Текст книги "Роман на Манхэттене"

Глава 26

Паша убедил Никольского лечь спать вместе, дав слово скаута, что не будет вести себя так, как час назад.

Впрочем, обещая не приставать, Паша и на один процент не соврал.

Женя выглядел плохо, в его движениях проскакивала растерянность, Паша помнил, как сам едва ли не впал в истерику, пытаясь успокоить Никольского на полу вон в том углу и не собирался снова на него вешаться. О сексе Паша думал в последнюю очередь: возбуждение испарилось, а вместе с этим у Паши включились мозги. Так что он улегся на свою половину, забросил голую ногу на одеяло, и, взбив подушку, закрыл глаза… Но нет, не уснул, сделал вид, а сам прислушался к мерному дыханию Никольского, к тому, как он шуршал одеялом, поправляя его, а новая древесина едва слышно поскрипывала, когда он двигался.

Паша сразу пожалел, что лег спиной к Жене.

У него в голове не переставало зудеть желание увидеть его, подсмотреть, в какой позе Женя засыпал, как обнимал подушку, закрывал ли глаза, может быть, пялился в потолок, разглаживались ли у него морщинки на лбу, улыбался ли он своим сновидениям, или наоборот хмурился? Ритуал засыпания, каким он был у Жени Никольского? Паша бы все отдал, чтобы понять.

Но он так и остался лежать на боку, изучая узор на стене.

Женя заслужил простого человеческого сна после произошедшего, едва ли он будет рад обнаружить чужака у своего лица…

Сам Паша отключился, наверное, в районе четырех утра. Никак не мог прекратить создавать причинно-следственные цепочки, ведь не просто так Никольский страдал от панических атак! Паша даже осторожно просунул под одеяло смартфон и загуглил, почему такое случалось. Но интернет в этот раз не помог, Паша нашел огромный список причин, которые никак ситуацию не прояснили.

Тогда он попробовал пойти от обратного.

Понять, были ли атаки Никольского как-то связаны с его действиями или обстоятельствами внешнего мира.

Паническая атака, которую Паша увидел в Москве, на первый взгляд, имела мало общего с той, что случилась сегодня. Тогда Женя был у себя дома и, скорее всего, один. Чем он занимался? Да мало ли. Работал или отдыхал. В Нью-Йорке перед приступом они хотели заняться сексом, Паша как раз полез к нему.

Женя сказал, что это произошло из-за него.

Из-за Павла Елагина.

Он бросил ему в лицо: «это из-за тебя и случилось».

Хотя, может быть, Женя разозлился и все?

Перевернувшись на спину, Паша уставился на челку Никольского, выглядывавшую из-под одеяла, и провалился куда-то в ощущения. Паша вдруг со всей ясностью осознал, что находился в одной кровати с Никольским, а значит… Никольский ему доверял? Он вот так остался в его номере? Хотя наверняка мог придумать что-то с ключ-картой, сходить на ресепшен, попросить дать запасной ключ или заселиться за пять минут в другой свободный номер.

Женя не сделал этого.

Он точно ему доверял.

Легкая улыбка тронула губы Паши, он трепетно убрал со лба Никольского прядь волос и сразу же запрятал руку под одеяло. На него снизошло умиротворение, такое мощное умиротворение, будто он только сегодня в полной мере узнал, что за чувство прятали за словом из тринадцати букв словари. Мама и сестренка, конечно, научили его быть счастливым, любить и радоваться жизни, но это чувство, что бежало по его венам с кровью, было новым.

Но сколько всего он наговорил Жене сегодня, черт возьми.

– Пингвин? – прошептал он губами. – Серьезно, Паша, ты идиот.

Да и «пингвин» был еще не самым ужасным событием вечера.

Паша припомнил свое обещание быть всегда с Женей, никогда его не отпускать и все такое прочее. Короче говоря, не хватало только коронного «я тебя люблю», а остальное, такую себе укороченную версию свадебной клятвы, он уже озвучил. Но ведь успокоил! Женя пришел в себя, значит, услышал его, поверил! Дргое дело, что эти обещания Паша сказал в кризисной ситуации, не подумав особо над последствиями. С третьей стороны, разве он бы не воспользовался возможностью быть с Женей рядом, если бы тот позволил? Он привязался к нему настолько, насколько вообще реально привязаться к человеку, которого так долго знал по картинкам.

А теперь Женя сопел рядом с ним, протяни руку и коснись…

– Я не такой, – сказал Паша и еще немного отодвинулся.

Он понятия не имел, как они с Никольским будут общаться завтра, но все же радовался, что тот спокойно спал у него под боком.

И этого Павлу достаточно.

«Я же говорил, что никогда тебя не оставлю».

Глава 27

Утро наступило неожиданно резко.

Паша дернулся и проснулся.

Он сбросил с себя оковы сна, будто и не было перелета на самолете, всего того сумасшествия вечером, панических атак у некоторых и алкоголя. Хотя стоп, в выпитые коктейли он поверил охотно. Вслед за осознанием, что это именно солнце светило ему в лицо, лежал он в гостинице, а рядом спал Никольский, пришла и жгучая боль в виске; за ней подтянулись сухость в глазах, слабость и тошнота. Короче говоря, классические симптомы похмелья, которые Павел чувствовал в редкие дни потери самообладания.

Осторожно подтянувшись выше на подушке, Паша нашарил на тумбочке свой мобильник. Восемь утра.

Женя спал сном младенца.

Несмотря на то что рубашка у него полностью перекрутилась, а пояс штанов, наверное, давил. Он спал на животе, выдыхая через приоткрытый рот теплый воздух. Паша замер, пытаясь, наконец, отвернуться и одновременно впитывая в себя такую неожиданную чужую обнаженность. Он мог рассматривать поясницу Никольского, не боясь, что его сочтут извращенцем. Рациональность сдалась и Паша, игнорируя быструю пульсацию в виске, приподнялся.

Рука зависла над спиной Жени и опустилась, оставшись на расстоянии сантиметра от поверхности кожи. От нее исходило едва ощутимое тепло, и до чего сильно Паше захотелось коснуться кожи кончиками пальцев. Вздохнув, он приподнял рубашку, заметив ямочки у Жени на пояснице. Улыбнулся самому себе. Возможно, они с Никольским когда-то будут лежать в постели в объятиях друг друга или же тот перевернется на спину, сняв с себя лишние шмотки, позволив Паше изучать его тело руками и ртом. И тогда Павел, будто между прочим, положит руку на его поясницу и скажет, что вот эти самые ямочки – редкость для мужчин.

– И что они означают? – спросит Никольский.

– В физиологическом плане ничего, всмысле, это как-то генетически определяется, но есть легенда, – ответит Паша. И расскажет, что эти самые впадинки называли ямочками Аполлона, был такой древнеримский бог солнца, сын Юпитера, если что.

Женя наверняка фыркнет, решит: «да плевать», а Паша прижмется к ним губами и признается, что фетишист.

Увлекшись своими мыслями, Паша не сразу заметил, что Женя – тут в реальности – зашевелился. Но к счастью, не открыл глаза, только удобнее устроился, шире разведя ноги.

Павел прикрыл рот рукой, чтобы не выдать себя дыханием.

По-хорошему он должен был встать и пойти в душ, но почему-то все еще сидел в постели и не двигался.

Ощущения этого утра нравились Паше даже больше, чем то, как они вместе засыпали вчера. Вокруг тишина и спокойствие, умиротворение в чистом виде. Дома в Москве он нередко выходил на балкон в теплое время года, чтобы выпить кофе, глядя на то, как город внизу оживал и шевелился, словно отдавал дань Солнцу, как и его предки за тысячи лет до этого. Он бы мог многое об этом рассказать, если бы Никольский изъявил желание слушать. Например, что только в одной лишь Японии божеством, связанным с Солнцем, была богиня, то есть женщина, и звали ее Аматэрасу.

«Одно из самых красивых имен в мире, на мой скромный взгляд», – обратился бы он к Жене, гладя его по волосам, обводя пальцами контуры челюсти и подбородка и ключиц.

Этим утром Паша, как никогда, верил, что ему предоставят шанс сказать.

Это и многое другое.

И затем прозвенел будильник.

Оставленный на тумбочке с другой стороны телефон Никольского ожил, издав банальную утреннюю трель, сразу же пробуждающую в человеке желание убивать. На Женю эта мелодия тоже отлично подействовала, он заворочался, потер ладонями глаза и занялся поиском мобильника, чтобы убрать назойливую музыку.

– Доброе утро, – осторожно поздоровался Паша.

Он опасался, что та почти торжественная атмосфера, что воцарилась в номере, пока милейшее создание по соседству спало, вот-вот разрушится. Никольский мастер спускать его с небес на землю, если вспомнить. Но он хотя бы он вздрогнул, услышав голос Павла.

Медленно повернулся к нему и чуть слышно ответил:

– Доброе.

– Как спалось?

– Ты знаешь, – после паузы ответил Женя, – прекрасно.

– Я рад.

Молча наблюдая за тем, как Женя поправлял на себе рубашку и осматривал следы, оставленные на коже скомканной тканью, Паша снова пытался придумать, о чем бы поговорить. Казалось, он постоянно пребывал в таком состоянии рядом с Женей, да и в этот раз ему мешал не только страх сказать что-то не то, его мучило похмелье, его мучило незнание, что он вчера творил в баре. Он смутно помнил, что вешался на Никольского, и хорошо помнил, как пытался стащить с него штаны. А плюс Б равно неподобающее поведение, которое Никольский мог бы ему сейчас припомнить.

– Какие у тебя на сегодня планы? – спросил Паша.

Он вчера снял с себя штаны, чтобы нормально поспать, так что оставался в кровати под одеялом.

– Ты хотел сказать, у нас? В двенадцать нас ждут в «Алмаксе», будут оформлять твою стажировку.

– Ладно. А ты чем займешься?

После небольшой заминки, будто Женя решал, насколько вредным может быть честный ответ, он сказал:

– Хочу пробежаться. Ну и разберусь с ключ-картой.

– Слушай…

– Нет, – Никольский, все еще сонный, но решительно настроенный, повернулся к нему. – Обойдемся без вопросов о вчерашнем, ок?

– Ты помнишь, что я вчера тебе сказал?

– Когда? – склонил голову Женя.

– Когда успокаивал, сидя рядом на полу.

– Нет, – отреагировал он и тут же заторопился к выходу. – Я в такие моменты ничего не помню. Извини. Там же не было ничего важного? – спросил Женя уже стоя на его пороге.

– Да, забей, – с легкой улыбкой произнес Паша.

И упал на подушку, беззвучно заорав, едва закрылась дверь.

Глава 28

Материалы уголовного дела №1035046, УК РФ Статья 131

06.08.2009 Дневник потерпевшего

Он раздел меня.

Сказал, чтобы вел себя тихо.

Он касался меня… везде. Пригрозил, что если я расскажу кому-то еще, то он отправит меня в психиатрическую клинику. Я сохранил секрет.

Он не проверил мой дневник. Первый раз не проверил. Был слишком занят, сбрасывая с себя одежду.

Так, наверное, выглядит предательство.

Он вдавливал меня в диван, на котором я делился гнилыми тайнами, и делал это человек, которому я доверял. Я потерял контроль в последнем месте, где он оставался.

Место безопасности превратилось в ад.

Я не чувствую себя человеком, кем-то достойным того, чтобы его спрашивали, хочет ли он. Чтобы с ним считались. Он показал, кем я был, куском мяса, который можно забросить к себе на плечо и убить, или выебать, или поиздеваться. Проткнуть вилкой. Сбросить на дорогу. Ударить. Связать запястья. Да что угодно.

Я не хочу к нему возвращаться и быть запертым в дурке я тоже не хочу.

Ненавижу диваны.

Мне страшно идти к своему психологу снова.

Он не проверил мой дневник.

Глава 29

К обеду Паша пришел в себя, он даже извинился перед Сашей, обнаружив его номер у себя в телефоне.

Как он там оказался?

Ладно, плевать.

Тот ответил, что извиняться не было смысла, он ничего плохого не сделал, и добавил, что с нетерпением ждет встречи и возможности показать Паше Нью-Йорк. Наверное, это было довольно романтично с его стороны, но сердце Паши никак не отреагировало на предстоящую экскурсию по городу его ночных грез.

Зато с Никольским он такими темпами скоро сляжет в больницу с инсультом.

Встретились они в холле, к этому моменту Женя уже включил деловой режим и сразу после приветствия принялся рассказывать, чем им предстояло заниматься месяц. И тут случилась первая неожиданность: Паша полагал, что работа в НЙ мало чем будет отличаться от того, чем он занимался в Москве (составлял юридические документы, следил за тем, чтобы Андрей и КО не пропускали свои встречи, относил и приносил бумаги), но, по словам Никольского, их привлекут к уголовному делу.

– Будешь помощником адвоката, – резюмировал Женя, садясь в авто.

– Но у меня же нет лицензии для работы в Штатах.

– Конечно, нет, поэтому ты будешь помогать. Твоя основная задача – слушаться Айзека Дерли.

– Слушаться? Без проблем, я бываю очень послушным.

Офис «Алмакс» располагался там, где Паша и предполагал, в каменных Джунглях нижнего Манхэттена, где-то между Крайслер Билдингом и Фондовой биржей на Уолл-стрит. Он решил, что попросит Сашу погулять с ним здесь, в самом пафосном и насыщенном районе города. Потом они могли бы прокатиться на бесплатном пароме до Статен-Айленда Ну и что, что в подобное приключение он бы с гораздо большим удовольствием нырнул с Женей Никольским?

Придется засунуть свои желания в одно место и проникнуться к Александру теплыми чувствами.

Кстати о Саше.

– Отлично выглядишь, готов к работе, а? – встретил он их около лифта.

Видимо, строгий стиль Саша отвергал как явление, он опирался о стену в ярко-зеленом пиджаке, а под него выбрал кислотно-желтую футболку с надписью: «Боже, храни меня». Пока Паша пытался выдавить из себя улыбку, Женя взглянул на это все убийственным взглядом и вошел в лифт, предоставив Паше возможность (о которой он не просил) подняться в следующей кабинке с Сашей.

– Мне кажется, или твой друг меня почему-то недолюбливает?

– Что? М-м-м, нет, в смысле… – Паша вдруг понял, как сильно заблуждались люди, считавшие Никольского бессердечным. Он сам так думал несколько недель назад.

Но теперь, пусть и едва скользнув по поверхности его загадочной личности, Паша осознал – Женя не такой, каким притворялся на людях. Он лучше, он интереснее, он как шкатулка с сокровищами, будоражащая отнюдь не невинными секретами сознание.

Но едва ли стоило рассказывать об этом Саше.

– Не бери в голову, Женя недолюбливает людей, как вид, – отмахнулся Паша.

– И тебя?

– Конечно, я же человек.

Прислонившись к стене кабинки, Паша не знал, куда деть руки. Этот разговор его серьезно напрягал. С какой стати Саша вообще интересовался Никольским? Ну, то есть Никольским, конечно, сложно не интересоваться, он из тех людей, на которых оборачивались, даже если они входили в комнату без единого слова.

Но почему Саша о нем спросил?

– Прости, но вчера мне показалось, что…

– Что? – поднял на него взгляд Паша.

Что ему могло показаться? Что Павел был от Жени без ума, смотрел на него с розовыми сердечками в глазах?

Или что-то другое?

Пауза затянулась и от дальнейшего обмена неловкими репликами Павла спасли разъехавшиеся в стороны створки лифта.

Работать ему выпала честь на двадцать шестом этаже высокого, как свеча, глянцевого небоскреба.

Особого приема новенькому, к счастью, устраивать не стали. Паша здоровался со смутно знакомыми людьми, с которыми, видимо, встречался вчера в клубе, идя к своему новому рабочему месту. И где-то на полпути к нему присоединился Саша, обрадовав тем, что именно ему поручили Паше все тут объяснить, показать, проинструктировать.

– Айзек сейчас защищает интересы Сьюзен Голл, ты слышал о ней?

– Нет. А должен был?

– В штатах это дело на хайпе. Короче, слушай, – устроил свою руку у Павла на плечах Саша, – клиентка Айзека – двадцатишестилетняя Сьюзен Голл, владелица небольшой сети салонов красоты, незамужем, недавно похоронила свою маму. Ее убили, кошмар, да? А теперь самое интересное: в случае смерти родительницы все наследство уходит именно ей. При этом мама собиралась переписать свой огромный дом на нового ухажера, что Сьюзен не нравилось. Следишь за мыслью?

– Разумеется, – едва не оскорбленно ответил Паша. – Сьюзен уже подозревают? У нее ведь был мотив.

– Но не только у нее. Братец Сьюзен в это самое время сбежал из психиатрической клиники, где проходил лечение.

– Интересно, – сощурился Паша.

– Так кто же из них убийца? Рационализм или безумие? Чувства или эмоции? – расставив ладони, Саша изобразил весы. – Вот такое любопытное дело ведет Айзек. Я принесу тебе материалы, ознакомишься и… обсудим, что ты можешь сделать для Сьюзен.

– Ого, спасибо!

Впервые за день Паша улыбнулся собеседнику без фальши.

Глава 30

Первые рабочие поручения не на шутку увлекли Пашу.

Он с энтузиазмом принялся разбирать папки, принесенные Сашей, изучать дело, показания свидетелей, вырезки из газет и скриншоты со страниц интернет-СМИ. Судя по толщине папок, занималась этим процессом целая команда юристов, а тем, кто отслеживал информационные потоки, приходилось особенно сложно.

Паше даже показалось, что о Сьюзен говорила вся Америка.

– Я бы поставил на дочь, рациональная, лицемерная стерва все просчитала, – уселся Саша за его стол с дымящимся стаканом кофе.

– Спасибо, – принял из его рук напиток Павел. – Кстати, нам позволено так обсуждать… клиента?

– Нам все позволено, но следи, чтобы клиент не слышал.

Алекс (в офисе Паша начал называть его так, как и американцы) подмигнул и он не удержался – улыбнулся.

Отпив глоток, Паша вернулся к изучению папок.

– А я бы поставил на братика, он же безумен! Какие тут мотивы?

– Можем заключить пари.

– Что?

Алекс пожал плечами.

– Мы часто так развлекаемся, но Айзек не знает. Ставим на то, оправдают клиента или засудят. А здесь вдвойне интереснее, у нас сразу двое подозреваемых. Можем поспорить на что-то.

Паша неопределенно мотнул головой.

Не собирался он ни на что спорить с таким, как Алекс.

– А интересы второго подозреваемого защищает другой адвокат?

– Конечно, Софи из «Севелл».

Что Алекс сказал дальше, Паша не услышал, отвлекся и заметил Никольского у соседнего стола. Он раздумывал всего секунду – окликнуть или оставить в покое – и, приподнявшись в кресле, позвал Женю, приветственно махнув раскрытой ладонью.

– В курсе о деле Сьюзен? – спросил Паша, когда Женя повернулся к нему. – Кто убийца, как думаешь?

Никольский вздохнул.

– Брат Джеймс.

– Он тоже так думает, – Паша закусил губу, посмотрев на Алекса.

И хотя Женя сразу же ушел, идея поговорить с ним о работе показалась Паше весьма удачной. Возможно, именно так между ними наладится контакт. По каким-то причинам Никольский ничего о себе не рассказывал, держал дистанцию и уходил, едва ему что-то приносило дискомфорт или казалось неуместным. Выход из ситуации – сделать их общение ненапряжным, например, о клиентах поговорить.

– Так, ну что, – вернулся к работе Саша. – Следующая папка.

– О, конечно, продолжаем!

Саша крутился рядом до самого вечера, отвечал на любые, даже дурацкие вопросы, вкусности ему приносил, консультировал, помогал. К концу рабочего дня в «Алмакс», вынужден был признать Паша, Алекс все-таки завоевал его лояльность. Именно такого куратора, чуткого, заинтересованного, забавного, Павлу не хватало в Москве, где Никольский посмотреть на него боялся.

Домой Паша ехал вдохновленный и расслабленный.

Он снова устроился на заднем сидении такси, Женя, глубоко погруженный в смартфон, на соседнем.

«Кто же все-таки убил ту женщину, сын или дочь?» – лениво размышлял Паша, ловя глазами огоньки пролетающих мимо магазинов и торговых центров.

Возможно, Сьюзен невиновна, возможно, Джеймс тоже не делал этого. Если бы они попали в детективный фильм, то убийцей точно оказался бы кто-то третий. Неплохо было бы найти этого человека, пойти прямиком к таинственному Айзеку, на которого все молились, и заработать похвалу. Не просто похвалу, а признание, чтобы и в Нью-Йорке его считали талантом.

Хотя первым днем в «Алмаксе» Паша тоже был полностью доволен, став участником настолько нетривиального дела. Он даже вспомнил своих преподавателей права в университете, и то как они, давая им резонансные примеры процессов для тренировок, не забывали напоминать, что на самом деле работать юристом скучно.

«Не хотите жить на съемной квартире до старости, идите в корпоративные юристы», – говорили они.

Паша так задумался, что не сразу отреагировал на вибросигнал телефона в своих руках.

«Саша Алмакс» высветилось на экране.

Странно, они вроде попрощались до завтра.

Бросив быстрый взгляд на Никольского, а тот, казалось, Пашу не замечал, он поднес смартфон к уху.

– Слушаю, да? – протянул неуверенно.

– Паш, а у тебя какие планы на вечер? – бодро спросил тот. – Если ничего важного нет, то можем пройтись, я же обещал тебе осмотр окрестностей. У меня сорвался бизнес-ланч с клиентом. У него вроде как вертолет сломался и он застрял в диких джунглях. Короче, та еще история, расскажу, как гулять будем.

Туго соображая, Паша переспросил:

– Сегодня?

– Ну да.

– Экскурсия. Ну, хорошо. Да, знаешь, можем пройтись, только недалеко, –спохватился он. – Мне же на завтра надо подготовиться к работе…

– Я помогу с подозреваемыми, в беде не брошу.

– Все равно, недалеко.

– Идет, на восемь нормально будет?

Договорившись о месте и времени недосвидания, Паша с тяжелым сердцем нажал на сброс. Алекс, конечно, ему нравился, но абсолютно точно не в романтическом ключе. Общение с ним казалось таким ненавязчивым и приятным лишь до того момента, как Алекс переходил черту; а делал он это часто, как вербально, так и тактильно. Паша не хотел, чтобы на него возлагали несбыточные надежды, не знал и как дать понять, что они могли быть только хорошими друзьями.

«А вдруг я вообще все понял неправильно?» – проклевывался голосок неуверенности, который звучал как его сестра Лера.

Нет, пока лучше все оставить на своих местах.

Паша вошел в лифт первым, первым и вышел, не рассчитывая на обмен репликами с Никольским.

Не будь он таким уставшим и взволнованным из-за предстоящей встречи с Алексом, возможно, и предпринял бы что-то. Но даже Паша иногда уставал биться головой об стену под названием «Женя Никольский». Ему требовался полноценный восьмичасовой сон, чтобы возобновить активные попытки пробить ее, наконец, завтра.

Вспоминая, какой стороной подносить карту к считывателю, Паша подошел к двери, и тут его схватили за руку.

Не просто схватил, но и развернул к себе, впечатав в стену.

Паша чуть не задохнулся от возмущения, уставившись прямо в бездонные глаза Никольского, тот тоже взгляда не отвел. Что-то новенькое! В последний раз они пялились друг на друга вот так, будто могли в следующее мгновение поцеловаться, в Москве.

В торговом центре. Потом и в коридоре.

В первом случае Павел остался ни с чем, но во втором… Воспоминания об этом до сих пор мучили Пашу.

– Что, Никольский?

– Я могу показать тебе Нью-Йорк.

– Что?

Женя поджал губы, будто его раздражало то, что Паша заставлял повторять. Но, черт возьми, такое неожиданное предложение!

– Ты хочешь, чтобы я пошел с тобой, хотя уже договорился с Сашей? – предположил Павел.

– Было бы здорово, – улыбнулся Никольский.

– Ты издеваешься?

Женя так и пялился на него в упор. Уверенный в себе и уверенный в том, что Паша ему не откажет. Ха. Вот бы отказать Никольскому лишь для того, чтобы увидеть, как на его самодовольном лице вспыхнет удивление. Он же думал, что Паша у него на коротком поводке. Как бы не так. Но черт. Потом Павел представил, как мог бы поцеловать Женю в темном уголке Манхэттена или хотя бы взять за руку, трогательно переплести пальцы с человеком, которого он назвал своей единственной парой на всю оставшуюся жизнь.

Как он мог отказаться от этого?

Самой вероятности!

– Хорошо. Я принимаю твое, так сказать, приглашение, – сдался Паша.