Текст книги "Фиолетовый гном"

4

Одиночество – это паук, очень скоро ощутил он. Оно плетет свою паутину в пыльной тишине прокуренных комнат. Оплетает своей паутиной, так что нельзя пошевелить ни рукой, ни ногой…

Одиночество – это тишина в доме. Вязкая, как вата, и глухая, как бетонная стена бомбоубежища. Эта вязкая тишина преследует и давит. Ее слишком много, тишины…

Одиночество – это бесконечный телевизор, включенный для фона жизни. Так и бубнит что-то, когда засыпаешь, и шипит пустым экраном, когда просыпаешься…

Одиночество – это пустые бутылки, которые катаются под ногами, тарелки с объедками и вонючие окурки, раскисающие на столе в луже вчерашнего пива…

Одиночество – это вечера. Пустые вечера, когда возвращаешься туда, где тебя никто не ждет…

Утром ведь все равно, еле глаза продрал, и уже бежать надо. Днем на работе. Работаешь. Ночью – спишь. А вечера Серега долго потом не любил. Пустое время, нехорошее. Особенно, когда начинаешь себя жалеть…

Нет, нельзя сказать, что ему не понравилось жить одному. Понравилось. Со временем понравилось еще больше. Вошел во вкус. Особенно, когда замелькали вокруг каруселью веселые, пьющие и легкие на передок бабенки. В них тоже была своя прелесть, хотя бы в их разнообразии.

Это только сами женщины любят говорить про себя, что все они с точки зрения анатомии одинаковые, отсекая таким образом любимым мужчинам надежду на взрыв эмоций на стороне, быстро разобрался Серега. Никак не могут понять, что дело не в голой анатомии с неприкрытой физиологией… Дело глубже – в нюансах! В них вся прелесть…

Действительно ли он любил жену, спрашивал себя Серега впоследствии. Или просто хотел? Если честно? Вот Танечку Соловьеву, свою школьную мечту, он любил… Это точно! Мог вспыхнуть пожаром от случайного прикосновения. Она так и осталась для него недостижимой мечтой. Неземным созданием. Чудо-сказкой…

Со Светиком-Разноцветиком все было по-другому. Проще, грубее и сексуальнее. А в конце концов, что такое любовь? Заладили – любовь и любовь, одна-единственная, единая и неделимая, как былая империя. Она тоже разная, вышеупомянутая любовь, размышлял он, всегда разная и всегда другая…

Он тосковал по Светке. Долго тосковал. Это определенно. Нет, наверное, он любил жену. Просто, когда они были вместе, он забыл об этом. Вспомнил, когда остался один.

Потом, постепенно, ему действительно понравилось жить одному. Просто нужно было привыкнуть.

Человек – не собака, ко всему привыкает. Хорошая поговорка, многое объясняет про человека, всегда считал он.

Когда Серегу спрашивали, что случилось с его бывшей женой потом, он коротко отвечал, что не интересовался. Сделано – отрезано, и нечего разводить зеленые сопли в мутной воде!

После развода выяснилось, что у них нет даже общих знакомых, которые могли бы рассказать о ней.

Вот так! Три года прожили вместе, и нет общих знакомых. Только гад Жека!

Какой это брак? – думал Серега. Никакой не брак! Проштампованное сожительство. Ничего больше…

Правда, несколько раз он хотел позвонить ей. Брался за телефонную трубку и клал ее на место. Отрезано, значит, отрезано, это, по крайней мере, по-мужски. Когда не знаешь, что делать, поступай по-мужски, решил для себя Серега. Ситуации это не исправит, зато красиво. Голым лбом об бетонную стену. Очень мужественно. И больно до отрезвления…

Как-то, спустя несколько лет, Серега вдруг, под настроение взялся за телефонную трубку и неожиданно обнаружил, что забыл номер ее телефона. На самом деле забыл! Время прошло, и забыл. Сунулся в записную книжку – там его не было. Наизусть ведь помнил, да и номер настолько простой, что казалось глупым записывать…

Больше он не пытался ей позвонить. Нет телефона – нет проблем…

Они встретились через много лет. Да и то неизвестно, встретились или нет. Серега так и не понял.

Странно все получилось. Как всегда, на бегу. Сереге нужно было заскочить в один супермаркет в центре города, он с трудом нашел место для парковки «джипа» и рванул к выходу, скользя по растоптанному, коричневому снегу. Время его поджимало.

Внезапно он поднял голову и увидел Светку, выходящую из магазина. Выплывающую с каким-то пакетом. Всю из себя, в меховой, серебристой, сразу видно – очень дорогой шубке и такой же шапке. Меховой гарнитур, он теперь знал, как это называется.

Она скользнула взглядом и не заметила его. Или – не узнала?

Пока Серега раздумывал, окликнуть ее или нет, Светка села в бежевую иномарку, «БМВ» кажется, эти новые модели теперь все похожи. Ловко, быстро тронулась с места, вырулила с парковки и лихо вписалась в плотный поток Садового кольца…

Может, это была не она?

Вроде она, а вроде – нет…

Сколько лет прошло. Да еще шуба и шапка. Зимняя одежда все-таки меняет женщин, выдвигая на первый план собственную, пушистую рыночную стоимость.

Серега еще долго гадал – она или не она? Если она – значит, у нее все хорошо. Скорее всего, выскочила замуж за какого-нибудь нового русского. А что, она могла бы быть хорошей женой, почему нет… Повара ей, пару горничных, и получится вполне приличная жена, обожающая тусовки и с удовольствием исполняющая супружеские обязанности в разнообразных гимнастических позах.

Если это она – то хорошо, думал Серега. Значит, устроилась в жизни. Смогла.

У него больше не было злости по отношению к бывшей жене. Наоборот, он ее даже немножко жалел. Как взрослый человек жалеет неразумного маленького ребенка, у которого главные шишки еще впереди.

Много лет прошло…

5

После развода, уже работая в охране парфюмерной фирмы, Серега вдруг взялся писать сказки про Фиолетового гнома. Накатило…

По сути, вспоминал он, все началось с крутого запоя, когда он гулял с разными компаниями почти неделю, только три раза протрезвев для выхода на работу. А если точнее, с последствий оного…

Это случилось ночью. Серега проснулся внезапно, будто его толкнули. Встал напиться и почувствовал, что ему стало страшно. Жутко стало. Словно он маленьким мальчиком очутился ночью один на кладбище и видит, как кто-то огромный, недобрый следит за ним из темноты. Притаился рядом и выжидает, напряженно шевеля во мраке длинными щупальцами…

Захотелось кричать, и он сдержался только усилием воли. Поспешил включить свет, чувствуя, как дрожат пальцы. Стыдно было бояться, ругал сам себя за этот глупый страх, но ничего не мог с собой поделать. Отчаянно боялся, до дрожи, совсем по-детски…

Он включил свет в обеих комнатах, в коридоре, на кухне, в ванной и туалете. Только после этого осмотрелся.

Никого не было… Конечно же, никого не было…

Он прошел в кухню, припал пересохшими губами к крану и долго пил холодную, с металлическим привкусом воду. Вернулся в комнату. И увидел Фиолетового гнома.

Тот сидел на ручке кресла, покачивая маленькими ножками. Весь в фиолетовом и с бубенчиками. Гном смотрел на него и ехидно скалился. Зубы у него были большие, выпирающие и желтые. Острые, неприятные, хищные зубы. И лицо неприятное. Маленькое и неожиданно морщинистое, как у постаревшего лилипута, которого издали принимаешь за мальчика. Очень ехидное, противное до омерзения лицо…

Серега часто читал в книгах фразу: «прошиб холодный пот». Она всегда казалась ему очень надуманной. В ту ночь он убедился, что этот пот страха не только холодный. Еще и липкий, как клей.

Потом Серега пил на кухне оставшуюся от жены валерианку. Нашел в холодильнике бутылку пива, тоже выпил, заглушая резкий привкус лекарства. Долго курил, глядя, как мелко подрагивают сжимающие сигарету пальцы. Свет он больше не выключал. Так и уснул при полной иллюминации во всей квартире…

Серега надолго запомнил тот ночной кошмар. Белая горячка, конечно. Вернее, первый ее звонок, как авторитетно объяснили ему бывалые коллеги по смене. Визитная карточка. Алкогольный психоз это называется.

Коллеги весело его успокаивали. Мол, не журись, Серега, не ты первый, не ты последний, весь великий трагизм русской нации заключается в вялотекущем алкогольном психозе с его непредсказуемыми всплесками истерии. Не бойся, мол, психоз – это еще полбеды, утешали коллеги. Беда наступит, когда проявится главная героиня. Вся в белом и с косой. Или с серпом и молотом на плече, это уже зависит от индивидуальных политических пристрастий…

Вот гады, издевались над больным человеком!

После этого случая Серега решил, что пора всерьез браться за собственное здоровье. Тащить себя за уши из болота. Пора. Иначе – сопьется и сбрендит, проскальзывая шариками мимо роликов и метко целясь кухонной посудой в зеленых чертей на полу…

Выхода, как обычно, два: начинать за собой следить или собирать рекламные проспекты окрестных кладбищ. То есть – выхода нет…

Он взялся. Пить бросил. Не навсегда, естественно, навсегда – не дождетесь, но на время. Подзавязал – это называется. Еще купил себе две двенадцатикилограммовые гантели, которыми теперь махал по утрам и время от времени выбегал на пробежку в ближайший парк.

Даже понравилось. Когда он в школе занимался боксом, ему приходилось много бегать. В армии тоже периодически заставляли. Серега всегда, и в спорте, и в армии, старался увильнуть от кроссов. А тут втянулся. Сам!

В городе тогда стояла золотая осень, помнил он. Было приятно бежать по парку в утренней тишине, шуршать листьями, вдыхать бодрящий воздух с привкусом ночных заморозков и терпкой осенней прели. После пробежки становилось совсем хорошо. Как после сауны, только еще лучше. Весь организм промыт, прочищен и дышит каждой клеточкой, а мускулы поламывает приятная усталость.

Постепенно он взял себе за правило два-три раза в неделю обязательно выходить на пробежку. Эти кроссы, как ничто другое, возвращали забытые с молодости ощущения упругости, бодрости и собственной, распирающей изнутри силы. Серега вдруг поймал себя на том, что начал напевать, стоя под душем или ковыряясь на кухне по хозяйству. Давно не напевал. Несколько лет. Только залихватски голосил по пьянке «Четыре татарина и один армян…». А тут – запел!

Все-таки хорошая штука жизнь. Прикольная – это точно!

Больше Серега не встречался по ночам с хищными гномами.

Просветление тоже случилось у него на бегу. Когда Серега вспоминал этот случай, он всегда думал, что с ним произошло именно просветление. Иначе трудно назвать. Хотя и это слово, в сущности, мало что определяет.

В тот день он встал поздно, надел спортивный костюм, кроссовки и вышел в парк. Погода была ноябрьская, деревья стояли уже совсем голые. Низкое небо плотно затянули свинцовые тучи. Слегка моросило.

Не очень хорошая погода для пробежки, но он уже перестал обращать на это внимание. Бегать можно в любую погоду, Серега быстро в этом убедился. Наоборот, в плохую погоду, когда в парке никто не гулял, бежалось вольготнее. Словно города за оградой парка больше не было. Ничего не было. Во всем мире оставались только он, это низкое небо над головой и почерневшие от измороси деревья.

Как обычно, Серега сделал несколько разминочных упражнений, посучил ручками и ножками и побежал. Раз-два-три-четыре… Как обычно, ноги сами нашли нужный ритм, а легкие глубоко задышали.

Последнее время Серега делал по парку три круга. Начинал бегать с одного, один-то было тяжело пробежать, приходилось периодически останавливаться и идти пешком, но организм быстро втянулся и захотел еще. Сказывалась прошлая спортивная подготовка, не все пропил, оказывается.

Просветление случилось у него на последнем круге. Внезапно случилось. Он бежал, бежал, ритмично топал кроссовками по мягкому ковру опавшей листвы, слегка скользил там, где земля раскисала от луж. И вдруг все понял! Трудно даже сказать, что конкретно. Все сразу и все на свете.

Просветление!

Нет, потом, когда Серега пытался определить это чувство словами, получалось блекло и не убедительно.

Что он почувствовал?

Если все-таки попытаться сформулировать, Серега вдруг ясно ощутил, что и он, и все вокруг, и все остальные, из далеких стран – это единое, как многоклеточный организм, человечество. Что человечество живет не только на Земле, оно живет во Вселенной. А Вселенная – это тоже единый организм. Самые далекие звезды, свет которых идет сюда миллионы лет, так же связаны с людьми, как, скажем, деревья в палисаднике, протянувшие свои ветки к окнам дома. Все связано между собой. Определено, структурировано и скреплено незыблемым порядком вещей, который явно не виден, но все-таки есть. И сама жизнь человеческая, самая маленькая, самая короткая жизнь, в сущности, имеет цель и задачу. Имеет смысл…

Все это действительно трудно объяснить словами, смысл жизни вообще не объясняется ни словами, ни раскладками логико-математического аппарата, его надо именно ощутить шестым, а то и седьмым-восьмым чувством, рассуждал он потом. Почувствовать!

Серега почувствовал. И жить сразу стало хорошо и уютно. Так хорошо ему еще никогда не было… Так спокойно, оказывается, жить во Вселенной…

Потом он прибежал домой, мылся под душем, курил, развалившись на тахте. И сам не заметил, как потерял это ощущение. Но запомнил его надолго. Про себя он так и называл его – просветлением.

Как от прошедшей любви остается воспоминание о ней, рассуждал он, от просветления ему осталась память о смысле жизни. Что он все-таки есть, как бы не утверждали обратное.

Когда Серега написал свою первую сказку? Вскоре после этого. Но когда точно – трудно сказать. Потом много раз пытался вспомнить – когда, какого числа, какого месяца, тепло было на улице или холодно, шел дождь или небо оставалось ясным? Ничего не мог вспомнить…

Была ночь – это точно. И дежурство. Серега сидел один в комнате охраны перед запертой дверью парфюмерного офиса и пил сладкий чай с бубликом. До чая он читал фантастическую книжку, как биороботы завоевывали некую планету, попутно превращая население в таких же роботов. Местные аборигены становиться роботами не хотели и организовали вооруженное сопротивление, сбившись в кучу в подземных пещерах. Где, кстати, ловить их было куда проще, чем на поверхности, сообразил Серега.

Редкостная ахинея, в общем. Серега никогда не был требовательным к подобному чтиву, проглатывал без разбора. Какая разница, что читать на дежурстве? Но тут даже его пробрало. Корявая книжка, по-другому не скажешь. Публика, конечно, дура, все равно ничего не поймет, как с удовольствием отмечал классик Чехов, поднимая на крыло своих безумных чаек и окучивая вишневые сады. Но не до такой же степени!

Потом Серега думал, что именно возмущение корявым чтивом подтолкнуло его к собственному творчеству.

Когда биороботы в третий раз пошли на приступ гравитационно-укрепленной пещеры повстанцев, непонятно почему не захватив ее с первых двух наступлений, разве что из особого, садомазохистского удовольствия калечиться и умирать под режущими поперек лазерами, Серега отложил космическую ахинею и взялся за чай с бубликом. Слопав все, он нашел в ящике стола шариковую ручку, вырвал из книги регистрации посетителей несколько последних, чистых страниц и начал писать свою сказку.

Первая фраза вертелась у него в мозгах уже несколько дней. Возникла из ниоткуда. Серега просто проснулся с утра и глянул в окно. За окном накрапывал нудный, бесконечный московский дождь. Тут и возникла фраза: «Три дня подряд моросило, небо было затянуто свинцовыми тучами, и обычно нарядные башни Королевского замка казались серыми, словно размокшими…»

А что? Ничего! Очень даже ничего себе фразочка… Звучит… Есть в ней какой-то особый ритм, своеобразная музыка словосочетаний…

А если действительно сесть и написать настоящую сказку про Фиолетового гнома? Тогда эта мысль Серегу только позабавила – не по возрасту вроде в игрушки играть… А вот потом разобрало капитально. Достали биороботы своей громоздкой, механической тупостью.

Следующие фразы тоже сложились легко. «На четвертый день Фиолетовый гном выглянул утром в окошко и увидел, как сквозь поредевшие тучи пробиваются первые лучики солнца. Королевский замок опять расцвел красками, стал нарядным, и даже лужи на дворе заблестели разноцветной радугой…»

Сереге самому понравилось, как складно все получалось…

Под утро, когда в горле уже першило от выкуренных сигарет, а бесчисленные кружки чая булькали в животе при малейшем движении, сказка была готова. Называлась она «Фиолетовый гном и Корень успеха». Речь в ней шла о том, как принцесса Фердинанда заболела слезной болезнью и все время плакала. Не хотела плакать, худела от слез, но они сами текли, превращая любую улыбку в жалобную гримассу. Никто ее не мог вылечить, никакие приезжие мудрецы, смог один только Фиолетовый гном, выкравший для этого у страшного Кракозуба Корень Успеха. Очень хитрый корень, который сам, понятно, ничего не лечил, зато давал успех в любом начинании, если его правильно заварить. Фиолетовый гном заварил корень правильно и вылечил Фердинанду простым аспирином, к возмущению и зависти мудрецов, строящих козни…

Писать оказалось приятно. Здорово даже. Необычное состояние. Странное состояние, если разобраться. Летящее… Хотя, не совсем полет. Нечто другое. Едва уловимое, волнующее до дрожи в кончиках пальцев, до холодящего грудь восторга. Как недавно в лесу, решил он. Тоже своего рода просветление…

Когда Серега сел писать вторую сказку, он вдруг почувствовал себя равным Богу. Почти без преувеличения. Видимо, это и называется творчеством, такое оно, выходит дело, рассуждал он потом, вспоминая это непривычное для себя состояние летящей мысли, все проникающей, как лучи света…

Через некоторое время Серега написал вторую сказку – «Фиолетовый гном и Волшебный камень». Получилось, на его взгляд, даже интереснее.

Из-за сказок Серега помирился с Жекой. Захотелось поделиться. А с кем поделиться, как не с другом и профессионалом?

К тому времени прошло больше года, как они не виделись. Женька несколько раз звонил, невнятно пытаясь что-то объяснить, но Серега не хотел его ни видеть, ни слышать. Сначала – до отвращения не хотел, потом – просто не хотел, но со временем злость прошла и осталось лишь сожаление, что все получилось так глупо и пошло.

Он, конечно, не оправдывал Женьку, однако, положа руку на сердце, понимал его. А как бы он сам поступил на его месте? Когда чужая жена-красавица призывно оплетает тебя своими длинными ногами? Понятно бы поступил! Сначала трахнул бы ее со всей дури, а только потом вспомнил, что это жена друга и начал бы рефлексировать. В сексе как нигде есть «до» и есть «после», плавали, знаем… Практика показывает – это не только разная степень сознания, еще больше – диаметрально противоположное мироощущение. Полигамность бытия, чтоб ее!.. Так мир устроен.

Но Жека все равно гад! Правда, гад свой, понятный…

Однажды вечером Серега взял телефон и позвонил Жеке. Тот не ждал, но откровенно обрадовался его звонку. Просто сахаром рассыпался: Серега, ты, слушай, рад слышать, сам много раз хотел позвонить, но…

Привет, как поживаешь, как дела-делишки?..

Пойми, Серега…

Ладно, понимаю, не маленький… Я столько уже понимаю, что самому противно! Жить скучно стало, настолько много всего понимаю… А как оно вообще, как живешь-можешь?

Договорились встретиться и выпить вместе. Как в добрые старые времена.

Встретились. Выпили. Еще добавили.

Да, именно тогда, вспоминал Серега, и возникло в их разговорах это обращение – Серый брат. Мол, раз оба любили одну женщину – это уже не просто друзья, своего рода братья по семени. Серега стал Серым братом, а Жека – Жутким братом. Женьке особенно понравилось эта новое величание.

Не сразу, преодолевая неловкость и виноватые паузы, они все-таки поговорили о том, что было. А что было? В том-то и дело, как-то странно все получилось, рассказывал Жека.

Однажды Жека подвез Светика от метро до дома. Проезжал мимо на своей «девятке» и случайно заметил на остановке. По пути предложил заехать посидеть в кабачок. Веришь, Серега, машинально предложил, чисто по дурацкой привычке, уж никак не думал, что согласится, распинался он.

Она согласилась. Заехали, посидели, кофе-чай, трали-вали, вина выпили по бокалу. Нет, пока ничего такого, ни-ни, жена друга – священная корова, в хорошем смысле, конечно. Сам понимаешь, Серега… Кроме того, у самого дома жена и маленький ребенок. Отношения с женой друга в эту общую картину уж никак не вписываются.

А потом Светка сама позвонила ему. Где-то нашла телефон редакции и позвонила прямо на работу. Мол, как живешь, Женечка, а не сходить ли нам еще куда-нибудь? Мне понравилось в прошлый раз, весело было… Вот так, прямо и откровенно…

С этого дня все и началось. Сначала просто по ресторанам ходили. Каких только не обошли. Большая оказалась любительница. Непонятно только, зачем ей кабаки, для чего? Вроде и не пила почти, за весь вечер фужер вина не допивала. Зачем?

Изжогу заработал от этих харчей, не поверишь, Серега, соду столовыми ложками ел. Денег ушло – пропасть, занимал у кого попало, год потом долги отдавал, чуть «жигуль» не продал. Деньги Светка сосать умела…

Серега согласился, что умела сосать. И не только деньги!

Жека не возражал по обоим пунктам. Они еще выпили.

Рестораны Серегу удивили. Они никогда не были с женой в ресторане, с ее стороны – ни намека, ни полслова…

Как наваждение, Серега! – рассказывал новоявленный Жуткий брат. Вспоминаешь ее теперь, и – как наваждение… Нет, постель – это уже потом случилось… Тоже вроде само собой. Прикосновения, смешочки, поцелуйчики… А он, между прочим, живой человек, как тут устоять? Конечно, кулаками не отбивался, врать не стоит, но до этого держался в рамках…

Зарекалась ворона говна не клевать, добродушно подсказал Серега.

Это точно, это прямо из жизни, подтвердил Жека.

Выставки? Да какие выставки, избави бог, ни о каких выставках и разговора никогда не было, одни рестораны, продолжал он делиться впечатлениями. В кабаки – как на работу, надоело до чертиков… Самое интересное, после того случая, ну, когда Серега их застукал, так и пропала, как отрезало. Куда делась все-таки, даже интересно? Может, ты знаешь?

Серега пожал плечами. Закурил.

Понятно, в общем. Даже прослеживается определенный системный подход. Муж – для выставок, любовник – для злачных мест. Банальная история про скучающую замужем девочку. За чурбаном-мужем, который и на мизинец не стоит проявленного к нему снисхождения. Вот и нашла того, кто бы ее развлекал…

Все логично. Кто говорит, что женская логика непонятна?

Серега рассказал Жеке про свои сказки.

Жека, как профессионал пера, его тягу к творчеству в целом одобрил. Мозговой оргазм, определил он. Бывает. Случается иногда. В основном от недоперепития алкоголя на почве общей утомленности жизнью и желания ее, проклятую, изменить.

Насмешничал, конечно, зараза. Впрочем, теперь было трудно понять, когда Жека смеется, а когда серьезен. Ехидная полуулыбка стала обычным выражением его лица, заметил Серега. Не сказать, что приятным… Чем-то оно напоминало Сереге Фиолетового гнома. Не того, доброго, детского, про которого он писал сказки, а другого, злого и вредного антигнома, который почудился однажды в белогорячем видении.

Стареет друг Жека, определил он для себя…

С годами отпечаток прожитых лет на лице все больше напоминает будущую посмертную маску. Это Серега тоже где-то вычитал. Хорошая фраза. Слишком вычурно, конечно, но запоминается…

Потом Серега показал Жеке свою первую сказку. Выждал какое-то время, сам пару раз перечитывал, кое-что правил. Волновался в глубине души. Жека хоть и насмешничал над его прорезавшейся страстью к бумагомаранию, но, прочитав сказку, неожиданно пришел в полный восторг. Мол, я всегда знал, что ты гений, мой Серый брат! Обычный гений! Именно так, от сохи, от станка, из глубины, так сказать, народа, выходит на белый свет настоящая литература…

Насчет народа он, пожалуй, погорячился, народом Серега себя никогда не считал, индивидуализм не дремлет… Но слушать, как его хвалят, Сереге понравилось. Очень теплое чувство возникает внутри, когда слушаешь похвалы самому себе.

В порядке эксперимента Жека прочитал Серегину сказку своей дочке. Ребенок был в восторге. Гом, гом, коень, коень, требовало от Жеки дитя, и приходилось читать ее снова и снова. Удружил Серега со своей сказкой, сетовал Жека.

Скоро по ночам станут сниться его фиолетовые гномы…

Сниться – это еще ничего, главное, чтоб наяву не увидеть, заметил Серега со знанием дела.

Потом он написал еще несколько сказок. Теперь Жека читал своему ребенку целую книжку про Фиолетового гнома. Сверстал на компьютере, распечатал и сшил скрепками.

Жека уверял, что эти сказки обязательно надо печатать. Просто необходимо. Потому что они настоящие. Именно настоящие, утверждал он. Уж ему-то, как молодому отцу, хорошо известно, какую ахинею пишут сейчас для детей. И печатают, что характерно.

Клан, конечно, детские писатели – это особый клан, кормушка богатая, что и говорить.

Вообще не подступишься, там такие волки подъедаются, из-под себя сожрут, но чужого не пустят. Он, как старый шакал пера, несколько раз сталкивался с этой кодлой. Но талантливые вещи все равно могут пробиться. Обязаны!

Жека горячо взялся за дело. Рассылал Серегины рукописи по электронной почте, встречался с редакторами издательств, доказывал и убеждал. Рассказывал Сереге, что хвалят, черти, не отказываются, но и печатать никто не торопится. Тянут резину, жуют сопли и закусывают собственными губами. Клан, чтоб их разорвало и подпрыгнуло! Ну, ничего-ничего, Москва, как известно, тоже не сразу строилась, а по мере поступления инвестиций… Талантливые вещи, Серый брат, пишутся долго, но и издаются не быстро. Надо ждать…

Серега ждал. Сначала ждал с нетерпением, с лихорадочным, азартным волнением, которое он скрывал по привычке, но оно все равно дрожало и билось внутри.

Серега довольно отчетливо представлял себе свою будущую книгу. Броская ламинированная обложка, смешные рисунки на белом фоне и разноцветные, мохнатые, подпрыгивающие от веселья буквы. И бумага, бумага – главное, свежая, хрустящая, пахнущая клеем и типографией…

Постепенно остыл. Все равно ждал, но с изрядной долей самоиронии. Понятно, что не получится, мало у кого получается. Счастливчиков, попавших в издательскую обойму, по пальцам можно пересчитать, Жека правильно говорил.

Но вдруг? Бывает же! Случается иногда. В конце концов, чего только на белом свете не случается…

Когда он перестал ждать? Со временем. Постепенно. Как всегда. Ирония победила.

Как любит говорить Жека, графомания – пожизненное заболевание, но лечится шоковой издательской терапией. Похоже на правду…