Текст книги "Шедевры, обожжённые войной"

от 11.IX.1944 г.

Дона пишет, что подвальные этажи его замка слишком сыры, и он может предоставить только одно небольшое сухое помещение в подвальном этаже, неподходящее, однако, для размещения в нем ящиков с янтарной комнатой.

Прим. Речь идет о знаменитой «янтарной комнате», подаренной Фридрихом-Вильгельмом I Петру I-му, находившейся в Пушкине (Царское Село) и вывезенной оттуда немцами. По поводу этой комнаты удалось выяснить следующее.

Комната эта, упакованная в ящики, стояла в Королевском замке в Кенигсберге в большой зале орденского помещения вместе с ящиками, в которые была упакована мебель Кайзерлинга. Весной 1945 г. комнату эту решено было эвакуировать в Саксонию (см. документы… описанные ниже), с каковой целью Роде ездил в Саксонию и нашел там для этого помещение в близи города Рохлиц. Именно с целью перевозки комната тогда была упакована и подготовлена к эвакуации. Однако Роде в это время заболел и несколько дней не появлялся в музее. По показаниям бывшего сотрудника музея (завед. кабачком, устроенным в подвале «Blutegericht», Фейерабенда (Fejerabend)), 4-го апреля 1945 г. в замок приехал гауляйтер Кох и, узнав, что янтарная комната все еще не эвакуирована, был возмущен и учинил Роде разнос. Роде же рассказывает, что он подготовил комнату для эвакуации, но не мог получить вагонов для вывоза ее, так как фронт приблизился к Кенигсбергу. По его словам, это было в начале января 1945 г. По расспросам же местных жителей было установлено, что даже в конце января 1945 г. можно было ездить поездом из Кенигсберга в Дрезден (пассажирским поездом).

Тот же Фейерабенд, остававшийся в замке до сдачи его советским войскам, утверждает, будто бы янтарная комната стояла сложенная в ящиках в момент сдачи и сгорела позднее, во время пожара, разрушившего часть северного крыла здания.

Осмотр помещения, где, по словам бывших сотрудников Кенигсбергского музея, стояли ящики с янтарной комнатой и мебелью Кайзерлинга, обнаружил явные следы большого пожара и массу пепла, покрывающего пол, мелкие остатки сгоревших досок от ящиков, остатки резной лепки и медные большие навески от дверей (возможно, от двух дверей, которые, по словам Роде, были сняты немцами в Царскосельском дворце и привезены вместе с янтарной комнатой). По всем данным, янтарная комната сгорела между 8-11 апреля 1945 г., так как некоторые из красноармейцев, осматривавших замок 11 апреля, никаких ящиков в большой зале орденского помещения, по их словам, не видели.

Докум. № 11-б. Разрешение, выданное Роде

от оберпрезидента Восточной Пруссии на поездку

в Дрезден и другие города Саксонии от 1.XI.1944 г.

Докум. № 11-в. Мандат, выданный Роде

от оберпрезидента Восточной Пруссии на эту поездку

от 1.XII.1944 г.

Докум. № 11-г. Отчет Роде об этой поездке

от 11.XII.1944 г.

Роде кратко сообщает о своей поездке и говорит, что для эвакуации коллекций из Кенигсберга он нашел только 2 подходящих места вблизи гор. Рохлиц (Rochlitz) – Вехзельбург (Wechselburg) и Бург Крисбштейн (Burg Krisbstein). В Вехзельбурге можно использовать помещение «большой церкви», часть помещений которой занята, однако, саксонским государственным архивом и эвакуированными семействами. В Бург Крисбштейне имеется 4 помещения общей площадью в 100 кв.м.

Докум. № 11-д. Разрешение, выданное Роде

по распоряжению гауляйтера Коха на проезд в Саксонию

от 1.XII.1944 г.

Докум. № 11-е. Отношение Роде в Kulturamt

от 12.I.1945 г.

Роде сообщает, янтарная комната им упакована в ящики и подготовлена к перевозке в Вехзельбург близ Рохлица в Саксонию. Так как городское управление (Stadtverwaltung) приняло на себя ответственность за янтарные панели (Bernsteingetafel), то Роде просит получения разрешения на перевозку от обербургермейстера.

Докум. № 12. Открытка, посланная г-жой Кульженко

к Роде от 12.XII.1944 г.

Кульженко поздравляет Роде и его семейство с наступающим праздником Рождества.

Докум. № 12-а. Отношение Роде в министерство

оккупационных восточных областей от 13.IX.1944 г.

Вверху напечатана выписка из секретного отношения к Роде от 11.IX.1944 г. следующего содержания:

«122/3

Относит.: сотрудницы бывшего Киевского музея местного края г-жи Кульженко.

Г-ну директору Роде – секретно.

С просьбой дать сведения, принято ли, наконец, решение о принятии на службу (Anstellung) г-жи Кульженко.

20. IX.44.

11. IX.44

подпись».

Роде отвечает (№ – 323-1/5), что он, со своей стороны, должен подготовить вопрос (Ruckfrage) референту Гепелю. Гепель сказал ему, Роде, шесть недель тому назад, что он урегулирует вопрос о положении г-жи Кульженко. Хранившиеся в Кенигсбергском музее «основания и акты (Unterlagen und Akten)» сгорели.

Прим. Во время одного совещания с зам. коменданта по политчасти гор. Кенигсберга полковником Фисуненко я спросил его, не встречал ли он где-либо фамилии Кульженко. Полковник Фисуненко ответил, что такой фамилии он не помнит, но не уверен, не «просочилась ли» г-жа Кульженко в СССР вместе с другими репатриированными гражданами СССР.

Докум. № 13. Разрешение от 26.XI.1944 г., выданное Роде на поездку в замок Бейнунен (Begnuhnen) близ Ангераппа

в целях эвакуации художественных ценностей.

Докум. № 13-а. Письмо Роде к г-ду Лау от 21.X.1994 г.

Роде просит г-на Лау сообщить, не произошло ли каких-либо изменений в Бейнунене, и в случае, если запакованные ящики следует перевезти дальше, Роде говорит, что нет необходимости в его вторичном приезде, шлет поклон г-же Фаренхейд и семейству Лау.

Докум. № 14. Требование Роде к городскому управлению на получение 20 центн. угля; от 2.X.1944 г.

Роде сообщает, что в результате воздушного налета в ночь с 29 по 30 августа помещение Художественного отдела Кенигсбергского музея целиком сгорело. Поэтому канцелярия этого отдела переехала в другой дом, который надо отапливать. На отношении рукописная пометка о том, что получено 11 центн. угля.

Докум. № 14-а. Письмо Роде к д-ру Френцелю в Эльбинг

от 5.X.1944 г.

Роде сообщает, что в помещении Кенигсбергского музея нет освещения (очевидно, в результате воздушного налета, разрушившего электростанцию. – А.Б.). Поэтому просит прислать простых 3–4 керосиновых ламп.

Прим. Письмо интересно тем, что из него видно, как трудно было в это время достать в Кенигсберге даже простую керосиновую лампу, и пришлось в поисках таких ламп обращаться в гор. Эльбинг.

Докум. № 14-б. Отношение страхового общества

Агрипина в Кенигсбергский музей от 8.XII.1944 г.

Общество сообщает о гибели документов вследствие воздушного налета на Кенигсберг и просит прислать страховой полис для снятия с него копии.

Докум. № 14-в. Ответ Роде страховому обществу

Агриппина от 11.XII.1944 г.

Роде сообщает, что все документы Кенигсбергского музея погибли. Не сохранились даже описи вещей, так что он не может установить, где что находится.

Докум. № 14-г. Обращение Роде к фирме Шверендт

от 11.XII.1944 г.

Роде пишет, что фирма Шверендт поручено доставить в новое здание канцелярии музея 11 центн. угольных брикетов. Так как из этого количества угля ничего еще не доставлено, то он просит обеспечить получение этого угля в начале января.

Прим. Письмо это характеризует тяжелое положение с топливом в Кенигсберге в декабре 1944 г.

Докум. № 15. Письмо к Роде от Немецкого художественного издательства (Deutscher Kunstverlag) от 3.I.1945 г.

Издательство благодарит Роде за его согласие написать брошюру (заглавие неизвестно. – А.Б.), которая может быть простым сокращением его «Путеводителя» (по Кенигсбергскому музею; вышел в нескольких изданиях ранее в 2-х томиках. – А.Б.). В конце письма говорится: «Я буду, однако, убедительно просить, чтобы вы совсем коротко упомянули о размерах разрушений, хотя, естественно, описание должно звучать так, как будто все остается, как было раньше».

Прим. Письмо это интересно как показатель стараний немцев скрыть от населения размеры разрушений от воздушных налетов.

Докум. №№ 15-а – 15-б. Письмо некоего г-на Хольца

обербургермейстеру Кенигсберга от 17.IX.1944 и ответ на него от 2.X.1944 г.

Хольц выражает в письме беспокойство за судьбу могилы Канта.

В ответном письме говорится, что могила Канта не пострадала от воздушного налета, а сохранность останков Канта лучше всего может быть обеспечена, если их оставить лежать нетронутыми в могиле.

Докум. № 16. Письмо Роде к председателю районного суда

в Бартенштейне от 11.XI.1944 г.

Отвечая, очевидно, на запрос, где лучше всего было бы сохранить картины, Роде пишет, что такого места он указать нигде не может. Он готов принять в Кенигсбергский музей, «но останемся ли мы незатронутыми? Кто может сказать».

Прим. Письмо характерно, как образец настроения в Кенигсберге в ноябре 1944 г.

Докум. № 17.Сообщение Landesfiemdenverkehrsverband Восточной Пруссии от 12.IX.1944 г. о том, что из-за последствий воздушного налета союз переведен в Вормдитт (Wormditt).

Докум. № 18. Перевод с немецкого текста докладной записки, переданной Роде в комендатуру гор. Кенигсберга. Перевод сделан мл. лейтенантом Забродским, работавшим при полковнике Фисунове. Докладная записки сообщает о судьбе вещей, вывезенных немцами из СССР и переданных в Кенигсбергский музей: собрание Минского музея; Янтарная комната; собрание Харьковского музея; собрание Киевского музея.

Прим. Дополнительные сведения о судьбе коллекций Минского музея даны выше при описании докум. № 9.

Дополнительные сведения о судьбе Янтарной комнаты даны при описании докум. № 11-а.

Что касается вещей, вывезенных немцами из Харьковского музея, то иконы сохранились в одном из помещений юго-западной башни, изъяты оттуда, упакованы и помещены на склад (в помещении бывш. Центр. архива) бригадой Комитета по делам искусства (майор Цырлин и майор Сергиевская).

О судьбе коллекций Киевского музея сказано при описании докум. № 10 – 10-а. В докладной записке Роде говорится о 98 ящиках с вещами Киевского музея; в документе № 10-в говорится только о 78 ящиках. При раскопках помещений Художественного отдела в Королевском замке была найдена разбитая большая фарфоровая ваза быв. импер. фарфорового завода, вывезенная, по словам Роде, из Киева.

Кроме вещей из музеев СССР, перечисленных Роде в его докладной записке, в Кенигсбергском музее хранились коллекции также из других музеев СССР. Под юго-западной башней найдена была мебель из Пушкина (Царское Село); мебель эта, сильно попорченная, была перевезена бригадой Комитета по делам искусства в помещение бывш. Истор. архива и там упакована. При раскопках был найден разбитый шкапчик (или столик) из Гатчины, (как сообщил Роде) начала XIX в., с бронзовыми фигурами и перламутровой инкрустацией; шкапчик упакован в отдельный ящик и перевезен вместе с другими вещами из раскопок на склад в тот же Центр. архив бригадой Комитета по делам культпросветучреждений (бригадир – Т.Н… Беляева). Было найдено при раскопках также несколько картин маслом на полотне, вывезенных, по словам Роде, из музея в Днепропетровске; картины также упакованы и перевезены на склад.

Кроме того, как говорилось выше, в Кенигсбергском музее хранилась часть вещей из Польши, а также некоторые частные коллекции, сданные на хранение, – графа Кайзерлинга, проф. Штардингера (врач; работает в настоящее время в одном из госпиталей Кенигсберга) и пр.

Общее примечание. Документы, найденные в Королевском замке гор. Кенигсберга, конечно, неполны. Показания Роде также, по моему мнению, нельзя считать исчерпывающими: из моих многократных разговоров с ним я вынес твердое убеждение, что Роде многого не договаривает, хотя надо сознаться, он ни разу не сообщил чего-либо, что не соответствовало бы документальным данным.

Попытки получить сведения от бывших сотрудников Кенигсбергского музея не дали ничего существенного. Фейерабенд, о котором я писал выше, не был научным сотрудником; он мог сообщить только, что его привлекли к упаковке фарфора и фаянса, причем ящики с этими вещами стояли под юго-западной башней, а 4 ящика были перенесены в какое-то помещение Худож. отдела. И действительно, под юго-западной башней была найдена масса разбитого фарфора и фаянса, а в одном из помещений Худож. отдела при раскопках были найдены 4 ящика отборного фарфора и фаянса (большинство вещей, конечно, разбито, а ящики сгорели).

Другой сотрудник Prussia-Museum, г-н Фридрих, вообще ничего не мог сказать о судьбе коллекций этого музея, поскольку он в последнее время в этом музее не работал. По сведениям, полученным словесно от сотрудника Политотдела, майора Пшеницына, значительная часть археологических коллекций Prussia-Museum будто бы обнаружена в церкви местечка Растенбург, где он их видел. Попасть в Растенбург мне не удалось.

Надо полагать, что многие коллекции, хранившиеся в Королевском замке Кенигсберга, были эвакуированы в разные места (см., например, докум. № 13-а.). Сохранились ли они там, конечно, неизвестно. Эвакуация происходила, очевидно, вплоть до времени незадолго до взятия Красной Армией Кенигсберга. Некоторые ценнейшие вещи немцы так и не успели эвакуировать. Так, при раскопках были найдены большие картины на дереве Циганелли (мадонна), Вероккио (мадонна), Брейгеля младшего (в нотариальной конторе, картина разбита), редкое цветное стекло начала XVII в. и т. д. Выше уже говорилось, что вместе с этими вещами были найдены также материалы, подготовлявшиеся для их упаковки.

Что касается возможности отыскать в Королевском замке гор. Кенигсберга еще какие-либо музейные и художественные ценности, в частности, увезенные немцами из СССР, то такая возможность представляется мне весьма маловероятной. За полтора месяца раскопок в этом замке я и работавший вместе со мною гв. капитан Чернышев осмотрели, кажется, все помещения, подвалы, подземные хода и расчистили с помощью рабочих-немцев все завалы Художественного отдела и частично Prussia-Museum. Кроме вещей, взятых бригадой Комитета по делам искусств, мы упаковали 60 ящиков вещей раскопок (из них 25 мест перевезено на склад в бывший Центр. архив для отправки в Москву; 35 ящиков менее ценных вещей или вещей местного значения, в том числе фототека Кенигсбергского музея – часть его архива, оставлены упакованными в одной из сохранившихся комнат замка под запором). Предполагать, что какие-либо вещи были закопаны во дворе или в подвалах замка, у меня нет никаких оснований.

Член бригады по делам культпросветучреждений,

сотрудник Гос. исторического музея и И-та истории

материальной культуры Академии наук СССР,

д-р исторических наук

Александр Яковлевич Брюсов

29. VII.1945 г.

Архив автора

Отчет А.Я.Брюсова о командировке в гор. Калининград

В 1-й отдел Комитета

по культпросветработе

Отчет о командировке в гор. Калининград

зав. 1-м отд. Гос. исторического музея

А.Я.Брюсова (21–29 декабря 1949 г.).

По приезде моем 23 декабря меня встретил тов. И.П.Трофимов, с которым мы поехали с вокзала прямо в Шлосс. Замок этот сильно разрушился с 1945 г., когда я там был в первый раз. Обвалилось перекрытие почти всего второго этажа; рухнули многие стены; вымостка двора снята и т. д. В замке воинской командой производилась работа по поискам янтарной комнаты. В северном крыле, под Орденским помещением, были пробиты полы и обнаружен ряд подвалов, оказавшихся пустыми; в некоторых местах были заложены глубокие шурфы, и обнаружены новые кирпичные кладки, многоярусные бетонные перекрытия, нарушения старых арок, а в одном месте водоизолирующий слой. В засыпках находили поздние (современные) вещи. Не будучи архитектором, я не могу судить, являются ли эти признаки следами сокрытия каких-либо ценностей или нормальными конструктивными деталями.

В южном крыле производились раскопки части завала в бывшем помещении художественного отдела и поиски подвалов путем закладки глубоких шурфов. В тот же день, но позднее, я был снова в Шлоссе и со слов А.М.Кучумова и других узнал, что: 1) завал в юго-западной части произошел не потому, что якобы на здание упала бомба (как уверял меня в 1945 г. А.Роде, который утверждал, что в этом месте был госпиталь), а вследствие намеренного подрыва одной части здания (определение специалистов); 2) сотрудница Киевского музея, Кульженко, о которой я писал в отчете 1945 г., якобы арестована и находится где-то в СССР.

В последующие дни я еще два раза был в Шлоссе. Работы продолжались. В день приезда и в последующие дни я имел многократные беседы с референтом министерства народного образования Германской демократической республики, д-ром Г.Штраусом. Важнейшим из его сообщений было то, что А.Роде якобы сказал перед смертью, что янтарная комната цела. Сам Г.Штраус видел ящики с янтарной комнатой стоявшими у стен помещения Художественного отдела в Шлоссе в сентябре 1944 г., уже после англо-американского налета. Что сталось с ними позднее, он не знает. Остальное, что он сообщал, касалось только возможных мест, где, по его мнению, могла быть скрыта янтарная комната. Хорошо зная бывший Кенигсберг, Г.Штраус дал в этом отношении сведения, интересные вообще для поисков скрытых ценностей, но не более того. Мое мнение о д-ре Штраусе изложено в приложении.

24-го декабря я ездил с тов. Якубовичем отыскивать то газоубежище, в которое в 1945 г. нас водил А.Роде на быв. Штейндамме. Но дома там с тех пор развалились, а в 1945 г. мне вообще не приходило в голову, что надо точно запомнить это место, поэтому я мог указать только приблизительно некоторые из домов. Мы осмотрели там несколько подвалов, но не нашли того, что искали. Впрочем, мы не спускались глубоко, так как некоторые подвалы затоплены водою. Дальнейшие поиски продолжались без меня. Я вынес впечатление при этом осмотре, что место это должно находиться где-то около бывш. Розенштрассе, но утверждать этого не могу.

Последние дни перед моим отъездом работы были сосредоточены на разборке завала в юго-восточном углу Шлосса.

Свои соображения о направлении поисков я изложил в оставленной мною тов. Трофимову докладной записке, копию которой прилагаю.

Дополнительно могу высказать следующее.

1. В отношении поисков янтарной комнаты следует, по-моему, прежде всего отыскать гражданку Кульженко и допросить ее, так как она, безусловно, была посвящена в дела музея в Кенигсберге, вывозила часть картин оттуда в Вильденгоф (и затем куда-то далее).

2. Необходимо составить план поисков (как кажется, точного плана нет) и смету на производство работ; работы должны быть обеспечены особыми средствами.

3. Работа воинской части по раскопкам идет плохо, делается очень мало. Нет наблюдающих за находками, хотя раскопки ведутся в той же части здания, где помещался Художественный отдел, и где могут встретиться очень ценные вещи (по слухам, уже были найдены какие-то серебряные ложки). Ответственность за наблюдение за находками следует, по-моему, возложить на местный музей, куда должны поступать найденные вещи; надо, чтобы один из сотрудников музея находился во время работ в Шлоссе безотлучно. Я говорил об этом директору музея тов. Ковтуну 26.XI, но когда я был в Шлоссе 27.XII, там никого из сотрудников не было.

4. Для поисков надо выделить специальную группу лиц, и во главе ее поставить инженера или архитектора, так как надо все время решать, имеет ли та или другая обнаруженная деталь конструктивное значение или является следами какого-то тайника. Для работ целесообразнее иметь постоянную группу рабочих, подчиненную этому инженеру или архитектору. Консультантом может быть один из сотрудников Ленинградских музеев, знающих хорошо янтарную комнату и могущих даже по частям ее, если таковые найдутся, сказать, была ли там янтарная комната.

О тов. А.М.Кучумове должен сказать, что его методы работы (разбор завала в юго-восточной части Шлосса и закладка глубоких шурфов в разных местах Шлосса с целью обнаружить подземные помещения) кажутся мне вполне целесообразными. Может быть, он несколько разбрасывается в работе; я бы сосредоточил работы в 1–2 местах и переходил бы на другие места только по окончании этих работ; или же надо иметь больше наблюдающих за работой.

Два слова о местном музее. Я видел его мельком. Помещение хорошее и просторное, но место выбрано очень неудачно: музей находится на почти целиком разрушенной улице Богдана Хмельницкого (дом 19/21), вдали от населенных кварталов. Экспозиции по существу нет, есть только плоскостная выставка, весьма неинтересная. Фондов также почти нет. Работа по сбору материалов почти не ведется или не велась. Можно было бы кое-что найти в Шлоссе (напр. старинные лари, датированные XVI и XVII вв.), особенно при раскопках; в поисках янтарной комнаты музей также почти не участвует, хотя тов. Ковтун является членов комиссии по поискам. Собрана только небольшая геологическая коллекция, частью из предметов бывшего Янтарного музея, надеются на получение материалов из разведок 1949 г. тов. Гуревича как на манну небесную.

Приложение

Записка, поданная в Калининградский обл. комитет.

Соображения, которые я могу высказать по поводу поисков Янтарной комнаты, помимо тех, которые я делал после своей поездки в Калининград в 1945 г.

1. Полагаю, что янтарная комната сохранилась, так как: а) на месте, где, по словам А.Роде, она хранилась (в Орденском замке), и где она якобы сгорела, оказались только следы сгоревших дверей от нее, и не сохранилось ни кусочка от бронзовых частей ее; б) другие сотрудники музея, бывшие в Кенигсберге (Фейерабенд, Фридрих), ничего не знали о том, что комната сгорела, а это – невероятно; в) по словам д-ра Штрауса (сказано 23/XII 1949 г. в присутствии т. Кучумова), Роде перед смертью заявил, что янтарная комната цела.

2. Есть очень небольшая возможность, что Роде успел вывезти янтарную комнату в Саксонию, как это предполагалось. Но Роде утверждал, что пути сообщения были уже прерваны, когда комната еще находилась в Кенигсберге, хотя некоторые жители города отрицали это. Во всяком случае, это маловероятно.

3. Комната могла быть скрыта в самом замке. Но при этом надо обратить внимание на следующее: а) при моих раскопках в 1945 г. двух комнат Художественного отдела, которым заведовал Роде, были найдены многие вещи большой художественной ценности, как, например, картины итальянских мастеров XIV в. Вещи лежали в помещении 1-го этажа в южном крыле здания, по-видимому, подготовленными к упаковке и переносу оттуда, так как рядом стояли ящики, корзина, и лежал упаковочный материал. Следовательно, только в самую последнюю минуту Роде собирался переместить эти вещи, но не успел. Следовательно, даже очень ценные вещи до самого конца не были вывезены из замка (из отдела, которым заведовал Роде); б) тов. Кучумовым были обнаружены раскопками пустые подвалы в северном крыле замка (часть здания под Орденскими залами), где располагался отдел не Роде, а Герта; в) около тех помещений, где я производил в 1945 г. раскопки, с востока примыкает большой завал; по словам Роде, там находился якобы госпиталь, разрушенный бомбой; в 1945 г. у меня не было технической возможности раскопать это место; сейчас, по словам тов. Кучумова, военные специалисты определили, что эта часть здания обрушилась не вследствие попадания бомбы, а была подорвана; г) еще восточнее находились кабинет и канцелярия Роде, сгоревшие во время бомбежки; в одном из найденных документов Роде пишет об этой бомбежке, сообщая, что во время налета сгорел его кабинет и находившиеся там же его книги, но янтарная комната осталась целой; по контексту письма можно думать, что янтарная комната находилась где-то близко; д) по словам д-ра Штрауса, он видел ящики с янтарной комнатой в последний раз (после упомянутого налета и пожара) во дворе, около стен, именно вблизи описанного завала. Все это делает вероятным (но не более), что Роде поместил ящики с комнатой в подвале под своим отделом, там, где, по его словам, был якобы госпиталь.

4. Необходимо принять во внимание личность самого Роде. Это был маньяк-музейщик, как и многие музейные работники. Он настолько не хотел, чтобы янтарная комната ушла из поля его зрения, что не вывез ее ранее и задержал в замке вопреки распоряжению Э.Коха, за что, по показаниям бывших сотрудников музея и по показанию д-ра Штрауса, получил от Э.Коха нагоняй. То, что он не перенес ее в более безопасные подвалы под Орденскими залами, открытыми тов. Кучумовым, я объясняю тем же; Роде не хотел помещать ее в «чужом» отделе, где он, возможно, не мог бы иметь за ней постоянного наблюдения.

5. Из пунктов 3 и 4 следует, что мое мнение таково: необходимо расчистить завал в юго-восточной части замка и попытаться найти там подвалы.

6. Однако не исключена возможность, что Роде в последние дни убрал ящики с комнатой в другое место, вне замка, Тут конечно могло быть много вариантов, но более вероятным кажется следующий. Я уже сообщал, как Роде под предлогом поисков музейных ценностей предложил всей нашей группе (я, тов. Беляева из библиотеки им. Ленина, тов. Цырлин из музея Изобразительного искусства) осмотреть один подвал на Штейндамме, ключ от которого был у него, но куда он не мог пройти без нас. Это было трехэтажное подземное бомбоубежище, в котором ничего интересного, кроме малоценных музейных вещей, не осталось (остальное сгорело). Так как мы тогда не искали янтарной комнаты, пологая, что она сгорела, то мы не обратили внимания, есть ли еще в этом бомбоубежище помещения, кроме показанных нам Роде (а память на топографию у меня вообще плохая). При осмотре 24.XII.1949 г. улицы бывш. Штейндамм я не мог поэтому точно указать этот дом. Но при расспросе д-ра Штрауса я выяснил, что в одном из домов на Штейндамм, с левой стороны от подъема на улицу (а Роде водил нас именно в один из домов по этой стороне улицы) и приблизительно на том же расстоянии от начала улицы, которое, как мне помнится, мы прошли, помещалось отделение городского банка. Сопоставляя это с тем, что городской магистрат Кенигсберга взял на себя ответственность за сохранение музейных ценностей замка, можно предполагать, что Роде мог использовать сейф или другое убежище городского банка для укрытия части музейных предметов, может быть, и янтарной комнаты.

Все это, несомненно, проблематично, и если в указанных местах янтарной комнаты не окажется, то поиски ее будут очень трудными, так как никаких прямых или косвенных указаний по этому поводу нет.

В заключении считаю нужным сказать, что при разговорах с д-ром Штраусом я вынес впечатление, что он не старается что-либо скрыть и говорит все, что он знает по этому поводу. Мне удивительно только его утверждение, что дочь Роде находилась якобы в Берлине, а не в Кенигсберге. Когда я был в Кенигсберге в 1945 г., по составлению описей на найденные вещи работал у нас Роде, его жена и его дочь. Возможно, конечно, что Роде выдавал за свою дочь кого-либо другого; но этого тогда мы проверить не могли, да и в голову не приходила такая мысль.

А.Брюсов

(Зав. 1-м отделом Гос. исторического

музея в Москве)

25. XII.1949 г.

Архив автора