Текст книги "Роман на Манхэттене"

Глава 31

Паша крутился перед зеркалом, осматривал себя и придумывая темы для разговора с Никольским.

«Если мы совсем зайдем в тупик, поговорим о Сьюзен», – успокаивал себя Павел, натягивая на плечи черный пиджак. И тут же добавил: «очень романтично обсуждать подозреваемую в убийстве, гуляя по Манхэттену, молодец, Паша».

Впрочем, с Никольским он слегка переосмыслил концепцию романтики, снизив ожидания до минимума.

Паша радовался уже тому, что они шли гулять.

Тому, что Женя сам к нему подошел, сам предложил, проявил хоть какую-то инициативу, а то все совсем запуталось. Он же нравился Никольскому, точно нравился, Женя накануне вечером, когда они едва не переспали, не пил, его дыхание пахло фруктовой жвачной, а движения оставались четкими. Тем не менее он поддался на провокацию Паши и позволил затащить себя в постель.

И после всего, что они пережили, их отношения никак не изменились.

Уму непостижимо…

Алексу пришлось соврать, и хотя Паше это совсем не понравилось, он без колебаний отправил сообщение, что у него резко разболелась голова. Объяснил, что это, наверное, из-за какого-то сбоя в биоритмах и разницы во времени. И еще хуже Паша почувствовал себя, увидев ответ Алекса. Он не разозлился, даже словом не обмолвился, что Паша кинул его вслед за тем таинственным человеком со сломавшимся вертолетом в джунглях.

«Отдыхай, я все понимаю ;)» – вот что написал ему Саша.

– Твою мать, – Павел вздохнул, ненадолго отвлекаясь от планирования свидания.

Этот парень относился к нему лучше, чем следовало, лучше, чем Паша, обманывавший его, заслуживал. Возможно, они бы смогли стать хорошими друзьями и даже общаться через мессенджеры, когда Паша вернется домой. Было бы здорово! Все проблемы ныне возникали из-за того, что Павел боялся ему признаться… во всем. Прямо в глаза сказать, что не чувствовал пресловутого «притяжения» или «магнетизма», да и сердце у него было занято.

Чего он конкретно боялся?

Наверное, остаться в одиночестве в огромном, как мир, Нью-Йорке, ведь с Никольским они все еще держали колоссальную дистанцию.

«Спасибо, Саша!» – напечатал он и вернул смартфон в карман.

С Женей они договорились встретиться в холле. В без пяти восемь Паша вышел из номера, на ватных ногах подойдя к лифту. Как бы он ни пытался настроить себя скептически, а все-таки эта прогулка больше всего напоминала свидание. Они с Никольским всего один раз гуляли вместе, но тот раз в Москве, когда Женя еще был веселым и беззаботным, а Паша понятия не имел, какого хрена от него хотели, едва ли стоило брать в счет. С того дня много воды утекло, и Паша собирался сделать все возможное, чтобы их прогулка не превратилась в такое же фиаско, как и поход в ТЦ.

Никольский уже ждал у входных дверей, и при взгляде на него сердце у Паши – кто бы сомневался! – сбилось с ритма. Паша улыбнулся ему, немного неловко и предвкушающе.

Восемь часов вечера – совсем не то время, когда в Нью-Йорке, можно надеяться на какую-то интимную приватность. Народ сновал по тротуарам неладным потоком, а магазинчики и рестораны даже и не думали закрываться. В воздухе снова пахло жареной картошкой, к этому Павел уже понемногу привыкал.

– Куда хочешь пойти? – спросил Женя.

Оглянувшись, Паша увидел, как он натягивал на руки черные перчатки, а потом его взгляд притянул Эмпайр-стейт, возвышавшийся над Манхэттеном, как повелитель и покровитель. Сто два этажа офисных зданий, если Паша правильно помнил прочитанное в Википедии, и смотровая площадка, где должен побывать каждый турист.

– Хочу подняться.

– Тогда пошли.

По дороге Женя купил им билеты для посещения смотровой площадки через смартфон, и рассказал, что именно это здание было самым высоким до открытия Северной башни Всемирного торгового центра. После терактов одиннадцатого сентября Эмпайр-стейт свернул себе почетное звание. Паша кивнул, взглянув на стального гиганта перед собой немного иначе, ему чудилось что-то фаталистично-мрачное во всей этой истории с небоскребами, а ночной воздух города показался холоднее, чем раньше.

– Так, раз уж ты лишил меня фактически свидания с Сашей, то играть будем по моим правилам, – повернулся Паша, прогоняя все лишние мысли из головы.

Приподняв подбородок, Паша ожидал реакции, но Женя лишь снисходительно на него посмотрел.

– Умоляю, он тебе даже не нравится.

– Что? – мысленно споткнулся Паша. – Откуда ты… С чего ты… Может и нравится! Откуда тебе знать?

– Нет, не нравится.

– Не беси меня, откуда тебе знать? – возмутился он.

По задумке Саша должен быть такой себе угрозой, потенциальным конкурентом, вызывающим ревность у Никольского. Паша даже не сомневался, что его план работал, ведь именно из-за этого Женя и пригласил его на экскурсию. Но, черт возьми, он выглядел теперь как человек на сто процентов уверенный в своей правоте. Это обезоруживало!

Паша даже не знал, что делать.

Доказывать, что Саша ему небезразличен, чтобы еще больше завраться? Ну уж нет.

– Так что? – не отставал Паша.

Он остановился, Никольский сделал то же самое.

– Ну, – протянул тот, наклонив голову, – либо он тебе не нравится, либо… Пингвин из тебя такой себе.

Секунду до Паши доходило.

– Что? – открыл он рот, не сразу подобрав слова. – Ты все помнишь! – двинул Паша Никольского в плечо. – Ты все помнишь. Зачем тогда соврал?!

Женя пожал плечами.

– Не знаю.

– Испугался, да? – приблизился к нему Паша.

Удивительное дело, но он не чувствовал дискомфорта или неловкости, обсуждая свое признание. Наоборот! По его телу заструилось облегчение, что Никольский тоже помнил тот момент, помнил, как крепко Паша держал его за руки.

– Чего конкретно я должен был испугаться? – сощурился Женя.

– Привязанности, – ответил ему Паша в тон. – Того, что я к тебе чувствую. Того, что я всегда буду выбирать тебя.

Сказав это, Паша застыл.

Он не понял, как момент их почти что ссоры стал чем-то магическим. Посторонние звуки и запахи разом испарились, Паша мог только смотреть на Женю и наслаждаться тем, что и его внимание полностью сконцентрировалось на чужом лице.

Медленно приблизившись, Женя поцеловал его в уголок губ.

– О, это… за что?

– Захотелось.

Рука Никольского все еще лежала на плечах Паши, он не отстранялся, но и не целовал больше. И мгновение было почти идеальным, если бы Паша не решил, что большего он никогда не получит. То ли таинственная ночь так на него подействовала, то ли тоска по дому, которая проявлялась внезапными порывами позвонить маме или написать сестре. Возможно, все сразу, но мысли Паши вернулись в Москву, в его комнату, куда никогда не придет Никольский, к его книгам, которые они не обсудят, к его родным, с которым Женя не познакомится, ведь в этом не было смысла.

– Я бы тоже выбрал тебя, если бы мог, – Женя погладил его по волосам.

Моргнув раз другой, он бодро улыбнулся Паше.

– Ну что, идем смотреть Нью-Йорк?

Глава 32

Осознание того, что Паша, не выезжая за пределы города двадцать четыре года, оказался на другой половине земного шара, накатывало на него волнообразно. Например, когда они поднялись к лифту на втором этаже, который, по словам заботливого сопровождающего в рубашке, доставит их прямо на вершину.

Прислонившись к кабинке, как и бессчетное количество других туристов, устремившихся ввысь до него, Паша вспоминал, в каких фильмах он видел эти поручни, эти ступеньки, эти двери… Но на ум, как назло, не приходило ничего, кроме старого Кинг-Конга и не оставившего после себя особых впечатлений Перси Джексона. Хотя фильмов Паша смотрел много и наверняка Эмпайр Стейт Билдинг фигурировал в них гораздо чаще, чем он представлял.

Подъем оказался неожиданно быстрым, у Паши даже уши заложило, на первой остановке – восемьдесят шестом этаже – туристов пригласили на историческую экспозицию, однако Женя сощурил свой идеальный нос, без слов давая понять, что они все-таки поднимутся выше.

Наконец, двери отворились на сто втором этаже.

Место это было поистине магическим.

Едва Паша выбрался на крышу, как его оглушил свист ветра. Ощущаемый там, внизу, легкими порывами, здесь у самого неба он властвовал и управлял, показывая себя в полную силу. Паше пришлось затянуть пояс на пальто, прежде чем подойди к поручням и взглянуть на город.

– Говорят, нигде больше не увидеть такого Манхэттена, – встал рядом Женя, положив руки на перила.

Людей на площадке было много, к счастью, ветер сносил разговоры в сторону, оставляя их с Никольским наедине со своими словами. Впрочем, Паша даже не сразу придумал, что сказать, чтобы не быть банальным и предсказуемым. Это место завораживало его, холод тут был пронзительнее, темнота интенсивнее, а тучи… До них будто можно было дотянуться, встав на кончики пальцев.

– Ты бывал здесь раньше? – спросил Паша, перекрикивая ветер.

– Нет, ни разу.

– Но бывал в Нью-Йорке. И не поднялся сюда?

В очередной раз за вечер Женя лишь повел плечом.

– Впервые я приехал в Нью-Йорк сразу после университета. Я, – запнулся он, опустив ресницы, – концентрировался только на работе в то время. Нигде не был и почти ничего не запомнил.

Что-то острое и темное проскользнуло в его взгляде.

– Хорош экскурсовод, – неловко отшутился Паша. – Но знаешь, спасибо, что предложил. Я бы хотел оказаться тут с тобой.

И Женя приподнял уголки губ в скрытой улыбке:

– Мечты сбываются.

– Знаю.

– Обращайся.

Долгое время они стояли там, любуюсь вечерним Нью-Йорком. По очереди смотрели в бинокль, а потом отстранялись, чтобы насладиться тем, какой маленькой казалась там внизу жизнь. Автомобили – крошечные, а люди, снующие по улицам, уменьшились до размера черных точек. Паше вдруг подумалось, что так и выглядела жизнь людей для гипотетических захватчиков из космоса. Но в каждом таком создании скрывался свой мир, и у некоторых он был настолько завораживающим, что инопланетянам и не снилось.

Паша импульсивно забросил голову назад, чтобы посмотреть на тучи, и едва не потерял равновесие.

– Осторожнее, – подхватил его Женя.

Неосознанно схватив его, Паша обнял себя чужими ладонями. Он не видел лица Жени, и не знал, как тот отреагировал, он только чувствовал его холодные руки под своими, прижимался спиной к его груди.

«Не отстраняйся, пожалуйста», – повторял он одними губами.

Позади что-то рассказывал экскурсовод, молодой парень в бейсболке и застегнутой до подбородка куртке.

До Паши долетали лишь отдельные слова, хотя он и не прислушивался. Осмелев еще сильнее, он коснулся затылком пальто Никольского, немного повернулся, чтобы дотянуться щекой до его подбородка. Женя все еще не убрал руки. Он не убрал руки, даже когда Паша развернулся к нему, пристально посмотрев на губы.

– Ты думаешь сейчас о том же, о чем и я? – заворожено прошептал Паша.

– А о чем ты думаешь?

– Как я отчаянно и безумно хочу тебя поцеловать.

Прикрыв глаза, Паша представил, как их губы соединились бы на высоте трехсот метров. И даже не успел опомниться, а это уже случилось с ним в реальности. Женя склонился, накрыл его рот своими губами. Нежно, мягко. Целомудренный поцелуй послал по его телу мурашки возбуждения, Паша тут же прижался к Жене, жестами прося его не отпускать. Он открыл рот и со стоном позволил Жене коснуться языка, и… Потрескивание, а вслед за ним покалывание в губах заставило их резко отстраниться друг от друга.

– Что это было?

Порядком дезориентированный Паша, оглянулся, будто люди, которые на них даже смотрели, знали ответ.

– Статическое электричество, – объяснил Женя. – Так бывает, если целоваться на вершине небоскреба.

– Здорово. Тогда не будем останавливаться…

Он схватил Женю за лацканы пиджака, впиваясь в его рот поцелуем, который возвышал их над остальными, выплескивал в кровь адреналин, выбивая из головы все мысли.

Если бы Павел однажды все-таки сел за мемуары, он бы написал, что в ту ночь на крыше небоскреба их благословил сам Зевс.

Глава 33

Следующие двадцать четыре часа на многое открыли Паше глаза.

И если идя домой после поцелуев с Никольским, от которых у него звездочки в глазах появлялись, он рассчитывал на продолжение банкета, разговор и еще немного нежностей, то спустя сутки кроме раздражения уже ничего не чувствовал.

Паша сидел на работе и гадал, как воспоминания о поцелуе на крыше самого высокого небоскреба в Нью-Йорке так быстро померкли? Почему он уже не ощущал того детского восторга от объятий Жени? Почему не мог вернуться на крышу Эмпайр-Стейт-Билдинга и закольцевать мгновение, чтобы проигрывалось в голове на бесконечном повторе? Возможно, тогда он бы смог смириться с разочарованием, настигшим его после.

– Паш, где документы? – подошел к его столу Саша. Он взглянул на него сверху вниз. – Ты в порядке?

– О, черт, документы, я забыл принести их, я идиот, – схватился за голову Павел, подскочив на ноги.

Он тут же взялся искать бумаги на столе, заваленном папками и канцелярскими принадлежностями.

– Эй, Паша, все нормально. Можешь принести мне их через десять минут. Я как раз вернусь, – улыбнулся он. – Иду за дозой кофеина. Тебе взять? Или… – неловко замялся он, увидев, как Паша уронил свой блокнот, а стикеры из него разлетелись по полу. – Может быть, лучше ромашковый чай или что-то успокаивающее нервишки?

Прикрыв глаза, Паша застыл и вздохнул.

– Я в порядке.

– Точно?

– Все еще привыкаю к этому всему, – махнул он рукой. – Документы принесу, больше я тебя не подведу.

Когда Алекс, наконец, ушел, Паша не сразу нашел в себе силы встать.

Он осел на пол, пользуясь тем, что за его стол в уголку никто не заглядывал. Со вчерашнего вечера Паша ощущал себя дезориентированным и обессиленным, ровно с тех самых пор, как Никольский ушел к себе в номер, даже толком с ним не попрощавшись. Паша, дурак, рассчитывал, что их бесконечные игры «дальше – ближе» на этом закончатся. Но Женя и теперь не собирался с ним что-то обсуждать.

Подумаешь, поцеловались, провели волшебный вечер.

К Паше случайные юристы из «Алмакс» более внимательно относились, а Никольский ограничился тремя фразами о работе.

Павел, разумеется, злился. Но и не мог не анализировать ситуацию, не пытаться в ней разобраться.

Он уже знал, что образ Никольского на публике детально срежиссирован от и до. Знал, что помимо холодности в Жене была трогательность и нежность. Он многое прятал в себе, как будто боялся сказать лишнее. Значит, какая-то тайна в его прошлом была. Или не в прошлом. Паша посмотрел невидящим взглядом в окно от потолка до пола – в их офисе были только такие – припоминая, когда с Никольским начали происходить метаморфозы.

– В тот день в ТЦ, – прошептал он.

Они поехали на его кроваво-красном автомобиле в детский комплекс аттракционов, и Женя вел себя весьма типично, он бросал Паше вызовы, в чем-то его обвинял, покупал сладкую вату и тут же задавал унизительные вопросы про отметки в университете. Даже тот недопоцелуй подходил под образ юного гения и прожигателя жизни в одном лице, человека, наплевавшего на чувства остальных.

Видимо, тогда он и видел такую версию Никольского в последний раз.

Сначала Паша решил, что он перестал интересовать Женю как парень. Но за приступом игнора последовал тот поцелуй в коридоре, а теперь все это закрутилось в ужасную спираль, куда Пашу и затянуло. Подойдя к нему в Москве, Женя сказал, что они «не должны больше так делать», потом он еще несколько раз слышал от Никольского бред в духе «я не могу». Даже вчера он сказал ему ту странную фразу. Он сказал: «я бы выбрал тебя, если бы мог». Что ему, блин, мешало?

Панические атаки? Какие-то фобии? Психологические травмы? Снобизм?

Паша чувствовал, что ответ был где-то близко, однако у него не получалось ухватить его за хвост, понять суть.

Закончилось все тем, что Саша вернулся с каким-то чаем и вынудил его подняться-таки с пола.

Вечером, четыре часа спустя, Павел переключал каналы, устроившись на своей огромной кровати.

Он все еще гадал, какие такие препятствия могли бы встать между ним и Женей в его блестящей голове? Они были простыми парнями, которых тянуло друг к другу. Вот и все! Если речь шла о репутации или работе Никольского, то хватило бы одного разговора. Всего одного, чтобы Женя услышал, что Паша не собирался выставлять их отношения на всеобщее обозрение. Он вообще ничего не планировал на будущее, он был готов слушать и идти на компромиссы.

В дверь постучали, едва Паша подумал остановиться на СBC, где говорили о будущем искусственного интеллекта.

«Нет, это не Никольский» – решил он и поплелся к коридору.

Огромный номер все больше напоминал ему квартиру, да и обживался Паша в нем понемногу.

Потянув на себя дверь, Паша застыл в каком-то эмоциональном ступоре.

– Привет, можно я посплю с тобой? – спросил Женя в домашнем костюме, мягком, наверное, как облака.

Глава 34

– Прости?

Паша моргнул, едва удержался от того, чтобы ущипнуть себя за бок и удостовериться в реальности происходящей чудасии.

– Я думаю, ты и с первого раза все хорошо услышал.

– Нет, серьезно? – жестко усмехнулся Паша. – Нормально так поступать?

Ему было не до смеха весь сегодняшний день, пока негодяй ходил в офисе весь из себя и в его сторону не смотрел. И ради чего Паша все это пережил? Ради чего Саше пришлось отпаивать его отвратительным чаем из травы? Нельзя игнорировать человека и проситься в постель.

Люди не игрушки. Их чувства легко ранить, их можно растоптать неосторожным словом или поступком.

Прошла целая вечность, прежде чем Никольский отреагировал:

– Как поступать?

– Как ты со мной. Нет, слушай, Женя, я должен спросить… – сильнее сжал ручку двери Паша. – Ты многих парней целуешь в губы и… с языком, а потом динамишь? Или я один такой пострадавший оказался?

Женя переступил с ноги на ногу.

Невероятно, но этот человек прятал усмешку в такой момент.

Ну что за персона?!

– Так ты страдаешь? – спросил Женя.

– Да! То есть, неконкретно, когда ты…

– Когда я тебя целую в губы и с языком?

– Это не смешно, – Паша толкнут Женю, сам сдерживая улыбку. Смеясь и одновременно злясь на себя, что плыл как желе, таял как мороженое на солнце, совершенно не имея сил противостоять обаянию Никольского. Вот и сейчас, Женя лишь схватил его за ладонь, не давая забрать ее, а у Паши уже сердце затрепетало. – Хватит… Хватит издеваться, я же не подопытный кролик, чтобы… То ты хочешь общаться со мной, то нет.

Запал Паши сразу иссяк, когда Женя переплел свои пальцы с его.

Заключил в трогательный замок.

Причем он так пристально смотрел на их пальцы, словно и сам удивился своему романтичному поступку.

Что же с ними происходило?

Паша пошевелиться боялся, чтобы не разрушить ауру чего-то особенного между ними. Он даже не мечтал, что когда-то возьмет Никольского за руку, ощутит прохладу его ладони на своей, поверхность кожи, гладкую, приятную, трогательную. То, что происходило между ними, чем бы оно ни было, казалось Паше даже интимнее, чем недосекс в кровати или поцелуи.

– Так могу я войти?

Вопрос Жени подействовал на Пашу, как холодный душ.

Точно.

Он без слов открыл двери, пропуская Никольского к себе в номер.

Много ли значило вторжение в комнату того, кто уже обосновался в душе? Женя сразу пошел к постели. Наблюдая за ним, Паша осознавал, что тот, видимо, совершил вечерние ритуалы, принял душ, зубы, наверное, почистил, выставил свой ужасный будильник на смартфоне.

К слову, с собой у Никольского был только телефон.

Пока он поправлял подушку, Паша неловко топтался у порога. Сам-то он пока не собирался спать, по телевизору шла та программа про искусственный интеллект, а в мини-холодильнике он обнаружил несколько шоколадных батончиков. Правда, теперь все его планы накрылись медным тазом, потому что он думал лишь о том, что Никольский, черт возьми, пришел к нему спать.

Усевшись на кровати, подтянув одеяло повыше, Женя уставился ему в глаза.

– Собирался просвещаться? – кивнул он в сторону экрана. – Интересно.

– А ты?

Паша медленно подошел к кровати и сел с другой стороны.

– Новости. Просматриваю новости перед сном и утром тоже. Сразу перед пробуждением. Честно говоря, я читаю новости чаще, чем следовало бы. Я теряю чувство контроля над жизнью, когда не знаю, что происходит.

– О.

Паша тупо уставился в точку левее уха Никольского.

– Ну, искусственный интеллект по расписанию, значит? – нарушил тишину тот секунду спустя.

– Искусственный интеллект.

Паша нырнул в постель со своей стороны, а когда поправлял одеяло, то коснулся коленом ноги Никольского. Он ожидал, что тот тут же отстранится, однако Женя даже внимания не обратил. Так они и улеглись, смотреть научпоп, постоянно переглядываясь с полуулыбками в свете ярких телевизионных бликов.