Текст книги "Репрессированные командиры на службе в РККА"

«Тот вечер я помню очень отчетливо… И вот в тот вечер я навязал Владимиру Ильичу одну книжечку. Было как-то неловко. Ну что я буду, собственно, навязывать такому занятому человеку какую-то книжонку, изданную в глухом уездном захолустье и написанную какими-то уездными литераторами. У Ильича есть что читать, хватило бы только времени и здоровья. И, кроме того, брало сомнение. А ну прочтет Ильич – и не найдет ничего интересного в книжке, которую я ему с таким усердием расхваливал. Выйдет, что только зря отнял у вождя время, такое драгоценное.

Книжка же казалась мне очень интересной. Уж одно то привлекало, что это была буквально первая советская книжка, выпущенная к первой годовщине Октября, с конкретными итогами борьбы и строительства в масштабе одного уезда. В то время никто еще не удосужился такой книжки написать даже в крупных центрах. Книжка называлась «Год – с винтовкой и плугом», написана тов. Александром Тодорским и издана Весьегонским уездным исполкомом, с пометкой о выходе 25 октября 1918 г.

Я рассказал В(ладимиру) И(льичу), что по прочтении книжки я запросил автора письмом о персональном составе и биографических сведениях обо всех тех, кто руководил борьбой и строительством в Весьегонске. Автор любезно и срочно прислал мне дюжину маленьких фотографических карточек, к каждой из которых была приклеена бумажка с краткой биографией работника. Не было только карточки самого Тодорского. Из биографий было видно, что большинство работников происходило из местных крестьян, работавших на питерских заводах и там получивших большевистскую закалку. Я обратил внимание В(ладимира) И(льича) на это интересное сообщение и сказал: вот фактическая справка по поводу меньшевистского недоумения, как может осуществиться пролетарская диктатура в крестьянской стране. Разгадка не только в цифровом соотношении, а и в том органическом родстве пролетариата с крестьянством, которое облегчило нашу задачу. В(ладимир) И(льич) немного заинтересовался книжкой, бегло перелистал ее, но видно было, что он устал и ему не до книг. Мы распрощались.

Ближайшим же летом по командировке ЦК и ВЦИК я объезжал Тверскую губернию и воспользовался случаем, чтобы побывать в том самом Весьегонском уезде, который описывала книжечка Тодорского. Хотелось своими глазами убедиться в том, что книжка ничего не приукрашивала. Действительно, люди там оказались интересными, и дела их – такими же… Книга Тодорского решительно ничего не преувеличивала. Наоборот, она приуменьшала значение успехов новой власти. Ведь стажа-то у власти было всего год, и обстоятельства были тяжелые, голодные. Кругом полыхала гражданская война. Да и люди пришли к управлению и строительству малограмотные, необразованные.

Весьегонские дела и люди произвели на меня отличное впечатление. Непременно хотелось рассказать Владимиру Ильичу о виденном там, да кстати и узнать, удалось ли ему прочесть книгу. Но время шло, события неслись неудержимо, и книжка как-то забылась.

…Впоследствии я узнал, что В(ладимир) И(льич) и до партийного съезда помнил книжку. Когда к нему являлись с разными ходатайствами делегации от весьегонских крестьян или учителей, он неизменно спрашивал их, знают ли они тов. Тодорского, «который написал очень хорошую книжку», и поручал им передать тов. Тодорскому поклон. Об этом, между прочим, я узнал из брошюры весьегонского учителя и музейного работника тов. Виноградова, который описал, как он познакомился с тов. Лениным, к которому он приезжал по поручению учительского уездного съезда» [13].

Вызывают интерес и сведения, сообщенные Л.С. Сосновским, о его попытках переиздать книгу А.И. Тодорского: «Еще в 1920 г. я вел несколько раз переговоры с деятелями Госиздата о переиздании книги Тодорского.

Но в Госиздате только плечами пожимали: перепечатывать книгу неизвестного уездного литератора о том, как они там, в Тьмутаракани, копошатся, – какой интерес? Как раз в то время вышла шикарная книга «Искусство у негров». Вот это интересно!

И только в 1924 г. издательство «Прибой» выпустило сокращенную Тодорским книжку в небольшом количестве экземпляров (шесть тысяч экземпляров. – Н.Ч.)» [14]. Следующее издание вышло в Госиздате к 10-летию Октября (1927).

В апреле – мае 1919 г. А.И. Тодорский – редактор «Известий Тверского губернского исполнительного комитета». Не хотел он уезжать из Весьегонска, всей душой прикипел к нему за год работы, но партийный долг был превыше всего. Его брат Анатолий спустя годы вспоминает: «Уезжал Александр в Тверь не без грусти. Прощаясь со мной, сказал:

– Ну вот, Анатолий, пришла пора расставаться. Буду теперь в Твери редакторствовать. Делать большую, на всю губернию, газету. Дело, конечно, почетное, но – сказать по совести – не хочется уезжать, прикипел я к нашему родному Весьегонску, особенно к товарищам моим, с которыми столько пережито. Однако приказ есть приказ…

Жаль было расставаться с Александром и его друзьями-товарищами – весьегонскими комиссарами, дружба с которыми сложилась в незабываемые боевые дни. Они дали высокую оценку работе брата, характеризуя его перед губернскими организациями: «…Проявил себя как коммунист энергичным, незаменимым и ценным работником в деле организации редакции газеты и культурно-просветительной работы в уезде, отличался весьма добросовестным отношением к своим обязанностям, исполняя их без всяких напоминаний или принуждений, всегда обнаруживая в каждом деле готовность исполнять всякое служебное поручение, и выполнял его толково, обнаруживая постоянно осведомленность по разным отраслям своего дела, и был вообще незаменимым и ценным работником исполкома.

Кроме того, тов. Тодорский относился к своим обязанностям с особой осторожностью, аккуратностью и любовью к делу, отличался особой честностью и во время нахождения в членах исполкома поведение тов. Тодорского было безукоризненно с нравственной стороны…» [15]

В Красную Армию А.И. Тодорский вступил добровольно в августе 1919 г. Сначала он исполнял должность старшего помощника начальника штаба 39-й стрелковой дивизии по оперативной части (сентябрь – декабрь 1919 г.). Дивизия тогда входила в состав 10-й армии и воевала в районе Царицына. Об обстоятельствах этого назначения рассказал предшественник А.И. Тодорского на этом посту В.Д. Соколовский, будущий Маршал Советского Союза.

«Летом 1919 г., в разгар борьбы с деникинщиной, штаб нашей 39-й стрелковой дивизии стоял под Царицыном в станице Иловлинской. В августе я получил направление на учебу в академию Генерального штаба, но задерживался с отъездом, ожидая себе смену. В это время из штаба 10-й армии к нам приехал с назначением на должность командира бригады молодой человек примерно моих лет. По безукоризненно военной выправке и офицерскому обмундированию, ладно подогнанному по фигуре, сразу было видно, что он из строевых офицеров. В дивизии переменили назначение, и он принял от меня должность помощника начальника штаба по оперативной части. В тот же день мы простились, и я уехал в Москву. Такой была моя первая встреча с Александром Ивановичем Тодорским. Я не предполагал, конечно, что наши служебные дороги сойдутся еще не раз…» [16]

По складу своего характера, по предыдущему опыту работы в армии А.И. Тодорский более подходил к занятию строевых должностей. Работа в штабе не устраивала его деятельную натуру, и он ходатайствовал о предоставлении ему возможности командовать полком или бригадой. И вскоре такая возможность ему была предоставлена. Несколько месяцев (декабрь 1919 г. – февраль 1920 г.) он командует 2-й бригадой 38-й стрелковой дивизии (начдив Г.А. Груздов), участвуя в освобождении Царицына. В начале февраля 1920 г. был назначен командиром 3-й бригады 39-й стрелковой дивизии, возглавляя ее до апреля 1920 г., до расформирования дивизии. Был участником Доно-Манычской и Тихорецкой операций. В апреле – сентябре 1920 г. – командир 1-й бригады 20-й стрелковой дивизии. В апреле 1920 г. дивизия была переброшена в Дагестан и А.И. Тодорский со своей бригадой участвовал в Бакинской операции.

Бакинская операция 1920 г. – боевые действия Кавказского фронта вместе с силами Волжско-Каспийской флотилии и восставшим бакинским пролетариатом против войск мусаватистского правительства. По плану РВС фронта намечалось нанести внезапный удар силами 11-й армии (20-я, 28-я и 32-я стрелковые дивизии, 2-й конный корпус) вдоль железной дороги Петровск – Баку, отрезать пути отхода противника. Волжско-Каспийская флотилия прикрывала эти действия со стороны моря. В первой половине мая 1920 г. была освобождена почти вся территория Азербайджана. Эта операция способствовала утверждению советской власти в Азербайджане.

В конце сентября 1920 г. А.И. Тодорский был назначен начальником 32-й стрелковой дивизии. Она входила в состав 11-й армии Кавказского фронта. Сформированная в декабре 1918 г., дивизия прошла трудный боевой путь – вела оборонительные бои с войсками Деникина на Ставропольщине, в районе Камышина и Царицына, участвовала в овладении донскими станицами (Усть-Медведицкая, Морозовская, Николаевская, Платовская, Новоманычская и др.), принимала участие в Бакинской операции 1920 г. До А.И. Тодорского дивизией продолжительное время (около года) командовал Петр Карлович Штейгер. Штаб дивизии за десять дней до назначения А.И. Тодорского принял уже известный нам В.Д. Соколовский.

Из воспоминаний В.Д. Соколовского: «Не успел я окончить академию, как был направлен в Баку на должность начальника штаба 32-й стрелковой дивизии. Там встретился с военкомом дивизии И.А. Свиридовым, который хорошо был мне знаком еще по 39-й дивизии, где он тоже был военкомом. А начальником дивизии в Баку стал мой бывший преемник по 39-й дивизии А.И. Тодорский. Здесь мы познакомились ближе, но служить вместе пришлось недолго. Меня послали продолжать учебу в академии и мы расстались с А.И. Тодорским и И.А. Свиридовым в Темир-Хан-Шуре (ныне Буйнакск)» [17].

К особому периоду жизни и боевой деятельности А.И. Тодорского следует отнести конец 1920 г. – начало 1921 г., когда он, командуя 32-й стрелковой дивизией, одновременно руководил Дагестанской группой войск. Эта группа войск была создана для подавления антисоветского восстания в Дагестане под руководством имама Нажмутдина Гоцинского. В состав группы входили 32-я (начдив А.И. Тодорский) и 14-я (начдив П.К. Штейгер) стрелковые дивизии, 2-я Московская бригада курсантов, один полк 20-й стрелковой дивизии, другие части и подразделения, а также артиллерия.

Что же случилось в Дагестане осенью 1920 г.? Почему понадобилось срочно усиливать 32-ю дивизию еще одним полнокровным соединением и более мелкими частями? А случилось следующее. Используя временные трудности Советской России, связанные с войной против Польши и Врангеля, контрреволюционные силы на Кавказе стали объединять свои силы. В качестве плацдарма они намечали использовать Грузию и Армению. Дагестанские контрреволюционеры, обосновавшиеся в Грузии, тоже не остались в стороне. Созданный ими в Тифлисе специальный комитет развернул бурную деятельность по организации восстания на Северном Кавказе и в Дагестане. Правительство Грузии не чинило им препятствий в этом, а, наоборот, всячески поощряло такие действия.

В Дагестан тайно и явно переправлялись люди и вооружение, среди местного населения распространялись листовки с призывом к борьбе с большевиками. Во главе антисоветского восстания в Дагестане стояли имам Н. Гоцинский, полковники К. Алиханов и М. Джафаров, а также срочно вызванный из Турции внук Шамиля Саид-бек. Все эти главари восстания были далеки от интересов простого народа. Так, Нажмутдин Гоцинский являлся одним из крупных богатеев Дагестана, эксплуататором народа, неоднократно награжденным царским правительством.

Хитрый, умный, с большими ораторскими способностями, имам Гоцинский свободно пользовался многочисленными цитатами из Корана. Он много говорил о бренности и суетности земной жизни, мнимо постился и где только можно воздавал хвалу пророку. Его рассказы о путешествии в Мекку и Медину, откровении ему пророка и т. п. – все это, вместе взятое, позволило ему довольно длительное время держать под своим влиянием темных горцев, в основной своей массе слабо разбирающихся в вопросах общественного уклада.

Издавна в России и за ее пределами был известен религиозный фанатизм горцев. На этом и решили поиграть Гоцинский и его подручные. Обильным потоком они распространяли среди горского населения различные, порой самые нелепые, слухи о якобы чинимых большевиками гонениях верующих, «социализации» горских женщин, уничтожении стариков и т. п. Все мероприятия советской власти выставлялись ими как примеры, абсолютно враждебные шариату. И многие горцы на первых порах верили этим провокационным слухам, принимая на веру заявления Гоцинского и его подручных.

Чтобы еще более усилить религиозный фанатизм своих сторонников, придать этому движению большую популярность, противники советской власти использовали в своих целях еще один прием – они взяли имя и авторитет имама Шамиля. В Аварском округе, одном из самых отдаленных в Дагестане, больше, чем где-либо, сохранились легенды, предания и заветы из эпохи борьбы горцев с царскими войсками. Именем Шамиля нетрудно было обмануть темное население. Верхушка мятежников призывала широкие массы горцев к восстанию, как возобновлению борьбы, которую вел легендарный Шамиль. Именно для закрепления этого настроя и был срочно затребован из Турции внук Шамиля – Саид-бек.

На руку мятежникам играло и другое обстоятельство. Это о нем видный деятель Советского Дагестана Н. Самурский, руководитель всех партизанских сил области, писал в 1923 г.: «Восстание против советской власти, возглавляемое Нажмутдином Гоцинским, полковником Алихановым и другими, было вызвано не столько влиянием обоих вождей… сколько целым рядом ошибок, допущенных руководителями некоторых советских учреждений в центре Дагестана, а также отдельными советскими работниками на местах, незнакомыми с бытовыми условиями и характером горцев…» [18]

Эти ошибки и промахи в основном происходили из-за неопытности партийных и советских работников (инструкторов, агитаторов и т. п.), слишком грубо и кустарно подходивших к психологии горцев, их вековым устоям и традициям; из-за неудачного выбора начала продовольственной кампании; из-за нетактичного подхода чекистов, работавших в горах теми же методами, что и в русской деревне; из-за засилья в аульных ревкомах кулацких элементов.

Тодорский из армейской и фронтовой сводок знал, что еще в августе 1920 г., одновременно с высадкой врангелевского десанта на Кубани, отряды Гоцинского предприняли несколько попыток вторгнуться в Дагестан со стороны Грузии. Но тогда они все окончились провалом. В начале сентября Гоцинский и его войска, получив подкрепление, вновь двинулись на территорию Дагестана. Немногочисленные силы советской пограничной охраны не могли оказать им сколь-нибудь серьезного сопротивления.

Этот успех способствовал укреплению авторитета мятежников среди местного населения. И они всемерно старались упрочить свое положение. Используя самые разнообразные методы – подкуп, ложь, демагогические обещания, запугивание, репрессии, всячески разжигая религиозный фанатизм, – они смогли в короткое время довести численность своих отрядов до 10 тысяч человек. В одном только Андийском округе отряд мятежников насчитывал до четырех тысяч штыков и сабель [19]. Своей конечной целью мятежники провозгласили создание в Дагестане шариатской (духовно-светской) монархии во главе с имамом Гоцинским.

Стратегически важное положение Дагестана хорошо понимало как командование советских войск, так и организаторы мятежа. Он (Дагестан) являлся тыловым районом 11-й армии и (что важнее всего!) через него проходил единственный железнодорожный путь, питающий Бакинской нефтью основные промышленные районы Советской России. Нельзя было ни в коем случае допустить, чтобы мятежники прервали эту животворную нить, соединяющую Баку с центром.

Хорошо вооруженные банды Гоцинского, используя свое численное превосходство, в первую очередь направили свой удар против опорных пунктов частей Красной Армии – старинных укреплений Хунзах, Гуниб, Ботлих. В начале октября Ботлих был захвачен мятежниками, а Хунзах и Гуниб оказались в осаде. Небольшие гарнизоны этих крепостей, отрезанные от своих основных войск, лишенные продовольствия и боеприпасов, мужественно защищались, нередко и сами делая смелые вылазки в окрестные аулы.

Советское командование предприняло ряд энергичных мер по восстановлению положения. В их числе была переброска из Баку в Дагестан 32-й стрелковой дивизии во главе с А.И. Тодорским. В результате этих мер была снята осада крепостей Гуниб и Хунзах. Однако А.И. Тодорский хорошо понимал: чтобы закрепить достигнутые успехи и окончательно разгромить противника, наличных сил все равно было явно недостаточно. Продвижение войск Дагестанской группы, не обладающих опытом боевых действий в горах, шло крайне медленно. Части несли большие потери от огня противника. Оперативная связь между частями была слабой, тылы отставали от войск. Вдобавок положение резко ухудшилось с наступлением холодов – бойцы не имели теплого обмундирования, достаточного количества хорошей обуви. Поэтому в ноябре – декабре 1920 г. части, подчиненные А.И. Тодорскому, были вынуждены перейти к обороне.

В свою очередь противник не замедлил воспользоваться таким выгодным моментом, он заметно усилил свою активность. Под его давлением подчиненным А.И. Тодорского пришлось оставить ряд населенных пунктов, в том числе Гергебиль и др. Крепости Гуниб и Хунзах снова оказались в окружении. Вот такие события предшествовали прибытию 14-й стрелковой дивизии в состав Дагестанской группы войск под начало А.И. Тодорского. Этой дивизией с сентября 1920 г. командовал Петр Штейгер (бывший начдив 32-й), начальником штаба уже полгода был Михаил Снегов. А вот военным комиссаром дивизии оказался Лазарь Аронштам, родственник Александра Тодорского. Это родство было довольно близким: Александр Тодорский и брат Лазаря Аронштама – Григорий были женаты на родных сестрах Черняк.

Вот и настало время сказать слово о личной жизни героя нашего очерка. Снова обратимся к воспоминаниям Анатолия Тодорского: «…1920 г. стал для Александра вдвойне знаменательным. Во-первых, он получил письмо от Виноградова с приветом от В.И. Ленина. Во-вторых, произошло важное событие в его личной жизни – женитьба. Жизнь есть жизнь, и даже на фронте в редкие минуты передышки справлялись свадьбы, и люди переживали счастливые мгновения, которые становились иногда последними в их жизни.

Рузе (Иосифовне) Черняк, когда она стала Тодорской, не исполнилось еще и двадцати, но пройденный ею жизненный путь уже можно было назвать героическим. Она родилась (в 1900 г. в Лодзи) в мелкобуржуазной семье, училась в гимназии. Ее ожидало будущее, обычное для девушек того круга. Но под влиянием старших сестер Маши, Эммы (и Матильды), активных членов РСДРП(б), Рузя включилась в нелегальную революционную работу в Чернигове, а затем в Москве, куда переехала их семья. Сначала в подполье, а после Февральской революции легально Рузя работала под руководством Р.С. Землячки, которая сразу оценила ее боевой революционный темперамент, сочетавшийся с деловым подходом к самым серьезным политическим вопросам. В марте 1917 г., вступив в партию, Рузя работала техническим секретарем Московского комитета, а в июне, когда был организован Союз молодежи при МК РСДРП(б) – предшественник комсомола, ее избрали первым секретарем этого комитета. Рузю любила и уважала не только революционная молодежь. Ее хорошо знали рабочие московских заводов и фабрик, которые не раз просили Московский комитет прислать на митинг именно ее, пламенного агитатора.

В преддверии Октября Рузя выступала на собраниях союза молодежи с призывом поддержать вооруженное восстание. 25 октября участвовала в заседании Моссовета, на котором решались вопросы, связанные с восстанием. Протокол этого исторического заседания написан ее рукой.

После победы Октября Рузя – боевой организатор и беззаветный солдат революции, принимавший непосредственное участие в боях. Ее избрали секретарем Сокольнического районного комитета партии. Было ей в ту пору семнадцать лет…

С началом Гражданской войны партия направила лучших своих сынов и дочерей в армию. С одной из первых групп, организованных Московским комитетом, Рузя ушла на фронт. Орша, Котлас, Царицын, Закавказье – этапы большого пути юного комиссара, худенькой девушки с мужественным сердцем, умевшей поднять в бой бойцов не только пламенным словом, но и личной отвагой.

«…Под Лесным Карамышом неприятельская конница прорвала наш фронт и клином врезалась на стыке бригад нашей дивизии. Навалившись на фланг одной из них, она потеснила дрогнувших, обратив в беспорядочное бегство. И вот тогда-то, в критический для нас момент, мы видели Рузю – в пылу сражения, с карабином в руке, во главе горсточки храбрецов.

– Кто такие? Откуда? А ну – за мной!

И за ней в контратаку на деникинцев покатился вал осмелевшей пехоты, который огнем и штыками сломал неудержимо мчащийся конный строй врага и закрыл прорыв, удержав оборону до подхода свежего резерва. И только потом оказалось, что горсточка храбрецов – это работники политотдела и хозяйственной команды, которых Рузя подняла сама по тревоге, узнав о прорыве» – так писал в своих мемуарах Е.И. Поздняков, в то время комиссар 38-й стрелковой дивизии, являвшийся участником описываемого боя.

Как боевого политработника и талантливого организатора красноармейских масс Рузю Черняк ценили и уважали Г.К. Орджоникидзе и С.М. Киров, А.Ф. Мясников, Н. Нариманов, М.Н. Тухачевский. Летом 1920 г. Р. Черняк назначили начальником политотдела стрелковой бригады, которой командовал А.И. Тодорский.

В 1921 г. у Рузи и Александра родилась дочь. Родители дали ей необычное имя – Услада (ну разве не наслаждение было взять этот живой комочек на руки, привыкшие тогда держать только оружие?!)» [20].

…Дагестан, Дагестан! На всю жизнь в памяти Александра Тодорского останется дагестанская кампания! Да и как можно было забыть эту область со своеобразным ландшафтом, народом, обычаями, культурой! Действительно, ранее А.И. Тодорскому не приходилось бывать в подобных местах. Глубокие ущелья, стремительные реки, теснины и дефиле, – все это Дагестан! И кругом скалы, скалы, скалы!.. Это был какой-то сплошной лабиринт перепутанных между собой горных цепей, лишенных лесной растительности, разрезанных ущельями.

Дагестан относился к числу самых гористых местностей земного шара. Горы здесь отличались диким и труднодоступным характером. Их особенности: узкие гребни, обрывистые и скалистые склоны, глубокие и узкие ущелья, крайнее бесплодие почвы.

В Нагорном Дагестане в то время не было хороших дорог в собственном понимании этого слова. Пути сообщения здесь в большинстве своем состояли из тропинок, годных разве только для верховой езды. Нередко они проходили по узкому и каменистому дну ущелья – руслу горной реки, петляя с одного берега на другой. Чаще всего бывало так, что с одной стороны тропинки поднималась отвесная стена, а с другой – обрыв, пропасть. Бесконечные крутые подъемы и спуски, переправы через горные речки и ручьи делали движение трудным и утомительным, а зачастую и опасным. Устройство переправ через горные реки в Дагестане вследствие стремительности течения и крутизны берегов сильно затруднялось. Переправа вброд возможна была лишь в немногих местах, причем стремительные потоки воды, несущие песок, булыжники и огромные камни, часто меняли местоположение бродов.

Снег на равнинах Дагестана, как правило, выпадал в ноябре – декабре и лежал до февраля; в горах же он выпадал обыкновенно уже в сентябре и держался до конца марта. Перевалы и горные тропы в зимнее время заносились глубоким снегом и становились практически непроходимыми. Зима 1921 г. в этом отношении ничем не отличалась от предыдущих.

От ревкома Дагестана и политотдела дивизии А.И. Тодорский получил ориентировку (справку) о национальном и классовом составе населения района боевых действий. Вырисовывалась следующая картина: из общего числа населения горцы составляли 97 %, русские – 2 % и прочие национальности – 1 %. Племенной состав горского населения был чрезвычайно разнообразен. Вследствие сильной пересеченности местности эти племена (в Нагорном Дагестане их число доходило до 34), несмотря на долговременное проживание в самом близком соседстве друг с другом, сохранили свой язык и племенные особенности. И чем малодоступнее были горы, тем обособленнее являлось племя, их населяющее. Все горские народности в религиозном отношении являлись мусульманами – суннитами. В каждом населенном пункте имелась мечеть.

Особая трудовая дисциплина, сформировавшаяся в каждодневной борьбе с суровой природой, и чисто военная дисциплина, выработавшаяся в многолетнем противоборстве с царизмом, спаяли накрепко все горские национальности Дагестана. Отличительными чертами в характере горца являлись: воинственность, храбрость, упорство, впечатлительность, наблюдательность, болезненное самолюбие, гордость, любовь к личной свободе, хитрость, мстительность. По местным обычаям всякий мужчина в горах Дагестана в случае вооруженного конфликта принимал участие в боевых действиях на той или иной стороне. Не сделавший этого заслуживал всяческого презрения среди соплеменников. Особой воинственностью отличались аварцы. Не случайно, что именно из Аварского округа вышли все известные на Кавказе вожди восстаний против царизма – Шамиль, Хаджи-Мурат и др.

А.И. Тодорский и подчиненные ему командиры знали, что вооруженные силы мятежников состояли из отрядов. Как правило, в каждом районе формировался такой отряд из нескольких сотен штыков и сабель. Обычно он назывался именем крупного аула или общества, и чаще всего именовался сотней. Командный состав таких отрядов состоял главным образом из бывших царских офицеров и отчасти из горцев, выдвинувшихся из рядовых за свои военные способности. Основную массу мятежников составляла пехота, однако в каждом отряде имелось от несколько десятков до сотни и более сабель.

…В конце декабря 1920 г. в состав Дагестанской группы стали прибывать части 14-й стрелковой дивизии. Первой прибыла 40-я бригада (командир К.С. Добренко). Из Порт-Петровска (ныне Махачкала) походным порядком она двинулась в Темир-Хан-Шуру (ныне Буйнакск), где находилось командование и штаб группы. Туда же прибыло руководство 14-й дивизии – начдив П.К. Штейгер, военком Л.Н. Аронштам, начальник штаба М.Г. Снегов.

Командующий группой (А.И. Тодорский) и его штаб тепло встретили прибывших. Александр Иванович первым делом поспешил поблагодарить Петра Карловича Штейгера за хорошую подготовку 32-й дивизии. Все присутствующие по достоинству оценили такт и культуру Тодорского – они встретили его слова аплодисментами. Ибо все они знали (более или менее подробно), сколько труда, сил и энергии вложил П.К. Штейгер в подготовку и боевое сколачивание 32-й стрелковой дивизии, командуя ей с сентября 1919 г. по август 1920 г. И вот он снова среди своих боевых друзей.

Ознакомив прибывших с обстановкой, Тодорский подчеркнул, что положение создалось тяжелое и с каждым днем оно обостряется. Наличных сил 32-й дивизии оказалось явно недостаточно, и только с прибытием полков 14-й стрелковой дивизии он надеется создать перелом в обстановке в нашу пользу. Прибывшей дивизии отводится главная роль, ибо она по своему составу гораздо сильнее 32-й дивизии, в которой всего две бригады, одна из которых (95-я) во главе с командиром Ильей Ковалевым и комиссаром Иосифом Немерзелли оказалась в окружении в крепости Хунзах. Другая часть войск дивизии заперта мятежниками в укреплении Гуниб.

Долго в штабе группы обсуждались детали плана введения в бой частей 14-й дивизии. Как итог этой работы появился приказ, подписанный 28 декабря 1920 г. командующим Дагестанской группы войск А.И. Тодорским. В нем в качестве основной ставилась задача освободить из осады гарнизон Гуниба:

«…в) Командиру 40-й стрелковой бригады, составив из 40-й бригады, 283-го стрелкового полка, конного полка 32-й дивизии, легкого артиллерийского дивизиона и двух броневых машин ударную группу, 1 января перейти из Леваши в наступление на Хаджал-Махи и по занятию такового установить связь с укреплением Гуниб…» [21] Константин Добренко назначался командиром этой ударной группы.

Остальные бригады 14-й дивизии находились еще в пути. Начдив Штейгер остался их встречать, а А.И. Тодорский вместе с комиссаром Л.Н. Аронштамом отправился в прибывшую 40-ю бригаду с целью проверки ее готовности к предстоящему бою. В селении Леваши, где расположилась бригада Константина Добренко, побывав в нескольких ее подразделениях, Тодорский убедился, что бойцы бригады рвутся в бой и горят желанием побыстрее освободить из осады своих боевых товарищей. Такой настрой личного состава бригады приятно обрадовал А.И. Тодорского, а особенно Л.Н. Аронштама – ведь до назначения на дивизию он был в этой бригаде военным комиссаром.

Собрав командиров и политработников частей бригады, Тодорский и Аронштам провели с ними короткий инструктаж. Они напомнили им, что в отношениях с местным населением в такой сложной обстановке нужна крайняя осторожность

– Если мы хотим перетянуть массы на свою сторону, а мы этого хотим, – напутствовал подчиненных А.И. Тодорский, – то необходимо с уважением относиться к национальным обычаям и традициям горцев. Ни в коем случае нельзя оскорблять религиозные чувства населения. Религиозные фанатики готовы на все. Мне рассказывали о случаях, когда подогретые таким образом религиозные фанатики бросались с крышей саклей на головы наших бойцов. Особая осторожность нужна в общении с женщинами-горянками. Надо помнить, что здесь правовое положение женщины несколько иное, чем в русской деревне или кубанской станице.

3 января 1921 г. ударная группа К.С. Добренко совместно с партизанским отрядом Караева освободила от осады гарнизон крепости Гуниб [22].

После успешно проведенной операции по взятию аула Ходжал-Махи и освобождению Гуниба перед частями Дагестанской группы встала задача снятия осады с крепости Хунзах. По пути к Хунзаху предстояло овладеть аулами Аймаки и Гергебиль. В соответствии с группировкой главных сил противника гергебильское направление выделилось как главное. Овладение аулом Гергебиль должно было привести к ликвидации крупного повстанческого района и дать выход к осажденной крепости. Такую задачу поставили А.И. Тодорский и его штаб перед командиром 41-й стрелковой бригады Н.Г. Егоровым [23].