Текст книги "Обжигающая любовь"

Глава 27

Тэмпл и Тариз вернулись с прогулки еще до полудня. Им пришлось немного ограничить себя в удовольствии из-за жары, но Тэмпл была рада тому, что они возвращаются рано. Ей не терпелось вернуться в лагерь.

Едва Тоз остановился возле шатра, как Тэмпл тут же спрыгнула на землю и бросилась внутрь. Но там по-прежнему было пусто.

Тэмпл состроила недовольную гримасу, а потом рассмеялась над своей глупостью. В это время Шариф никогда не сидел в шатре. Конечно, он занятой человек. Вряд ли следовало ждать от него, что он забросит свои обязанности и станет проводить время, развлекаясь с ней.

Тэмпл погрузилась в воспоминания о ночи любви, проведенной с Шарифом. С нетерпением ожидая его прихода, Тэмпл медленно прохаживалась по шатру, касаясь вещей, принадлежащих ее возлюбленному. В спальне ей на глаза попалась его рубашка, брошенная на спинку стула. Тэмпл прижала ее к груди, зарылась в нее лицом, с наслаждением вдыхая только ему свойственный запах и аромат сигар, которые он так любил. Положив рубашку на место, она принялась перебирать перламутровые раковины, выставленные на полке эбенового дерева. Обернувшись, Тэмпл посмотрела на кровать. Она была убрана и словно настойчиво звала к себе. Тэмпл принялась воображать, как было бы замечательно заниматься любовью на черном покрывале среди черных и белых подушек. Между тем наступил и миновал полдень. Грезы уступили место сожалению о напрасно потраченном времени. Тэмпл почувствовала, как в душе зародилось подозрение. Почему он так надолго оставил ее одну?

Тэмпл всеми силами пыталась побороть приятные воспоминания, задавая себе жестокий вопрос: как она могла позволить себе оказаться в объятиях арабского шейха? Как она могла оказаться в его постели? Она проделала с ним то, в чем ей стыдно теперь признаться даже самой себе. О Боже, что она наделала?

Шариф был арабом. Для него любая женщина изначально стоит ниже мужчины. Даже такая красивая и умная, как она. Она находилась здесь против своего желания. И при этом позволила ему заниматься с собой любовью! Как она могла проявить такую непростительную слабость?!

Она ведь прекрасно знала, что он холодный, бездушный человек. Минувшая ночь ничего для него не значит. Она для него игрушка, развлечение. Если ему скучно и нечего делать, то он может запросто войти в свой шатер и взять ее силой!

А если она его захочет? Она ничего не может сделать. Ничего. Она не может пойти к нему и попросить обнять ее. Она не может принудить его вернуться в. шатер и заниматься с ней любовью. Она должна отдать ему все и не рассчитывать ни на что!

– Ну нет, – громко принялась рассуждать сама с собой Тэмпл. – Эли-Сииф, ты можешь быть самым бесстрашным воином во всей Аравии, но черт меня подери, если тебе удастся снова уложить меня в постель!

Молодая аристократка вздернула подбородок и снова почувствовала себя Тэмпл Дюплесси Лонгуорт. Ей было двадцать пять, и ни одному мужчине еще не удалось взять над ней верх. И не удастся. Ни одному грязному арабу не удастся затащить ее к себе в постель, как простую рабыню.

Да, она совершила ошибку, но что с того?! Она человек и имеет право на маленькие слабости. Что сделано, то сделано, но она не может всю жизнь рассчитываться за однажды проявленную слабость.

Она забудет об этом и никогда не повторит ошибки снова. Приняв твердое решение отвергнуть Шарифа, она немного расслабилась. Тэмпл решила незамедлительно показать упрямому арабу, кто хозяин положения. Она. Она сделает так, чтобы он захотел ее. Она разожжет его страсть, а потом откажет ему. Она больше не позволит шейху Шарифу Азизу Хамиду прикасаться к себе.

Долгий день подходил к концу. Солнце медленно опускалось за горизонт. Шариф не возвращался. Наконец спустилась темнота. Приближался час обеда. Тэмпл, в вызывающе привлекательном черном платье, дожидалась Шарифа. Платье было закрытым, но под тонким кружевом угадывалось обнаженное тело. Грудь, не сдерживаемая чашечками бюстгальтера, легонько колыхалась под лифом, придавая Тэмпл еще больше соблазнительности. Она зачесала и высоко уложила волосы, а шею украсила черной бархатной ленточкой с черной жемчужиной посередине. На ноги надела темные чулки и черные атласные вечерние туфельки. Нижних юбок Тэмпл не носила, и черный кружевной пояс слегка выступал сквозь обтягивающее платье на бедрах. Кроме пояса Тэмпл облачилась в крохотные черные панталончики, сшитые из атласа и кружев.

Тэмпл всеми силами старалась показаться неотразимо сексуальной и притягательной. Она уповала на то, что шейх соблазнится ее красотой и не сможет сдержать желания.

Время шло, и Тэмпл начала нервничать. Она уже начала колебаться между твердо принятым решением соблазнить Шарифа и отказать ему и желанием снова оказаться в его объятиях. Нервничая, Тэмпл крутилась перед зеркалом, оценивая размер своего бюста и впечатление, которое ее наряд должен произвести на мужчину.

Как раз в это время в комнату вошел шейх.

Тэмпл обернулась, чтобы встретить его холодный взгляд и быстрый кивок. Если он и заметил красоту ее наряда, то вида не подал.

У Тэмпл упало сердце. Шариф, не глядя на нее, прошел в спальню, чтобы принять ванну. Пока Тэмпл нервно расхаживала по комнате, Рикия быстро накрыла столик на двоих. Принеся кушанья, Рикия исчезла, оставив Тэмпл в одиночестве гадать, чего ей следует ждать дальше.

Из спальни вышел шейх, и она почувствовала, что слабеет, как это всегда бывало с ней в его присутствии. Он был одет в черное.

Едва взглянув на красивого араба, Тэмпл забыла о своих благих намерениях. Она желала его. Страсть затмевала в ней способность рассуждать и действовать логически. Она вовсе не являлась хозяйкой положения. Господин здесь – он. Ей хотелось только таять и его объятиях вне зависимости от последствий этой страсти. Сознание ее мутилось. Она хотела прильнуть к нему всем телом.

Глава 28

Лицо шейха не выражало никаких чувств. Всячески демонстрируя свое безразличие и равнодушие, он подошел к столу, и Тэмпл поняла, что он не испытывает даже сотой доли тех чувств, которые бушевали в ее душе.

Тэмпл вспыхнула от обиды и теперь думала только о том, чтобы ее дерзко набухшие соски не слишком выступали под тонкой тканью платья. Она бы умерла со стыда, если бы, бросив на нее испытующий взгляд, он понял, что сделало с ней одно лишь его присутствие.

Шариф отодвинул стул, дожидаясь, когда сядет женщина. Тэмпл не двинулась с места.

– Вы уже пообедали? – наконец спросил он.

– Нет. Я ждала… нет.

Тэмпл на слабеющих ногах подошла к столу и опустилась на стул. Шариф не наклонился и не поцеловал ее, как она того ожидала. Он просто занял свое место, разложил на коленях белоснежную салфетку и снял тяжелую крышку с блюда. На ужин подали баранину со специями. Потом он протянул руку, и Тэмпл автоматически подала ему свою тарелку. После двух или трех попыток завязать беседу Тэмпл бросила это безнадежное занятие, и остаток обеда они провели в полном молчании.

Тэмпл есть не хотелось, но она заставила себя съесть хотя бы чуть-чуть. Тэмпл положила тяжелую вилку на тарелку и бросила на своего визави пронзительный взгляд из-под опущенных ресниц. Она была поражена тем, что он смотрел на нее холодно и безразлично, вокруг рта у него появились суровые складки. Тэмпл почувствовала небывалое облегчение, когда через полчаса после начала обеда шейх вытер губы салфеткой, отложил ее в сторону и встал. Потом он помог Тэмпл подняться из-за стола и отошел.

Тэмпл подошла к низенькому столику, на котором стоял кофейный сервиз, и налила густой ароматный напиток в маленькие чашечки. Не доверяя себе, она шила одну из чашечек и направилась к выходу из шатра. Шейх курил, вдыхая свежий воздух и любуясь лунным сиянием.

– Спасибо, – вежливо поблагодарил он ее, избегая, однако, смотреть женщине в глаза.

– Пожалуйста.

Тэмпл терялась в догадках, не понимая, чем вызвала его недовольство. Он слишком легко переходил от нежности к жестокости и обратно. Она видела, как бесконечно внимательно он относится к Рикии, она наблюдала его дружескую привязанность к Таризу и уважение к своим верноподданным.

В то же время он был безмерно жесток к туркам, которых самолично рубил направо и налево. Он немилосердно наказывал тех, кто нарушал установленную им дисциплину и порядок. И несмотря на то, что он ни разу не поднял на нее руку, она очень обижалась на невнимание и холодность.

Тэмпл не знала, почему шейх находится в столь дурном расположении духа, но подозревала, что, познав ее любовь, он решил, что она в его полной власти, что он приручил ее и поставил на одну доску с другими наложницами из своего гарема. Итак, он поставил на ней точку.

Она прекрасно понимала, что перед ней чудовищно хитрый соблазнитель. Он и пальцем не пошевелил, чтобы завоевать ее. Он просто заставил ее, молодую женщину, жить возле себя так, что она сама упала в его объятия. Он просто поймал созревший плод. И потерял к ней всякий интерес.

Тэмпл не желала смириться с этим, но винить ей было некого, кроме себя самой. Впервые в жизни ей пришлось почувствовать горечь, которую она то и дело заставляла испытывать своих поклонников. Было больно и горько. Очень горько.

Тэмпл подошла к маленькому столику и взяла свою чашечку с кофе. Она с удивлением отметила, что за время жизни в пустыне полюбила многие вещи, которые составляли суть кочевой жизни арабов.

Выпив кофе, она опустила чашечку на стол и, обернувшись, увидела, что в гостиную вошел шейх. Словно не замечая ее, он прямо в одежде растянулся на длинном диване. Тэмпл ухватилась обеими руками за край стола и прикусила губку, всеми силами стараясь сохранить достоинство и не броситься к нему. Больше всего на свете ей хотелось приблизиться к нему, встать на колени, положить руку ему на живот, медленно скользнуть ею под ремень его брюк и насладиться бархатистой поверхностью неистового органа. У Тэмпл даже заныл низ живота, так сильно было ее желание. Но вместо того чтобы броситься соблазнять тарифа, она медленно подошла к книжному шкафу и сделала вид, будто выбирает что-то почитать. Взяв с полки какую-то книгу, она опустилась в кресло, скрестила ноги и начала внимательно вчитываться в текст. Вернее, делать вид, что читает.

В гостиной воцарилось гробовое молчание. Шелест переворачиваемой страницы казался громким, как удар колокола, но сердце ее стучало еще громче. Тэмпл выдержала не более пяти минут такой пытки. Она захлопнула книгу. Отложив ее, она поднялась и произнесла:

– Надеюсь, вы меня простите, я…

Тишина в ответ. Шейх не взглянул на нее, даже не повернул головы в ее сторону. Он продолжал лежать на диване, затягиваясь любимыми французскими сигарами, и задумчиво смотреть в потолок.

– Спокойной ночи. – Тэмпл старалась говорить спокойно, не показывая своей обиды.

– Спокойной ночи, – равнодушно ответил шейх.

Тэмпл заставила себя медленно пересечь гостиную, хотя каждый шаг казался ей пыткой. Когда наконец за спиной ее сомкнулись занавеси, отделяющие спальную комнату от гостиной, она с облегчением вздохнула и позволила себе расплакаться.

Едва Тэмпл вышла, несчастный Шариф беспомощно закрыл глаза и до боли сжал зубы. Дышать ему было трудно, казалось, что кто-то безжалостный вскрыл ему грудную клетку и с силой начал выдавливать сердце. Он был в полной растерянности. Все тело у него ныло, а в паху он чувствовал постоянную сладкую боль. Приятную боль.

Он намеренно провел целый день вдали от лагеря. Он стремился к полному одиночеству, чтобы выбросить эту невероятную женщину из головы. Он отчаянно ругал себя за то, что произошло ночью. Он всякий раз вынужден был напоминать себе, кто он такой и почему эта женщина оказалась в его лагере. Он дал себе слово, что больше не прикоснется к ней.

Шариф открыл глаза, спустил длинные ноги на ковер и потянулся за очередной сигарой. В отчаянии он помотал головой, прогоняя наваждение.

Когда он вернулся в лагерь и вошел в шатер, то от одного взгляда на Тэмпл у него дух захватило. Столь красивой и соблазнительной она еще никогда не была. Казалось, она намеренно пыталась вызвать у него желание овладеть ею и заставить его отказаться от принятого решения. Шариф затянулся и закрыл глаза. Бесполезно. И с открытыми и с закрытыми глазами он видел одно и то же – Тэмпл. На сей раз она стояла на коленях возле дивана, а платье соблазнительно обтягивало ее прелести. Шариф расстегнул верхнюю пуговицу рубашки, как будто от одного вида полных грудей, свободно колышущихся под черным кружевом, ему стало нехорошо. Он припомнил, как платье облегало ее живот и бедра, как выступили соски, когда Тэмпл приподняла руку, чтобы откинуть с лица нечаянно упавшую на глаза прядь волос.

Шейх взял было следующую сигару, но, передуман, положил ее обратно. Повернув голову, он сосредоточил свое внимание на занавеске, за которой находилась красавица, смутившая его покой и лишившая его уверенности в себе.

Шариф понимал, как трудно ему будет обрести внутренний покой. Ночью не удастся сомкнуть глаз. Женщина, уже, наверное, спящая за занавесями, вошла в его плоть и кровь, и он знал, что есть только один способ избавиться от ее присутствия в его жизни.

С ледяной решимостью шейх встал с дивана.

Глава 29

Тэмпл сглотнула слезы.

Она приказала себе не плакать. То и дело царапая себя ногтями, она принялась стаскивать с себя кружевное французское платье. Но дрожащие пальцы не справлялись с едва заметными крючками. Тэмпл прилагала чудовищные усилия, а удалось расстегнуть ей всего несколько крючков.

– Черт подери! – в отчаянии выругалась она и опустилась на край широкой кровати шейха. Она вздохнула и едва не разрыдалась. Она всегда гордилась своей находчивостью, умом и самостоятельностью. Но, оказывается, она не обладает ни одним из вышеназванных качеств. Она оказалась глупенькой женщиной, которая даже не может сама раздеться и находится в полной зависимости от жестокого самодура.

Тэмпл решила дождаться Рикию, а пока скрестила руки на груди и принялась размышлять о своей незавидной доле. К счастью, долго ждать не пришлось. Занавеси заколыхались, но… вместо Рикии в спальню вошел Шариф. Тэмпл вскочила с кровати, начала было что-то говорить, однако выражение его черных глаз заставило ее замолчать. В них читалось только одно – мужской голод и желание. Тэмпл задрожала, а он молча, но решительно подошел к ней. Не говоря ни слова, он протянул ей руку. Но гордость не позволила Тэмпл вложить в нее свою ладонь.

– Нет, – предостерегла она его, – если прикоснетесь ко мне, не доживете до утра.

– Дайте мне последний шанс, – не улыбнувшись, попросил Шариф.

Он сделал еще один шаг и стянул черное платье с ее полуобнаженного плеча.

– Нет, я не хочу этого, – сопротивлялась Тэмпл, прекрасно зная, что слова ее ничего не значат, что она бессильна против его привлекательности. – И я не хочу вас, – твердо сказала она.

– Тогда я заставлю вас хотеть меня, – отчеканил Шариф, обнимая ее за талию. Он прижал ее к себе так крепко, что они стали единым целым. Шариф склонил голову и прикоснулся губами к изгибу ее шеи и плеча.

Тэмпл почувствовала, как знакомая дрожь пробегает по ее позвоночнику, но она с силой оттолкнула от себя молодого человека, пытаясь сохранить спокойствие и неприкосновенность. Однако Шариф обладал какой-то мужской магнетической властью и притягательностью, противостоять которым было невозможно. Ему не составило никакого труда пробудить в ней страстное желание слияния с ним, которое она не могла подавить и боялась проявить. Он задел в ней какую-то струну, которую никто больше не заметил. С чувством поражения и нарастающего желания Тэмпл прикрыла глаза и прошептала:

– Шариф… нет… Шариф…

– Дорогая, – страстно произнес шейх, – я так тебя хочу… Пожалуйста, возжелай меня хотя бы вполовину той силы, с которой тебя желаю я…

– О Господи… я и так хочу тебя…

Он провел влажным языком по ее губам, и ротик ос раскрылся. Язык его побежал дальше, по ее губам и небу, играя и возбуждая. Потом он слегка укусил ее. Тэмпл вздохнула, прижалась к нему животом и слегка прогнулась, избегая касаться опасных мест. Глаза ее широко раскрылись, она млела от его поцелуев.

Тэмпл почувствовала, что Шариф, не переставая целовать ее, расстегивает крючки ее платья. Потом он освободил ее руки от тесных рукавов. Платье, как змеиная кожа, сползло на пол, и Тэмпл осталась стоять в одном поясе, панталонах и чулках. Шариф чуть отстранился. И Тэмпл поняла, что он любуется ею в этой нетрадиционной для восточной женщины одежде. Глаза его полыхнули жадной страстью, он медленно обнял женщину. Тэмпл обвила рукой его мощную шею и принялась целовать шейха, прижимаясь к нему всем телом, желая раствориться в нем.

Перламутровые пуговки его рубашки нежно впивались в ее плоть, и Тэмпл находила в этом своеобразную прелесть.

Она льнула к нему, как кошка, пока он целовал ее, гладил ее обнаженные плечи и спину, прижимая к себе ее бедра в панталончиках из атласа и кружев. Неожиданно ей смертельно захотелось почувствовать не шелковую ткань, а его обнаженное тело, и Тэмпл мгновенно расстегнула пуговицы и, как ненужную вещь, швырнула его рубашку на ковер. Потом она с наслаждением провела рукой по его груди, поросшей темными курчавыми волосами. Пока он гладил ее плечи, Тэмпл сначала провела губами по его шее, а потом с силой прижалась к его сильной груди дерзко выпирающими сосками. Созерцание и прикосновение ее полуобнаженного тела возбудили Шарифа до такой степени, что он возжелал любить ее так, как она могла не позволить ему, защищенная воспитанием. Дразня ее губы своими, он опустил руки ей на ягодицы. Показав ей, как продолжать волнообразные змеиные движения, способные довести до экстаза любого мужчину, он сжал их. Потом он научил ее, как двигаться мягко, возбуждающе, волнующе, чувствуя выступающие части тела влюбленного мужчины. Тэмпл сразу поняла, чего он ждет от нее. Так они и стояли – она нагая, он с обнаженным торсом, – исполняя танец любви, прелюдию к наслаждению.

Тэмпл была удивлена, когда, прервав волшебное колыхание, он развернул ее и осторожно усадил на край кровати. Взяв ее лицо в свои ладони, он заглянул ей в глаза.

– Я хочу овладеть тобой, Нэкседил. Позволь мне любить тебя по-разному, как только мужчина может любить женщину. – Он провел большим пальцем по ее полуоткрытым губам. – Уступи мне, Тэмпл. Я покажу тебе миллиард способов любви.

Тэмпл не успела ответить, как он приблизил свои губы к ее губам и принялся нежно ее целовать. Продолжая целовать ее, он сначала сел рядом с ней на кровати, а потом медленно лег на спину поперек огромного ложа, увлекая за собой возлюбленную. Не прерывая поцелуев, он уложил ее на спину.

Огонь любви сжигал Тэмпл, она обхватила шею любовника обеими руками, стараясь слиться с ним. Забыв традиционные представления о женской стыдливости, Тэмпл втянула в себя язык Шарифа и принялась сосать и облизывать его. Страсть ее нарастала. Лаская женщину языком, Шариф медленно снял с нее черные панталоны, и теперь Тэмпл лежала на кровати почти нагая. На ней остались только черные чулки и черные атласные вечерние туфельки.

Шейх осторожно оставил ее губы и скользнул языком по нежной шее Тэмпл, обвел черную жемчужину, покоящуюся в выемке между грудями. Он слегка вдавил круглую жемчужину ей в кожу, и Тэмпл от удовольствия закрыла глаза. Смежив веки, она наслаждалась упоительным чувством, когда он обводил языком ее полные груди. Потом началась сладкая пытка, когда Шариф принялся слегка покусывать се соски. Опытный любовник, шейх скользнул на край кровати, продолжая ублажать женщину поцелуями. Губы его уже оставляли пламенные следы на ее мягком животе. Каждое движение его языка по животу отдавалось у Тэмпл в груди и в лоне. От шейха исходил любовный жар, Тэмпл казалось, что она готова принять его. Ее жаркое тело уже не принадлежало ей. Оно принадлежало ему. Она тоже принадлежала ему. И он мог наслаждаться ею сколько угодно. Она без слов отдала всю себя темноволосому победителю, и Шариф просто взял то, что ему предлагалось.

Шариф поднял голову, положил руки на талию возлюбленной и помог Тэмпл сесть. Сам же он сполз на пол и поцеловал ее левое колено, обтянутое шелком чулка. У Тэмпл бешено колотилось сердце; пристально взглянув ему в глаза, она прочитала в них все, чего он от нее ждал.

– Шариф… – недоуменно прошептала она.

– Да, Тэмпл, да…

Тэмпл развела ноги пошире, он осторожно поднял ее ногу и завел себе за плечо. Когда голова шейха оказалась между ее раздвинутых ног, Тэмпл почувствовала приступ смущения. Она стеснялась. Она вспыхнула, и руки сами собой спустились вниз, чтобы прикрыть интимное место.

Тогда Шариф погладил ее по щеке и попросил:

– Дорогая, не прячься от меня.

Руки его медленно поползли вниз, задержались на ее грудях, животе и легли поверх ее стыдливых рук.

– Я хочу поцеловать тебя в то место, каким ты любишь меня. Я хочу попробовать тебя, убери ручки, дорогая. Сделай это для меня.

Тэмпл была потрясена.

– Хорошо, Шариф, я сделаю это. Но только для тебя.

С этими словами она положила слегка трясущиеся руки на шелк покрывала. Она волновала его своей трогательной беззащитностью.

Загорелые руки Шарифа уже колдовали над темно-золотистым треугольником, разглаживая колечки волос и нежную мякоть кожи. Тэмпл хотела было опуститься на спину, но Шариф велел:

– Нет, дорогая, смотри, как я люблю тебя. Смотри на нас, как мы занимаемся этим.

Он опустил лицо к золотым завиткам, и Тэмпл почувствовала его горячее дыхание. Изо рта ее вырвался сладостный стон. Волнуя ее, Шариф возбуждал языком ее плоть, захватывая и сужая пространство от поверхности бедер до входа в заветную пещерку.

Тэмпл стонала и содрогалась всем телом. То и дело ей казалось, что она не вынесет больше ни секунды сладостной пытки. Ягодицы ее двигались в такт движению его языка. Когда, наконец, он коснулся кончиком языка места ее страсти, она громко вскрикнула, выражая восторг, благодарность и признательность. Он целовал ее в это самое горячее из всех чувствительных мест так нежно, как раньше в губы. Наконец он поймал губами нежную возвышенность ее лона и провел по ней языком. Чувства восхитительнее этого Тэмпл не испытывала никогда в жизни.

Она не могла поверить, что Шариф любит ее таким странным способом и она позволяет ему это. Ей трудно было представить, что она, абсолютно нагая, если не считать черной жемчужины на шее, черных чулок и вечерних туфель, лежала на постели, а он, в вечернем туалете, находясь у нее между ног, целовал розу ее женственности.

Тэмпл казалось, что вся вселенная уместилась у нее между ног. Шариф был солнцем этой вселенной. Не переставая целовать ее, он встал на колени, нащупал одну из множества подушек и положил ей под ягодицы. Сквозь полуопущенные ресницы Тэмпл следила за тем, как голова Шарифа двигалась взад-вперед, как он неустанно доставлял ей наслаждение. Она изнемогала от страсти.

Но страсть стала невыносимо сильной, удовольствие – слишком полным. Она кричала, вздрагивала, всхлипывала, била кулачками по кровати, не раз и не два доходя до вершины удовольствия и умоляя Шарифа не отрываться от нее. Рот его ласкал и ласкал ее чувственность, и Тэмпл наконец решила, что ей нечего больше хотеть.

Тело ее еще вздрагивало, а Шариф уже лежал рядом с ней, обнимая и успокаивая.