они разговаривали дружелюбно?

– Отнюдь. С самого начала они употребляли крепкие выражения, как мне показалось.

– А что явилось тому причиной?

– Полагаю, лейтенант Тайсон настаивал на операции Петерсона. Командир несколько раз обращался к нам с Келли на родном языке, поэтому я понимал суть его требований.

Чем больше Пирс задавал вопросов, тем больше информации получал суд; ни Фарли в своих показаниях, ни Пикар в своей книге не упоминали об этих фактах. После пятнадцатиминутного допроса, касавшегося минутной перепалки Тайсона с французским врачом, Пирс спросил:

– Как вы тогда оценивали состояние здоровья Петерсона?

– Я несколько раз высказывал свое мнение лейтенанту Тайсону. У Петерсона была смертельная рана. Его мог спасти только хирург, специализирующийся на операциях в области грудной клетки, в хорошо оснащенной больнице. Под деревней Фулай я столкнулся с подобным ранением. Я пробовал повлиять на командира, неоднократно подчеркивая: если мы хотим спасти Петерсона, нужно вызвать санитарный вертолет. Но он не послушал меня.

– Объяснил ли он вам, по какой причине он этого не делает?

– Нет. Он считал, что раз уж мы добрались до больницы, то он обязан сделать все возможное, чтобы его солдату оказали медицинскую помощь. Я объяснил ему, что вряд ли при таком оснащении больницы кто-нибудь возьмется за операцию на грудной клетке. Думаю, что и тот врач пытался втолковать ему это же. – Брандт тяжело вздохнул, выдерживая паузу, как хороший актер, и потом уже сказал: – Я ему говорил, чтобы он забыл о Петерсоне. У него падало кровяное давление, дыхание становилось прерывистым. Одним словом, парень отходил в мир иной.

– Как отреагировал Тайсон на ваши слова?

– Не очень хорошо. Он находился в таком возбужденном состоянии... у меня создалось впечатление, что он больше стремится навязать свою волю тому врачу и остальному медперсоналу, чем оказать помощь умирающему Артуру Петерсону.

Неожиданное падение стула отвлекло внимание суда. Все посмотрели в ту сторону, откуда донесся грохот. У стола защиты с пылающим от ярости лицом и трясущимися руками стоял Бен Тайсон и гневно смотрел на Брандта. Немая сцена длилась не более минуты, но Корва пальцем не пошевельнул, чтобы водворить своего клиента на место.

Хриплый бас полковника Спроула нарушил тишину зала:

– Подсудимый, займите, пожалуйста, свое место. – Не успел Тайсон выполнить просьбу судьи, как тот поспешил сказать: – Суд объявляет перерыв на пятнадцать минут.

~~

Адвокат и подсудимый молча вошли в кабинет раввина. Прикрывая за собой дверь, Корва сказал, подмигнув Тайсону:

– Вы сбили спесь со старика Спроула. А Брандт как побелел, а? – Корва продолжал, напуская на себя бодрый вид: – У присяжных не возникло и тени сомнения, что вы согнули этого лекаришку пополам.

Тайсон устало подошел к окну и закурил.

Корва лишь хотел казаться бодрым, а вот Тайсона решил взбодрить по-настоящему, поэтому не отступался:

– Безусловно, в этой маленькой сцене есть и своя положительная сторона. Я заметил, что полковник Амос Мур впервые за последние два дня улыбнулся. Знаете ли, давно я не видывал такой легкой одобрительной ухмылки у старшины присяжных.

Тайсон стоял у окна каменным изваянием и молчал. Корва заверил, скрестив руки на груди:

– Им не по душе, Бен, этот маленький кусок дерьма.

– Но они верят ему. И Пирс верит, что я приказал расстрелять вражеских солдат в этом госпитале.

– О да. И это дает ему решимость выступать в качестве обвинителя. А факт сокрытия этого происшествия формально и юридически можно подвести под убийство. Но ни он, ни правительство не стали бы проявлять такой интерес к делу, если бы у них не появилось против вас так много обвинений. Нет, им приходитсяверить, что ваш незаконный приказ совершить выборочное убийство повлек за собой убийство остальных, находившихся в госпитале.