Текст книги "Шедевры, обожжённые войной"

Глава 30
Загадка рейхскомиссара Коха

Эрих Кох – высокопоставленный функционер нацистской партии, гауляйтер Восточной Пруссии и рейхскомиссар Украины – одна из самых зловещих фигур Третьего рейха. И одновременно – одна из самых загадочных. Если профессиональные «подвиги» этого бравого службиста, ставшего символом фашистской жестокости, известны достаточно хорошо, то последние дни, а может быть, и годы его жизни, покрыты туманом.

Такая судьба типична для многих фашистских бонз, которые после крушения нацистского государства неожиданно исчезли из поля зрения, словно растворились среди дымящихся руин поверженной Германии. Это породило множество слухов и самых фантастических предположений. Так, например, российский журналист Борис Тартаковский опубликовал в 1992 году свое исследование под сенсационным названием «Мартин Борман – агент советской разведки» (уж не завербовал ли его Штирлиц, пока они раскатывали по затемненному Берлину в служебной машине наци номер 2?). Еще раньше на Западе получила хождение версия о том, что другой дружок Штирлица – шеф гестапо Генрих Мюллер – тоже укрылся в Советском Союзе. Некоторые немецкие офицеры, побывавшие в русском плену, утверждали по возвращении на родину, что видели его в Москве. Любопытно, что схожей версии придерживался и шеф германской военной разведки (и все того же Штирлица) Вальтер Шелленберг. В своих воспоминаниях он утверждал, что Мюллеру удалось, воспользовавшись делом «Красной капеллы», которое он вел, установить контакт с советской разведкой и перейти к ней на службу в момент краха Третьего рейха. Шелленберг настаивал на том, что Мюллер умер в Москве в 1948 году. Судьба Эриха Коха оказалась еще более запутанной – противоречащие друг другу данные о ее финале содержатся не только в слухах, но и в версиях вполне официальных, приведенных в энциклопедиях. Но сначала о том, что сомнений не вызывает, – несколько штрихов из биографии рейхскомиссара…

Эрих Кох родился 19 июня 1896 года в Реинланде в семье мелкого служащего. Окончил 2 класса торговой школы, в 18 лет начал службу на железной дороге телеграфистом. Участвовал в Первой мировой войне – с 1916 по 1918 был рядовым на Восточном фронте. Демобилизовавшись, вернулся на железную дорогу. В 1921-м вступил в НСДАП (Национал-социалистическая рабочая партия Германии), примкнув первоначально к ее левому, социалистическому крылу, лидерами которого были в то время братья Штрассеры.

Переломным для карьеры Коха стал 1926 год, когда он был представлен Гитлеру в качестве молодого, подающего большие надежды партийного активиста. Два года спустя нацистское руководство командировало его в Восточную Пруссию. В 33-м, когда наци пришли к власти, Кох был назначен оберпрезидентом этой земли. После начала войны с СССР был брошен на Восток, стал рейхскомиссаром Украины. В конце 41-го в рейхсминистерстве оккупированных восточных территорий по инициативе Розенберга был заготовлен приказ о назначении Коха обербургомистром Москвы. Однако в эту должность он по независящим от него причинам так и не вступил.

В узком партийном кругу Коха величали Grossherzog Erich (Великий князь Эрих). Его княжеские владения простирались от Балтийского до Черного морей, став зоной ужаса и смерти. Только на Украине по приказу Коха были умерщвлены сотни тысяч людей. Даже среди нацистских заправил, которых мало что могло шокировать, не все одобряли его методы руководства оккупированными территориями. Так, рейхсминистр вооружения Альберт Шпеер в своих послевоенных мемуарах, касаясь политики, проводимой Кохом на Украине, писал: «На месте одной из самых знаменитых церквей Киева я обнаружил груду развалин. Мне рассказали, что при Советах здесь находился склад боеприпасов, который затем по неизвестной причине взлетел на воздух. Позднее Геббельс рассказал мне, что на самом деле рейхскомиссар Украины Эрих Кох решил уничтожить символ ее национальной гордости и приказал взорвать церковь. Геббельс был крайне недоволен его поведением и открыто возмущался жестокими методами управления оккупированными территориями России». Конечно, искренность возмущения Геббельса вызывает большие сомнения, но свидетельство, согласитесь, примечательное

Весной 1945 года Кох бежал из Кенигсберга в Данию, а оттуда перебрался в Фленсбург, штаб-квартиру гросс-адмирала Деница, у которого потребовал предоставить в его распоряжение подводную лодку, чтобы бежать на ней в Южную Америку. После окончания войны четыре года скрывался под вымышленным именем в пригороде Гамбурга. Все это время находился в списках разыскиваемых военных преступников. В мае 1949 года был арестован британскими оккупационными властями и передан Польше, где над ним состоялся суд. Дальше начинается нечто необъяснимое.

Согласно советским, а позднее и российским источникам, кровавый фашистский палач Эрих Кох был приговорен к смертной казни. Однако некоторые западные исследователи утверждают иное. По их сведениям, Кох сумел избежать справедливого возмездия и дожил до глубокой старости в одном из дачных поселков на северо-востоке Польши. Думается, что такое разночтение отнюдь не случайно. Поделюсь некоторыми личными соображениями.

Летом 1945 года в маленьком городке Газенмоор, что возле Гамбурга, поселился некий беженец из Восточной Пруссии Рольф Бергер. Соседям он представился бюргером, потерявшим на Востоке во время войны свое имение и дом. В округе земли Шлезвиг-Гольштейн в то время таких, как он, было много. Однако новоявленный житель Газенмоора оказался уж очень осторожным и нелюдимым. На улицу он выходил крайне редко, был немногословен, нигде не работал. В маленьком городке все на виду, и поэтому соседей поначалу настораживало, откуда у разорившегося бюргера в такое тяжелое время берутся деньги, и притом немалые. Но с течением времени к странному пришельцу в округе привыкли, и он стал вполне своим. Бергера часто можно было видеть в городской пивной за кружкой пива в компании местных выпивох. Он только по-прежнему старательно избегал встреч с иностранцами и беженцами из Восточной Пруссии.

И только через несколько лет, в 1949 году, кто-то случайно опознал в добропорядочном бюргере давно разыскиваемого крупного нацистского преступника Эриха Коха. Так как северо-западная часть Германии находилась в британской зоне оккупации, то им заинтересовалась прежде всего английская военная администрация. К лже-Бергеру зачастили офицеры разведки и подолгу о чем-то беседовали с ним.

Но странное дело: хотя имя Эриха Коха часто упоминалось на Нюрнбергском процессе и числилось в списке наиболее важных разыскиваемых нацистских преступников, арестовывать его явно не спешили. По словам самого Коха, под стражу он был взят лишь после того, как проявил неуступчивость. Во время очередной встречи майор британских спецслужб попросил его оказать маленькую услугу – помочь собрать компрометирующие материалы на генерал-фельдмаршала Манштейна, суд над которым должен был состояться в ближайшее время. Кох категорически отказался, ссылаясь на то, что с Манштейном был мало знаком. И тогда на следующий день за ним приехал патруль британской военной полиции.

Несколько месяцев Коха продержали в гамбургской тюрьме. В соответствии с Московской декларацией от 30 октября 1943 года, подписанной тремя странами антигитлеровской коалиции (СССР, США и Великобританией), нацистские военные преступники подлежали после окончания войны выдаче тем странам, где они совершали свои преступления. Сославшись на этот документ, британская следственная комиссия приняла решение передать Коха польским властям, и в январе 1950 года он был доставлен в варшавскую тюрьму.

Уже в этом решении просматривается явная несообразность. Куда логичнее было бы доставить Коха в Ровно или в Киев, так как он все же был рейхскомиссаром Украины, а не Польши. С Польшей его связывало лишь то, что в 1941 году фашисты присоединили к Восточной Пруссии часть Белостокского воеводства. Позже на судебном процессе Кох заявит, что в Белостоке во время войны он был всего два раза, и то проездом. Удивляет и то, что следствие по делу бывшего гауляйтера Восточной Пруссии и рейхскомиссара Украины растянулось на многие годы. Только на подготовку к судебному процессу польской прокуратуре потребовалось восемь (!) лет (напомню, что Нюрнбергский процесс над главными военными преступниками начался уже через полгода после окончания войны, 20 ноября 1945 года). За это время многие о Кохе успели забыть. Находясь в варшавской тюрьме, бывший гауляйтер взялся от скуки за сочинение воспоминаний, дав им претенциозное название «Краткий очерк политической карьеры Эриха Коха». Суд над Кохом начался в октябре 1958 года и длился 4 месяца и 17 дней.

В ходе процесса состоялось 77 открытых судебных заседаний, было допрошено 50 свидетелей, рассмотрены многочисленные письменные показания и документальные доказательства. Суд решил ограничиться рассмотрением только тех обвинений, которые касались непосредственно Белостокского воеводства. Лишь раз, да и то как-то вскользь, было упомянуто, что за три года своего правления на Украине Кох повинен в смерти четырехсот тысяч человек, а два миллиона отправил на принудительные работы в Германию. Лишь мимоходом упоминалась и трагедия в Бабьем Яре.

В ходе судебного разбирательства неоднократно подчеркивалось, что за годы фашистской диктатуры Эрих Кох из мелкого служащего превратился в одного из самых богатых людей рейха. Его личное состояние, сколоченное в результате темных махинаций, оценивалось в 400 миллионов рейхсмарок. За каких-то неполных десять лет он стал хозяином нескольких заводов и фабрик, огромных земельных угодий и даже владельцем двух газет. Кроме того, он владел также большой коллекцией художественных ценностей, которая пополнялась за счет систематических ограблений музеев Польши и Украины. В качестве примера на суде упоминался старинный польский город Плоцк, музеи которого были обворованы по личному приказу Коха. Но ничего не было сказано о картинных галереях Харькова и Ростова, о научных библиотеках Киева и Минска. Только из Киево-Печерской лавры Кох похитил около 800 бесценных древних икон. Все это осталось за пределами данного процесса. Несколько удивляет и то, что в длинном списке аккредитованных на суде иностранных журналистов почему-то не оказалось ни одного советского…

Эти факты мне удалось почерпнуть из очень редкой книги «Эрих Кох перед польским судом» под редакцией Славомира Орловского и Радослава Островича, изданной мизерным тиражом в 1959 году в варшавском издательстве Министерства национальной обороны по горячим следам событий.

Символично, что во время судебного процесса Кох сидел не на жесткой скамье подсудимых, а в большом, мягком вольтеровском кресле с высокой спинкой и широкими подлокотниками. Кто-то из журналистов тогда в шутку за метил, что Кох восседает словно на княжеском троне. Но, конечно, не о таком троне мечтал Grossherzog Erich.

На судебном процессе Кох держался на редкость самонадеянно, а временами вызывающе дерзко. Поражает и цинизм его ответов на вопросы главного обвинителя:

«Обвинитель: Как вы можете прокомментировать свой меморандум, поданный на имя рейхсляйтера Розенберга, в котором докладывали о сожжении украинских сел?

Кох: На Украине практически нечего было жечь, ибо при отступлении все, что можно было, сожгла Красная Армия…».

Если Коха что-то не устраивало во время судебного заседания, он мог затеять громкий скандал или, напротив, выказывая свое пренебрежение к суду, притворялся, что засыпает. Защищали Коха на процессе два известных варшавских адвоката: Венглинский и Сливовский. В последнем слове, которое растянулось на три дня, экс-гауляйтер полностью отрицал свою вину

9 марта 1959 года Варшавский суд признал Эриха Коха виновным в тяжких военных преступлениях и приговорил к смертной казни. Вроде здесь можно было бы поставить точку, если бы не одно «но». В действительности смертный приговор так и не был приведен в исполнение, однако факт этот держался в глубочайшей тайне. Даже такой крупный знаток Второй мировой войны как британский историк Алан Кларк в своем капитальном труде «Барбаросса», переизданном в 1996 году, упоминает о Кохе всего одной строкой: «Эрих Кох. Гауляйтер Восточной Пруссии – 1930–45. Рейхскомиссар Украины – 1941– 44. Выдан в 1950 году Польше, где его следы пропадают». Не намного больше информации содержит «Энциклопедия Третьего рейха», изданная в Москве также в 1996 году: «Кох, Эрих (1896–1961), нацистский партийный и военный руководитель. В 1928 был назначен на пост гауляйтера Восточной Пруссии, с 1933 – оберпрезидент Восточной Пруссии, с 1941 по 1944 – рейхскомиссар Украины. Отличался крайней жестокостью даже на фоне других нацистских функционеров». Заглянем, наконец, во второй том нового восьмитомника «Нюрнбергский процесс»: «Кох Эрих – обергруппенфюрер СС, гауляйтер Пруссии, в 1941 году назначен рейхскомиссаром Украины, палач польского и украинского народов, казнен по приговору польского суда в 1959 году». Нетрудно обнаружить, что все три информации резко противоречат друг другу. Но это еще не все. Осенью 1986 года, будучи проездом в Киеве, я случайно купил на вокзале в газетном киоске польский общественно-политический еженедельник «Панорама», издающийся в Катовицах. На четвертой странице журнала, в левом нижнем углу, была помещена фотография пожилого мужчины в темном костюме, а под ней небольшой некролог, из которого явствовало, что 12 ноября 1986 года в дачном поселке Барчево Ольштынского воеводства (некогда территория Восточной Пруссии. – Прим. Н.П.) на 91 году жизни скончался бывший гауляйтер Восточной Пруссии и рейхскомиссар Украины Эрих Кох. Больше ничего. Полное отсутствие комментария.

Не веря своим глазам, я еще раз перечитал сообщение. Да, действительно, речь шла о том самом Кохе. Факт кончины на территории Польши одного из высших функционеров фашистской Германии несколько позже подтвердила английская служба Би-Би-Си, правда, сообщение оказалось столь же куцым. Наша пресса смерть Коха проигнорировала. А ведь с именем Эриха Коха связаны не только чудовищные военные преступления против гражданского населения на оккупированной территории СССР, но и дело об исчезновении знаменитой Янтарной комнаты.

Когда в сентябре 1941 года германские войска заняли город Пушкин (бывшее Царское Село), они демонтировали и вывезли из разрушенного Екатерининского дворца панели Янтарной комнаты. В ноябре того же года Янтарная комната была доставлена в Кенигсберг. А уже весной 1942 года «плененная» комната была выставлена для обозрения в одном из залов южного крыла Орденского замка. Спустя два года она вновь была демонтирована и сложена в ящики для дальнейшей транспортировки. В начале 45-го Янтарную комнату вывезли из блокированной советскими войсками Восточной Пруссии. Именно гауляйтер Кох подписал приказ о ее эвакуации, а затем лично руководил этой операцией. В дальнейшем, как известно, судьба этого величайшего художественного сокровища оказалась покрытой завесой тайны.

По одной из версий, ящики с панелями Янтарной комнаты вместе с другими культурными ценностями, награбленными Кохом из польских и советских музеев, были доставлены в Тюрингию, в Веймарский краеведческий музей. За несколько недель до окончания войны эти «трофейные» сокровища на грузовиках со швейцарскими номерами и опознавательными знаками Красного Креста были вывезены в неизвестном направлении. Эту версию в свое время активно разрабатывали сотрудники восточногерманской спецслужбы «Штази», в частности, подполковник Пауль Энке, автор широко известной книги «Bernsteinzimmer Report». По мнению немецких исследователей, Кох ухватился в конце войны за Янтарную комнату вовсе не из любви к искусству, а чтобы спрятать ее, а затем в будущем попытаться выторговать взамен свою жизнь. И, похоже, это ему удалось. Подобно опытному шахматисту, Кох просчитал многоходовую комбинацию. Жизнь себе палач действительно сохранил, а вот местонахождение Янтарной комнаты по-прежнему неизвестно.

* * *

После публикации этого очерка в 1997 году в журнале «Эхо планеты» в отдельных российских изданиях по истории Второй мировой войны стала появляться точная дата смерти военного преступника Эриха Коха с непременной припиской, что смертная казнь ему была заменена на пожизненное заключение. И опять вышел казус, потому что такого вида наказания в Уголовном кодексе Польской Народной Республики никогда не существовало.

Что же касается так называемой «коллекции Коха», то она, к сожалению, все еще не найдена. Впрочем, немецкие поисковики по-прежнему не теряют надежды отыскать ее в заброшенных штольнях Тюрингии.

Глава 31
О чем беседовал Дмитрий Ольдерогге с Эрихом Кохом в варшавской тюрьме Мокотув

9 февраля 2009 года в крупнейшей общенациональной польской газете «Речь Посполита» была опубликована сенсационная статья журналиста Цезария Гмызы «Как СБ (тайная полиция Полькой Народной Республики. – Прим. Н.П.) и КГБ искали Янтарную комнату», в которой воспроизводились фрагменты бесед известного ученого из Ленинграда Дмитрия Ольдерогге[13]13
  Ольдерогге Дмитрий Алексеевич (1903–1987), один из основоположников советской африканистики, специалист по этнографии, истории, языкам и культуре народов Африки, член-корреспондент АН СССР.


[Закрыть] с бывшим гауляйтером Восточной Пруссии Эрихом Кохом, находившимся в то время в варшавской тюрьме Мокотув. По словам польского журналиста, стенограммы бесед Дмитрия Ольдерогге с Эрихом Кохом он обнаружил совершенно случайно в Институте национальной памяти, в ведении которого, как известно, находятся все архивные документы Польши за 1940–1990 гг. Эти уникальные материалы долгое время были засекречены и никогда прежде не публиковались.

Итак, Дмитрий Ольдерогге дважды встречался с Эрихом Кохом – 21 и 23 сентября 1964 года. В камере, где проходили беседы, агенты польской службы безопасности установили подслушивающую аппаратуру и тайно записали все, о чем советский ученый разговаривал с нацистским преступником.

Разговор главным образом касался судьбы Янтарной комнаты. Вот некоторые фрагменты беседы.

Кох: Я готов сделать все от меня зависящее, чтобы помочь отыскать Янтарную комнату. Считаю, что это скандал, форменное свинство. Был похищен подарок прусского короля Петру I. Есть вещи, которые нельзя делать даже во время войны.

Олдерогге: Согласен.

Кох: Я полагаю, что эта вещь не покинула замок. Я сам тщательнейшим образом проверял последние транспортные средства, чтобы на их борт не попало ничего, кроме раненых, детей и женщин. Такую вещь как Янтарная комната в чемодане не увезешь. Поэтому я допускаю, что комната так и осталась в замке Кенигсберга…

Родился в семье военного, потомка выходцев из Гольштинии. В 1927-28 гг. находился в заграничной командировке в Германии. Ему, как этническому немцу, КГБ поручило в 1964 году встретиться в Варшаве с военным преступником Эрихом Кохом.

Ольдерогге: Имеется возможность организовать вам поездку в Кенигсберг.

Кох: Я уже по этому поводу разговаривал с начальником тюрьмы и дал свое согласие на поездку в Кенигсберг. Но дело в том, что там произошли большие изменения, построены новые улицы и так далее. Но я убежден, что она находится там в каком-то бункере…

Ольдерогге: Я надеюсь, что вы нам поможете.

Кох: Я заявляю, что готов после амнистии уехать к себе на родину через Калининград, а в Калининграде предпринять все возможное, чтобы Янтарная комната была найдена.

Кох просил Ольдерогге соблюдать полную конфиденциальность – ни в коем случае не составлять письменный отчет по результатам их встреч и вообще стараться нигде не оставлять никаких письменных свидетельств. О содержании их бесед должен был быть информирован в устной форме только советский посол в Варшаве.

В разговоре с Ольдерогге Кох несколько раз повторял, что готов указать место, где спрятана Янтарная комната, в обмен на личную свободу. По требованию Коха в предполагаемой поездке в Калининград с ним должен был находиться его адвокат Венглинский. Тот самый, который защищал его на процессе 1959 года. Из этого следовало, что сделка должна была быть юридически оформленной. Это условие, конечно же, было неприемлемым для советской стороны. Так что тайная поездка Коха в Калининград, как мне кажется, вероятнее всего, не состоялась. Во всяком случае, никаких подтверждений этому пока не обнаружено. В то же время нельзя не отметить, что через два с половиной года после секретных переговоров с Кохом была создана государственная комиссии по розыску Янтарной комнаты. Комиссия в течение нескольких лет проделала огромнейшую работу: на территории Калининградской области было обследовано свыше ста объектов, в которых предположительно могли бы быть упрятаны янтарные панели. Но, как мы уже знаем, поиски Янтарной комнаты на территории Калининградской области ни к чему не привели.

Насколько Кох был искренен в разговоре с Ольдерогге, можно судить по его некоторым высказываниям. Он, например, отрицал факт экспонирования Янтарной комнаты в 1942–1943 гг. в Королевском замке Кенигсберга. Затем заявил, что никогда не был знаком с доктором Роде. Как первое, так и второе утверждение – явная ложь.

Знакомясь с расшифровкой бесед Дмитрия Ольдерогге с Эрихом Кохом нельзя не заметить, что бывший гауляйтер держался очень уверенно, не проявлял никаких признаков беспокойства. А ведь над ним, как дамоклов меч, висел смертный приговор. Более того, в разговоре с Ольдерогге он постоянно диктовал свои условия. Остается загадкой, сознательно ли нацистский преступник водил за нос московского эмиссара, или, может быть, он действительно не знал местонахождение Янтарной комнаты?

Спустя десять лет, уже в середине 70-х, Кох неожиданно поменял свои показания. Он вдруг вспомнил, что «его личные вещи» вместе с панелями Янтарной комнаты в начале 1945 года были вывезены из Восточной Пруссии в Центральную Германию. Но конкретно куда, в какую местность были направлены ценности, он напрочь запамятовал. И только благодаря архивным изысканиям восточногерманского исследователя Пауля Энке было установлено, что так называемая «коллекция Коха» оказалась в Веймарском краеведческом музее, а оттуда в начале апреля 1945 года была вывезена эсэсовцами предположительно в Рудные горы…

Следует отметить, что с Эрихом Кохом встречался не только Дмитрий Ольдерогге. Как теперь стало известно, «в гостях» у бывшего гауляйтера в разные годы побывало довольно много народу. Это калининградский следователь Николай Ганюшкин, писатель Юрий Иванов, главный редактор газеты «Известия» Алексей Аджубей, польский журналист Славомир Орловский, польский следователь Леонард Нувель, немецкий искусствовед, профессор Берлинского университета Герхард Штраус… Все они пытались разговорить Коха, чтобы с его помощью выйти на след похищенного шедевра.