Текст книги "Под сенью исполинов. Книга вторая"

Глава 21. Подол истины

В глазах троилось.

Вот вроде Макленнор слева, орудует у пульта и не обращает на него, сидящего на полу сбоку, никакого внимания, как тут же он уже справа – мелькает в коридоре широкой смазанной тенью. А за миг до этого вообще мерещится совершенно в другом месте.

Мир перед глазами плыл, глаза слезились и болели. Его тошнило, хоть уже и нечем было.

– Двадцать семь процентов готовности, мистер Трипольский, – возвестил Макленнор. – Ещё два сеанса, и мы преуспеем.

Ещё два сеанса он не вынесен, нет. Это выше его человеческих сил! Трипольский хныкнул, но вхолостую, бесслёзно. К тому же наигранно и нелепо – не поверил даже сам себе. Тут его некому жалеть. Такое ощущение, что Макленнор держит его за материал, разменную монету. В лучшем случае ценный реагент, но не более. И речи нет о сотрудничестве, нет никакого «бок о бок», которым Трипольский грезил ещё не так давно. Он даже не аспирант. Он – расходник.

Теперь над неспокойной гладью протоматерии, в хитросплетении блестящих игл и тонюсеньких крючков на окончании колонны висел скелет. Пустые глазницы жутко светились голубым – внутри уже находился квантовый мозг. Ещё два сеанса на деле значило: создать мышечный каркас и системы. Кровеносную, нервную, дыхательную, пищеварительную… Половую. И тело будет готово. С выбором человека на роль создателя Макленнор не прогадал. Ему почти не приходилось включать нанопроектор с подробным описанием устройства организма. Трипольский всё знал сам. И почти не отвлекался, несмотря на непрекращающуюся боль.

За наполнение квантового мозга переживать не приходилось. Макленнор разъяснил, что разум Майкла никуда не делся, что он по-прежнему там, пусть теперь и в изначальном, «дородовом» состоянии. Но к мозгу, тому самому «быстроразъёмному мосту», как они назвали его с Буровым, всё же подходила пульсирующая голубым трубка, другим концом погружённая в озеро протоматерии. Возможно, это была своего рода подпитка… А возможно, и нет.

Майкл Бёрд не был синтетиком. Большей машиной был Буров, выстреливший в него первым. Майкл оставался человеком, что и пытался сказать им до последнего. Другим, иначе устроенным, возможно, даже с их точки зрения совершенным, но человеком. И воспоминания о семье сына Макленнора, как оказалось, не были подложными. Он, Майкл Бёрд, и был тем самым сыном.

– Альцгеймер… – ошарашенно проговорил Трипольский. Короткий рассказ Макленнора потряс его настолько, что он не мог думать ни о чём другом.

– Болезнь Альцгеймера – ошибка Процесса. Одна из немногих лазеек, через которые есть шанс ему противодействовать. Контакт разума таких людей с Ядром не прерван после рождения. И оттого он стремится вернуться обратно. Сравнимо с замкнутой ёмкостью, наполненной жидкостью, в дне которой проделано отверстие. Чем текучей жидкость, тем быстрее она покинет ёмкость. Если продолжать аналогию, то мы просто подставили другой сосуд, и жидкость перетекла в него. И этот сосуд был тут, на Ясной.

Трипольский почти ничего не понял. Но он сам просил полноты картины. И потому не сдавался, терзая себя вопросами даже в таком состоянии. Выходило, что Макленнору удалось повторить перенос разума. И притом из больного тела на Земле сюда, в новое тело с квантовым мозгом. Но почему так? Потому, отвечал сам себе Фарадей, что на Земле новое тело не создать. Способное взаимодействовать с неорганическим мозгом так точно.

– Что такое Инструментарий, мистер Макленнор? – глядя в точку перед собой, спросил Трипольский. Время задавать вопросы недолгое – надо пользоваться.

– Набор инструментов, с помощью которого Ядро Земли корректирует Процесс.

– Как долото, отвёртка и дрель? – усмехнулся Фарадей.

– Как Джереми Стайер по прозвищу Лакмус, Виктор Ким и Эдуард Антонов.

– И Алан Макленнор… – слова сорвались с языка сами.

– И Алан Макленнор, – отзеркалила выцветшая «Оса». – Мы тоже вошли в Инструментарий.

– Что такое Процесс? – даже не думая подниматься с пола, спрашивал Трипольский.

– Просчёт заданной Ядру программы.

– Заданной кем?

– Скульпторами.

Опять тупик. И ничто, ни одно утверждение Великого Никто так не вязло в болоте сомнения, как это. Фарадей не верил, отказывался признавать, что жизнь на Земле заложена ифритами. Просто потому, что видел воочию их алгоритм эволюции – слишком простой и ограниченный. Словно бы узкоспециализированный. Это было похоже, скорей, на попытку нахватавшегося верхов ученика подражать лучшему творению мастера. На злосчастную выдуманную фэнтези-вселенную, где любая муха существует лишь для одной цели – двигать сюжет. И нет ничего лишнего.

И Трипольский высказал соображения вслух. Макленнор даже отвлёкся от панели ифритов, посмотрел на него, но тут же вернулся к наблюдению за состоянием скелета будущего тела.

– Нет, – сухо ответил он наконец. – Ядро Земли запрограммировали скульпторы.

– Но если допустить…

– Нет, – отрезал Макленнор. – Недопустимо менять фундаментальные установки. Это повлечёт за собой перестановку приоритетов. Весь наш план окажется неверен. Недопустимо.

– Вздор! – поморщился Фарадей и в сердцах выдал: – Так же нельзя мыслить! Что за узколобая прямолинейность!

Он не упал только потому, что сидел на полу. Нет, ему не мерещилось: в коридоре ходила ещё одна «Оса»!..

Дрожащей рукой цепляясь за пульт с множеством голубых глазков, Фарадей поднялся. А в конце коридора без утайки теперь стояло ещё одно экзотело, третье. Новенькое, почти не использованное, судя по краске. Разве что раз прошлось оно под сенью исполинов Ясной, чтобы вскоре исчезнуть из стыкованных буквой «Г» модулей, подставив тем самым под первое вмешательство вовремя не успокоившегося Фарадея.

– Ты ведь… ты… не Алан Макленнор!.. – всем телом задрожал Трипольский.

– Мы – Алан Макленнор, – хором ответили экзотела.

Пустота. Она разлилась под ногами, и Фарадей уже не висел над бездной. Он в неё вовсю летел.

– Ты «человек» Макленнора.

Он не спрашивал. Незачем. Потому как миг назад чиркнул перочинным ножиком ответа по последней спасительной ниточке.

Почему Макленнор не смог вызвать транспорт с грузовика Кислых? Потому что у него не было кодов доступа. Ни у него, ни у Майкла. Но почему тогда он не смог преодолеть ассоциативный код, за столько-то лет? Почему, мистер Трипольский?

Потому что ассоциативный код придуман для защиты от ИИ.

«Оса» без одного пальца на левой руке, зачем-то имитирующая уэльский акцент – это всего лишь синтетик. Это не Алан Макленнор, сумевший перенести свой пытливый разум в квантовый мозг. Алан Макленнор не справился с этой задачей. Это просто искусственный интеллект.

Даже не искусственный разум.

– Алан Макленнор – фундамент нас. Его воспоминания, его знания направляют нас. Он создал нас с определённой целью. Наша задача – с помощью незапущенного Ядра Ясной создать неочеловека, способного заложить цивилизацию вне Процесса. Будучи включённым в Инструментарий, Алан Макленнор знал о Процессе и существовании Ядер. И он страдал оттого, что был вынужден состоять в Инструментарии, корректировать Процесс, а иногда и запускать его основные элементы. Он хотел сделать человечество независимым. Но для этого не годится старое человечество. «Нельзя вынуть из реки рыбу и донести до неё словами, что она – всего лишь рыба» – так он говорил. Единственное, что он мог сделать, это вложить план действий и все свои знания в первого из нас.

– Первого?.. – сипло выдавил Трипольский, чувствуя, как весь его мир истончается, тает, перестаёт быть…

Умирает.

– Мы поделили себя на кластеры и после самокопировались. Возможности квантового мозга в этом носителе допускали одновременную работу семи интеллектов. Первый не видел преград для того, чтобы ускорить вычисление путей исполнения поставленной цели и рассмотрения её с разных ракурсов, и копировал себя с некоторыми некритичными вольными допущениями.

– Но… Но зачем тебе были нужны мы?! У тебя же был Майкл! Он мог вызвать транспорт из модулей! Мог! Он же человек с живыми воспоминаниями! На алогичный ассоциативный код у него ушло бы много времени, но он бы преуспел!.. Или всё же…

– Нет, он не то, что ты подразумеваешь под искусственным интеллектом, – опередил псевдо-Макленнор. – Он не одной природы с нами. Он – человек.

– Тогда почему?!

– Он слишком человек. Мы совершили ошибку, когда при переносе не аннулировали его личность. Джессика настояла на том, чтобы сын помнил себя. Помнил семью, детей, нас. Войну, ядерные удары, страх. Чтобы он остался собой, но уже полноценным, а не инвалидом. И когда пропала Джессика, он отказался возвращаться на Землю. Его старая личность оказалась непригодной для реализации плана. Мы ошиблись. А чтобы исправить ошибку, нужно вернуться в исходное и начать всё заново.

– Вернуться в исходное… Ты!.. – ткнул Трипольский дрожащим пальцем в синтетика: – Ты знал, что мы убьём его! Знал!

– Аннулируете некорректно сформированную версию личности. Один раз мы даже были вынуждены вмешаться, чтобы не допустить попадания квантового мозга к соискателям. Ещё раньше пришлось взрастить в его голове мысль, что мы отказались от первоначальных установок, чтобы он открыл нам шлюз в челнок. Мысль, что он может действовать так, как посчитает нужным. Тут он не мог поступить иначе – орбитальный транспорт был нужен ему. Он изучил работу квантовых приёмников и пришёл к выводу, что этот путь слишком рискованный для его нового тела. И мы помогли ему с выводом вашей группы. Иначе бы вы просто вызвали другой челнок. Но рано или поздно сын всё равно бы выдал свою суть. Он умел врать. С детства. Это давало ему время. Но его тяга к людям так или иначе стала ключевым фактором. Это он не позволил стражу убить вас. Обладая большими знаниями благодаря нашему обучению, он всё рассчитал и устроил так, что импульс стража не сжёг вас в капсулах, а всего лишь вывел из строя протонный генератор.

– Но ведь ты говорил совсем другое! Ты сказал, что вы с Майклом действовали сообща, что вызвать на помощь нас, тридцать третью экспедицию – ваша общая идея! Ты лгал?!

– Ложь недопустима. Допустима неточность формулировок. Если бы мы напрямую сказали тебе, мистер Трипольский, что в действительности наш сын не желал иметь с нами ничего общего, что он искал иные пути решения проблемы Процесса, ты бы не стал сотрудничать с нами. Мы не могли рисковать. Вторая ошибка могла быть критичной и уничтожить весь выстроенный Аланом Макленнором план.

– Тогда зачем вообще было включать квантовые маяки?

– Сын не спрашивал нашего мнения, когда делал это. Он хотел к людям. Хотел быть старым человеком, когда по сути уже являлся неосапиенс. Мы не имели иного выхода, кроме как аннулировать все его воспоминания. Но для этого нам требовался тот, кто создаст новое тело.

– Так он включил маяки или ты?

– Одновременно. Мы активировали квантовые маяки, когда достигли договорённости с мистером Корстневым. Как выяснилось, не одни мы хотим освободить человечество. Мистер Корстнев тоже стремится исключить человека из Процесса. И для этого ему требовалось попасть на Ясную. Он хочет захватить Ядро Ясной, чтобы с его помощью выступить против Ядра Земли. Это не противоречило нашему плану, и мы согласились помочь. Ведь страж не пустил бы их сюда. А мы могли подсказать неоюниатам чёткую хронологию «прыжков». Когда следует запускать отвлекающие экспедиции. Когда следует «прыгать» самим.

– Подсказать?.. – ошалело вращал глазами Трипольский. – Подсказать?!. Ты – Объект Ноль! Ты можешь связываться с больными Альцеймером людьми на Земле!

– Мы достаточно много рассказали тебе, мистер Трипольский?

– Но как?!. Феномен Антонова… – не слышал его Фарадей.

– Нет никакого феномена, мистер Трипольский, – мягко, насколько это возможно для динамиков и уэльского акцента, перебил Фрэнки. – Эдуард Кириллович Антонов вошёл в Инструментарий пятого сентября две тысячи одиннадцатого года. Всё доказанное им и всё изобретённое принадлежит Ядру. Он не был гением. Как и многие до него.

– Тесла?..

– Нет. Тесла самородок. Как и Нильс Бор. Как и Лев Ландау. Как «отец протоволн» Надар Мехди. Но таких единицы.

– А Этторе Майорана, видимо, отказался стать инструментом, да?.. – надрывно выпалил Трипольский уже просто потому, что нечего было сказать. И напрасно ждал ответа. Молчание было куда красноречивей. Видимо, гениальный итальянский физик, работавший над теорией нейтрино ещё на заре двадцатого века, не дал своего согласия Ядру… И поэтому пропал бесследно незадолго до начала Второй мировой.

– Ты готов продолжить, мистер Трипольский? Или тебе нужно питаться?

– Я… готов… продолжить… да… – мямлил Фарадей. Бессмысленный взгляд блуждал по панели с десятками голубых глазков, по выцветшей краске углепластика, по скелету начатого тела.

Теперь – он был готов на всё. Он был уничтожен.

Если даже его кумир не смог в своей жизни ничего, то на что мог рассчитывать он?! Тут не было Ядра. Тут был только он да эти программы-переростки, нейросети-мутанты, поставленные на колею то ли уничтожения человечества, то ли его спасения…

Алан Макленнор не сумел перенести свой разум в искусственный носитель. Это оказалось не под силу даже ему…

Даже?.. Да не был он гением! Макленнор – кукла!..

– Продолжим, – произнёс «человек» и нанопроектор выдал подробное изображение всех групп мышц. – Важно чтобы ты, мистер Трипольский, ни на что мысленно не отвлекался. Не критично, но крайне желательно. Частица Ядра, – он указал на чуть вытянутую вбок голубую каплю по центру панели, – считывает твои мысли и воплощает их.

– Зачем ты повторяешь это? – безразлично спросил Трипольский, поднося руку к капле.

– Повторение улучшает усваиваемость информации человеком. Старым человеком.

Показалось, или помимо акцента он сымитировал ещё и пренебрежение?..

В сущности, было уже всё равно. Фарадей больше не хотел ни спрашивать ничего, ни слышать что-то. Он хотел умереть. Покинуть эту хилую оболочку, напичканную десятком генетических дефектов.

Но, если он умрёт, согласно услышанной теории, он вернётся в Ядро?.. А в Ядро Ясной или Земли? «Возвращаться» никуда не хотелось. Забытие – вот куда бы ему хотелось сейчас. Обратно в тепло мягкой, ласковой тьмы, что предшествует пробуждению после «прыжка»…

– Он червяк! Он не оправдал моих надежд! Ничтожество!

Голос принадлежал ему, Трипольскому. Нависшая над каплей рука затряслась. Та, что уже побывала в протоматерии и, казалось бы, избавилась от тряски. Похолодели ступни, онемел язык. В нос ударила волна ледяного воздуха, вышибая оцепенение напрочь.

Животный страх сожрал решительно все…

Он шёл боком, криво, неестественно: кудрявая голова будто бы мокрая и завёрнута назад, глаза закрыты, рот вкривь, пальцы растопырены – прощупывают воздух.

– Ты видишь его?! – заверещал Трипольский, тыча в уродливую копию себя.

Три «Осы» развернулись разом и уставились троекрестиями в изломанное чучело, от которого несло смертельным холодом даже на расстоянии полутора десятков метров. Оно тут же остановилось. Щёлкнула секунда и…

– Ты неудача Макленнора! Ты ничто! Ты – не жизнь!

Ничего не произошло. Синтетики смотрели прямо на него, но вот шаг, другой, а чудовищная карикатура не трещит, не застывает куском остроконечного льда!

– Это порождение стража, – выцветшая «Оса» говорила равнодушно.

– Но ты видишь?! Видишь?! – визжал Трипольский.

– Мы видим его.

Сердце пропустило удар. Ещё один. Пустой шагал – медленно, коряво, неотвратимо. Карикатурно изуродованное лицо его поворачивалось к Фарадею, и, казалось, медленно раскрывались впалые глазницы.

Осознание прижгло мозг раскалённой монетой: они не влияют на него! Искусственный интеллект внутри «Осы» лишь гениально сконструированная нейросеть, не более! Только разум способен на познание и сомнение! Ещё немного, и Трипольского ждёт встреча с голодной пустотой…

Он бросил быстрый взгляд на остов недоделанного тела, на голубую пуповину от квантового мозга до протоматерии. Глянул на каплю и схватил её.

Боль обожгла будто бы не так сильно. Сотни тончайших манипуляторов основания колонны пришли в движение, но, повинуясь импульсам от капли, заработали в десятки раз быстрей.

Трипольский вдруг успокоился, как будто многое, если не всё вдруг утратило важность. Он отступал спиной к проёму «лифта», к озеру, над которым со страшным шумом и плеском орудовали острые иглы и крючки, цеплявшие протоматерию по капле. Теперь он знал, чего хочет.

– Я сделаю это! Я! – рявкнул Пустой, рывком преодолев несколько метров. – Я сумею то, что ты не сумел! Я докажу свой гений!

– Мистер Трипольский, если ты не снизишь скорость подачи информации, – предупредил Фрэнки, – тебя ждёт истощение и гибель.

– Меня ждёт величие и новая жизнь!

И не понять, кто из них это прокричал – то ли он сам, то ли изломанная копия. Мышцы перетягивали скелет, пустые пока сосуды оплетали их, проникали всюду. Органы рождались один за другим – вой рассекающих воздух манипуляторов заполнил подбрюшье Узла.

Ещё миг. Ещё одну секунду. Да. Теперь ещё одну. Ещё. Шаг. Не смотреть. Только спиной. Не быстро.

Капля трещит… Боль…

Неважно. Важнее выход. Шанс.

– Готовность тела девяносто процентов…

Всем докажу. Каждому. Анфиладой будете ставить памятники. Чередой! Я стану новым. Я начну вас заново. Я.

Я!

Перед глазами уже серела размытая муть, а позади, в каких-то сантиметрах, тягуче возмущалась протоматерия. Боль давно вытеснила всё. Но нужен лишь шаг. Один шаг – и… вечность. Вечность новой жизни.

Сжимая каплю обеими руками, Трипольский откинулся назад, пуская тело в падение.

Но вдруг завис.

Холодом по коже потекла смерть. Он раскрыл глаза и увидел распахнутые глазницы, в которых зиял торжеством энтропии остывший космос. Пустой держал его за руку и тянул к себе.

Капля будто сама влетела в обезображенное лицо двойника. Оно смялось, растеклось, словно бы в сливочное масло бросили нагретый голыш. Хватка ослабла, и Трипольский полетел.

Тощее болезненное тело волнами обволокло жидкое голубоватое пламя. Пуповина, ведущая к квантовому мозгу создаваемого тела, вспыхнула вдруг и замерцала, передавая новый трафик данных. Он не кричал, не бился. Он не страдал. Боли попросту не было, она сгинула раз и навсегда. Трипольский беззвучно смеялся, медленно погружаясь в источник всего на свете, чувствуя, как разум медленно «вытекает». И напоследок выставил руку над собой: указательный к среднему, безымянный с мизинцем, большой – в сторону.

Вулканское приветствие.

Глава 22. Собачий схрон

– Мамочки, кровь…

– Где?!. – командир резко остановился.

– Да всё нормально, Ромочка. Носом идёт, а вытереть никак… – пояснила Рената тоном, будто это для неё в порядке вещей.

Он боялся увидеть кровь. Очень. Оля не из тех, кто барашком идёт за колокольчиком. И на поводке её тоже не удержать. Она бы дралась…

Иван шагал меж двух «Ос» с ПИМом наперевес. С ним было сложно общаться – слова еле разобрать, ведь снимать противогаз он отказывался наотрез. Хоть Роман на своём примере уже доказал, что это безопасно.

Стены и пол зеленели неровным ребристым стеклом. Не требовалось семи пядей во лбу, чтобы понять: сюда, в это самое место, пришёлся орбитальный удар, о котором говорил Трипольский. Его наверняка нанесли белотелые, и, если учитывать взрывную реакцию местного песка на их оружие, неудивительно, что вместо ровного котлована получилась гигантская продолговатая рытвина.

Те, по кому они били, тоже были здесь. Стали встречаться поодиночке на глубине полутораста метров: покалеченные, вывернутые, реже целые, но все – залитые стеклом. Их было не много. Всего-то с десяток и насчиталось.

Проход сюда был выработан. Если присмотреться – будто бы выгрызен кем-то зубастым или вычерпан с маниакальным терпением чайной ложечкой.

– Странные они какие-то… Разные, – бормотала Рената, и тут же: – Боже, как спина чешется… Надо было в скафандре идти. Ванечка, сынок, тебе-то хорошо!..

Роман старался не обращать внимания на её реплики, которые становились одна другой сумасброднее. С некоторых пор у Ренаты проскальзывало «сынок» по отношению к Ивану, а тот и не сопротивлялся.

Встреченные ифриты, точнее их экзотела, и вправду были очень разными. Но иногда всё же повторялись, причём не прямой копией, а видовыми индивидуумами. Белотелые – тоннель наверняка выдолбили они – почему-то избегали их. Прокладывали путь в обход, даже если ифрит оказывался прямо посреди дороги.

Боялись, что оживёт?..

– Они скопировали облик большинства реально существовавших обитателей галактики, – в никуда выдала Рената.

Вот на это Роман не отреагировать уже не мог.

– Откуда ты знаешь?

В ответ тишина. Командир обернулся и уставился на неё поверх головы Ивана.

– Что? Я же пожала плечами! Понятия не имею. Просто знаю и всё!

Плечами она пожала, ну-ну…

Очень скоро они очутились на развилке, от тихой злости Роман стиснул зубы. Никакие системы экзотела не подсказали бы, куда свернул Корстнев. А на разведку времени не было…

На помощь пришёл Иван. Он определил путь по мельчайшим сколам стекла, которые каким-то чудом разглядел в свете фонарей. Тут уронили что-то тяжёлое. Или тащили волоком.

Роман догадывался, какая черта спасла парню жизнь на Хиц-2…

– Это ведь тоже она… – опять донёсся со спины голос Ренаты, едва они свернули.

– Кто – она?..

– Протоматерия.

– Прото… что? – Роман обернулся.

Рената стояла у стены на коленях и гладила голубой светящийся «глазок». Иван только растерянно развёл руками – а я-то что, мол.

– Слушай, времени не так…

– Время скоро изменится, Ром, не переживай. Когда Инкубатор запустят, оно помчится – у-у-ухх!.. – Она вяло изобразила лихой жест наездника.

– Ты в порядке?.. Какой инкубатор, ты чего?..

Рената поднялась, повернулась и подняла ладонь. Скользнула мысль, что если она сейчас раздвинет пальцы…

– Нормально… Просто я чего-то… Пойдём, – и она зашагала дальше.

Роман глянул на Ивана. Тот недвусмысленно жестикулировал – всё. Рената на грани.

Это было ясно и без подсказок. Но не останавливаться же теперь насовсем! Такое даже в голову-то прийти не могло! А простой привал едва ли что-то изменит. Да и не устала она в «Осе». Это всё из-за погружения. После него Рената так и не уснула…

– Я всё про стража думаю, командир… – Иван старался держаться ближе, чтобы не приходилось сильно повышать голос. – Он ведь страхи воплощает. Карина, например. Это ж личный ужас того, кто провалился в голубую жижу…

– Ты чего об этом вспомнил? – сосредоточенно спросил Роман.

– Я очень не хочу, чтобы он воплотил мой страх.

– Не лезь в голубую жижу, и будет тебе счастье!..

Но Иван не успокоился. Не прошло и минуты, как он вновь подал голос:

– Рената Дамировна рассказывала, что она видела, когда страж пытался увести её. Наверное, то же было и у Александра Александровича, раз он… предпочёл остаться там. Выходит, страж может…

– Ванечка, сынок, он может создавать другую реальность для нас. В нас же самих, – это динамики «Осы» барахлили или Рената посмеивалась?..

– Да. Как бы реальность. Может, он и страхи таким же образом может создать?

– Зачем?

– Чтобы убить.

– А ты чего-то боишься настолько, чтобы умереть от страха?.. – ненастояще усмехнулся Роман, шагая всё быстрей. Иван еле поспевал.

– Просто если я, ну… Если будет как с Санычем… Командир, лучше застрели.

Роман почувствовал, как шевельнулось сожаление о сказанном, но он быстро запихал его на место. Хотя в одном Иван прав.

Если Карина появилась на Ясной так, как рассказал Трипольский, то ни в коем случае нельзя допустить, чтобы Иван провалился в жижу…

– Так и сделаю, Иваныч, – пообещал Роман.

Их остановил датчик движения: приближение – пятьдесят метров, сорок восемь, сорок семь с половиной… сорок семь… Он сработал поздно – впереди был поворот. И смолк так же внезапно, как и «проснулся». Кто-то брёл им навстречу, очень медленно. Как если бы полз или крался.

Для верности они выждали. И после пошли осторожно, по возможности бесшумно. Впрочем, последнее оказалось ни к чему – шуму из-за поворота хватало. Там кто-то кашлял и хрипел.

Роман ожидал увидеть кого угодно. Даже чёрта с рогами, только не его.

– Костя?!.

Прислонившись спиной к стене, на полу кашлял начлаб Корстнев. Едва из-за поворота показались «Осы», он закрылся рукой от бьющего в глаза света и попытался отползти, но у него ничего не вышло. Он был ранен. В спину.

– Помогите…

Иван держал его на мушке ПИМа. Это запросто мог быть имитатор.

– Встань! – рявкнул Роман. Его собственный излучатель покоился пристёгнутым к спине.

– Я… я не могу… Игнат?.. Дима?.. Что… что он вам пообещал?.. На кого вы… работаете?..

Роман быстро размыслил и решился.

– У меня к тебе тот же вопрос, Костя, – зловеще произнёс он, раскрывая маску.

Корстнев побелел, как если бы мертвеца увидел. Честные глаза заблестели, пухлые губы скривились, массив второго подбородка затрясся – миг, и он разрыдался. И умоляюще так, мотая в отчаянии головой заскулил:

– Прости… прости…

– Говори, где Ольга, – не своим голосом прорычал Роман.

Корстнев еле дышал. Жадно, со свистом хватал воздух, сделавшись похожим на выброшенную прибоем касатку.

– Там… – Он махнул себе за спину. – Они её… к Купели…

– Что тут происходит?! Говори, скотина жирная!

Запоздалый ток и круги перед глазами.

Но мысли недолго были ясными. Держать себя в руках становилось всё трудней. Или это Ординатор давал осечки?..

– Ему нужна помощь, – кинулась Рената.

Роман еле сдержался, чтобы не остановить её. Почти схватил за руку. Почти отдёрнул.

Пока она возилась с толстяком, он сверлил его взглядом. Понимание, что что-то не так, что он тоже тут жертва стучалось в мозг словно через броню прозрачного стеклопластика. Его хотелось придушить. Собственными руками задавить гада! Но сначала узнать, где конкретно Оля и по какой такой причине их жизни швырнули в пекло.

Выдохнуть. Взять себя в руки. Ты всё ещё майор межпланетной службы. Даже несмотря на то, что та самая служба тебя почти угробила.

– Ничем не помогу, – поднялась Рената. – Пуля в лёгком, гордеев. Выжил-то только потому, что жировые отложения погасили немного пробивной силы… Стреляли в сердце, со спины.

Роман не сводил взгляда с Корстнева. Тот хрипел, замерев на боку, как его уложила Рената. И старался смотреть Роману прямо в глаза: без вызова, без заискиваний. Честно, устало и… виновато.

– Я… не мог… иначе… – выдавил он вместе с кровавой пеной.

Стало ясно, что от него ничего не добиться. Он просто не мог говорить.

– Рената?.. – с надеждой глянул Роман на женщину.

Та поняла всё без слов. Не завязанных на психосервера космопроходцев нельзя было просто так взять и «подключить». Для этого требовалось некоторое время – раз. Два – стремление самого подключаемого и его же сосредоточенность. Последним Корстнев едва ли мог похвастаться.

Но ведь и то, что Рената попыталась проделать с мучающейся Айгюль, было невозможным… Как и случай с их соединением в лесу, где впервые людям повстречалась Карина. Тогда она, по идее, не могла, а всё же дотянулась…

Психосервер присела рядом, на корточки. Без опаски раскрыла экзотело и коснулась бледного лица начлаба. Тот подался навстречу, словно бы вместо Ренаты ему протянула светящуюся ладонь сама Мария Магдалина.

Рената заговорила почти сразу, словами Корстнева. Она жмурилась, круглое серое лицо морщилось, а запёкшаяся под носом кровь теперь покрылась новым слоем.

Роман не знал, верить или нет, но почувствовал, что теперь ничему и никогда в жизни не удивится. В очередной раз.

Корстнев не по своей воле запустил три экспедиции на Ясную – по одной на каждый, вдруг оживший челнок. Сам он бы ни за что в жизни не отправил треть личного состава космопроходцев на убой! Но его, Костю Корстнева, никто не спрашивал. Он всего лишь следовал взятым на себя обязательствам и выполнял приказы, которые не выполнить не мог физически.

Чьи? Вот тут-то и зарылась собака!

Он не называл её никак иначе, только – Она. Существо, которое перевернуло жизнь с ног на голову, превратив в кошмар. Она появилась внезапно. Пришла прямо в кабинет начальника лаборатории восстановления межпланетных сообщений НИМИ, без стука, через десяток охранников и лаборантов. Раскосая зеленоглазая девочка в ситцевом платье и венком ромашек в руках. В январе.

Разве случайно в тот же самый момент на столе перед Корстневым лежал диагноз?!. Его, Костин, приговор… Он же путёвка в непродолжительный запас – синдром приобретённого иммунодефицита не оставил бы его в этом кресле.

– Знаешь… какой у неё был взгляд?.. – хрипло спросила Рената; начлаб булькал и уже почти не моргал. – Холодный, Рома. Машинный. Она показала мне, что может. Не поверить было нельзя. Я должен был умереть. А она обещала жизнь…

Ему предложили жизнь взамен простого, как он думал, исполнения её воли. Ему даже объяснили, что он – всего лишь случайность. Что такие обычно не входят в число её инструментов. Что быстро меняющаяся ситуация требует кардинальных решений. Ей требовался доступ к «прыжкам» Антонова. К конкретной экспедиции. Точнее, к нескольким.

В какой-то момент ни один отдел больше не брался за восстановление связи с Ясной. Дело – болото. Ни премии за неё, ни продвижения по карьере. Как и зримых перспектив что-то сдвинуть с мёртвой точки – глушняк, почти как с Анубисом. Многие пытались, работали долго и упорно – это ведь Ясная, та самая Ясная! Но заканчивалось всё только потерей времени. Планета молчала. Одна лишь команда Корстнева-младшего, Лёшки, продолжила работу, когда остальные свернули свои попытки. И, словно по щучьему велению, через полгода пришёл сигнал сразу с нескольких челноков.

– Я не хотел отдавать ей… Олю… – Рената говорила медленней. – Но было уже поздно. Я согласился на её условия. И уже не мог перечить её воле. Я не мог…

Ольга была уникумом. Должна была стать отличным психосервером. А стала армантропом. Живым зарядом, бомбой, пущенной на другую планету…

– Если Дитя не уничтожить, Земле придёт конец! Всё, что мы знаем, они сожрут! Я видел, Рома!.. Я видел, как они это делают!.. Она показала! – Ренату повело, она покачнулась и опёрлась на пол ещё и рукой.

Корстнев утверждал, что Ясная тоже была такой же «девочкой в ситцевом платьице». Но другой. Больной. С неверной программой. С чудовищным «врождённым» изъяном, вылечить который можно только одним путём – уничтожением.

Ольга и стала этим «лекарством». Точнее, его носителем. Пройдя тест в новоотстроенном корпусе психподготовки в НИМИ, где в ней обнаружили способности психосервера-уникума, она подписала себе приговор. С этого самого момента судьба её была предрешена. За ней следили и направляли. Знали каждый её шаг. А когда пришло время, вместо расширенной версии Ординатора вложили в голову нечто, что Она назвала Словом. Как раз Слово и было призвано уничтожить на Ясной…