Текст книги "Сладкий грех"

Обобрать, сбежать, провести – почему он так уверен, что этого не произойдет?

Черт его побери! Откуда он знает? Как можно доверять кому бы то ни было? Что такого произошло за последние два дня, чтобы заставить ее выполнить обязательства? До сегодняшнего дня такие слова, как «верность» и «преданность», не имели к ней никакого отношения. Их едва ли можно найти в ее словаре, разве что с частицей «не».

Лотта почувствовала, что ее ноги замерзли, и снова юркнула в уютное тепло постели. Опустевшей постели.

Пора вставать, одеваться и идти за покупками, надо же как-то отвлечься. Она не подозревала, что так близко к сердцу воспримет его отъезд и как жить без него. Не стоит принимать это за любовь. Лотта изначально приказала себе не поддаваться соблазну, не доверяться чувствам, и со всей очевидностью поняла – она уже скучает по Эвану. У нее нет сил для одиночества.

«Дело – прежде всего» – так, кажется, сказал Эван. Если он так независим, ей придется проявить характер. Помнится, прошлым вечером она уже приняла решение. Эван прав – стоит держаться его, пока не подвернется более интересный вариант. Вот такова она, эта беспринципная Лотта Пализер, чьим обещаниям никогда не стоит доверять.

Улицы уже дышали жарой под яркими лучами солнца. Легкое марево стояло над лондонскими мостовыми, обещая душный летний день. Эван шагал прочь, борясь с острым желанием обернуться и убедиться, что Лотта смотрит из окна ему вслед. Он постарался переключиться на кипевшую вокруг утреннюю жизнь города: уличные торговцы уже открывали свои лавки, закрытые экипажи стучали колесами по булыжникам мостовой, подвыпивший гуляка тащился домой, цепляясь за стены, чтобы не упасть.

Как странно, что в душе такая тяжесть от расставания с Лоттой. Ее образ преследовал Эвана: вот она спит, уютно пристроившись рядом после ночи любви, когда ей хотелось успокоить и помочь ему забыться после разговора об Арланде; лицо, на котором застыла мука, когда там, в театре, Лотта увидела Джеймса Делвина. Она гордо отвергала все его попытки поддержать ее в тяжелую минуту, впрочем, как и он сам поступил незадолго до этого. Что ж, она поступила мудро. Не душевная близость, а коммерческий союз в сочетании с плотским наслаждением лежит в основе их соглашения.

Плечи Эвана напряглись. Холодный и безжалостный расчет – вот его план. Он в который раз напомнил себе о том, что Лотта – всего лишь пешка в игре, часть механизма, не более чем одно из действующих лиц его грандиозного плана. В свое время его план будет осуществлен, и он не станет больше подчиняться необходимости. Как и обещано, Лотта получит причитающиеся ей деньги. Мир может быть предательски изменчив, но не в его правилах отступать от данного слова. После этого он больше не увидит ее никогда! Не стоит искать в их отношениях большего, чем простое партнерство. Лотта ищет в их отношениях выгоды, денег. Когда-нибудь они встретятся и не почувствуют ничего. Что может связывать мужчину с его содержанкой, кроме холодного расчета.

Эван свернул во внутренний двор «Двуглавого лебедя» – гостиницы, где держали почтовых лошадей. Гостиничные часы пробили четверть, значит, до отправления кареты оставалось пятнадцать минут и почти все попутчики уже собрались. Эван перехватил заинтересованный взгляд и затаенную улыбку какой-то прелестной молодой дамы, которая стояла, опираясь на руку важного самодовольного господина, по-видимому мужа. Ответив вежливым поклоном, Эван продолжал рассматривать попутчиков. Среди них оказались пара клерков в черных сюртуках, пожилая женщина в поношенной старомодной шляпке, похожая на компаньонку или экономку, человек, очень напоминающий повадками коммерсанта, возможно, владельца небольшого магазинчика, процветающий и лоснящийся от удовольствия, в новом сюртуке и вышитом жилете. Того господина, который выехал в Лондон вместе с Эваном неделю назад, что-то не было видно. В его обязанности входило следить и шпионить. Возможно, ему тоже пришлось испытать на себе порочное обаяние ночного города, и он проспал. Несомненно одно: шпиону все равно нечего было бы донести, кроме того, что все свое время в Лондоне Эван посвятил постыдному разврату. Все письма и записки, разосланные и полученные за это время, ускользнули от его внимания. Эван умел мастерски заметать следы.

Он усмехнулся про себя. Британские власти ему не доверяют. Что ж, достаточно мудро с их стороны. Но им никогда не удастся раскрыть его планы. Эван очень умело маскировал все свои действия, осуществляя план прямо под носом у своих тюремщиков.

Не только его свобода и будущее зависели от умения скрывать свои истинные намерения, это могло повлиять на судьбу его сына. Правда в том, что все планы имели непосредственное отношение к освобождению Арланда и его товарищей из тюремных застенков. Когда-то Эвану казалось, что достаточно завоевать свободу для них двоих. Со временем, насмотревшись на ужасы тюрем, он понял, что нельзя допустить смерти и мучений других таких же узников в этих бесчеловечных условиях. Людей морили голодом, морозили до полусмерти, содержали в загаженных камерах и избивали до тех пор, пока они не сдавались в неравной борьбе за жизнь. Страсть к справедливости не позволяла ему спокойно смотреть на все это. По его сведениям, в непосредственной близости были размещены еще шестьдесят тысяч пленных. Если удастся одновременно поднять их на восстание и захватить оружие у охранников, можно противостоять даже армии. Время еще не пришло, но уже не за горами. И Эван сделает все, чтобы его приблизить.

Грозная усмешка на его губах понемногу стала угасать, так как мысли снова вернулись к Арланду. Он был заключен в тюрьму Уайтмур, что недалеко от Вонтеджа. Именно по этой причине власти выбрали для Эвана Вонтедж местом поселения. Ему хотели напоминать о страданиях сына ежедневно и ежечасно. Главная цель наказания – заставить его страдать. В этом они весьма преуспели. Длинными бессонными ночами он сходил с ума от душевной боли, представляя Арланда в застенках. Он думал о страданиях сына каждый раз, стоило лишь взглянуть на силуэты башен Уайтмура, грозно темнеющие на горизонте.

Эван предлагал свою свободу в обмен на свободу сына, свою жизнь в обмен на его жизнь. Власти смеялись ему в лицо, потому что все козыри были у них в руках. И он, и его сын в плену, но в тюрьме удерживают лишь Арланда – изощренная пытка для отца. Так благородный отец Эвана и власти, стоящие на страже интересов аристократии, мстили ему за несговорчивость.

Эвану стало известно, что Нортеск нанес визит герцогу Фарну с целью убедить его использовать свое влияние для освобождения Арланда. Сродный брат был хорошим человеком, пожалуй, единственным в своем роде во всем семействе самовлюбленных лицемеров. Но все усилия оказались тщетны. Эван обдумывал и планировал свои действия тщательно и изощренно на протяжении долгих месяцев плена. А иначе как заглушить страх за бедственное положение сына? Ему следовало бы подумать о том, что он никогда не сможет защитить своего сына. С этими горькими мыслями Эван забросил дорожную сумку на крышу кареты, занял место рядом с попутчиками. В конечном счете он докажет, что в твердости не уступает своему отцу.

Губы Эвана почти беззвучно шептали слова клятвы. «Скоро, очень скоро, – твердил он про себя. – Скоро я и мой сын будем свободны». Ничто и никто не сможет помешать осуществить задуманное.

Глава 7

Поход по магазинам в роли любовницы Эвана оказался не столь уж простым занятием, каковым представлялось Лотте. У нее не было особых иллюзий насчет того, как ее примут в Вонтедже. Ее положение дамы полусвета, стиль, вкус и экстравагантность – все это будет в равной степени вызывать сожаление. Ей не удастся стать клиенткой провинциальной портнихи. Никто не захочет обслуживать ее из опасения подхватить от нее безнравственность, как заразную болезнь. Следовательно, все покупки необходимо сделать заранее. С другой стороны, ей вряд ли стоит делать покупки в тех магазинах и салонах, где ее знали как миссис Каминз, одну из великосветских дам. Не стоит рисковать, ведь очень обидно, когда перед тобой закрываются некогда гостеприимно распахнутые двери. Хотя это так по-лондонски! И ей, когда-то делавшей покупки в самых модных магазинах Лондона, на виду у всех, демонстрируя свое состояние и положение в свете, теперь придется довольствоваться магазинчиками при складах и оптовыми лавками в отдаленных концах города, где-нибудь в Шодиче, или Чипсайде, или на Ньюгейт-стрит.

Итак, Лотта отправилась тратить деньги! Она долго торговалась, выбирая шелковые чулки, потом подыскала премиленькую соломенную шляпку ровно в полцены по сравнению с тем, что пришлось бы заплатить на Оксфорд-стрит, словом, изо всех сил старалась не превысить бюджет. В конце концов ей удалось с пользой опустошить свой кошелек. Единственное, о чем Лотта не подумала, – как доставить все эти замечательные покупки в «Лиммерз», ведь у нее совсем не осталось денег. В такой ситуации она оказалась впервые. Даже в те времена, когда Грегори вел против нее бракоразводный процесс, он педантично выплачивал ей денежное содержание, оплачивал услуги горничной и позволял пользоваться малой конюшней на Маунт-стрит. Только после подписания всех документов он прекратил все выплаты, прислав письменное уведомление о том, что выполнил свой долг и в дальнейшем предоставляет ее самой себе.

Свертки с покупками оказались довольно тяжелыми, а день – жарким. Лотте пришлось остановиться на углу Стренда и Эрандел-стрит, чтобы передохнуть и перевести дух. В это время какая-то карета выехала из-за угла и помчалась к реке, спеша по неотложным делам. Лотта стояла, засмотревшись на нее. Она тоже могла бы мчаться по лондонским улицам в карете, со вкусом одетая, задающая тон в обществе светская львица. Подобные воспоминания доставляли ей боль, сравнимую с физическими мучениями. Каким роскошным было ее обитое темно-зеленым бархатом ландо! До чего он приятен на ощупь! Открытая карета была задумана так, чтобы показывать своих обитателей в самом выгодном свете. Лотта с грустью вспомнила, как обыватели старались пробраться поближе к ее карете, чтобы поприветствовать, когда она выезжала на прогулку в Гайд-парк! Все зеваки глазели приблизительно так же, как глазеют сейчас. Только что рты не разевали, как на шоу уродцев. Подобную реакцию у публики вызвал и вчерашний выезд с Эваном. И все же за ними наблюдали с завистью!

– Расступитесь! Дорогу! – кричал возница.

Лошади, обезумевшие от ударов хлыста и шарахающейся по сторонам толпы, узкого пространства улицы, пытались стать на дыбы, не слушаясь поводьев. Кругом стоял страшный шум, навязчивые запахи несвежей еды, лошадиного навоза, гнилых фруктов и немытых тел наплывали на Лотту одновременно с ужасом от быстро приближающихся разгоряченных лошадей кареты.

Хлыст задел кого-то из прохожих, вызвав поток ругательств. Толпа отхлынула, кто-то толкнул Лоту, и она выронила картонку со шляпкой, которая покатилась по мостовой прямо под колеса кареты. Карета переехала коробку, сплющив ее, как блин. Вскрикнув от отчаяния, она бросилась вперед в тщетной надежде спасти шляпку. Слишком поздно!

Теперь она оказалась так близко от кареты, что легко могла бы коснуться ее сверкающего лаком бока. Она почувствовала себя уличной оборванкой, мимо которой мчится символ невероятного богатства и процветания, которых ей никогда не видать. Подняв глаза, Лотта всего лишь на одно короткое мгновение встретилась взглядом с леди О’Хара, той самой женщиной, которая в прежние времена считалась ее подругой. Дама смерила ее убийственным взглядом и, вскинув голову и задрав подбородок, отвернулась, чтобы продолжить разговор с сидящим рядом господином. Карета промчалась и скрылась из вида.

Толпа быстро растаяла, на улице снова воцарились тишина и покой. Кто-то бросил несколько презрительных замечаний в адрес знати. Лотта подошла к раздавленной шляпной коробке и поняла, что ее покупка безвозвратно пропала. Только теперь у нее в запасе не было громадного состояния Грегори, чтобы все исправить. Лотта часто заморгала, применяя испытанный не раз способ удержать слезы обиды и злости, уже готовые покатиться по ее щекам. Ну что за несправедливость!

– Лотта! – раздался возглас позади нее.

Сердце екнуло в груди Лотты при мысли о том, что кто-нибудь из старых знакомых увидел, как она оплакивает эту несчастную шляпку, стоя на коленях посреди улицы. Но высокий господин в алом мундире, широкими шагами приближающийся к ней, отнюдь не подходил под эту категорию. Он подхватил Лотту и, поставив на ноги, стиснул в объятиях.

– Тео!

От этих потрясений Лотта чувствовала слабость, но когда брат закружил ее в объятиях, ее сердце забилось сильнее от счастья и облегчения. Сбылось то, о чем она каждый день молилась с тех самых пор, как ее мир разбился вдребезги после развода с Грегори. Только два человека во всем мире могли спасти ее. Одним из них была Джоанна Грант, несмотря на то что Лотта не всегда была честна по отношению к ней. А другим – ее брат. Он наконец нашел ее. Тео поможет, заберет ее отсюда, вернув к прежней безоблачной жизни. Боже, какое облегчение, какое счастье! Лотта подняла руку, чтобы прикоснуться к худой загорелой щеке и одновременно удерживая все свои свертки и пакеты.

– Ты должен был писать! Ведь я же думала, что тебя убили. О, Тео, какое счастье, что ты жив!

Теперь, благодаря возвращению Тео, ее жизнь может перемениться. Обнимая брата, Лотта вдруг очень явственно представила себе Эвана Райдера. Странно, но чувство разочарования от того, что она никогда больше не увидит Эвана, отравило радость встречи. Не бывать ей в Вонтедже, и роль самой скандальной любовницы королевства достанется кому-нибудь другому.

Она сильнее обняла Тео, закрыв глаза, чтобы не видеть этих проклятых покупок. Интересно, сможет ли Тео вернуть деньги за ее покупки. Был еще вариант – просто исчезнуть. Еще вчера все было ясно и не требовало размышлений. А сегодня упрямое желание доказать, что ей хоть немного можно доверять, заставляло думать о том, как вернуть Эвану потраченные деньги. Как странно. Поистине необъяснимо.

– Ты все та же, Лотта! – произнес Тео, немного отстранив ее от себя и окинув взглядом все эти картонки и свертки с некоторой насмешкой, которая почему-то раздражала ее.

Возможно, сегодняшняя встреча с леди О’Хара, ее заносчивый взгляд подлили масла в огонь. Ясно, она совсем не та Лотта, что прежде. Нет у нее больше дома на Гросвенор-сквер, ландо, неограниченного счета в банке, положения в свете.

Но Тео продолжал о чем-то рассказывать, и ее раздражение начало таять под лучами радости, которую Лотта испытывала от этой неожиданной встречи.

– Я побывал в доме на Маунт-стрит, ты ведь сообщила, что переехала туда… – продолжал он.

– Так, значит, ты все же получал мои письма! – воскликнула Лотта.

– Да, но совсем недолго, – охладил ее Тео. – Почтовая связь очень скверная, к тому же я постоянно переезжал с места на место. Но я слышал о твоем разводе, Лотта. Сплетни дошли даже до Испании, – взглянув на нее, добавил он и нахмурился.

– А мне казалось, что есть более важные темы для обсуждения, особенно во время войны, – состроив забавную гримаску, сказала Лотта.

– Каждому хочется получить вести из дома, – тихо промолвил Тео. – Плохо только, если новости о твоей собственной сестре, тогда это унизительно. Послушай, Лотта, я могу послать Грегори вызов, если ты захочешь.

Лотта не раз думала об этом, и сейчас ей пришлось бороться с искушением.

– Нет. Боюсь, это бессмысленно, – со вздохом произнесла она через минуту.

– Слава богу, – сказал Тео с видимым облегчением. – По правде говоря, мне кажется, его можно понять, принимая во внимание твою опрометчивость.

– Пожалуйста, не надо об этом сейчас, – торопливо сказала Лотта. Ее самолюбие страдало, но ссориться с братом с первых же минут встречи, о которой так долго мечтала, Лотта просто не могла!

– Тео, давай поговорим обо всем где-нибудь еще, не на улице, – попросила она.

– Давай пойдем к Гантеру. Там мы сможем спокойно поговорить вдали от толпы, – предложил Тео.

Лотта вновь с обидой подумала, что ему просто не хочется, чтобы их видели вместе. Тео всегда был предан устоям, в отличие от нее самой. Сказать по правде, ей всегда казалось, что он немного сноб и чересчур традиционен. Неудивительно и вполне ожидаемо, что ему все это не понравится. Тео взял ее за руку и, подхватив свертки, размашистым армейским шагом двинулся по улице. Лотта едва поспевала за ним. Вскоре они свернули на Беркли-стрит. Тео открыл перед Лоттой дверь и проводил к маленькому столику в дальнем затемненном уголке зала, а сам устроился так, чтобы отгородить ее от взглядов посетителей. Лотта грустно усмехнулась: если бы он смог сделать ее невидимкой, он непременно так бы и поступил. А как еще можно вести себя со скандальной сестрой, ставшей обузой для благородной семьи.

Тео заказал чай, а Лотта, неожиданно для себя, охлажденный пунш.

– Ты навсегда вернулся в Англию? – спросила она. – Может быть, мы поселимся вместе… – и замолчала, увидев, как вытянулось его лицо.

Глупо воображать, что Тео захочет жить одним домом. Если уж он решит обзавестись собственным домом, то станет искать для него хозяйку – богатую наследницу. Значит, ему лучше держаться подальше от такой сестры и сохранить свою репутацию. У него были небольшое состояние и удачная военная карьера, судя по полковничьим эполетам и звездам на мундире. Все это необходимо было срочно пустить в дело, а она могла только помешать. Лотта повторяла про себя, что так и должно быть, это здравый смысл, но на деле испытывала боль. Ведь если у Тео нет возможности открыто признать ее, то помочь подыскать жилье и оплатить счета – вполне ему по плечу. От этой мысли стало легче, и она подалась вперед, чтобы дотронуться до его руки.

– Спасибо, спасибо тебе, – тихо сказала она. – Я так счастлива, что ты вернулся, чтобы мне помочь.

– Совсем как рыцарь в сияющих доспехах, – с готовностью согласился Тео, уже забывший о недавней неловкости. – Ты знаешь, я люблю тебя и готов сделать все, чтобы помочь.

Счастье расцвело в ее душе.

– Я знаю это, – сказала она. – Ну, может быть, и не нужно снимать дом вместе, но ты можешь помочь мне найти что-нибудь подходящее вдали от Лондона, где я наконец смогу жить спокойно.

В ответ – снова напряженное молчание и выражение стыда в его глазах.

Тео нервно подвигал чашкой, постучал ложечкой о край блюдца, избегая ее взгляда.

– Я бы тоже хотел этого и клянусь, что буду помогать по мере сил, но сначала… – он остановился и нервно сглотнул, – сначала ты поможешь нам. Короне и стране. – Тео наконец посмотрел в глаза Лотты, моля о понимании. – Это невероятно важно!

– В чем дело? – спросила она, уже не ожидая ничего хорошего. Она почувствовала это.

– Это касается Райдера, – пояснил Тео.

У Лотты остановилось сердце и стало дурно.

– Так ты знаешь об Эване? Тебе известно все, не так ли? И о миссис Тронг с ее заведением…

– Какое это имеет значение? – ответил Тео, пренебрежительно пожав плечами.

– Да, ты все знаешь. Так почему же не сказал мне об этом? – яростно накинулась на него Лотта. Ее охватили стыд и разочарование.

– Не сказал, потому что не хотел смущать тебя разговором о том времени, которое ты провела в борделе, – ответил Тео. Он прямо взглянул ей в глаза, и сердце Лотты гулко ударило в груди, такую злость она прочла в его взгляде. – Ты сама создала условия для своего падения. Если бы тебе не пришло в голову изменять Грегори…

– Ты не знаешь ничего о моей жизни с Грегори. Ничего! – выпалила она.

– Хорошо. Пусть так. Но ведь ты выпустила все из-под контроля. Дело зашло слишком далеко. Как еще мог поступить Грегори, если ему наставили рога, ведь ты выставила его в роли ничего не подозревающего глупца? И кроме того, ты так глубоко увязла в долгах, что лишилась жилья и вынуждена была сама зарабатывать на жизнь…

– Хватит, довольно, – взмолилась Лотта. От унижения и предательства слезы комком стояли в горле, готовые хлынуть по щекам. Быстро сглотнув, она не расплакалась. – Тео, не стоит перечислять все мои прегрешения. Если тебе хочется сохранить хоть часть моей благосклонности, постарайся вести себя более милосердно.

– Хорошо, – согласился он и погладил Лотту по волосам, выдавая охватившее его замешательство. – Прости меня. Ты же понимаешь, я просто беспокоюсь о тебе. Мне не хотелось бы видеть тебя в таком положении.

– Может, и не хотелось бы, но ты готов извлечь из этого выгоду. Брось лицемерить, Тео, чего ты хочешь?

Тео кивнул. Теперь он оказался в сомнительном положении, и это принесло Лотте некоторое удовлетворение. Пусть почувствует, каково ей, как невыносимо и горько влачить такую жизнь. Лотта решила, что с возвращением Тео пришла помощь. А Тео вместо этого решил использовать ее.

– Ну же! – настойчиво повторила она, видя, что брат никак не может найти нужных слов.

– Райдером интересуется правительство, – ответил Тео, оглядываясь через плечо. Лотту позабавила эта пародия на конспирацию. – Я полагаю, тебе известна его история?

– Он воевал на стороне французов и сейчас является военнопленным.

– Он перебежчик, – злобно сказал Тео. – Предал своих.

– Он ирландец. Пусть его отец член британского высшего общества, но Фарн еще и представитель ирландской знати. И мать Эвана тоже ирландка, насколько мне известно, – резко возразила Лотта, сама не понимая, почему ее так разозлили слова брата. – Возможно, он не чувствует себя обязанным хранить верность британцам. Скорее всего, считает, что верность и преданность должны быть оплачены.

– Фарн ничего не жалел для него, – возразил Тео. – Райдер воспитывался вместе с законными сыновьями герцога, чин в британской армии ему был обеспечен, только пожелай. Разве он не рассказывал тебе об этом?

– Нет, я мало знаю о нем и о его семье. Мы встретились всего два дня назад. И нам было не до бесед, – ехидно заметила она.

– Нет, ну все же… – покраснев, пробормотал Тео. Потом он откашлялся. – Имей в виду – он дикарь. Все это – его цыганская кровь.

– То есть ты хочешь сказать, что все герцоги Фарны отличаются благонадежностью и респектабельностью, несмотря на пристрастие к азартным играм и кучу любовниц, не говоря о прочих семейных пороках? – сухо спросила Лотта. – Их поддерживает общество, и, значит, это меняет дело.

– Ты очень резко высказываешься, – пожаловался Тео.

– А как иначе? Мой собственный брат хочет сделать из меня шлюху на правительственном уровне. Видимо, так это все следует понимать, – сказала Лотта. – Подумать только, прежде я занималась этим просто ради денег. Теперь придется спать с Эваном из патриотических соображений, – горько усмехнулась она.

– Лотта, нам нужна информация, – заерзав на стуле, ответил брат. – Нужно знать, где он бывает, с кем встречается, переписывается, его контакты и тому подобное. Он опасен и должен находиться под постоянным наблюдением.

– Ну, так заприте его! – воскликнула Лотта. – Насколько проще следить за ним в тюрьме! С первого момента нашего знакомства не перестаю удивляться, как получилось, что такой опасный человек оказался на свободе, – хмуро добавила она.

– Могу предположить, что в этом есть элемент мести, – после паузы осторожно произнес Тео. – Думаю, Райдер не угодил властям тем, что слишком открыто выражал недовольство политикой своего отца.

– Значит, оставив Эвана на свободе, решили заточить его сына, – произнесла Лотта, до которой лишь теперь начала доходить страшная правда. – Это постоянная пытка знать, что, пока ты на свободе, твой сын заперт в самой страшной из тюрем. И изменить ничего невозможно. Это слишком жестоко, Тео.

– Война – это вообще тяжелое и грязное занятие, – неопределенно пожал плечами Тео.

– Как могло получиться, что Арланд Райдер был схвачен и упрятан в тюрьму? – спросила Лотта. – Ведь он совсем еще мальчик!

– Ему уже семнадцать. – Тео явно чувствовал себя неудобно. – Деталей я не знаю, но мальчик соврал о своем возрасте, чтобы его зачислили во французскую армию, хотел быть вместе с отцом. Они оба попали в плен в битве при Фуэнте-де-Оньоро в 1811 году.

– Господи, ему же тогда было всего пятнадцать! – с ужасом прошептала Лотта. – При чем здесь война? Это же просто личная месть!

Несколько смутившись, Тео отвел взгляд.

– Дело в том, что Райдер может быть нам даже полезен, но для этого он должен оставаться на свободе. Через него мы выйдем на след заговорщиков.

Лотта с недоумением уставилась на него:

– Эван участвует в заговоре? А в чем цель заговора?

– Если бы нам было известно наверняка, твоя помощь не понадобилась бы, – ответил брат. – Мы подозреваем, что Райдер планирует побег нескольких пленных из соседних городов с целью освобождения из тюрем и барж заключенных, захваченных во время военных действий. – Тео прямо посмотрел Лотте в глаза. – За два предыдущих года произошло массовое бегство пленных, а, как известно, Райдер – специалист по части стратегии и планирования. Думаем, он еще координирует целую сеть агентов, которые помогают осуществлять побеги.

Лотта понимала, что брат может оказаться прав. Эван не из тех, кто спокойно сидит, дожидаясь конца войны. Бездействие сводит его с ума.

– Мы держим его на коротком поводке, чтобы он выдал себя и тех, с кем связан, – продолжал Тео.

Лотта почувствовала, как что-то в ее душе сжалось.

– И ты хочешь, чтобы я узнала, что же он замышляет? – чуть слышно спросила Лотта. – Значит, от меня требуется, чтобы я его предала.

– Лотта, тебя ждет достойная награда за помощь, – с готовностью пообещал Тео. – Я ведь знаю, как тебе важно вернуть себе положение в обществе.

– Вряд ли во власти правительства восстановить мою честь, – сухо заметила Лотта.

– Ну, в этом, возможно, ты и права, однако приличные деньги и дом там, где ты пожелаешь, помогут тебе все начать заново – выйти замуж, имея состояние, не составит труда. Положение в обществе будет тебе обеспечено. Думаю, тогда мне удастся убедить семью принять тебя обратно. Я постараюсь, разумеется, очень осторожно объяснить, что ты была…

– Шлюхой на службе у короля и государства? – сладким голосом закончила Лотта. – Ты ставишь перед собой невыполнимые задачи, Тео. Пализеры ни за что не примут меня назад. А что до меня – не уверена, что я хочу вернуться, – добавила Лотта. – Раз им не пришло в голову прийти мне на помощь в трудную минуту, так и мне ничего от них не нужно.

– Думаю, ты слишком опрометчива, Лотта, – примирительно сказал брат. – Следовало бы принять милосердие и отблагодарить за него. Клянусь тебе, я постараюсь уговорить их. Мне очень хочется помочь тебе. – В голосе Тео прозвучали нотки искреннего сочувствия. – Я хочу этого вопреки всему.

Лотта смотрела на беззаботно болтающие и смеющиеся пары, сидящие за столиками кабачка, получающими удовольствие от своего стаканчика вина. Молодой щеголь, остановив у обочины свою коляску, забежал купить мороженое для своей хорошенькой спутницы. На улице ярко светило солнце, день обещал быть славным. И все же Лотту вновь охватило то чувство отчужденности, которое она испытала сегодня при встрече с леди О’Хара. Этот мир перестал быть ее миром, и нужно заплатить за право вернуться. А чем она жертвует? Ничем, кроме роли временной любовницы Эвана Райдера и приличной оплаты в конце этой связи. Лотта знала, что у них с Эваном не может быть общего будущего. Та потрясшая ее ночь нежности и любви ничего не значит и не повлияет на ее решение. Нельзя позволять себе лишние сантименты. Она обещала Эвану хранить сексуальную верность вплоть до окончания их договора. И не более того! А надеяться ей в этой жизни не на кого, только на себя.

Тео обещает ей заманчивую возможность возвращения если и не прежнего положения в обществе, то, по крайней мере, в семье. У нее будет свой дом и состояние, достаточное для обеспеченной и добропорядочной жизни. К тому же брат хочет употребить свое влияние внутри семьи, чтобы ей списали прежние прегрешения, и все снова будет хорошо.

Лотта сомневалась в том, что Тео сам верит в возможность возвращения, но ей так хотелось ему довериться, хотелось так же сильно, как и того, чтобы брат непременно спас ее и попытался вернуть ей прежнее положение в обществе. Да он и спасает ее, на свой лад, конечно. Израненное сердце Лотты почувствовало облегчение от этой мысли. Тео хочет ей помочь, он любит ее. Все остальное – цена этой помощи. Если ее заплатить, согласившись на его предложение, можно заслужить его одобрение и защиту его любви.

Лотта уже выпила свой фруктовый пунш. От жары и сладости алкоголя голова кружилась, и мысли становились тягучими. На глаза попалась какая-то молодая дама в потрясающе прелестной модной шляпке, и Лотту обожгло чувство потери. Потери того прошлого, в котором она была богата, не продавала себя, чтобы выжить, где существовало ощущение безопасности. Лотте невыносимо захотелось все это вернуть! О, она бы ступала по мягким коврам, наслаждалась ароматом свежих цветов в расписных фарфоровых китайских вазах, разъезжала в собственной красивой коляске и снова стала частью того мира, который потеряла. От этого даже дыхание перехватило, и сердце в груди болезненно сжалось.

Но нет, она ничего не станет делать, чтобы все это вернуть.

– Значит, ты хочешь, чтобы я работала на тебя, – уточнила Лотта, переходя на деловой тон, однако пытаясь под холодком скрыть боль. Те чувства, которые она испытала за короткое время знакомства с Эваном, снова мучительно всплывали в памяти. Все так быстротечно и иллюзорно, в отличие от Тео, обещавшего ей то, что так мило сердцу: деньги, комфорт и жизнь, отличную от ее сегодняшнего существования. Но как заглушить в душе порыв сохранить верность Эвану, вдруг яростно забившийся в ее измученной сомнениями груди? У нее даже руки затряслись при одной мысли о предательстве. Лотта стиснула их покрепче и спрятала на коленях.

– Ты же понимаешь, Лотта, это – не шпионство, – попытался подбодрить ее Тео. – Это всего лишь информация… Если ты решишь, что нам она может быть полезна…

– Шпионство, – вздохнула Лотта. – Давай уж называть вещи своими именами.

– Итак, будешь ты нам помогать? – прямо взглянув ей в глаза, настаивал Тео.

Наступило долгое, долгое молчание. Слышалось только позвякивание фарфора, шум голосов и стук колес проезжающих по Беркли-сквер карет. Лотту бросило в жар, по телу пробежала дрожь – воспоминания того сладкого, пусть и невероятно короткого общения встали перед ее мысленным взором.

Эван все равно бросит ее. Нет мужчины, который поступил бы иначе. Да и о будущем они не заговаривали.