Текст книги "История государства Российского. От начала XVI до начала XVII в."

Страница из рукописного Евангелия XV в.

Но еще сия победа не была решена совершенно. Отчаянные татары, сломленные, низверженные с верху стен и башен, стояли твердым оплотом в улицах, секлись саблями, схватывались за руки с россиянами, резались ножами в ужасной свалке. Дрались на заборах, на кровлях домов; везде попирали ногами головы и тела. Князь Михаил Воротынский первый известил Иоанна, что мы уже в городе, но что битва еще кипит и нужна помощь. Государь отрядил к нему часть своего полка; велел идти и другим воеводам. Наши одолевали во всех местах и теснили татар к укрепленному двору царскому. Сам Едигер со знатнейшими вельможами медленно отступал от проломов, остановился среди города, у Тезицкого или Купеческого рва, бился упорно и вдруг заметил, что толпы наши редеют: ибо россияне, овладев половиною города, славного богатствами азиатской торговли, прельстились его сокровищами; оставляя сечу, начали разбивать дома, лавки – и самые чиновники, коим приказал государь идти с обнаженными мечами за воинами, чтобы никого из них не допускать до грабежа, кинулись на корысть. Тут ожили и малодушные трусы, лежавшие на поле как бы мертвые или раненые; а из обозов прибежали слуги, кашевары, даже купцы: все алкали добычи, хватали серебро, меха, ткани; относили в стан и снова возвращались в город, не думая помогать своим в битве. Казанцы воспользовались утомлением наших воинов, верных чести и доблести: ударили сильно и потеснили их к ужасу грабителей, которые все немедленно обратились в бегство, метались через стену и вопили: «Секут! секут!» Государь увидел сие общее смятение, изменился в лице и думал, что казанцы выгнали все наше войско из города. «С ним были, – пишет Курбский, – великие синклиты, мужи века отцов наших, поседевшие в добродетелях и в ратном искусстве»; они дали совет государю, и государь явил великодушие: взял святую хоругвь и стал перед Царскими воротами, чтобы удержать бегущих. Половина отборной 20-тысячной дружины его сошла с коней и ринулась в город; а с нею и вельможные старцы рядом с их юными сыновьями. Сие свежее, бодрое войско, в светлых доспехах, в блестящих шлемах, как буря нагрянуло на татар: они не могли долго противиться, крепко сомкнулись и в порядке отступали до высоких каменных мечетей, где все их духовные, абизы, сеиты, молны (муллы) и первосвященник Кульшериф встретили россиян не с дарами, не с молением, но с оружием: в остервенении злобы устремились на верную смерть и все до единого пали под нашими мечами. Едигер с остальными казанцами засел в укрепленном дворе царском и сражался около часа. Россияне отбили ворота…

Тут юные жены и дочери казанцев в богатых цветных одеждах стояли вместе на одной стороне под защитою своих прелестей; а в другой стороне отцы, братья и мужья, окружив царя, еще бились усильно: наконец вышли, числом 10 000, в задние ворота к нижней части города. Князь Андрей Курбский с двумястами воинов пресек им дорогу; удерживал их в тесных улицах, на крутизнах; затруднял каждый шаг; давал время нашим разить тыл неприятеля и стал в Збойливых воротах, где присоединилось к нему еще несколько сотен россиян. Гонимые, теснимые казанцы по трупам своих лезли к стене, взвели Едигера на башню и кричали, что хотят вступить в переговоры. Ближайший к ним воевода, князь Димитрий Палецкий, остановил сечу. «Слушайте, – сказали казанцы, – доколе у нас было царство, мы умирали за царя и отечество. Теперь Казань ваша; отдаем вам и царя, живого, неуязвленного: ведите его к Иоанну, а мы идем на широкое поле испить с вами последнюю чашу». Вместе с Едигером они выдали Палецкому главного престарелого вельможу, или карача, именем Заниеша, и двух мамичей, или совоспитанников царских; начали снова стрелять, прыгали со стены вниз и хотели идти к стану нашей правой руки; но, встреченные сильною пальбою из укреплений, обратились влево: кинули тяжелое оружие, разулись и перешли мелкую реку Казанку в виду нашего войска, бывшего в крепости, на стенах и дворе царском, за горами и стремнинами. Одни юные князья Курбские, Андрей и Роман, с малочисленною дружиною успели сесть на коней, обскакали неприятеля, ударили на густую толпу его, врезались в ее середину, топтали, кололи. Но татар было еще 5000, и самых храбрейших: они стояли, ибо не страшились смерти; стиснули наших героев, повергли их, уязвленных, дымящихся кровью, замертво на землю – шли беспрепятственно далее гладким лугом до вязкого болота, где конница уже не могла гнаться за ними, и спешили к густому темному лесу: остаток малый, но своим великодушным остервенением еще опасный для россиян! Государь послал князя Симеона Микулинского, Михаила Васильевича Глинского и Шереметева с конною дружиною за Казанку в объезд, чтобы отрезать бегущих татар от леса: воеводы настигли и побили их. Никто не сдался живой; спаслись немногие, и то раненые.

Г. И. Угрюмов. Взятие Казани Иваном Грозным

Город был взят и пылал в разных местах; сеча престала, но кровь лилась: раздраженные воины резали всех, кого находили в мечетях, в домах, в ямах; брали в плен жен и детей, или чиновников. Двор царский, улицы, стены, глубокие рвы были завалены мертвыми; от крепости до Казанки, далее на лугах и в лесу еще лежали тела и носились по реке. Пальба умолкла; в дыму города раздавались только удары мечей, стон убиваемых, клик победителей. Тогда главный военачальник князь Михаил Воротынский прислал сказать государю: «Радуйся, благочестивый самодержец! Твоим мужеством и счастием победа совершилась: Казань наша, царь ее в твоих руках, народ истреблен или в плену; несметные богатства собраны: что прикажешь?» – «Славить Всевышнего», – ответствовал Иоанн, воздел руки на небо, велел петь молебен под святою хоругвию и, собственною рукою на сем месте водрузив Животворящий Крест, назначил быть там первой церкви христианской. Князь Палецкий представил ему Едигера: без всякого гнева и с видом кротости Иоанн сказал: «Несчастный! Разве ты не знал могущества России и лукавства казанцев?» Едигер, ободренный тихостью государя, преклонил колена, изъявлял раскаяние, требовал милости. Иоанн простил его и с любовию обнял брата, князя Владимира Андреевича, Шиг-Алея, вельмож; ответствовал на их усердные поздравления ласково и смиренно; всю славу отдавал Богу, им и воинству; послал бояр и ближних людей во все дружины с хвалою и с милостивым словом; велел очистить в городе одну улицу от ворот Муралеевых ко двору царскому и въехал в Казань: пред ним воеводы, дворяне и духовник его с крестом; за ним князь Владимир Андреевич и Шиг-Алей. У ворот стояло множество освобожденных россиян, бывших пленниками в Казани: увидев государя, они пали на землю и с радостными слезами взывали: «Избавитель! Ты вывел нас из ада! Для нас, бедных, сирых, не щадил головы своей!» Государь приказал отвести их в стан и питать от стола царского; ехал сквозь ряды складенных тел и плакал; видя трупы казанцев, говорил: «Это не христиане, но подобные нам люди»; видя мертвых россиян, молился за них Всевышнему как за жертву общего спасения. При вступлении во дворец бояре, чиновники, воины снова поздравляли Иоанна. Они с умилением говорили друг другу: «Где царствовало зловерие, упиваясь кровью христиан, там видим Крест Животворящий и государя нашего во славе!» Все единогласно, единодушно, в умилении сердец принесли благодарность Небу. Иоанн велел тушить огонь в городе и всю добычу, все богатства казанские, всех пленников, кроме одного Едигера, отдал воинству; взял только утварь царскую, венец, жезл, знамя державное и пушки, сказав: «Моя корысть есть спокойствие и честь России!» Он возвратился в стан; хотел видеть войско и вышел к полкам с лицом светлым. Они еще дымились кровью неверных и своею; многие витязи, по словам летописца, сияли ранами, драгоценнейшими алмазов. Иоанн стал пред войском и громко произнес речь, исполненную любви и милости. «Воины мужественные! – говорил он. – Бояре, воеводы, чиновники! В сей знаменитый день, страдая за имя Божие, за веру, отечество и царя, вы приобрели славу неслыханную в наше время. Никто не оказывал такой храбрости; никто не одерживал такой победы! Вы новые македоняне, достойные потомки витязей, которые с великим князем Димитрием сокрушили Мамая! Чем могу воздать вам?.. Любезнейшие сыны России, там, на поле чести лежащие! Вы уже сияете в венцах небесных вместе с первыми мучениками христианства. Се дело Божие: наше есть славить вас во веки веков, вписать имена ваши на хартии священной для поминовения в Соборной Апостольской церкви. А вы, своею кровию обагренные, но еще живые для нашей любви и признательности! Все храбрые, коих вижу пред собою! Внимайте и верьте моему обету любить и жаловать вас до конца дней моих… Теперь успокойтесь, победители!» Войско ответствовало радостными кликами. Иоанн посетил, утешил раненых; немедленно отправил шурина своего Данила Романовича в Москву со счастливою вестью к супруге, к митрополиту, к князю Юрию; сел обедать с боярами и дал пир воинам. Сей великолепный праздник отечества украшался воспоминанием минувших зол, чувством настоящей славы и надеждою будущего благоденствия.

П. М. Шамшин. Вступление Иоанна IV в Казань

В тот же день Иоанн послал жалованные грамоты во все окрестные места, объявляя жителям мир и безопасность. «Идите к нам, – писал он, – без ужаса и боязни. Прошедшее забываю, ибо злодейство уже наказано. Платите мне, что вы платили царям казанским». Устрашенные бедствием их столицы, они рассеялись по лесам: успокоенные милостивым словом Иоанновым, возвратились в дома. Сперва жители арские, а после вся луговая черемиса прислали старейшин в стан к государю и дали клятву верности.

Октября 3-го погребали мертвых и совершенно очистили город. На другой день Иоанн с духовенством, синклитом и воинством торжественно вступил в Казань; избрал место, заложил кафедральную церковь Благовещения, обошел город с крестами и посвятил его Богу истинному. Иереи кропили улицы, стены святою водою, моля Вседержителя, да благословит сию новую твердыню православия, да цветут в ней здравие и доблесть, да будет вовеки неприступною для врагов, вовеки неотъемлемою собственностию и честию России!.. Осмотрев всю Казань, назначив, где быть храмам, и приказав немедленно возобновить разрушенные укрепления, стены, башни, государь с вельможами поехал во дворец, на коем развевалось знамя христианское.

Так пало к ногам Иоанновым одно из знаменитых царств, основанных Чингисовыми монголами в пределах нынешней России. Возникнув на развалинах Болгарии и поглотив ее бедные остатки, Казань имела и хищный, воинственный дух монголов, и торговый, заимствованный ею от древних жителей сей страны, где издавна съезжались купцы армянские, хивинские, персидские (и где он доныне сохранился: доныне казанские татары, потомки Золотой Орды и болгаров, имеют купеческие связи с Востоком). Около 115 лет казанцы нам и мы им неутомимо враждовали, от первого их царя Махмета, у коего прадед Иоаннов был пленником, до Едигера, взятого в плен Иоанном, которого дед уже именовался государем болгарским, уже считал Казань нашею областью, но при конце жизни своей видел ее страшный бунт и не мог отмстить за кровь россиян, там пролиянную. Новые мирные договоры служили поводом к новым изменам, и всякая была ужасом для Восточной России, где на всей длинной черте от Нижнего Новгорода до Перми люди вечно береглись, как на отводной страже. Самая месть стоила нам дорого, и самые счастливые походы иногда заключались истреблением войска и коней от болезней, от трудностей пути в местах диких, населенных народами свирепыми. Одним словом, вопрос – надлежало ли покорить Казань? – соединялся ли с другим: надлежало ли безопасностью и спокойствием утвердить бытие России? Чувство государственного блага, усиленное ревностию веры, производило в победителях общий, живейший восторг, и летописцы говорят о сем завоевании, с жаром стихотворцев призывая современников и потомство к великому зрелищу Казани, обновляемой во имя Христа Спасителя, осеняемой хоругвями, украшаемой церквами православия, оживленной (после ужасов кровопролития, после безмолвия смерти) присутствием многочисленного радостного войска, среди свежих трофеев, но уже в глубокой мирной тишине ликующего на стогнах, площадях, в садах, и юного царя, сидящего на славно завоеванном престоле в блестящем кругу вельмож и полководцев, у коих была только одна мысль, одно чувство: мы заслужили благодарность отечества! Летописцы сказывают, что небо благоприятствовало торжеству победы; что время стояло ясное, теплое, и россияне, осаждав Казань в мрачную, дождливую осень, вступили в нее как бы весною.

Н. К. Рерих. Покорение Казани (эскиз панно для вестибюля Казанского вокзала в Москве)

Шестого октября духовник государев с иереями свияжскими освятил храм Благовещения. В следующие дни Иоанн занимался учреждением правительства в городе и в областях; объявил князя Александра Горбатого Шуйского казанским наместником, а князя Василия Серебряного его товарищем; дал им письменное наставление, 1500 детей боярских, 3000 стрельцов со многими казаками, и 11 октября изготовился к отъезду, хотя благоразумные вельможи советовали ему остаться там до весны со всем войском, чтобы довершить покорение земли, где обитали пять народов: мордва, чуваши, вотяки (в Арской области), черемисы и башкирцы (вверх по Каме). Еще многие из их улусов не признавали нашей власти; к ним ушли некоторые из злейших казанцев, и легко было предузнать опасные того следствия. В стане и в Свияжске находилось довольно запасов для прокормления войска. Но Иоанн, нетерпеливо желая видеть супругу и явить себя Москве в славе, отверг совет мудрейших, чтобы исполнить волю сердца, ободряемую братьями царицы и другими сановниками, которые также хотели скорее отдохнуть на лаврах. Отпев молебен в церкви Благовещения и поручив хранение новой страны своей Иисусу, Деве Марии, российским угодникам Божиим, царь выехал из Казани, ночевал на берегу Волги, напротив Гостиного острова, и 12 октября с князем Владимиром Андреевичем, с боярами и с пехотными дружинами отплыл в ладиях к Свияжску. Князь Михаил Воротынский повел конницу берегом к Василю-городу, путем уже безопасным, хотя и трудным.

Пробыв только один день в Свияжске и назначив князя Петра Шуйского правителем сей области, Иоанн 14 октября под Вязовыми горами сел на суда. В Нижнем на берегу Волги встретили его все граждане с крестами и, преклонив колени, обливались слезами благодарности за вечное избавление их от ужасных набегов казанских; славили победителя громогласно, с душевным восхищением, так что сей благодарный плач, заглушая пение священников, принудил их умолкнуть. Тут же послы от царицы, князя Юрия, митрополита здравствовали государю на Богом данной ему отчине, царстве Казанском. Собрав в Нижнем все воинство; снова изъявив признательность своим усердным сподвижникам; сказав, что расстается с ними до первого случая обнажить со славою меч за отечество, он уволил их в дома; сам поехал сухим путем через Балахну во Владимир и в Судогде встретил боярина Василия Юрьевича Траханиота, который скакал к нему от Анастасии с вестью о рождении сына, царевича Димитрия. Государь в радости спрыгнул с коня, обнял, целовал Траханиота; благодарил Небо, плакал и, не зная, как наградить счастливого вестника, отдал ему с плеча одежду царскую и коня из-под себя. Иоанн имел уже двух дочерей, Анну и Марию, из коих первая скончалась одиннадцати месяцев: рождение наследника было тайным желанием его сердца. Он послал шурина Никиту Романовича к Анастасии с нежными приветствиями; останавливался во Владимире, в Суздале единственно для того, чтобы молиться в храмах, изъявлять чувствительность к любви жителей, отовсюду стекавшихся видеть лицо его, светлое радостию; заехал в славную Троицкую обитель Св. Сергия, знаменовался у гроба его, вкусил хлеба с иноками и 28 октября ночевал в селе Тайнинском, где ждали его брат князь Юрий и некоторые бояре с поздравлением; а на другой день, рано, приближаясь к любезной ему столице, увидел на берегу Яузы бесчисленное множество народа, так что на пространстве шести верст, от реки до посада, оставался только самый тесный путь для государя и дружины его. Сею улицею, между тысячами московских граждан, ехал Иоанн, кланяясь на обе стороны; а народ, целуя ноги, руки его, восклицал непрестанно: «Многая лета царю благочестивому, победителю варваров, избавителю христиан!» Там, где жители московские приняли некогда Владимирский образ Богоматери, несущий спасение граду в нашествие Тамерлана – где ныне монастырь Сретенский, – там митрополит, епископы, духовенство с сею иконою, старцы бояре, князь Михаил Иванович Булгаков, Иван Григорьевич Морозов, слуги отца и деда его, со всеми чиноначальниками стояли под церковными хоругвями. Иоанн сошел с коня, приложился к образу и, благословенный святителями, сказал: «Собор духовенства православного! Отче митрополит и владыки! Я молил вас быть ревностными ходатаями пред Всевышним за царя и царство, да отпустятся мне грехи юности, да устрою землю, да буду щитом ее в нашествия варваров; советовался с вами о казанских изменах, о средствах прекратить оные, погасить огнь в наших селах, унять текущую кровь россиян, снять цепи с христианских пленников, вывести их из темницы, возвратить отечеству и церкви. Дед мой, отец и мы посылали воевод, но без успеха. Наконец, исполняя совет ваш, я сам выступил в поле. Тогда явился другой неприятель, хан крымский, в пределах России, чтобы в наше отсутствие истребить христианство. Вспомнив слово Евангельское – бдите и молитеся, да не внидете в напасть! – вы, достойные святители церкви, молились – и Бог услышал вас и помог нам, – и хан, гонимый единственно гневом Небесным, бежал малодушно!.. Ободренные явным действием вашей молитвы, мы подвиглись на Казань, благополучно достигли цели, и милостию Божиего, мужеством князя Владимира Андреевича, наших бояр, воевод и всего воинства сей град многолюдный пал пред нами: судом Господним в единый час изгибли неверные без вести, царь их взят в плен, исчезла прелесть Магометова, на ее месте водружен Святый крест; области Арская и Луговая платят дань России; воеводы московские управляют землею; а мы, во здравии и веселии, пришли сюда к образу Богоматери, к мощам великих угодников, к вашей святыне, в свою любезную отчизну – и за сие Небесное благодеяние, вами испрошенное, тебе, отцу своему, и всему освященному Собору мы с князем Владимиром Андреевичем и со всем воинством в умилении сердца кланяемся». Тут государь, князь Владимир и вся дружина воинская поклонились до земли. Иоанн продолжал: «Молю вас и ныне, да ревностным ходатайством у престола Божия и мудрыми своими наставлениями способствуете мне утвердить закон, правду, благие нравы внутри государства; да цветет отечество под сению мира в добродетели; да цветет в нем христианство; да познают Бога истинного неверные, новые подданные России, и вместе с нами да славят Святую Троицу во веки веков. Аминь!»

Митрополит ответствовал: «Царю благочестивый! Мы, твои богомольцы, удивленные избытком Небесной к нам милости, что речем пред Господом? Разве токмо воскликнем: дивен Бог творяй чудеса!.. Какая победа! Какая слава для тебя и для всех твоих светлых сподвижников! Что мы были? И что ныне? Вероломные, лютые казанцы ужасали Россию, жадно пили кровь христиан, увлекали их в неволю, оскверняли, разоряли святые церкви. Терзаемый бедствием отечества, ты, царь великодушный, возложив неуклонную надежду на Бога Вседержителя, произнес обет спасти нас; ополчился с верою; шел на труды и на смерть; страдал до крови; предал свою душу и тело за церковь, за отечество – и благодать Небесная воссияла на тебе, якоже на древних царях, угодных Господу: на Константине Великом, Св. Владимире, Димитрии Донском, Александре Невском. Ты сравнялся с ними – и кто превзошел тебя? Сей царствующий град казанский, где гнездился змий как в глубокой норе своей, уязвляя, поядая нас, – сей град, столь знаменитый и столь ужасный, лежит бездушный у ног твоих; ты растоптал главу змия, освободил тысячи христиан плененных, знамениями истинной веры освятил скверну Магометову – навеки, навеки успокоил Россию! Се дело Божие, но через тебя совершенное! Ибо ты помнил слово Евангельское: рабе благий! В мале был еси верен: над многими тя поставлю! Веселись, о царь, любезный Богу и отечеству! Даровав победу, Всевышний даровал тебе и вожделенного, первородного сына! Живи и здравствуй с добродетельною царицею Анастасией, с юным царевичем Димитрием, со своими братьями, боярами и со всем православным воинством в богоспасаемом царствующем граде Москве и на всех своих царствах в сей год и в предыдущие многие, многие лета. А мы тебе, государю благочестивому, за твои труды и подвиги великие со всеми святителями, со всеми православными христианами кланяемся». Митрополит, духовенство, сановники и народ пали ниц пред Иоанном; слезы текли из глаз; благословения раздавались долго и непрерывно.

Тут государь снял с себя воинскую одежду, возложил на плеча порфиру, на выю и на перси Крест Животворящий, на главу венец Мономахов и пошел за святыми иконами в Кремль; слушал молебен в храме Успения; с любовию и благодарностью поклонился мощам российских угодников Божиих, гробам своих предков; обходил все храмы знаменитые и спешил наконец во дворец. Царица еще не могла встретить его: лежала на постели; но, увидев супруга, забыла слабость и болезнь: в восторге упала к ногам державного героя, который, обнимая Анастасию и сына, вкусил тогда всю полноту счастия, данного в удел человечеству.

Москва и Россия были в неописанном волнении радости. Везде в отверстых храмах благодарили Небо и царя; отовсюду спешили усердные подданные видеть лицо Иоанна; говорили единственно о великом деле его, о преодоленных трудностях похода, усилиях, хитростях осады; о злобном ожесточении казанцев, о блистательном мужестве россиян и возвышались сердцем, повторяя: «Мы завоевали царство! Что скажут в свете?»

Икона «Благословенно воинство Небесного Царя» – шествие русских воинов из покорённой Казани в Небесный Иерусалим (Москву). Написана по заказу Ивана Грозного в память о его Казанском походе 1552 г. Ок. 1550–1560-х гг.

Несколько дней посвятив счастию семейственному, Иоанн, ноября 8, дал торжественный обед в Большой Грановитой палате митрополиту, епископам, архимандритам, игуменам, князьям Юрию Василиевичу и Владимиру Андреевичу, всем боярам, всем воеводам, которые мужествовали под Казанью. «Никогда, – говорят летописцы, – не видали мы такого великолепия, празднества, веселия во дворце московском, ни такой щедрости». Иоанн дарил всех, от митрополита до простого воина, ознаменованного или славною раною, или замеченного в списке храбрых; князя Владимира Андреевича жаловал шубами, златыми фряжскими кубками и ковшами; бояр, воевод, дворян, детей боярских и всех воинов по достоянию – одеждами со своего плеча, бархатами, соболями, кубками, конями, доспехами или деньгами; три дня пировал со своими знаменитейшими подданными и три дня сыпал дары, коих по счету, сделанному в казначействе, вышло на сорок восемь тысяч рублей (около миллиона нынешних), кроме богатых отчин и поместьев, розданных тогда воинским и придворным чиновникам.

Чтобы ознаменовать взятие Казани достойным памятником для будущих столетий, государь заложил великолепный храм Покрова Богоматери у ворот Флоровских, или Спасских, о девяти куполах: он есть доныне лучшее произведение так называемой готической архитектуры в нашей древней столице.

Сей монарх, озаренный славою, до восторга любимый отечеством, завоеватель враждебного царства, умиритель своего, великодушный во всех чувствах, во всех намерениях, мудрый правитель, законодатель, имел только 22 года от рождения: явление редкое в истории государств! Казалось, что Бог хотел в Иоанне удивить Россию и человечество примером какого-то совершенства, великости и счастия на троне… Но здесь восходит первое облако над лучезарною главою юного венценосца.