Текст книги "Роман на Манхэттене"

Глава 57

Еще до того, как оказался в постели с Никольским, Паша думал, что абсолютно не сможет расслабиться.

Он полагал, что им придется много раз пройти через это, через взаимное удовольствие, чтобы он все-таки привык и научился отключать голову. И уж точно Паша не мог представить, что в первую же их ночь напрочь забудет о сдержанности и застенчивости. Казалось, он ждал этого момента не меньше, чем сам Женя, и именно страсть вытеснила из его головы здравый смысл.

Инстинкты подсказывали ему, что делать.

Он показывал свое удовольствие, он стонал, почти задыхался от восторга и терял над собой контроль, едва Женя начинал двигаться быстрее. Его сбывчивое дыхание, влажные звуки, скрип матраса в связке с ощущениями между ног, растекающимися иголками по всему телу, погружали Пашу в какой-то транс. Голова полностью очистилась от мыслей, в мозгу задержались лишь его желания, и все они были связаны с Никольским.

Паша хотел его сильнее, быстрее, он хватал его за бедра, прижимая к себе ближе, шире разводил колени, едва не царапал в приступе острой необходимости стать единым целым.

– Мне было хорошо с тобой, – прошептал Женя ему в самое ухо спустя двадцать минут. Куснул за мочку и завозился на кровати, чтобы обтереться салфетками.

Закончив, Паша улегся Жене на грудь, сжимая губы. Только так удавалось удержать широченную улыбку после испытанного наслаждения.

Хотя внутри бурлило столько чувств.

Первый секс мог быть настолько идеальным? Чем-то гораздо большим, чем контакт тел в поиске удовольствия? Да, да и еще раз да! Паша прокручивал в голове моменты их близости и удивлялся, что это произошло на самом деле. С ним. Он переспал с гениальным адвокатом, на которого пускал слюнки несколько лет. И этот самый адвокат всего несколько минут назад целовал его в шею, одновременно лаская внизу, а Павел ловил его дыхание, будто лишь таким воздухом отныне мог дышать.

Отголоски испытанного счастья бежали по коже мурашками, стоило Никольскому коснуться его.

Паша собирался столько всего сказать Жене.

Однако в голову лезли одни только дурацкие сравнения, над которыми Никольский точно посмеется. Нет, говорить такое нельзя, даже если их секс вправду дарил Паше свет, умиротворенность,  наполненность  и новый смысл существования.

– Женька, – тихо произнес Паша. – Я тебя…

– Я тоже, – поцеловал он его в висок, делая момент еще лучше.

Приподняв голову, Паша посмотрел в лицо Никольскому и в мыслях у него пронеслось стремительное – боже, он никогда еще не выглядел лучше – осознание, что канат, связывающий их судьбы, обвился вокруг Паши так прочно, что не даст ему свободно вздохнуть без Жени. Он официально и бесповоротно попал в зависимость от мужчины с румянцем на щеках, с легкой испариной на лбу, неповторимым блеском в глазах.

До самого утра они не выбирались из постели, нежились в любви друг к другу, будто она была  прохладным озером жарким летом. Настала ночь, потом за окном начало светлеть, а Паша все еще прижимался к Жене, изучал его тело и шептал много-много признаний. Тот улыбался, порой порывисто его целовал.

– Скоро мы поедем домой, как думаешь? – Паша забросил обнаженную ногу на Никольского, начиная новый раунд соблазнений.

– Айзек сделает все возможное, Паш.

– В Москве… все будет, как здесь?

– Конечно, – провел Женя по его спине, накрыв ладонью ложбинку между ягодицами. Принимая вызов.

Глава 58

Весь день Паша оставался в номере, а Женя рядом с ним. То работой занимался, устроив ноутбук на одеяле, то смешивал блюда, которые им приносили наверх, пытаясь создать какой-то неповторимый вкус, и, конечно, рассказывал о себе.

Много рассказывал.

Паше казалось, что вместе с их первым сексом Женя снял с себя и другие кандалы, никак не связанные с постелью. Может быть, он, наконец, в полной мере доверился Паше? По каким бы причинам Никольский не откровенничал, Павел оставался самым внимательным слушателем на свете. Он запоминал и делал себе галочки на будущее, узнавая Женю еще чуточку глубже, чем прежде.

– Почему ты не рассказал родителям? – неловко спросил Паша, улегшись рядом на бок, поедая ложкой мороженое из лотка.

Они как раз дошли до самого тяжелого.

До изнасилования.

Женя пожал плечами. Он долго молчал, Паша даже подумал, что они закрыли тему раз и навсегда.

– А почему ты не сказал родителям про Алекса?

– Я не… Откуда ты знаешь, что не сказал?

Так и было, он не признался.

Из-за стыда и нежелания доставлять лишние хлопоты родителям. И еще где-то там в голове сидело назойливое нежелание маму разочаровывать. Он же не был «таким» парнем, человеком, попадающим в передряги, и раз уж это произошло всего раз и случайно, раз уж Никольский вытащил его из проблем и без последствий…

Прокрутив в голове свой опыт, Паша кивнул.

Пусть он и не знал, что происходило у восемнадцатилетнего Никольского в мозгу, но хотя бы предположил.

– Кстати, – пододвинулся ближе Женя, заглядывая ему в глаза. – Ты в порядке после того случая с Алексом?

«Тот случай».

Паша сразу же кивнул, взялся дальше с показным энтузиазмом поглощать мороженое, однако воспоминания все равно догнали его. Позже, когда он поплелся к морозильной камере, чтобы положить остатки мороженого. Паша закрыл дверцу и уставился в окно. Он всего один раз произнес имя Алекса вслух за последнюю неделю, выясняя у Айзека, не было ли его знакомого среди погибших.

К счастью, нет.

В тот день Алекс был на суде, а потом сразу поехал домой.

Паша ощутил, как по телу прокатилось прохладное облегчение. Хотя он и не знал, должен ли чувствовать его.

Алекс поступил с ним скверно, но он оставался парнем, который спас Пашу от неловкости в тот первый день в Нью-Йорке, помог ему адаптироваться, даже целовались они с Женей на вершине небоскреба благодаря Алексу. Нет, благодарить или хотя бы здороваться Паша с ним не собирался, но был рад узнать, что Алекс продолжал дышать.

В отличие от шестерых погибших юристов.

Эту мысль Паша тоже гнал от себя прочь, но в кошмарах к нему приходил не только Джеймс, но и они тоже.

– Айзек звонил, – Женя подошел к Павлу и обнял его со спины. – Выбил для нас место у судьи завтра.

– Что?

Паша на автомате улыбнулся, пребывая в том душном офисе, где их едва не перестреляли как котят.

– Айзек. Звонил. Слушание у нас завтра в два, – медленно и с растановкой повторил Женя.

Утащить бы его в постель прямо сейчас, чтобы показать, как приказной тон и уверенная интонация исчезали, стоило Паше его поцеловать. За один день Павел обнаружил столько личных особенностей Никольского, эрогенных точек, слабостей, заставляющих громко стонать. Он почти принял решение пойти под одеяло прямо сейчас, но Женя на долю секунды опередил его.

Он развернул Пашу к себе и вздернул брови.

– У меня появилась идея.

– Какая? – заинтересовался тот.

– Только для ее осуществления нам придется хорошо замаскироваться, чтобы нас на улице не узнали.

– О, мы выйдем на улицу?

Женя повел его обратно в комнату, рассказывая, что задумал. Он считал, что они упустили уже достаточно возможностей развлечься в Нью-Йорке, а теперь… Теперь половина туристически привлекательных мест в городе напоминала Паше Алекса, а вторая была им недоступна из-за дела Джеймса и их неоднозначной репутации в обществе.

– Но оставался еще один вариант, – подмигнул ему Женя.

Он надвинул кепку на лоб и набросил на плечи куртку с высоким воротником, а Паше на шею намотал шарф, закрыв половину лица. Здрасьте, а как целоваться, возмутился тот, однако покорно последовал с Женей прочь из отеля, держа его за руку. По сторонам они не смотрели, но то и дело переглядывались друг с другом, как провинившиеся школьники, сбегавшие из дома родителей, чтобы украдкой провести время под покровом темноты и сделать что-нибудь подростково-запретное.

Нью-Йорк не выглядел враждебно, и Паша порой совсем забывал о том, что его кто-то мог узнать… Его в самом деле мог кто-то узнать в этом огромном муравейнике из-за суда?

Не давал ему возможности вести себя легкомысленно Женя, он выбирал для их прогулки узкие и почти безлюдные улочки, но хорошо освещенные и современные, с напичканными по обе стороны магазинами. Он так уверенно шагал, будто обходил Нью-Йорк, или хотя бы эту его часть, вдоль и поперек.

Значит, прибеднялся, когда говорил, что совсем город не знал.

– Так, скажи хотя бы, как далеко нам еще идти к твоей цели? – Паша сделал вид, что выбился из сил.

Его распирало любопытство.

– Тебе знакомо значение слова «сюрприз», Елагин? – посмотрел на него через плечо Женя.

Он улыбался, из-за этого его фирменный сарказм звучал далеко не так остро, как было раньше.

– Никольский, – в тон ему ответил Паша.

Он даже глаза закатил, театрально вздохнув, и совсем не ожидал, что Женя схватит его под руки, поднимет на землей и прижмет к стене, чтобы впиться губами в его губы.

Глава 59

Женя повел его к повороту и остановился на углу, как художник, показывающий свое лучшее полотно.

Выглянув, Паша нахмурился.

Он ничего не видел и до сих пор не понял, куда Женя его вел. Улица выглядела менее опрятно, чем центральные, но была необычно широкой, метров за двадцать от них Паша заметил исполинское и полностью темное здание, которое закрывало такое же черное небо, на котором не рассмотришь звезд.

– Помнишь, как мы пошли на экскурсию в Эмпайр-стейт-билдинг? – спросил Женя, дернув рукой, за которую держался Паша.

Еще бы он такое забыл!

Их лучший поцелуй.

Казалось, Паша до сих пор мог закрыть глаза и в мельчайших деталях вспомнить, как искры бежали по его губам и как он по-детски поверил в то, что тогда с ними был кто-то еще, Зевс или купидон, не так важно. Он кивнул, проигрывая события дальше. Каким счастливым он был тогда, каким разбитым буквально на следующий день, едва понял, что Никольский вел себя по-прежнему как скотина.

– Я подумал, что мы могли бы повторить то свидание, но в более… Подходящей обстановке.

– Жень, – собрался с мыслями Паша, сжав чужую ладонь сильнее. – Не пойми меня неправильно, я безумно счастлив, что ты со мной и ты такой… Такой идеальный, мать твою, что я не могу в это поверить. Но после того как мы поцеловались на верхнем этаже небоскреба, ты игнорировал меня несколько дней и я даже не знаю, понял ли я твои мотивы правильно. Достаточно ли ты мне рассказал?

Они оба вернулись в тот вечер в отеле, вечер, когда их почти скандал закончился почти что настоящим сексом, их первой физической близостью. Едва ли Никольский, пребывая на взводе, сказал все, что Паша должен был от него услышать.

Он отошел от Паши на шаг, прикрыв рот ладонью.

– После… – его голос едва заметно дрожал. – После того случая я думал, что секс мне поможет. Достаточно найти человека, который вытеснит эти воспоминания собой и все будет ОК.

Паша ударил бы себя за то, что сломал их романтический момент, но еще больше он стремился понять детали.

– У тебя не получилось, – констатировал он.

– Конечно. Потому что это так не работает, – Женя наставил на него палец, но тут же опустил руку. – Не работает. Не знаю, как сказать. Я встречался с какими-то парнями, с девчонками тоже. И все было хорошо, но не в постели. Я не мог. И… Мне не встречался никто до такой степени настырный, чтобы у нас все получилось и я не убежал.

– Ты решил, что и со мной не получится?

– Нет, – впервые Женя усмехнулся. – Не совсем так. Просто ты мне очень нравился, но я… не…Не знаю, как сказать. Черт, на суде выступать легче.

– С одной стороны, ты хотел быть со мной, но с другой, боялся, что потратишь и свое, и мое время.

Женя внимательно на него посмотрел, склонив голову.

– Кто ты, психотерапевт?

– Рак, по гороскопу. Моя суперспособность заключается в том, чтобы анализировать эмоции.

– Как удобно, Елагин.

Женя раскрыл объятия, едва Паша подошел достаточно близко. Но вместо того, чтобы нырнуть в них, Павел схватил Женю за зад прямо черед плотную куртку, он встал на цыпочки и дотянулся до его уха.

– Меня возбуждает мысль, что ты сдерживался, но все равно целовал меня. Настолько возбуждает, что я бы сейчас с радостью вернулся в отель, в нашу уютную двуспальную кровать.

Женя что-то неопределенно промычал.

– Как тебе идея?

– Идея хорошая, но мы в двух шагах от места, которое я хотел тебе показать.

– Женька, – простонал Паша, но покорно поплелся вслед за ним в полуразрушенный многоэтажный дом.

Пока они поднимались, освещая себе путь фонариками на смартыонах, Паша удерживал в голове пополняющийся с феноменальной скоростью список важных вопросов, которые следовало задать, и уточнений. К черту, подумал он и спросил у Никольского, как он нашел этот дом? Почему именно сюда они пришли сегодня? Что особенного в нем было? Он же говорил, что совсем не гулял по Нью-Йорку раньше.

– Я так сказал, потому что меня мало интересовали достопримечательности, где ты хотел побывать. Но тут я уже был раньше. Приходил, когда хотелось подумать без посторонних и шума.

– И это неопасно?

– Тут никого нет, разве что такие же парочки, как и мы.

Спустя шесть пролетов сырости и морока Паша узнал, что они бродили по офисному зданию, которое выставили на продажу после одиннадцатого сентября.

Почему-то его никто не купил и не арендовал, так что со временем дом превратился в такое себе напоминание, что некоторые вещи оказывались безвозвратно потерянными, даже если продолжали мозолить глаза.

– Так, осторожно, тут двери…

Выбравшись на крышу, Паша сразу же попал под дождь. Ну надо же!

Погода надумала испортить им вечер.

Впрочем, не исключено, что это даже к лучшему, подумал Павел, взглянув на мальчишечью улыбку Никольского. Он прям светился теплом и радостью. Первым подбежал к краю, схватил перила ладонями и поднял голову к небу, наслаждаясь тем, как прохладный мартовский дождь ласкал его кожу. Паша сделал то же самое, но руку одну положил не на железную балку, а сверху на ладонь Жени.

Так они простояли несколько минут, думая о чем-то своем, а затем Паша в руках Жени, желая и этот вечер никогда не выбрасывать из памяти. Ливень усиливался, капли собирались в струйки и текли по щекам, капали с подбородка на одежду.

Убрав влажную челку Жени с лица рукой, Паша провел пальцами по его прохладной щеке, уже привычно очертил уголок губы и, взяв за подбородок, приблизил к своим губам. Поймал, красавчик. По законам жанра они должны были прямо сейчас страстно поцеловаться.

Глава 60

Павел сильнее ухватился за Женю, почувствовав его язык во рту.

Он подался навстречу, надеясь, что одно из многочисленных божеств, в которые он иногда почти всерьез верил, позволят ему раствориться в Никольском, стать его частью, чтобы не расставаться больше ни на миг. В его объятиях и умереть не страшно, Паша знал это, потому что в какой-то момент, лежа на груди у Жени и истекая кровью тогда в офисе, эта мысль успокоила его, дала мужество и силы не плакать как мальчик.

Паша вправду опасался, что так все и закончится.

Теперь он чувствовал себя вдвойне живым, чувствовал и беспокойство, что у него едва не отняли это…

Немного отстранившись, Женя опустил воротник чужого пальто, оставив у него на шее влажный отпечаток губ, тот вздрогнул.

– Тебе неприятно? – Никольский замер.

– Господи, ты же такой успешный адвокат, а задаешь такие тупые вопросы, – с нервным смешком ответил Паша, удерживая его рядом.

– Тогда ладно.

Никольский выдохнул, снова прижался к нему, продвигаясь маленькими поцелуями поближе к свитеру. Возбуждение накатило на него приступом жара, пройдя через самое сердце. Что же он творил, знал же, что Паша итак едва терпел…

– Так, стоп, ты за этим меня сюда позвал? – Паша легко оттолкнул его.

Даже его естество протестовало против этого движения, руки он оставил на боках Никольского.

– Я позвал тебя посмотреть на город, а потом начался дождь… С твоим везением не могло случиться иначе.

– С моим везением? – возмутился Паша.

Они вместе подошли к поручням, однако Нью-Йорк, серый и влажный, прятал свою красоту, как улитка.

– Ну да, ты встретил насильника, – показательно загнул палец Женя.

– Прости, но ты тоже.

Женя сощурился и продолжил:

– Тебя едва не застрелил какой-то псих в офисе…

– Но тебя тоже! – ткнул его пальцем в живот Паша и рассмеялся.

– Черт, так и есть…

Женя тоже растянул губы в улыбке.

– Интересно, если мы попробуем повторить тот маневр из «Титаника», кто упадет из крыши первым? – спросил он на одном дыхании.

Паша схватил его за руки, чтобы даже не пытался. Нет, ни за что.

Везучими они были или не очень, он дал себе обещание ни в какие авантюры до возвращения в Москву не влезать, чтобы все прилетели домой живыми и невредимыми. Впрочем, Женя не собирался выбираться из его импровизированных объятий, наоборот, он уткнулся лицом в плечо Паши, продолжая подрагивать от внезапного неудержимого смеха.

– Ну хватит, ты чего, – похлопал его по спине Павел.

Он вроде бы продолжал держать Никольского, но очнулся уже на холодном бетоне, сидя рядом с Женей и смеясь так, что аж живот сводило. Паша попробовал вспомнить, смеялся ли настолько сильно и отчаянно хотя бы раз в жизни до сегодняшнего дня, но не мог припомнить ничего конкретного. Воздуха ему не хватало, мышцы болели, глаза слезились, но улыбка приклеилась к лицу.

– Знаешь, я кое-что сделал, ужасное, – Женя признался.

– Что? Когда?

– В тот раз, когда я пришел к тебе с идеальными, шикарными и самыми лучшими суши на земле, которые тебе еще и не понравились, – пафосно взмахнул рукой Никольский. – Я взял с собой одну вещь. Взял и положил себе в кошелек. Ты все болтал и болтал про эти обереги свои, – Женя снова начал посмеиваться.

В итоге он с горем пополам вытащил из кармана маленький предмет.

– Что это? Что-то я твое «ужасное» даже не вижу.

Паша с готовностью встал на колени, забив на состояние брюк, и взял Никольского за запястье, чтобы тот не двигался. Раскрыв кулак, он показал Паше маленькую макаронину, которая уже засохла, стала твердой и покрошилась немного в одном месте.

– Я проясню, – заговорил Паша надломленным голосом. – Это моя макаронина из Москвы?

– Да, с сыром.

– Но почему ты…

Паша таращился на руку Никольского, он не мог посмотреть ему в глаза, потому что по щекам бежали слезы. Он почти открыто плакал, пользуясь тем, что дождь скрывал его слабость.

– Не знаю, это был вроде как секундный импульс. Она прилипла к моему пиджаку и я положил ее в карман. Но я не жалею, нет, хотя это, наверное, не верх романтизма, да? «Я думал о тебе, глядя на маленький кусок кулинарного изделия».

Женя пожал плечами, спрятав свой талисман обратно в карман.

– Эй, – приподнял он голову Паши, держа за подбородок. – Ты что плачешь? О боже, только не говори, что я сделал какую-то глупость? Типа, макароны перестанут быть волшебными, если вынести их…

– Просто заткнись, иначе я сброшу тебя с крыши, – и вопреки словам, прижался к куртке Жени, сцепив ладони у него на спине.

– Не сбросишь.

– Не сброшу, – подтвердил он.

Домой они шли медленно, расслабленно. Ну и что, что дождь, Паша находился в своем мире, где значение имел только один человек. Он рядом, значит, все в порядке. Тем более, они еще на крыше промокли до нитки, куда-то торопиться уже смысла не было. До самого отеля Паша не мог усмирить трепещущее сердце.

Глава 61

Следующим утром Павлу было не до романтики.

Не успел он глаза открыть, как в номер уже кто-то стучал и врывался.

Женя стащил себя с постели и нарочито разворошил вторую кровать, которой они так не воспользовались. Сонный он набросил на плечи халат, и пошел к двери. Только когда в их спальню на всех парах влетел деловой Айзек, до Павла дошло, зачем его парень проделал те хитрые манипуляции. Свои отношения они держали в тайне даже от адвоката. Никольский, к слову, такие методы не одобрял, как-то раз он сказал, что от честности клиента зависел исход любого дела, впрочем, добавил он, раз уж это не уголовный процесс, о связи распространяться не стоило.

– Сегодня предварительное слушание, оно будет открытым, так что готовься к огромному числу журналистов. Интервью мы, конечно, никому не даем, – расхаживал по комнате Айзек со сцепленными на спине руками, давая Жене инструкции. – Ты свидетель, на провокации не ведись. Если все пройдет гладко, то тебя отпустят на все четыре стороны до суда. Поскольку процесс громкий, слушания начнутся недели через три – четыре, тебе нужно будет вернуться в Штаты на денек.

– И все? – вмешался Паша, попивая принесенный Айзеком кофе.

– Вам, юноша, надлежит выступить сегодня, а на суде обойдемся письменными показаниями.

– Сегодня я выступлю и смогу поехать домой?

– Надеюсь, что так.

Павел ушам своим не поверил. Внутренне он уже подготовился к тому, что судебная эпопея отстрочит его отъезд если не месяцы, то на недели так точно. Представив, что совсем скоро сможет увидеть маму с сестрой Лерой, Паша едва не пустил слезу; до чего чувствительным он стал в последнее время, и тоска, конечно, давала о себе знать. Порой он пускался в длительные воображаемые путешествия по родным краям, вспоминал, как выглядел подъезд и надписи на стенах, нажимал на дверную ручку, давая маме знак, что это «свои» и можно открывать, даже не заглядывая перед этим в глазок.

Он вдохнул полной грудью и кивнул Айзеку.

– Что конкретно от меня требуется?

Адвокат, казалось, только этого и ждал. Сгорая от нетерпения, он дал им возможность быстро сходить в душ и одеться, а когда они вернулись, свежие и с еще влажными волосами, начал свой утомительный юридический инструктаж. Айзек заставил Пашу, а потом и Женю, вспомнить все события того ужасного дня, в деталях. Как Джеймс в них стрелял, напал на Пашу, а Женя ввел ему инсулин, как они оставили Джеймса умирать, чтобы не быть убитыми…

Паша даже не заметил, как начал активно грызть ногти, вернулась его старая нервная привычка.

– Женя, откуда у тебя взялся инсулин в шприце с собой? – спросил его Айзек, имитируя допрос на трибуне.

– В позапрошлом году мне поставили диагноз сахарный диабет, уколы инсулина мне понадобились только в январе из-за стресса.

В январе?

Когда Женя познакомился с Пашей на работе и начал гаснуть на глазах.

– Хорошо, – Айзек показательно вынул из папки документ, в котором Паша узнал медицинскую справку.

– Кто тебе сказал, что инсулином можно убить человека?

– Доктор, у которого я наблюдался, очень подробно рассказал, что я должен следить за уровнем сахара в крови. Введу слишком мало, умру, слишком много, умру, – пожал плечами Никольский. – Также он сказал, что через месяц-другой он планирует снова перевести меня на таблетки и тогда уколы будут мне полностью противопоказаны.

Паша тихо слушал, понимая, что на допросе Айзек исключит злой умысел Жени, покажет и докажет, что его решение было импульсивным, он не собирался никого убивать.

– Ты ввел ему инсулин, чтобы убить? – склонил голову набок Айзек.

Он оставался на их стороне, однако Паша ощутил явное желание расцарапать ему лицо за такие провокативные вопросы.

Никольский остался беспристрастным.

– Я ввел инсулин, – тихо начал он, – когда мой друг истекал кровью после пулевого ранения. Я хотел спасти его и себя. Надеялся, что Джеймса удастся вывести из игры на время.

– Молодец. Работать с клиентом, который и сам адвокат, в радость, – жеманно улыбнулся Айзек.

Встали с дивана они спустя два часа.

Адвокат посоветовал им закончить со всеми своими делами за тридцать минут, чтобы в суд они приехали раньше хотя бы части журналистов-стервятников. И едва за Айзеком закрылась дверь, как Женя и Паша, не сговариваясь, вернулись в постель.

Секс стал их способом снять напряжение, поскольку Павел, например, умирал от страха перед предстоящим слушанием. Он не хотел думать, как будет выступать на трибуне в американском суде и чувствовать на себе все те взгляды сомневающихся американцев.

Он не хотел, поэтому позволил Жене отвлечь его.

Он оказался в этом очень хорош, если честно.