Текст книги "Роман на Манхэттене"

Глава 39

В комнате было темно и довольно тепло.

Паша уловил в воздухе нотки знакомого парфюма. Он даже понадеялся, что Женя пришел, пришел и прямо сейчас избавит его от компании пьяного Алекса. Но в номере, по всей видимости, были только они. «Да и как бы Женя попал в комнату без ключ-карты?» – запоздало вспомнил Паша, первым направляясь в спальню.

Больше всего на свете он мечтал дойти до любой горизонтальной поверхности, желательно мягкой, и улечься спать, чтобы его никто не трогал несколько часов. Несколько часов блаженного отдыха! Единственное, на что он был согласен, так это на объятия Никольского.

Было бы здорово с ним в обнимку и уснуть хотя бы разок…

Мысли в голове Паши перетекали одна в другую, даже не доходя до логического завершения.

Правду он сказал про «в стельку».

Паша то и дело напоминал себе, что он был не один и должен нести за это какую-то ответственность.

Ответственность, смешно.

Будь он таким, не стал бы напиваться с Алексом во второй раз, зная, чем закончился его дебют, зная, что от алкоголя он полностью терял над собой контроль. Черт возьми. И помогло ему это забыть Никольского? Да ни разу! Под влиянием градусов он, казалось, совсем раскис, и не собирался теперь вообще его забывать. День, проведенный с Алексом, заставил Пашу эгоистично осознать, с каким удивительным человеком его свела судьба, как он мог променять исключительного Женю на серость и повседневность?

«Хорошо хоть я об этом не сказал вслух», – усмехнулся он темноте.

Кое-как добравшись до постели, Паша упал на кровать лицом вниз. Он почувствовал, как рядом приземлился Алекс и рассмеялся, хлопнув его по чему-то, до чего сумел дотянуться.

Глаза Паши почти закрылись, когда он ощутил, как Алекс прикоснулся к его плечам. Он мягко провел по скомканной рубашке до самой поясницы, и не остановился, даже когда Паша протестующе замычал. На большее у него не хватило сил.

Да и что это еще за игры? Алекс откровенно лапал его за задницу, правда, Паша едва руку сумел поднять с места, чтобы отодвинуться.

– Слушай, не стоит… – предприняв попытку перевернуться, Паша оказался прижатым к матрасу руками.

И тут ему стало совсем как-то некомфортно.

Алекс прижимал его руки к телу и странно на него смотрел.

– Тебе надо уйти, – четко сказал Паша, превозмогая нежелание языка складывать буквы в слова.

Алекс будто его не услышал, он скользнул рукой к воротнику рубашки и расстегнул первую пуговицу. Затем просунул ладонь, погладил его по груди. Нет, ну, происходило что-то совсем странное. Он во второй раз оттолкнул Алекса, но с таким же успехом он мог толкать грузовой автомобиль. Пока Паша тихо паниковал, призывал свой мозг, наконец, включиться в работу, Алекс полностью стащил с него рубашку, прижал запястья к матрасу и посмотрел каким-то хищным, совсем незнакомым взглядом.

– Алекс, пожалуйста, я не хочу…

– Хватит отнекиваться, я знаю, что хочешь.

– Не хочу, я сказал: нет, – отстранился он, дотягиваясь до телефона, толком не зная, что делать, кому звонить…

Тот упал с тумбочки на пол.

Алекс оказался сильнее, он грубо схватил Пашу за руки и заставил слезть, поставил на колени.

– Раз не хочешь по-хорошему, можем и по-плохому, да?

– Что ты…

Если бы Паша мог возмутиться, удивиться, предпринять хоть что-то, он бы не стоял на коленях перед человеком, расстегивающим свои штаны. Умом-то он понимал, что собирался сделать Алекс, но та часть мозга, что упорно верила в человечество, отказывалась принимать действительность. Даже когда действительность буквально засунули Паше в рот. Попытались, точнее, он собрал всю волю в кулак, отвернулся, сомкнул губы. У него же оставались силы, должны были оставаться. Опираясь о кровать, Паша встал на ноги, Алекс мгновенно повалил его и придавил сверху.

– Ты что с ума сошел? – в надежде достучаться спросил Паша.

Он ужасно себя чувствовал в таком положении.

Алекс дышал ему в ухо, его член ощущался через ткань брюк, возбужденный и твердый, и, самое главное, Паша понимал, что не выберется. Он не сдвинет с себя этого быка. И кто ему поможет? Что Алекс собирался с ним сделать?

Как далеко он способен зайти?

Глава 40

Бесконечная возня.

Возня без начала и конца.

Паше начало всерьез казаться, что их борьба на кровати продолжалась вечно. Только он собирался с силами, чтобы освободить руку от захвата Алекса, как тот снова хватался за нее, разводил ноги Паши своими коленями и слюнявил ему шею и верхнюю часть спины. Едва Паша отвоевывал хотя бы клочок свободы, и тут же Алекс наседал на него еще сильнее, пыхтел в ухо и снова обездвиживал своими мощными ручищами. Силы постепенно покидали его и Паша с ужасом ожидал момента, когда Алекс окончательно сломает его сопротивление. И ведь ему никто не поможет, никто не войдет в номер, дверь которого прикрыта или даже закрыта из-за звуков, которые вполне могли издавать пьяные любовники… «Мне конец», – повторял Паша.

Но пока боролся.

Возможно, сконцентрировавшись именно на этом, он не услышал, что они больше не были одни.

Он не услышал, что кто-то все-таки счел их поведение странным или по другой причине решил проверить, что происходило в спальне, пока этот человек не появился перед ним.

Подняв голову, всеми силами противостоя ладони, которой Алекс прижимал его лицо к постели, он посмотрел прямо на своего спасителя.

Им не мог быть кто-то другой, только Женя Никольский.

Господи, еще никогда Павел не был настолько рад его видеть.

– Жен…

Что происходило потом, Паша вспоминал с трудом.

Эпизодами.

Даже когда полицейская спрашивала его об этом, память не желала транслировать четкие картинки на сетчатку. Паше казалось, что Женя столкнул с него Алекса, да так сильно, что тот впечатался в противоположную стену, издав жалобный стон. Или, наверное, ударил его. Нет, все же сначала оттолкнул. Была борьба. Женя будто с ума сошел, вот что он хорошо помнил, вот какой секрет не собирался рассказывать женщине в униформе.

Появившись в комнате, Никольский сразу же принялся избивать Алекса, он разбил ему нос, губы, у того лицо чуть в месиво не превратилось, но, к счастью, у Паши все-таки получилось привести его в чувства. Едва не запутавшись в пододеяльнике, Паша взялся за плечи Никольского, прислонился к нему, обнял крепко-крепко, следуя странному порыву именно так успокоить. Ладонями он ощущал, как быстро билось у Жени сердце, и слышал, как тот повторял одну и ту же фразу с каждым ударом: «думаешь, имеешь право?»

– Женя, пожалуйста, остановись, он того не стоит, пожалуйста, Женя!

Комната после всего случившегося уже мало походила на себя прежнюю.

Стараниями Жени и Алекса комод оказался разломанным, лампы потрошились на мелкие стеклянные осколки, одна из телевизионных колонок сиротливо лежала у окна со шнуром, напоминающим змейку. Закончив, Женя повернулся к нему и вздохнул. Костяшки у него были сбиты, где-то там позади корчился на полу Алекс. И Паша ничего не мог поделать со своим желанием броситься Никольскому на шею.

Обвив Женю руками, Паша положил голову ему на плечо.

– Спасибо, – прошептал он.

Но Никольский не ответил ему и не обнял, Паше пришлось отстраниться, чтобы заглянуть в чужие глаза.

– Как ты это допустил? – растерянно поинтересовался Никольский. – Почему пустил его к себе в номер? Почему напился с ним? Снова. Ты хоть понимаешь, что могло случиться, не окажись я рядом? Ты абсолютно хронически безответственный.

– Я… Женя…

– Я позвоню в 911, иначе этот придурок еще надумает умереть, – и первым вышел из спальни.

Это Паша тоже помнил четко и ясно.

Осознав в тот миг, что Женя злился не только на Алекса, но и на него тоже. Он считал Пашу легкомысленным идиотом, и тому оказалось сложно с этим не согласиться. Но учитывая произошедшее, Паша нуждался в друге рядом, а не в адвокате, тут же приступившем к раздаче профессиональных советов.

Тем более, он же своими глазами видел, как Женя потерял контроль, он не убил Алекса благодаря стараниям Паши, а тут, как по щелчку, стал собранным и сосредоточенным, пока сам Павел погружался во мрак.

Он и хотел и не хотел смотреть на Алекса.

На человека, который был другом, а на самом деле замышлял такое. Все его жесты, комплименты и одолжения оказались лицемерным цирком, и Паша даже не знал, что чувствовать по этому поводу. Он хотел злиться, но интенсивнее всего его мучила обида.

К тому моменту как он попал в полицию, обида уже вонзила клыки глубоко в его плоть, истязая правдой.

Он даже не имитировал слезы, рассказывая о своем самом ужасном вечере в Нью-Йорке. Тем не менее какими бы интенсивными ни были его эмоции, он не подвел Женю и рассказал историю, которую они вместе отредактировали и подправили, чтобы Никольскому не пришлось серьезно отвечать за избиение этого урода, Алекса.

Отпустили домой его в первом часу ночи.

Паша положил телефон на подушку, которую обычно занимал Никольский, надеясь, что тот ему позвонит или хотя бы сообщением расскажет, где и с кем; а сам стащил одеяло на пол, поджал под себя колени, выключил свет и уставился в одну точку.

Глава 41

Смартфон ожил в пятнадцать минут третьего.

Паша уже потерял всяческую надежду уснуть, его мучил озноб, дрожь непонятного происхождения, но к одеялу он даже прикасаться не собирался. Все те вещи, к которым дотрагивался Алекс, казались ему грязными и заразными. Они будили в нем панику, плохо поддающуюся рациональным доводам рассудка. Они заставляли его думать, как близко он оказался к реальному изнасилованию, к тому, что ломало людей, оставляло на психике неизгладимый отпечаток…

Поэтому Павел сразу же схватил смартфон, когда экран засветился.

«Ты спишь?» – всего два слова в сообщении Никольского отвлекли его и даже немного взбодрили.

Он ответил: «Нет, приходи, я открою».

Поднявшись, Паша пошел к дверям, которые закрыл как на кодовый замок, так и на механический – запасной. Теперь он даже не помнил, как делал это, и своего страха перед неким вторжением тоже не помнил. Так или иначе, он закрылся, видимо, в крови почти не осталось адреналина и вся та бравада, что заставила его так бесстрашно и невозмутимо на все реагировать, испарилась.

Теперь он чувствовал себя маленьким никому не нужным мальчиком.

Он даже подумывал позвонить Лере, но побоялся, что не выдержит, расплачется прямо ей в трубку и заставит переживать.

Нет, он собирался оставить этот инцидент втайне и никогда о нем не вспоминать, вычеркнуть и все.

И он верил в это, пока отпирал замки, верил, посмотрев в глаза Жене.

Тот стоял на пороге в своем черном дорогом пальто, только что вернувшись из полицейского участка.

Женя сжал губы и тихо спросил:

– Ты в порядке, Елагин?

– Да, – кивнул тот. – Да, конечно. Или нет… Не знаю, я… Я… – откуда ни возьмись, с глаз хлынули слезы и Паша попытался стереть их рукавом рубашки. Рубашки, которую ему пришлось набрасывать на плечи после случившегося, ведь на переодевание не было времени. – Нет, я не в порядке. Я совсем не в порядке!

Никольский вошел в номер, закрыл двери и стиснул его, слабого и беззащитного, в объятиях. Паша разрыдался еще сильнее, какая-то невидимая сила мешала ему успокоиться, и он все хныкал и хныкал, пока пальто Жени, в которое он уткнулся лицом, не стало мокрым.

Даже тогда не смог взять себя в руки.

Вместо чувств и эмоций осталось одно желание, выплакать слезы, как будто они причиняли Паше боль.

Он сам не заметил, как медленно осел на пол, а Никольский его так и не отпустил. Паша тоже держал его за пальто, как утопающий спасательный круг. Только в одном он нуждался, чтобы Никольский никуда не уходил, ничего не говорил, дал ему эту возможность побыть собой, не думая, что глаза у него стали красными, слезы катились градом по щекам, а плечи сотрясались ежесекундно.

– Ты это переживешь, Елагин. Ты обязательно это переживешь, – мягко погладил Женя его по волосам.

В начале пятого Паша все-таки прекратил рыдать.

От слез у него уже побаливала голова, перед сном Никольский заставил его умыться и выпить болеутоляющее, пока сам заменил его постельное белье на новый комплект.

Паша улегся в постель, а Женя сел рядом с ним и улыбнулся.

– Ты не придешь спать сегодня?

– Приду, – кивнул он. – Только сначала схожу в душ.

– Тогда захвати ключ-карту, я не хочу оставлять номер открытым, – спохватился Паша.

– Конечно, как скажешь.

– Ты точно придешь?

– Я же сказал, что приду. Слушай, – наклонил голову Женя, – я хоть раз не выполнял свои обещания?

– Ты не особенно разбрасывался обещаниями.

Паша лениво усмехнулся, чувствуя все трещины на прокушенных губах.

Рукой он уткнулся в колено Жени и осторожно положил на него ладонь. Он почти считал в уме, как скоро Никольский отстранится и прервет нежелательный контакт, однако тот не переставал удивлять его сегодня, он накрыл ладонь Паши своей рукой.

– Почему ты здесь? – осмелел Павел, почувствовав безопасность.

Женя ответил не сразу, он гипнотизировал их ладони.

– Ты был со мной в мою трудную ночь, я буду с тобой в твою.

– И все?

– Я беспокоюсь за тебя.

– Беспокоишься?

– Ты мне небезразличен и я беспокоюсь, – вздохнул Женя и попробовал подняться.

Паша не отпустил его руку.

Паника сжала его горло неожиданным спазмом и Павел понял, как сильно он не желал оставаться в одиночестве в этой комнате, где так никто и не убрал следы того… Следы того, что случилось и едва не случилось.

– Что еще, Елагин?

– Я люблю тебя.

Женя приподнял брови.

– Спи, у тебя стресс, я скоро вернусь.

Осторожно разжав чужую ладонь, он склонился к Паше и трогательно поцеловал в лоб. Успокоил.

Глава 42

Весь уик-энд Женя разве что пылинки не сдувал с Павла.

Последний даже не думал, что Никольский способен быть таким чутким, понимающим и сердобольным.

Но он, черт возьми, был!

Готовил ему завтраки, интересовался здоровьем, следил за самочувствием, подбирал телепередачи по запросу, разве что с нежностями дела до сих пор обстояли кое-как. Женя не отстранялся, но и не проявлял инициативу, из-за этого Павел иногда чувствовал себя прилипалой… Но все-таки благодаря Жене рядом Паша вернул себе вкус к жизни, а Алекса и все, что произошло из-за этого мудака, он решительно выбросил из повседневности.

И из номера.

К слову, о номере.

Паша ненавязчиво переселился к Никольскому и не вернулся к себе, даже когда выходные закончились.

Ремонт в его спальне сделали за несколько часов, все убрали, пропылесосили, тумбочку заменили, колонку поставили на место. В номере больше не было вещей, которые бы напоминали о попытке изнасилования, однако Павел больше не чувствовал себя в безопасности там, да и старался не оставаться в одиночестве, хотя Женя и пообещал, что Алекс к нему не подойдет.

К вечеру Павел достаточно пришел в себя, чтобы обсудить с Женей Никольским дела посерьезнее.

Он вернулся с офиса, где Алекс не попадался ему на глаза, а остальные коллеги предпочитали обсуждать заседание Сьюзен, и о ситуации с Пашей, видимо, не знали.

Он находился в приподнятом настроении и зашел в «Макдональдс» по дороге домой, взял два гамбургера, большую картошку фри и несколько странных салатов на тот случай, если Никольский снова отвергнет его пищу из-за «высокого сахара». Все эти лотки едва помещались у Паши в руках, он прижал их к себе одной рукой, а второй постучал: раз два три.

Тук-тук-тук.

Кто знал, возможно, Женя даже распознавал его стук, а может, он на такое не обращал внимания.

– Елагин, – открыл ему Никольский.

– И тебе привет, я, кстати, с дарами. Из «Макдональдса», и только не надо про вредную еду, ладно? – вошел Паша и уверенно направился на кухню по знакомому маршруту. – Я еще в Москве думал, что бы я хотел обязательно сделать в Америке. И там был пункт про «Макдональдс»! Пункт, про который я забыл… А ведь скоро мы отправимся домой, всего неделя осталась. Ты в это веришь?

– Во что именно?

Грациозно усевшись на стул, Женя положил руки на стол, как делали школьники за партами.

– Ты меня слушал?

– Если ты о «Макдональдсе», то да, я не отрицаю, что в твою голову могла прийти настолько безумная идея, – Женя усмехнулся, выхватив из только что открытого лотка с овощным салатом кусок огурца. – Но если ты о том, что скоро мы возвращаемся домой, я на ты с календарем.

– А дело Сьюзен успеют закрыть?

– Едва ли, – выдохнул он. – Я бы хотел участвовать до конца, но изначально было мало шансов, что судья уложится в тридцать дней. Такие тяжбы могут длиться месяцами, что поделать.

– Действительно.

Паша кивнул.

Он на автомате продолжил раскладывать покупки.

Ни разу до этого речь не заходила о возвращении в Москву, момент показался Паше удобным, благоприятным, чтобы начать говорить. Так что собрав бумажные упаковки и выбросив в металлическую урну, он уселся с другой стороны стола и посмотрел на Никольского. Выжидающе так посмотрел, с явным подтекстом.

– Что? – отреагировал тот.

– Москва. Там все изменится?

– Как минимум мама не позволит тебе питаться этой гадостью.

– Ха-ха, – скорчил рожицу Паша, рассматривая Никольского.

Расстояние в один метр, равное ширине стола, бесило Пашу так же сильно, как и расстояние, которое оставалось между ними во время диалога глаза в глаза в кровати или после того как Женя целовал его в щеку, чтобы успокоить.

– Я тебе нравлюсь? – поднял голову Паша.

Хм. Женя водил вилкой по салату, рассматривая его ингредиенты. Он застыл, но на взгляд не ответил. Секунд через пять Женя отложил вилку и скрестил руки на груди.

– Интересный переход, однако.

– Мне надоело гадать.

– Так не гадай.

– Женя, – фыркнул Паша, оставаясь серьезным.

Он подарил Павлу волшебные выходные, он спас его от изнасилования, исполнил мечту поцеловаться на небоскребе, он… Сделал так много и так мало одновременно. После Алекса Паша окончательно осознал, как скоротечна жизнь, чтобы размениваться на недолюбовь и довольствоваться тем, что давали. Он хотел большего.

– Я думаю, ты помогаешь мне сейчас, потому что…

– Потому что? – склонил голову набок Никольский. – У тебя теория есть?

– Думаю, ты пережил что-то подобное.

– Ты о пьяном сексе, от которого я тебя спас? – приподнял подбородок Женя. – Увы, нет, со мной такого не случалось. Я же не ты, я прекрасно контролирую себя и не пью.

В комнате похолодало градусов на десять.

Отведя взгляд, Женя уставился куда-то в сторону. Всем своим видом он показывал, что не заинтересован в дальнейшей беседе и Паша может засунуть свои умозаключения себе же в задницу. Но не в этот раз.

Паша оценил риски и отступать не стал.

– Нет, я не о пьяном возможном сексе, а о том, что Алекс чуть не изнасиловал меня прямо в соседнем номере.

Женя вздрогнул.

– И я думаю, что ты не просто так вышел из себя, когда увидел это, думаю, что паническая атака тоже произошла неслучайно в тот момент, когда мы были в постели. С тобой что-то произошло, я знаю это, я пойму тебя, мне ты можешь рассказать. А если нет, – прикусил он губу, чтобы не расчувствоваться окончательно, – то я не знаю, как далеко мы зайдем с такими твоими секретами.

– Ого, – выдохнул Женя.

Он выглядел удивленным.

 Паша не понимал, хороший это знак или нет.

– Ты не обязан рассказывать прямо сейчас, но я бы хотел знать, чтобы мы могли двигаться дальше и…

– Уходи.

– Что?

Женя сказал это быстро, резко, не удостоив его вниманием, Паша даже решил, что ему послышалось.

– Я сказал: уходи. Что непонятного?

– Вот, значит, как.

Паша вскочил на ноги, не заметив этого.

– Нет, Никольский, ты больше не можешь меня прогонять. Между нами произошло слишком много всего, теперь будет по-моему.

– Да ладно, – сощурился тот.

– Да, именно так.

 Паша без слов призвал и Женю тоже выйти из зоны комфорта.

Почему-то всегда именно Павел толкал их отношения вперед.

Сколько же можно?!

Между ними ведь что-то происходило. Что-то особенное, вынуждающее нырять в эмоции так глубоко, как он не делал никогда! Неужели Женя этого не чувствовал? Почему тогда не отходил от него два дня подряд? Порой Павел вообще думал, что не мог любить, не мог чувствовать, не разбирался в парнях и ничего не умел. Но в Нью-Йорке он осознал, что человека можно изучить и до того, как он раскроет рот, безошибочно считывать настроение; чувствовать фантастическую ниточку, что связывала два сердца, натягивалась и ослабевала в ритме дыхания.

Как будто до встречи с Никольским он не пользовался сердцем по назначению, а сейчас ощутил возможности любви в полную силу. И он не собирался отказываться от этого из-за упрямства Жени, даже его можно убедить раскрыться, правда, в своих методах у Павла уверенности не было.