Текст книги "Исповедь флотского офицера. Сокровенное о превратностях судьбы и катаклизмах времени"

Глава X
Свидетельские показания об эпохе Ельцина

1. Подозрительная кража автомобиля

Однако самую великую обиду нанесли мне не внутренние враги и недоброжелатели и даже не криминальные сообщества, а высокопоставленные и элитные правоохранительные структуры из личной охраны Ельцина. Когда я начинал строительство автостоянки в 1988 году, то микрорайона «Северное Бутово» ещё не существовало. Если бы этот микрорайон не был построен, то автостоянка ограничила свой объем в количестве 500–600 машиномест. Кому же охота добираться до автостоянки на 33-м километре МКАД, затрачивая на дорогу час или больше личного времени из Ясенево, Теплого Стана или жилых массивов Северного и Южного Чертаново? А были и такие члены автостоянки, которые жили в центре Москвы или в её северных районах. Такие автолюбители использовали автостоянку не для ежедневных нужд, а для отстоя транспорта в зимнее время или как склад для хранения домашнего имущества. На мой взгляд, если переход из дома до стоянки занимает больше 20 минут, то для ежедневных нужд использовать такую стоянку нерационально.

Наша стоянка была настолько изолирована от жилых массивов, что даже мне с улицы Кировоградской, дом 19, приходилось тратить на переезд общественным транспортом от дома до автостоянки полчаса времени. Как раз строительство напротив нашей автостоянки огромного жилого массива «Северное Бутово» и определило наплыв автолюбителей, желающих получить гаражи на нашей автостоянке. Чтобы попасть на стоянку из микрорайона «Северное Бутово», не надо было пользоваться общественным транспортом, достаточно было пройти по подземному переходу под МКАД и затратить 15–20 минут времени. В одном из домов поселили семьи охранников Ельцина. Одна из семей какого-то гражданина, проживающего в этом доме, имела гараж на нашей автостоянке. Но, как и многие другие владельцы личного автотранспорта, они оставляли на ночь машину не в гараже, а около дома. Да и машина-то была хоть и новая, но самой рядовой и непрестижной марки «Дэу Нексия». В одну из ночей машина была угнана и через органы милиции была объявлена в официальный розыск. В те бандитские времена эпохи Ельцина найти её с помощью милиции было практически невозможно.

Видимо, кто-то из соседей по дому, работающий в личной охране Ельцина, дружил с семьей пострадавших и посоветовал обескураженным соседям имитировать угон уже украденной машины из гаража автостоянки. При этом сосед из высокопоставленных органов личной охраны президента, видимо, гарантировал пострадавшим, что «выбить» из стоянки финансовый эквивалент украденной машины не составит для него никакого труда. Без машины на территорию автостоянки можно пройти и незаметно, без регистрации у сторожей. Собственно говоря, сторожа регистрировали и отмечали в журнале только факт прибытия или убытия автотранспорта, а отмечать проход членов автостоянки не входило в их обязанности. Этот порядок действовал не только у нас, но и на других стоянках. По разработанному сценарию владелец украденной машины на следующую ночь проник на территорию стоянки, разрезал и разворотил с задней стены проход в свой личный бокс, а затем открыл своим ключом замок и распахнул ворота.

На огромной территории в полторы тысячи машиномест этой ночной операции никто не заметил. Часов в 7 утра владелец бокса вернулся на автостоянку, якобы за своей машиной, и обнаружил её пропажу. Он пригласил сторожей для осмотра «места происшествия», а сам ушел с автостоянки, даже не воспользовавшись телефоном автостоянки для вызова милиции. Все это происходило во времена Ельцина, когда сотовых телефонов ещё не было. Стоянка расположена в зоне оперативной ответственности 136-го отделения милиции «Чертаново-Южное». Как потом мне докладывали сторожа, на стоянку минут через пятнадцать прибыл лично начальник 136-го отделения милиции с оперативниками. По звонку сторожа об угоне и прибытии милицейского начальника я быстро собрался и поехал на автостоянку. Но уже никого не застал. Пострадавший как ушел в 7 утра, так больше не появлялся. Начальник 136-го отделения и его сотрудники милиции также очень быстро покинули автостоянку, не опросив сторожей и даже не проверив журнал въезда и выезда автотранспорта.

Я сам осмотрел место происшествия и обнаружил в траве между боксами совершенно исправный навесной замок, которым запирались ворота бокса. Замок был не погнут и явно открыт ключом или отмычкой. Но если воры так легко открыли ворота, то зачем им понадобилось ножницами по металлу резать заднюю стену и проникать в гараж нестандартным способом? Прибыв в охранное помещение, я, прежде всего, осмотрел индивидуальные ячейки, которые дублировали каждое машиноместо. В этих ячейках размещались карточки-заместители. Когда человек ставил машину в гараж, то забирал из своей ячейки карточку-заместитель, а когда уезжал на машине с автостоянки, то оставлял карточку-заместитель в своей индивидуальной ячейке. По этому стенду легко было визуально определить, в каких боксах стоят машины, а в каких их в настоящее время нет. Карточка-заместитель якобы угнанной машины была на месте, а значит, и машины на стоянке в эти дни не было.

Дублировал этот визуальный контроль письменный контроль выезда и заезда каждого автомобиля на территорию автостоянки. Сторож автостоянки, прежде чем открыть ворота, обязательно фиксировал время и номер автомобиля в специальный журнал, в графу въезда или выезда. Никаких отметок в журнале не было обнаружено. В то же время если бы сторож спал, то без нажатия кнопки изнутри охранного помещения, открыть автоматические ворота было невозможно. Автомобили пока летать не научились, а значит, и весь этот угон является либо подставой, либо тщательно спланированной провокацией. Скрывая свое подозрение и тревогу, я продолжал расспрашивать сторожей о подробностях посещения автостоянки начальником 136-го отделения милиции. Было ясно, что на простой угон начальник не поедет. Что-то в этой истории было не так. Если не было воровства и даже звонка с автостоянки, то каким образом начальник милиции ранним утром через пятнадцать минут после обнаружения факта угона и убытия хозяина автомобиля домой, оказался на нашей территории? Чтобы самостоятельно вызвать милицию, хозяину машины надо было минут пятнадцать времени только на то, чтобы преодолеть подземный переход под МКАД и добраться до дома.

Но даже если пострадавший позвонил в милицию из дома, то часа через два-три приехал бы какой-нибудь младший оперативник. А тут прибыл через 15 минут, ранним утром, сам начальник 136-го отделения милиции в звании полковника. Понимая, что стоянка «влипла» в какую-то подозрительную историю, я поручил сторожам написать объяснительные записки, и тщательно зафиксировать в них в хронологическом порядке все события их суточного дежурства. Важно было найти хоть каких-то свидетелей или улики. Свидетелей не было. Инструмент, с помощью которого была грубо вскрыта задняя стенка бокса, не обнаружен. В качестве улики можно было использовать неповрежденный замок. Я его упаковал в полиэтиленовый пакет в надежде, что на нем сохранились отпечатки пальцев злоумышленника. Дальше события стали развиваться по тому же нестандартному пути. Около 9 часов утра мне на стоянку позвонил начальник 136-го отделения милиции и предложил приехать к нему в отделение. Какие-то кражи случались и до этого, но чести быть лично приглашенным после кражи автомобиля в кабинет начальника милиции, я не удостаивался.

С полковником милиции, который в это время возглавлял 136-е отделение, я был знаком. Вначале эксплуатации, на стоянке невозможно было установить телефон, так как рядом не было телефонного кабеля, а устанавливать воздушную линию МГТС запретило. Времена были бандитские. Какие-нибудь ночные гастролеры могли заехать на стоянку и угнать за ночь десяток автомобилей. Невооруженный сторож без телефонной связи, был беспомощен и не мог оказать никакого сопротивления. Связь с милицией для вызова патрульной машины, в случае нападения на автостоянку, была жизненно необходима. Напомню, что сотовой связи ещё не было. Я обратился к военным связистам, и они передали автостоянке два комплекта списанных и снятых с эксплуатации радиостанций. Аппаратура оказалась очень громоздкой, но если мне удастся уговорить начальника 136-го отделения милиции установить один комплект в помещении круглосуточного дежурного по 136-му отделению милиции, то сторожа могли в любой момент сообщить о нападении на автостоянку дежурному милиционеру. С просьбой установить комплект радиостанции в помещении дежурного милиционера, я обратился к начальнику 136-го отделения милиции и быстро получил его согласие. Так мы с ним познакомились.

Скоро мне удалось договориться с руководством МРЭО № 5 и руководством московского ГАИ, использовать свободный телефонный номер МРЭО № 5 для нужд автостоянки. Стоянка обзавелась собственным телефонным номером, и надобность в радиосвязи отпала. Но взаимодействие с начальником 136 отделения милиции продолжалось. Я очень опасался за сохранность автомобилей на стоянке и старался защитить стоянку не только от внешних воров, но и от собственных недобропорядочных членов автостоянки. Были случаи, когда одни члены, придя на стоянку, вскрывали гаражные боксы своих соседей и воровали из них запчасти, колеса, аккумуляторы или инструменты. Найти таких внутренних воров было крайне трудно. А люди жаловались председателю и просили или найти вора и вернуть украденное имущество или выплатить денежную компенсацию. Такая подлость внутренних воров повергала меня в шок.

Я расстраивался и переживал не меньше того человека, которого обворовали. Я просил сторожей докладывать о краже дежурному по 136-го отделению милиции и вызывать милицейского следователя. Реакции не было, и тогда я обратился к начальнику отделения милиции, чтобы для стоянки назначили отдельного следователя. По просьбе начальника, я передал ему копию списка членов автостоянки вместе с телефонами и домашними адресами. Следователь был назначен, и в случае кражи, сторожа звонили не только дежурному, но и милицейскому следователю. Он приезжал по звонку, ходил по стоянке и беседовал с потерпевшими. Это успокаивало потерпевших, но ни разу не было случая, чтобы офицер милиции отыскал воров. Особо расстроенные потерпевшие ходили за мной по пятам и жаловались, что у них нет средств, снова купить украденные запчасти или инструменты. Я понимал их обиду и отчаяние, потому что и сам был неоднократно обворован. Приходилось поступать не по закону, а по совести.

Приходилось выяснять, на какую сумму совершена кража имущества из гаража потерпевшего и процентов на 70–80, в зависимости от настойчивости потерпевшего, под расписку возмещать ему стоимость украденного, из неучтенных средств автостоянки. Откровенно признаюсь, что я возмещал стоимость украденного имущества из тех средств, которые мог бы использовать для личного обогащения. При этом я просил потерпевшего хранить в тайне, что он получил денежную компенсацию украденного имущества. Никаким уставом не предусмотрена ответственность сторожей, как и руководства автостоянки за внутренние кражи. В то же время никакой финансовый орган не признает законность расходования общественных денег или эксплуатационных взносов добропорядочных членов автостоянки на возмещение расходов кражи имущества отдельных членов. Милиция же была бессильна отыскать воров. Вот и приходилось «выкручиваться» с помощью неучтенных средств.

Эти расписки я хранил не на стоянке, а дома, как личную тайну. Впрочем, потерпевшие не знали, что возмещение осуществляется из неучтенных средств. Они думали, что я расходую эксплуатационные общественные средства и старались не афишировать возмещение убытков от воровства, осознавая их незаконность. Добропорядочные члены могли и возмутиться, узнав, что автостоянка компенсирует финансовые потери потерпевших за счет их средств. Таким образом, у меня были хотя и бесполезные, но довольно тесные контакты с начальником 136-го отделения милиции. Насколько помню, это был, как ныне принято говорить, человек кавказской национальности. Но он прошел горнило милицейской службы во времена крепкой советской власти и потому не мог не быть порядочным человеком.

Однако и он сам, и все его подчиненные в начале 90-х годов, в первые годы правления Ельцина, выглядели растерянными и угнетенными от невозможности справиться с валом преступности. До случая таинственного исчезновения из гаража, не принятого под охрану сторожей автомобиля, всегда я проявлял инициативу и большую настойчивость, чтобы встретиться с начальником 136-го отделения милиции. Сам же полковник милиции не проявлял особого интереса ни ко мне, ни к автостоянке.

2. Охранники Ельцина, или Законы беспредела

На этот раз он позвонил на автостоянку около 9 часов утра лично, и попросил меня срочно прибыть к нему на собеседование. В кабинете полковник не стал ходить вокруг да около. Он сразу сказал, что стоянка должна изыскать средства и срочно выплатить хозяину угнанной машины денежную компенсацию в размере 11 тысяч долларов. В ответ на это требование я сообщил ему, что все факты свидетельствуют о том, что никакой кражи не было, потому что на стоянке в ночь кражи не было самой машины, что подтверждено показаниями сторожей и документами учета и контроля выезда и въезда автотранспорта. Полковник не стал возражать против моих доводов. Он внимательно посмотрел на меня и в отчаянии сказал, что сопротивляться бесполезно. Не уточняя, кто конкретно, он заявил, что на него давят такие люди, что если я не выплачу компенсацию, то его уволят со службы. Но особенно запомнилась фраза, что полковник и начальник 136-го отделения милиции готов стать передо мной на колени. Я видел по его напряженному и расстроенному выражению лица, что он не шутит, а вполне искренен со мной и говорит сущую правду.

Я был полностью обескуражен таким откровенным признанием. Он мне не угрожал, не обещал преследовать меня, если я откажусь выполнить его просьбу. А ведь вполне бы мог пойти и по этому пути! Организовать пару-тройку ложных заявлений от членов автостоянки о моем воровстве было проще пареной репы. Потом можно было, и арестовать до суда, как вероятного преступника и мошенника. А пока я сижу, натрясти из членов стоянки сколько угодно заявлений о моем вымогании взяток за предоставление гаражей. Да мало ли каких финансовых и экономических преступлений можно обнаружить, а правильнее сказать – искусственно и умело реконструировать в деятельности человека, который организовал и эксплуатирует автостоянку на полторы тысячи машиномест. Современные милицейские боевики и телесериалы полны такими случаями незаконного вымогательства со стороны милицейских работников разного уровня.

Но не только придуманная виртуальность, но и реальная жизнь свидетельствует, что в современных правоохранительных органах, называют ли их милицией или полицией, полно «оборотней в погонах», которые, прикрываясь властью, оружием и погонами, работают на себя, а не на государство. Полковник поступил честно и порядочно. Он открыто сказал, что если я не выплачу компенсацию, то его отстранят от должности и уволят со службы. Своим заявлением он вызвал во мне не страх, а чувство человеческого уважения. Дослужившись до погон полковника, он не потерял чести и достоинства милицейского офицера. Конечно же, мне не хотелось вступать в конфликт с милицией и подводить начальника 136-го отделения милиции своей жадностью. На стоянке было на этот момент два построенных, но нереализованных гаража. Что-то имелось и в общественной кассе. Я пообещал полковнику, что в течение двух месяцев выплачу неожиданному вымогателю 11 тысяч долларов и вопрос закрою. С тем и удалился, дружески распрощавшись с полковником и удивляясь причудам ельцинского правопорядка. Уже вернувшись на стоянку, я подумал, что машина и вовсе не была украдена, а хозяин гаража, пользуясь высокопоставленными неизвестными покровителями, просто захотел «развести» автостоянку на 11 тысяч долларов с помощью милиции.

Людская совесть во времена эпохи Ельцина стремительно деградировала, мошенники и «кидалы» плодились как грибы после дождя, и такой вариант добычи незаработанных денег был вполне возможен. Я позвонил знакомому сотруднику ГАИ, имеющему гараж на нашей стоянке, и попросил выяснить, числится ли в угоне украденная машина? Ведь в любом случае, хозяин обязан был письменно заявить в милицию об угоне машины, а милиция была обязана занести её в базу угнанных машин и организовать её поиск. Ожидая ответ, я даже надеялся, что машину уже нашли, и тогда ничего компенсировать не придется. Но сообщение работника ГАИ поставило меня в полный «ступор». Оказалось, что эта машина стала числиться в угоне ещё за сутки до того, как она якобы пропала с нашей стоянки. Подлог и мистификация угона были налицо. Изменить дату в базе данных угнанных машин, не так-то просто.

Потом, ведь никто не знает, что я это обнаружил. После моего ухода начальник 136-го отделения милиции наверняка позвонил тому начальнику, который угрожал отстранить его от должности и уволить со службы, и сообщил, что компенсация будет выплачена. Кому же в этой ситуации, придет в голову вносить изменения в базу данных угнанных машин? Обдумав эти обстоятельства, а главное, еще веруя в порядочность хотя бы органов ельцинской прокуратуры, я быстро написал пространное заявление на имя прокурора Южного округа города Москвы, где указал все тонкости подлога с угоном автомобиля и обвинил хозяина автомобиля в лжесвидетельстве и вымогательстве. Ни каких ссылок на начальника 136-го отделения милиции я не делал. Да и ему не позвонил с предупреждением, что нарушаю договоренность. Подлог владельца машины был настолько очевиден, что по советскому времени прокуратура, как независимый от милиции орган, защитила бы и меня и автостоянку и начальника 136-го отделения милиции. Не помню точно, но прокуратура округа располагалась почти у садового кольца, то ли по улице Люсиновской, то ли по улице Серпуховской.

Я успел приехать в прокуратуру в этот же день, и в конце рабочего дня меня приняла женщина-прокурор в звании старшего лейтенанта юстиции. Вежливо улыбаясь, она выслушала меня, приняла мое заявление и внимательно прочитала. Я ей передал также объяснительные записки сторожей, упакованный в полиэтиленовый мешочек исправный замок гаража и книгу регистрации въезда и выезда автотранспорта. Главным же моим доказательством явилось то, что инкриминируемая кража автомобиля якобы произошла в эту ночь. А на самом деле, ещё за сутки до этого, этот автомобиль уже был зарегистрирован в милицейской базе данных угнанных автомобилей московского региона. Женщина-прокурор сообщила мне, что заявление принято к рассмотрению, выдала мне регистрационный номер, и я, уверенный в скором торжестве справедливости, покинул прокуратуру, восхваляя сам себя за аналитический ум и наблюдательность.

Я искренне верил, что прокуратура быстро разберется в обстоятельствах угона, и снимет обвинения с автостоянки. Заодно и лишится аргумента тот представитель власти, который давил на начальника 136-го отделения милиции, угрожая ему увольнением. Но радовался и торжествовал я рано, и не по делу. В этой ситуации я был наивным «совком». Да и сейчас я такой же. Скоро я понял, что мы живем в такой подлой системе сплошной коррупции, где справедливости и законности нет места. Через два дня вечером, я как обычно сидел в приемной комнате правления на втором этаже вместе со своим заместителем по строительству, и двумя посетителями. Неожиданно на стоянку въехали два крутых джипа с затененными стеклами. Из одного из них вышли трое, прекрасно сложенных, коренастых человека и поднялись в помещение. По одежде и по внешнему виду они отличались от окружающих изысканностью, вызывающей холеностью небожителей, надменностью и властным видом. Но лица у них были далеко не нордического типа. Все трое были людьми кавказской национальности. У одного из них был в руках пистолет, у другого наручники, а третий сопровождал их в качестве охранника и держал руку в кармане. Из второго джипа так никто и не вышел.

Тот, что с наручниками, был, видимо, главный. Не представляясь, он спросил, кто из нас Мальцев. Я представился. Он попросил представиться и других, кто находился в помещении. Может, подумал, что это мои охранники? К моему удивлению, мой вороватый заместитель по строительству сразу понял, что дело, как говорится, «пахнет керосином». Быстро среагировал на опасность (воры умеют инстинктом определять грозящую им опасность), и представился не как член правления, а как посетитель. Это меня до крайности изумило, но подправлять я его не стал. Посетитель так посетитель. Хотя такое беспардонное предательство я надолго запомнил и при первой же возможности выгнал этого подонка из правления. Старший из этой группы попросил всех выйти, чтобы наедине побеседовать лично с председателем. Я сказал, что в этом нет надобности, и предложил пройти в отдельную комнату председателя, где у меня в сейфе хранились финансовые документы, списки и печать общественного объединения.

Мы вчетвером зашли в крошечную комнату, где размещался стол и два стула, один для меня, другой для посетителя. Я обошел стол и сел на свое место. Предложил и тому, кто был с наручниками, сесть на свободный стул. Но прежде чем сесть, он достал корочки и продемонстрировал их мне, заявив, что он является сотрудником личной охраны президента Ельцина. Честно скажу, я не успел в подробностях разглядеть, что написано в корочках. Да для меня уже не имело значения, пришли ли это бандиты или настоящие сотрудники президентской охраны. От разговора уклониться было невозможно. Спрятав корочки, старший сел напротив меня и сказал, что об их посещении автостоянки осведомлен только один человек, и этим человеком является начальник Управления МВД Южного округа. Он достал бумажку с номером телефона и предложил, если я сомневаюсь, позвонить и поговорить с милицейским генералом. Но я не сомневался. Сразу же сообразил, кто давил на начальника 136-го отделения милиции, угрожая снять его с должности и отправить на пенсию. Я спросил: «Чего вы хотите?» Но холеный мужчина средних лет, играя наручниками, не ответил на мой вопрос. Он начал издалека.

Он сообщил, что прежде чем встретиться со мной, они просмотрели мое досье и теперь знают, где я живу, возраст моих детей и мою офицерскую биографию. Особенно он подчеркнул то обстоятельство, что я служил на атомных подводных лодках и не был «сексотом» КГБ. На этом основании они пришли к выводу о моей порядочности. Порядочность порядочностью, но не обошлось без угроз и запугивания. «Посетитель» без пафоса, не повышая голоса, заявил, что он может меня арестовать, а, выехав на МКАД, пристрелить и выбросить труп на обочину и никто никогда не установит, кто и зачем совершил это убийство. Тут он был прав. Власть этих людей была безгранична. Запуганный генерал и руководитель управления МВД Южного округа сделает все возможное, чтобы не найти моих убийц и тем самым сохранить за собой генеральскую должность. Я думаю, и произносил эту угрозу убийства мой посетитель не для красного словца, а потому что его профессией была вовсе не профессия охраны президента, а убийство лиц, неугодных ельцинскому режиму.

Это мои догадки, неподтвержденные никакими фактами. Но почему-то я инстинктивно почувствовал, что именно такие головорезы и убили прославленного и заслуженного генерала и депутата Рохлина, когда он собрал свидетельства и документы о факте тайной продажи США стратегических ядерных материалов, которые были наработаны и добыты тяжким трудом заключенных во времена существования СССР. Рохлин не был противником демократии, но он был офицером и порядочным человеком. Он готовился выступить перед народными депутатами, не для того чтобы призвать к бунту и восстанию против Ельцина, а чтобы показать бесчестие и жадность ельцинского окружения, которое, прикрываясь демократическим словоблудием, по дешевке распродает национальное достояние и стратегический оборонный потенциал Российской федерации. Дав разрешение на сделку, Ельцин нарушил конституцию. Он был обязан, согласно своей президентской клятве, заботиться о безопасности и умножать стратегический оборонный потенциал, а Ельцин и его окружение делали все возможное и невозможное, чтобы разрушить экономику и обороноспособность собственного отечества.

Да и не называло окружение Ельцина Россию «родиной» или «отечеством». Дух разрушения, ненависть и презрение к народам России были так сильны, что в ходу администрации президента и правительства был термин «эта страна». В ночь перед разоблачительным выступлением, генерал и народный депутат Рохлин был убит на служебной даче. Не помогла и личная охрана. Причем после убийства пистолет очистили от отпечатков пальцев настоящего убийцы и принудили жену Рохлина подержать этот пистолет в своих руках. Кровавая трагедия закончилась тем, что в убийстве мужа обвинили жену Рохлина. Большего изуверства придумать было невозможно. Так честность и порядочность генерала Рохлина обернулась его убийством и тюремным заключением его жены. После она была оправдана, но это уже был надломленный человек, с исковерканной судьбой, который не представлял никакого интереса и не нес никакой угрозы для режима Ельцина.

Сейчас, по прошествии времени, я уверен, что моими посетителями были если не сами участники убийства Рохлина, то из того тайного подразделения, которое занималось грязной работой физического устранения лиц, неугодных ельцинскому режиму. Беспредел непрерывных бандитских разборок и взаимных убийств, уголовных отморозков и бандитов, потому и был запущен во времена Ельцина во всех городах и весях, чтобы на их фоне головорезы Ельцина незаметно исполняли свою работу по физическому устранению лиц, неугодных режиму. Что говорить, если Совет безопасности страны возглавлял тайный ненавистник России и убийца неугодных ему людей, олигарх Борис Березовский! Но во время собеседования со своими посетителями я не думал ни о Рохлине, ни о Березовском. Я думал о том, как низко нужно было пасть духовно и морально, чтобы за 11 тысяч долларов угрожать человеку смертью и привлекать в свидетели милицейского генерала окружного уровня.

Я был поражен не страхом смерти, а мелочностью той проблемы, из-за которой мне угрожают смертью. Закончив вступительную речь, сидящий передо мной головорез предложил мне дать письменную расписку, что я в месячный срок выплачу компенсацию за угнанную машину в размере 11 тысяч долларов. Они тут же уедут, а расписку мне вернет хозяин угнанной машины после того, как я выплачу компенсацию. В этой безвыходной ситуации можно бы было молча согласиться и написать расписку. Ясно, что они или уедут с распиской, или увезут меня с собой и убьют по дороге. Но прежде чем давать расписку, мне захотелось показать и доказать их подлость и несправедливость. Я сказал, что угона не было, так как машина заявлена в милицейский розыск за сутки до того, как произошла инсценировка её кражи со стоянки. «Вы можете позвонить в ГАИ, и сами убедиться, в правоте моих слов. Кроме того, я уже написал заявление в прокуратуру, где указал на все эти нестыковки и попросил разобраться и снять со стоянки необоснованные обвинения. За что же члены автостоянки, в своем большинстве небогатые люди, должны расплачиваться за угнанный чужой автомобиль, если он был украден даже не на территории стоянки, а где-то в городских кварталах? В чем же тут справедливость, и причем здесь милицейский генерал, сама милиция и вы сами, которые требуете заплатить за ущерб, который автостоянка не причиняла владельцу машины?»

В ответ старший из посетителей сообщил, что об обращении в прокуратуру и содержании моего заявления им известно. Дальше были произнесены слова, которые поразили меня циничной откровенностью. Никакой человек, не растерявший остатки человеческой совести, не мог их произнести. Вот послушайте, что мне ответил этот «охранник» президента Ельцина. Не моргнув глазом, он спросил меня, согласен ли я с тем, что владелец машины в результате угона потерпел моральный и материальный ущерб? Я подтвердил, что это так. Потеря нового автомобиля для любого человека неприятна и обидна, и нелегко отойти от морального стресса и невозможности изменить ситуацию. Тут мой собеседник как бы подловил меня на слове сочувствия к потерпевшему. Он сказал: «Какая разница, украден ли автомобиль от дома или угнан со стоянки? Наш друг находится в моральном трансе, и попросил нашей помощи. Найти автомобиль невозможно. Ты же не из своего кармана возместишь ему потерю, а из средств стоянки. Мы и пришли к тебе как порядочному человеку, чтобы ты оказал помощь нашему другу и возместил его материальную потерю».

Скажите, пожалуйста, разве такое могло прийти в голову порядочному человеку? Это логика фарисея и духовного изувера. Оказывается, именно эти посетители и придумали этот способ помощи другу с помощью финансовых средств автостоянки. Говорить было больше нечего. Пора соглашаться. Но я все-таки напомнил, что прокуратура уже работает по моему заявлению, и я не могу отозвать это заявление, чтобы не оказаться лгуном, наветчиком и лжеобвинителем перед лицом закона. В ответ мне было сказано, что проблему изъятия моего заявления из органов прокуратуры они решат без моего участия. Пока я писал расписку, мне пришла мысль выдвинуть встречное предложение. Я предложил найти покупателя для продажи гаража потерпевшего по рыночной цене. И попросил в текст расписки включить слова о согласии потерпевшего после получения денежной компенсации в размере 11 тысяч долларов передать автостоянке технический паспорт украденного автомобиля и продать свой гараж. Паспорт я хотел просто уничтожить, чтобы им не воспользовались другие мошенники. А с этим членом автостоянки, у которого друзья оказались ельцинскими головорезами, мне не хотелось впредь никогда встречаться.

Ельцинские «охранники» без споров приняли мое предложение. Так в расписке, которую я передал им за своей подписью, появилось и взаимное обязательство, что их друг добровольно продаст гараж и покинет автостоянку. Забрав расписку, вооруженные посетители спрятали пистолет и наручники и быстро покинули автостоянку. Я их больше никогда не видел, за что благодарю Бога. Расписка-договор была исполнена обеими сторонами, и эта невероятная история закончилась для меня без потери жизни. Она показывает подлость и мелочность всего среза правоохранительных органов ельцинского периода. И эта подлость и жадность в сочетании с простым мошенничеством или кровавыми убийствами, распространялась как чума сверху вниз от верхней власти к местной власти и рядовым гражданам. Я пишу эти строки не в оправдание своего поведения. Я такой, какой есть, и прекрасно понимаю, что, погружаясь в зловонную яму ельцинской демократии и рынка, нельзя было не измазать одежду и не надышаться миазмами духовного тления.