Текст книги "Слово чести"

Он наблюдал, как публика не спеша поднимается с нагретых от долгого неподвижного сидения скамеек. По проходу шли Марси и Дэвид, которым расчищал дорогу офицер военной полиции исполинского роста.

Брови адвоката сошлись над переносицей.

– Ну? – Его распирало недовольство.

– Защите добавить нечего, – попытался отшутиться Тайсон. – Но защита никогда не двурушничала.

– И тем не менее добавить ей нечего, – развел руками огорченный адвокат.

– Ну что? Обед? – присвистнул Тайсон, глядя на часы.

– Почему бы и нет?

Сержант Ларсон стоял у парадной двери.

– Отлично, мистер Корва! – восхищенно сказал он.

– Благодарю вас, молодой человек.

– До завтра, – бросил сержант на ходу.

Выходя в коридор, Тайсон вдруг поймал себя на мысли, что завтра соберется дикое количество полицейских, как это обычно бывает в день вынесения приговора. А сержант Ларсон выведет его из зала в наручниках. И тут ему на память пришел сон, в котором Тайсон разговаривает с одним человеком, а тот все время напоминает, будто служить ему осталось еще пять лет. Предчувствуя недоброе, он невольно связал сон со сроком заключения.

Глава 49

Как всегда, ровно в десять утра полковник Уолтер Спроул призвал суд к порядку.

Судья показался Тайсону усталым и озабоченным. Лицо его после бессонной ночи приобрело землистый оттенок, веки опухли и покраснели. Спроул подождал, пока соберутся члены суда и публика. Потом он вдруг подтянулся, опираясь руками о края кафедры, и подался чуть вперед, как пастырь, собирающийся начать проповедь о чистилище. Раскатистый бас Спроула набрал полную силу при включенном микрофоне.

– Уважаемые заседатели, вы заслушали показания по делу лейтенанта Бенджамина Тайсона, гражданина Соединенных Штатов. – Спроул принялся читать свое напутствие присяжным заседателям, положив листок с текстом на покатую поверхность кафедры. Он говорил твердым голосом, не меняя интонации, хотя это было так необходимо для придания смысловой окраски и большей значимости его речи.

Десятиминутное чтение Спроулом открытого заявления дало Тайсону полное представление о том, что судья, который до этой минуты поражал всех неразговорчивостью, пытается втолковать шестерым присяжным их обязанности при вынесении приговора. В связи с этим у Тайсона зародились подозрения насчет того, что присяжные уже приняли решение.

– При обсуждении свидетелей, – продолжал полковник Спроул, – вы можете учитывать их взаимоотношения с подсудимым, их разный интеллектуальный уровень и образовательный ценз, а также их чисто человеческие качества. При рассмотрении вопроса о виновности подсудимого офицера прошу учесть его звание, происхождение, образование, школу военной подготовки, его военный опыт, включающий в себя связь как с враждебной, так и с дружески настроенными вьетнамцами. Можете принять в расчет его возраст во время предполагаемого инцидента и любые другие обстоятельства, могущие оказать помощь при выяснении того, умышленно ли подсудимый подстрекал, приказывал, пособничал или скрывал массовое убийство. Но сначала вы должны убедиться, что показания о массовом убийстве были правдивыми.

Спроул продолжал, отчаянно жестикулируя, объяснять все достоинства и недостатки обвинения, потом защиты. Он указал на слабые стороны, присущие обеим сторонам.

– Вас должно удовлетворять доказательство, построенное исключительно на показании, что подсудимый действовал незаконно и, исходя из этого, мог совершить убийство. Я должен напомнить вам, что ввиду имеющего силу закона о давностных сроках не существует незначительного проступка, за который вы можете признать его виновным. Вы не можете вынести вердикт о непредумышленном убийстве, как не можете вынести вердикт о нарушении долга, сговоре или других мелких преступлениях. В вашей власти вынести приговор – виновен или не виновен по выдвинутым обвинениям и по одной или двум пунктам статьи.

Полковник Спроул разъяснял азы судебного производства, которым должны были следовать присяжные заседатели, но на поверку выходило, что это разъяснение было адресовано не только заседателям, которые имели представление о процессуальных нормах суда, а в основном гражданским лицам и представителям прессы.

– На процессе трибунала нельзя не принять во внимание мнение остальных присяжных заседателей. Чтобы признать подсудимого виновным, надо четверым или более заседателям проголосовать против. Чтобы оправдать подсудимого, нужно чтобы трое или более присяжных голосовали за него. Поэтому я призываю вас внимательно и вдумчиво подойти к голосованию. Голосуя за осуждение, вы должны голосовать и за пункты той статьи, по которой судят подсудимого. Вы Можете согласиться с одним или обоими пунктами статьи. Если вы не можете с чистой совестью голосовать за каждой пункт письменно, но голосуете за осуждение по выдвинутым обвинениям, тогда в вашей власти изменить формулировку одного или двух пунктов, с тем чтобы она соответствовала вашей аргументации осуждения вердиктом. Однако я предупреждаю вас, что новая формулировка может изменить их значение в той степени, в которой они определяют непредумышленное убийство. В этом случае подсудимый будет признан невиновным в любом заслуживающем обвинения преступлении, подпадающем под статью кодекса.

Спроул откашлялся.

– Если вы подготовите вердикт к половине пятого, то можете вернуться сюда и объявить его. Если вы не сможете прийти к решению до этого времени, тогда суд предлагает вам вечер на размышления.

Судья сделал глоток воды и продолжил:

– Я должен напомнить вам, что вы дали присягу не разглашать точку зрения своих коллег и решение, принятое тайным голосованием присяжных. Это значит, что ваша резолюция и ее аргументации остаются в тайне по прошествии суда и далее. – Полковник Спроул облокотился на ближний от присяжных край кафедры и сказал в заключение: – Окончательное решение по сопоставлению значимости доказательств и правдоподобности показаний свидетелей полностью ложится на вас, членов суда. Вы должны пренебрегать любым замечанием или заявлением, сделанным в ходе процесса, касающимся виновности или невиновности подсудимого, поскольку вы одни полномочны решать этот вопрос. Каждый из вас должен руководствоваться беспристрастным мнением, доказательствами, признанными судом, и собственной совестью, чтобы определить, виновен ли подсудимый по закону. – Полковник Спроул выпрямился и объявил: – Слушание дела закрыто.

Тайсон сверил время по своим часам. Вынесение приговора займет у присяжных целых сорок пять минут, и к этому моменту все слова, способные как-то повлиять на их решение, уже были сказаны.

~~

Бенджамин Тайсон с безнадежностью выглядывал из окна кабинета раввина. Оказалось, что вся публика высыпала на улицу и бесцельно толклась вокруг церкви под холодным осенним солнцем. За кордонами военной полиции через дорогу тоже виднелись группы людей.

Корва налил себе чашку кофе.

– Хотите выйти?

– Нет.

– Не хотите повидаться с семьей?

– Не хочу, – ответил Тайсон, не отрывая взгляда от окна.

Подошедший сзади адвокат краем глаза посмотрел из окна и мгновенно оценил обстановку.

– Уж больно они подавленные. Не такое уж и занимательное зрелище, – старался отвлечь Корва своего клиента.

– Да, вы правы. – Эта сцена напомнила ему перекур во время заупокойной службы; люди знакомились, иногда проскальзывала печальная улыбка. Каждого что-то связывало с этим местом, поэтому они и не хотели слышать напоминаний о том, зачем они здесь. Считанные минуты оставались до прощальной проповеди, и, сознавая это, приглашенные на церемонию не расходились.

Не найдя ничего примечательного в столь грустной сцене, Корва вернулся к своему угощению и добавил в кофе сливок.

– Вы удовлетворены ходом процесса?

– Если бы на вашу долю выпал суд по делу об убийстве, вы бы его запомнили на всю жизнь, – ответил Тайсон с легкой иронией.

– Я имею в виду, – сказал Корва с нарастающим нетерпением, – довольны ли вы тем, как я вас представляю на суде?

– Я дам вам знать после вердикта. – Тайсон отметил про себя, что адвокат несколько охладел к нему. Он предположил, что это была защитная реакция. Ощущая крайнюю неловкость перед Корвой за то, что вынудил его остаться с собой, Тайсон сказал извиняющимся тоном: – Почему бы вам не выйти?

– Вы имеете в виду, что я уволен? – не понял Корва.

– Нет. Я насчет прогулкина свежем воздухе.

– Да я не успею и шага сделать, как меня тут же окружат и уничтожат репортеры. Лучше я здесь подожду. – Корва поспешно добавил: – Впрочем, если хотите закурить, откройте окно.

Тайсон поднял вверх запыленную оконную раму и глотнул холодный бодрящий воздух.

– Сколько времени уйдет на это, а? Как вы думаете?

– Процесс длился относительно недолго. Кроме показаний, здесь думать не о чем. Суд может потребовать назад их копии.

Неудовлетворенный ответом, Тайсон занервничал еще больше:

– А сколько мне ждать? Дни? Часы? Минуты? Мне хотя бы дадут время выкурить сигарету?

– Трибунал, как правило, не колеблется. – Корва провел рукой по щеке, нащупывая место, где порезался утром. Чуть саднящая ранка не кровоточила. Слава Богу, подумал адвокат, не буду больше пользоваться этой бритвой. Помолчав немного, он добавил: – Не сойти мне с этого места, если я ошибаюсь: присяжные выходили из зала суда с уже принятым решением.

Смятение, сменившее нервозность, не давало Тайсону сосредоточиться.

Корва нашел простейшее объяснение действий присяжных.

– Им нет смысла притворяться, что они не знают, как поступить с вами. Безусловно, на них давят. Ведь они офицеры. Они заслушали дело, теперь их ждут служебные обязанности. Исходя из всего этого, я надеюсь, что о вердикте мы услышим до четырех тридцати.

Тайсон посмотрел на стенные часы.

– Это шесть часов ждать? – ужаснулся он.

– Да. Времени более чем достаточно, – ответил Корва, скрывая волнение.

Тайсон подмигнул, невольно улыбаясь:

– Нервничаете?

– Очень.

– Что за склонность к паникерству? – напустил на себя строгий вид Тайсона.

Корва вымученно улыбнулся, но промолчал.

Чтобы унять волнение, мужчины переменили тему разговора, но диалога не получилось. Через полтора часа Корва открыл дверь и попросил полицейского принести в кабинет газеты и журналы.

– Я еще раз хочу спросить вас... вам разрешено сходить домой. Так вы пойдете?

– Нет.

– А в клуб на ленч?

– Нет. Я не очень хочу есть. Можете заказать еду сюда.

– Вы жалеете себя?

– Нет. Я жалею вас и свою семью.

– Может, я пошлю сержанта за вашей женой? – продолжал адвокат. – Если хотите, она придет с Дэвидом, а?

– Нет.Нет и нет. – Тайсон перешел на крик. – Как вы не поймете, что я не могу сейчас никого видеть. Ни мать, ни сестер, ни священника, вообще, никого. Как вы не понимаете, что если я увижу кого-то из них... Я не хочу, чтобы меня видели в таком виде... Разве не может человек немного пострадать в одиночестве? – Он ткнул пальцем в адвоката. – Вот вы,к примеру, хотели бы быть со своей семьей, случись с вами такое?

– Да, я бы хотел, Бен. Мне важна поддержка семьи.

– Да пошли вы со своей поддержкой... Что за идиотское слово?

Корва глубоко вздохнул, задержав на мгновение дыхание.

– Я просто хотел убедиться, что вы понимаете... что, может быть, вы в последний раз... вам разрешат говорить с ними без охраны.

Тайсон метался зверем по небольшому кабинету. Наконец он сказал примирительным тоном:

– Я и не думал обижать вас. Просто вы попались под руку. Уходите, прошу вас.

– Нет, сэр. Оставаться с подсудимым – это мой профессиональный долг, – отвечал ему Корва ровным голосом.

Тайсон перестал шагать и повернулся к Корве:

– Ну? Раз уж вы здесь, развлекайте меня.

– С юридической точки зрения и в пределах выдвинутых обвинений правительство употребило всевозможные доказательства своей силы.

– А почему у них на это уходит так много времени? Они же военные. Почему они не могут сразу все решить?

– Потому что защита доказала обратное. Такое, что они не ожидали услышать. – Он посмотрел, как Тайсон отреагировал на его слова. – Меня не огорчает то, что вы скрываете некоторую информацию. Я просил вас это сделать. Я хотел, чтобы все открылось произвольно и в свое время. Присяжные слушали, и за маской безразличия скрывались бушующие страсти. Они люди, следовательно, сейчас они спрашивают самих себя, как быть. – Корва вновь взглянул на притихшего Тайсона. – Вот прямо сейчас один или двое из них приводят доказательства, чтобы повлиять на второго или третьего члена жюри, говоря: «Черт с этим законом!» Только по этой единственной причине возможна отсрочка.

– Случится ли это? Пошлют ли трое из них закон к черту?

Корва прояснил ситуацию:

– Если они плюнут на закон, значит, они плюнут на армию. Они – часть системы, олицетворение военного кодекса, офицеры, дававшие присягу. Они больше заинтересованы в этой системе, чем любой гражданский присяжный в гражданской юридической системе. Как бы вы поступили на их месте? За что бы вы проголосовали?

Тайсон на минуту задумался.

– Я бы проголосовал за то, чтобы подсудимого признали виновным.

– И я тоже.

– Тогда почему же так долго? – изнывал от нетерпения Тайсон.

– Честно говоря, не знаю. Я говорил вам... у них там не все благополучно обстоит с голосованием. Думаю, один или двое из присяжных поставили себя под удар, выступив в вашу защиту. Может быть, этим человеком оказался сам Мур. Возможно, и Дэвид на вашей стороне тоже. Может быть, Синдел не терпится побыстрее проголосовать против. А вот Ласки хорошо бы было перетянуть на свою сторону. Я не знаю. Никто не знает... присяжные не перестают удивлять меня.

– Даже военные?

– Даже они иногда.

– Вы бы чертовски удивились, если бы выиграли процесс, – решил подтрунить Тайсон.

Корва расплылся в улыбке, но, заслышав в коридоре шаги, поспешно поднялся. После громкого стука в дверь на пороге появился военный полицейский с кипой газет и журналов. Он по-бараньи уставился в одну точку – журнал «Плейбой», предлагая Корве тоже полюбопытствовать. Не получив больше никаких распоряжений, полицейский удалился.

Тайсон и Корва беспорядочно листали журналы, время от времени утыкаясь в какую-нибудь статью с интригующим заголовком. В половине первого к двери кто-то подошел и робко постучал. Мужчины переглянулись, оставив свое бесцельное занятие. Вошедший в кабинет сержант Ларсон услужливо поинтересовался:

– Что вам заказать на ленч? Или вы пойдете в клуб?

Корва, оценив заботу, вежливо ответил:

– Сержант, путь пришлют сандвичи и кофе. Поразите нас своим кулинарным вкусом. И чтобы никакого белого хлеба и майонеза, – закончил он с шутливой строгостью.

Прошло с полчаса, и Тайсон не выдержал:

– Обычно на это уходит не больше пятнадцати минут. Может быть, вердикт уже вынесли?

– Мы еще успеем поесть до того, как нас вызовут. Попробуйте расслабиться.

– Да я расслабился, просто мне скучно.

Вновь за дверью раздались шаги, и в кабинет вошел сержант Ларсон с картонной коробкой. Тайсон увидел разнообразную снедь: сандвичи, салаты и несколько десертных блюд. Ларсон немного смутился.

– Это моя жена. Она очень настаивала. Надеюсь, вам понравится.

Корва отвечал, вожделенно поглядывая на такое великолепие:

– Передайте ей, что мы польщены ее заботой.

Тайсон из вежливости взял завернутый сандвич.

– Очень предусмотрительно с ее стороны, сержант.

Ларсон улыбнулся и тихо вышел.

Корва отыскал куриную котлету, зажатую двумя ломтиками ржаного хлеба, и вонзил в нее зубы.

– Как я говорил вам уже однажды и как вы сами видите и слышите каждый день, народ на вашей стороне.

– Я раньше не придавал особого значения общественному мнению американцев, я сноб по натуре. Я не заслуживаю того, чтобы мне устраивали комфортную жизнь так, как они ее себе представляют сейчас.

Корва нашел банку колы и с треском оторвал кольцо.

– Вы, мой друг, слишком хорошо усвоили, кто вы и что представляет собой мир, в котором вы живете. К сожалению, как ни крути, а вы с этим миром не ладите.

Тайсон порылся в коробке, выудил два пива и выпил обе банки, не поделившись с Корвой.

Корва ел без аппетита.

Тайсон в сопровождении полицейских прошествовал в туалет, адвокат пошел сам по себе. Долго тянувшийся день изматывал их скукой и тревогой. Рано заходящее осеннее солнце начало садиться в облака за горизонтом, и ветер, подувший с моря, разбрасывал красные и золотистые листья по газонам и тротуарам. Тайсон вновь подошел к окну и заметил, что толпа понемногу рассосалась, а те, кто еще не вернулся в церковь, стояли кучками, поеживаясь от студеного ветра.

– А прошлой осенью мы с сыном сгребали листья, я наколол дров и развел огонь в камине. Мы сходили на ферму, там у нас, на окраине, и купили тыквы и яблочный сок. Придя домой, я приготовил пунш. Все же я люблю вкус осени.

Корва продолжил разговор на такой же сентиментальной ноте:

– И я, знаете ли, тоже. Мне не хватало ее во Вьетнаме. Я попросил своего брата прислать мне коробку из-под ботинок с увядшими листьями. – Восторженно хмыкнув, он воскликнул: – Я дарил их людям, которые скучали без осени.

– Значит, в этом вы находили для себя психическую разрядку, – поддакнул Тайсон.

Корва взял из стопки «Дейли ньюс» и увидел заголовок, напечатанный большими жирными буквами: «Вердикт сегодня?».

Тайсон заглянул адвокату через плечо.

– Хороший вопрос. – Он посмотрел на стенные часы. Стрелки показывали четыре шестнадцать.

Минутой позже Корва отбросил газету и подошел к окну.

– Никто даже и не думает расходиться. Телепередвижка еще стоит.

– Не хотел бы я здесь заночевать, – проворчал Тайсон. – Возьмите меня лучше к холостякам, я не хочу домой.

– Хорошо. Я не буду с вами спорить, – успокоил его Корва. – Ожидание хуже всего, хотя это не такой уж плохой знак. Что-то, наверное, случилось в совещательной комнате.

– Но что там могло произойти? – спросил Тайсон, умирая от любопытства.

В четыре тридцать Корва захлопнул свой кейс и снял с вешалки пальто. Ни он, ни Тайсон не услыхали мягких, крадущихся шагов за дверью. В дверь постучали робко, даже предупредительно. И тут Тайсон понял, что им нечего рассчитывать на вечерний отдых.

Дверь распахнулась, в кабинет осторожно вошел сержант Ларсон и молча уставился на адвоката. Корва рявкнул, не в состоянии больше выдерживать молчания полицейского:

– Ну? Мы свободны?

– Нет, сэр. Присяжные вынесли вердикт.

Корва напрягся, но поблагодарил:

– Спасибо. – Он снова повесил пальто и сказал Тайсону с напускным безразличием: – Давайте послушаем, что они хотят сказать.

Тайсон направился к двери, придерживаемой Ларсоном. Сержант тихо напомнил:

– Сэр, возьмите с собой свои вещи.

– Что? – Тайсон замер на мгновение, не понимая, что от него требуется. Придя в себя, он сказал: – Да-да. Конечно. Я сюда больше не вернусь, да?

– Нет, сэр.

– Поблагодарите раввина за приют, если увидитесь с ним.

– Слушаюсь.

Выйдя в коридор, Ларсон вновь возглавил шествие. Видимо, почувствовав, что в его обязанности спешка не входит, сержант шел прогулочным шагом. Появление Тайсона в суде заставило замолчать неистовствовавшую публику. Он посмотрел по сторонам и заметил, что церковь битком набита, будто наступило пасхальное воскресенье.

Он специально прошел мимо стола присяжных, миновал обвинителей, не глядя на Пирса, Вейнрот и Лонго, и остановился у стола зашиты рядом с Корвой. Тайсон обратил внимание, что ненавистная тройка тоже теперь стояла, хотя это было совсем необязательно.

Тайсон заставил себя посмотреть на первый правый ряд. Марси, в деловом костюме из твида, сидела, положа ногу на ногу, и улыбалась ему. Дэвид казался печальным, а точнее, испуганным. Он спросил себя, что же творится сейчас в душе этого шестнадцатилетнего человека. Все три сестры Тайсона, подвижные, хорошенькие женщины, были преисполнены оптимизма. Его мать, которая редко выказывала какие-либо эмоции, кроме надменности, нетерпения или раздражения, сейчас выглядела обескураженной и старой. Тайсон, напустив на себя беспечный вид, вглядывался в лица присяжных. Он пытался отгадать их мысли, но тщетно.

Тайсон вернулся к действительности от сильного толчка адвоката. Корва зашептал:

– У трибунала есть свои увертки при оглашении приговора. Вердикты признанных невиновными начинаются со слов: «Мой долг известить вас...» А вердикты виновных – со слов «сообщить вам». Я хочу, чтобы вы это знали и подготовились.

Тайсон, не поворачивая головы, поблагодарил адвоката.

Через минуту полковник Спроул, щелкнув по головке микрофона, объявил:

– Суд продолжает работу. – Он обвел взглядом присутствующих и, убедившись, что стороны на месте, обратился к полковнику Муру: – Пришли ли присяжные к какому-нибудь решению по данному делу?

Мур поднялся и бодро ответил:

– Да.

Спроул вопрошающе посмотрел на обвинителей:

– Не будет ли обвинитель любезен принести мне решение, не заглядывая в него?

Майор Джудит Вейнрот жеманно повертелась у стола,затем направилась к полковнику Муру, который вручил ей решение. Она сделала вид, что не смотрит на длинные листы бумаги, и быстро подошла к кафедре Спроула. Вейнрот приготовилась терпеливо ждать, пока судья внимательно вчитывался в текст. Тайсон, Корва и переживающие за подсудимого люди затаив дыхание смотрели на ничего не выражавшее лицо судьи. Не найдя никаких отклонений от установленного образца составления вердикта, Спроул отдал две страницы майору Вейнрот.

– Верните, пожалуйста, эти документы председателю суда.

От неловкого движения бумаги выскользнули из ее рук и плавно легли на красный ковер. Нагнувшись, она суетливо начала подбирать листки и бестолково уронила их во второй раз. Вейнрот, пунцовая от собственной неуклюжести, подошла к столу присяжных, провожаемая сочувствующим взглядом полковника Мура. Возвращаясь на свое место, она посмотрела в глаза Пирсу и слегка покачала головой, однако никто не мог сказать с полной уверенностью, был ли это жест извинения за упавшие документы или же выражение триумфа.

Спроул, поправил галстук, посмотрел на Тайсона с едва заметным сожалением.

– Лейтенант Бенджамин Тайсон, пожалуйста, доложите о себе председателю суда.

– Слушаюсь, – сильным голосом ответил Тайсон.

Корва демонстративно пожал руку Тайсону на глазах у всех присутствующих.

Тайсон встал в центре красного ковра, прямо перед полковником Муром, и молча отдал честь. Это был как раз один из тех случаев, когда устного доклада не требовалось.

Старшина присяжных и подсудимый не мигая смотрели друг другу в глаза. Мур сидел, а Корва и обвинители стояли, загородив своими спинами происходящее сидевшим в левой части нефа. Представители прессы тоже стояли, видимо, для того, чтобы лучше было видно, а сидевшие за ними поднялись со своих мест, не желая пропускать ответственный момент. Из чувства солидарности встали даже те, кто находился в весьма выгодном положении. Постепенно поднялись все.

Полковник Спроул, помешкав немного, хотел сказать что-то в микрофон, но передумал и повернулся к полковнику Муру:

– Огласите вердикт.

Тайсон увидел краем глаза, что присяжные стараются смотреть прямо, подавляя естественное желание получше его разглядеть. Мур, не обращаясь к решению суда, а глядя прямо Тайсону в глаза, заговорил с ним, словно они были вдвоем:

– Лейтенант Тайсон, мой долг как председателя жюри присяжных сообщить вам...

Громкий шепот зрителей, понявших значение этих слов, внес легкое волнение в ряды стоявшей публики.

– ...что суд при закрытом совещании и тайном голосовании признает вас виновным в совершении убийства...

На лице Тайсона не дрогнул ни один мускул; притихший, он выказал полковнику Муру и остальным членам присяжных свое душевное волнение не больше, чем они показывали его в течение всей недели.

Кто-то выкрикнул из публики что-то непотребное, какая-то женщина громко зарыдала, хотя вряд ли это была Марси или его мать, ни одна из них не имела склонности к столь бурному выражению своих чувств.

Полковник Мур продолжал, от напряжения у него дрожала челюсть:

– ... по двум пунктам статьи; слова «расстреляйте их» и «приказываю расстрелять их» вычеркнуты, останутся только «послужило причиной для их расстрела». – Полковник Мур посмотрел на Тайсона и легким кивком головы дал ему понять, что он закончил.

Тайсон, отдав честь, вернулся к столу защиты, не смея поднять глаза на Корву, а тем более на жену и сына.

Обозревая внутреннее убранство церкви и алтарь, где сидели пять членов присяжных, полковник Спроул имел озадаченный вид, в голове которого, видимо, никак не сочетались такие два понятия, как суд и религия. Микрофон несколько изменил голос Спроула:

– Суд соберется вновь в понедельник в десять часов утра для вынесения приговора.

Но никто не двинулся с места. Все стояли в мрачном молчании, пока сержант Ларсон, теперь с оружием и в каске, не подошел к Тайсону вместе с другим полицейским. Полицейские, немного смутившись, стояли перед столом защиты. Помедлив, Ларсон сказал очень вежливо:

– Сэр, не угодно ли пройти со мной?

Тайсон по-братски обнялся с Корвой, взял пилотку со стола и присоединился к полицейским, не в состоянии поднять глаз на свою семью. Полицейские сопровождали Тайсона до запасного выхода из зала и далее по всему длинному белому коридору церкви. Безлюдный коридор эхом отзывался на шаги.

Они подошли к двери, которая выходила во внутренний двор. Полицейский стоял и держал ее нараспашку. Тайсона встретили холодные сумерки октября. Он заметил, что на западе небо раскрашено глубокой синевой, а над горизонтом вырисовывался красивый оранжево-желтый отсвет закатившегося солнца.

Полицейские окружили его стеной и проводили до штабной машины темного цвета. Церковь и коридор хранили мертвую тишину, но сейчас до него стали доноситься хриплые и грубые выкрики десятков людей, появившихся с тыльной стороны церкви. Тайсон увидел телекамеру. Его ослепили яркие вспышки, он увидел микрофоны на металлических подставках, но офицеры военной полиции мужественно отбивались от прессы. Из общей массы выделялся мужчина, который кричал что есть силы: «Отпустите его! Отпустите его!» Какая-то неизвестная женщина проскользнула через полицейский кордон и с рыданиями повисла у него на руке: «Да благословит тебя Господь!» Полицейский схватил ее и оттащил в сторону.

Тайсон чисто механически сел в машину. Сержант Ларсон устроился рядом, на заднем сиденье, а его напарник, открыв дверь с другой стороны, подсел к Тайсону слева. Обе двери клацнули, как голодные звери, и, перед тем как машина тронулась с места, сержант Ларсон сказал:

– Положите, пожалуйста, руки перед собой.

Тайсон выполнил просьбу сержанта, тот не мешкая защелкнул наручники. Тайсона удивила их тяжесть.

Машина медленно отъехала от церкви, прокладывая путь сквозь беснующуюся толпу, с включенными фарами и ритмичным звуковым сигналом. Водитель крепко выругался.

Полицейский, сидевший слева, сказал насмешливо:

– Ну, теперь мне не придется беспокоиться во время ваших ночных пробежек.

Тайсон повернулся – прямо на него смотрели бусинки глаз капитана Галлахера. Тайсон собирался ответить дерзостью, но, осознав свою несвободу, понял, что былое ерничество потеряло смысл.

Галлахер, казалось, почувствовал это тоже, голос его потеплел:

– Мы припаркуемся вон там на часок, но я тебе вот что скажу, Тайсон, – не хотел я тебя видеть в этой машине.

– Так точно.

Отделившись от неистовствовавшей публики, машина тронулась, сопровождаемая двумя военными джипами. Теперь они быстро катили по Ли-авеню.

Тайсон только что заметил, что человек, сидящий впереди, не был военным. Мужчина сказал ему, не оборачиваясь:

– Нам нужно поговорить, до того как объявят приговор.

– Не думаю, – ответил Тайсон Чету Брауну.

– Это мы еще посмотрим, – упрямо тряхнул головой Браун.

Теперь Тайсон понял, что движутся они в сторону Форт-Дикса.

Галлахер пояснил ему, следя за выражением его лица:

– Просто запрем на неделю. До понедельника. Потом... потом...

– Потом, – вступил в разговор Браун, – все будет зависеть от одного упрямого сукина сына. Тайсон отважился дать отпор:

– Да пошел ты... – но, кажется, никто не возражал.

Машина притормозила у офиса начальника военной полиции. Тайсон и глазом не успел моргнуть, как очутился в небольшой камере, стены которой были выложены серой кафельной плиткой. Сержант Ларсон ловко снял наручники и вышел, заперев за собой дверь на засов. Браун попытался разговорить его сразу же после ухода полицейских, находясь по другую сторону решетчатой двери.

– Все, что нам нужно, – это письменное подтверждение о том, что ты никогда до конца своих дней ничего не расскажешь.

– Отвяжись ты...

– Кроме, конечно, нескольких хорошо подобранных слов, которые передашь правительству и председателю суда о положительной стороне своего приключения.

– Иди прогуляйся.

– Надо сказать, что ты пока не нарушил ни одного пункта нашей сделки. Это похвально. И твой адвокат вел себя тоже прилично. – Браун вытащил из нагрудного кармана сложенные бумаги. – Прочти и подпиши.

– Можешь выбросить, Чет, я не возражаю, – насмешничал Тайсон.

– Здесь говорится, что ты не поднимешь вопрос о призыве на службу или не вынесешь на обсуждение то обстоятельство, что настоящие виновники преступления недосягаемы для закона. Правительство очень чувствительно к подобным вещам.

– Я тоже немного чувствителен.

Обхватив прутья решетки. Чет Браун внимательно рассматривал Тайсона, стоявшего всего лишь в нескольких футах от него. Браун сознавал, что даже за решеткой Тайсон представлял опасность, поэтому задумчиво спросил:

– А вам не приходило в голову, Бен, – он вдруг перешел на «вы», – что из двадцати пяти человек, замешанных в зверских расправах в местечке Май Лай, восемнадцати так никогда и не было выдвинуто ни одно обвинение, потому что их к тому времени демобилизовали? У правительства было достаточно времени, чтобы заткнуть эту брешь в своей репутации. А из тех причастных к преступлению людей, которые еще находились на действительной службе, многие так никогда и не привлекались, потому что местное командование не выдвигало таких обвинений, которые выдвинул против вас генерал Питерс. Безусловно, его к этому подтолкнули, причем очень активно. Да, но тех, кого судили за делишки во Вьетнаме, оправдали, всех, кроме Колли. Прошло много лет, а военная законодательная система не изменилась. Правительство, министерство юстиции желают поменять хоть что-то в ней, чтобы Соединенным Штатам больше никогда не приходилось краснеть за неспособность осудить своих военнослужащих за военные преступления. Это благородная цель.

– Она настолько благородна, что никто так и не вспомнил о ней в течение двадцати лет.

– Ну, предположим, так оно и есть, но самое главное в том, что армия не хочет, чтобы ее система менялась. Поэтому и завязалась схватка. Все, что нам от вас требуется, – не вступать в дебаты.