Текст книги "Воин Не От Мира Сего"

Глава 9
Переправа-переправа…

На пустынном берегу Угрюм-реки стоял расписной терем, а рядом на завалинке, распаривая ноги в полуразбитом корыте с горячей водой, сидел его хозяин, потомственный паромщик Харитон Герасимович Бульбуль. (Но своей фамилией он хвастаться не любил, она в свое время почему-то отпугивала потенциальных клиентов, поэтому Харитон представлялся отчеством вместо фамилии, делая ударение на «о», так звучало и намного солиднее, и менее подозрительно).

Его дед, которого по отцовским рассказам он знал как просто Старика, обосновавшегося на этом месте в стародавние времена, поначалу занимался рыбачьим промыслом, но потом неожиданно разбогател, приобрел новое корыто для бабушки, которая в батиных мемуарах проходила под именем Старуха, затем справил новую лодку, обновил избу, непонятно на какие средства отгрохал двухэтажный терем с балконом, а однажды, вернувшийся с очередной рыбалки почему-то радостный, дед Старик поведал тогда еще совсем малышу Герасиму, что их мама стала «владычицей речной». То ли «владычица» неважная из нее получилась, то ли духи реки оскорбились такому «подарку» (что там под толщей воды творится, кто знает), но с той поры рыба в реке пошла на убыль, зато много людей стало тонуть в ней. Рыбак ли, прачка с бельем или пловец какой – всех река забирала в свои омуты. Испугался народ реки ненасытной и прозвал ее Угрюмой, а вскоре и вовсе покинул берега ее. Только Старик да сын его Герасим остались жить на ней, занявшись перевозкой путников с берега на берег. Их, на удивление, Угрюм-река не трогала. Тем и жили.

На свое совершеннолетие, узнав правду от пьяного отца, по чьему умыслу утопла родительница, Герасим со словами «не мычи, собака» вывез Старика на середину реки и единогласно назначил того «владыкой», то бишь отправил за супругой.

Еще пуще рассердилась Угрюм-река, не давала никому без опаски к воде подойти, и лишь Герасим плавал на лодке от берега к берегу, без проблем перевозя грузы и путников, соответственно за хорошее вознаграждение.

Однажды к его терему подъехал цыганский табор с намерением перекочевать со всем своим скарбом на тот берег. За свои хлопоты Герасим затребовал немало. Переводя такие деньги в цыганскую валюту, получалось пять лошадей, три коровы и двенадцать с половиной кур крупными купюрами, э-э, – экземплярами. Такой «суммы» у «бедных» цыганских баронов не нашлось, и они предложили паромщику в качестве вознаграждения за труды свою «лучшую танцовщицу» Алину, и не абы как, а в качестве «трудолюбивой, заботливой и, вах какой красавицы-жены». Недолго думая Герасим согласился, понимая, что все равно из-за страха перед рекой за него никто не пойдет, а без бабы тяжко. Правда, Алина в основном пританцовывала, когда по нужде хотела, зато на нервах играла просто загляденье. Поэтому вскоре после появления на свет Харитона Герасим, поссорившись с супругой, в очередной раз проклял весь табор с его лошадьми и не нашел ничего лучше, как отправить Алину к свекру и свекрови, а вскоре, не без помощи возмужавшего сына, и сам опустился на дно. Можно представить, что стало твориться с Угрюм-рекой. С тех пор совсем плохи дела стали на переправе. А когда стали появляться с противоположного берега скрипучие лыцари, без вреда для себя перебиравшиеся через водную преграду по дну реки, бизнес Харитона совсем заглох. Оттуда ему никто уже не кричал «Эй, греби сюда!» и здесь уже его не уговаривали «грести отсюда», и хотя он никогда не греб на лодке, заговоренной его матерью-цыганкой на заветное слово, сейчас бы он с великой радостью взялся и за весла. Краска на расписном тереме обшарпалась, лодка, качавшаяся у причала, обрастала водорослями, а корыто треснуло сбоку и годилось теперь только для профилактики ревматизма.

Харитон долил в корыто кипятку из пыхтевшего рядом самовара и, зажмурившись от удовольствия, откинулся на плетень.

– День добрый! – как гром с ясного неба прозвучало у него над головой. – Не вы случайно перевозками занимаетесь?

Харитон открыл глаза. Вокруг него, будто из-под земли выросшие, стояли три то ли богатыря, то ли разбойника, но точно не купцы с товаром, а за плетнем копошился еще кто-то четвертый.

– Что значится, «случайно»? – с неприязнью ответил паромщик, коли не купцы, а богатыри или разбойники, то с них и брать нечего, еще самого раскошелиться заставят. Чтобы не накалять обстановку, он представился: – Харитон ГерасимОвич – потомственный лодочник-переправщик, чартерные рейсы через Угрюм-реку. А вы чьих будете?

– А мы всех будем, – неопределенно ответил человек в пятнистой одеже, похожий в ней на лесного беса. – Переправиться нам надо.

– Надо? Плыви, – разрешил Харитон. – Я что, держу вас?

– Нет, я серьезно, перекинь нас туда. – Круглов, а это был, естественно, он, начинал сердиться. – У нас дело важное.

– У всех важные дела, ежели к проклятой реке приходят, – развел руками лодочник. – Потому и стоит переправушка дорого.

Поняв, куда клонит паромщик, Алексей избрал другую тактику.

– Так что же ты, Харитон Герасимович, дупло дуплишь, – примирительно произнес прапорщик.

– ГерасимОвич! – поправил его лодочник.

– Харитон ГерасимОвич, – выразительно произнес Алексей, – ты бы сразу цену назвал.

– Так что с вас взять? – помягчав, ответил Харитон. – Вы же не купцы. С вас брать нечего.

– Как нечего? – Круглов похлопал себя по карманам и осмотрел товарищей. – Вот.

Он снял с себя часы с компасом на ремешке и протянул их паромщику:

– «Командирские», с автоподзаводом.

Братья Лычко (кто, кроме них, мог сопровождать Круглова) в подтверждение его слов дружно закивали головами, будто понимали, о чем речь. Будто понимая, что ему предлагают, Харитон с важным видом принял часы из рук Алексея и, осмотрев их, цыкнул:

– Мало! – Он подлил кипятку в корыто и протянул часы обратно. – Еще десять рублей сверху, или проваливайте.

– Так тут и компас, – показал Леха на магнитную стрелку. – Плутать не будешь.

– Ерунда, – усмехнулся Харитон, чувствовал, что ли, что дурят. – Мне он ни к чему.

– А может, у тебя лодку экспроприировать? – начал заводиться Круглов, но, увидев только непонимающий взгляд, разъяснил смысл сказанного: – Я говорю, ввиду служебной необходимости мы изымем у тебя средство передвижения силой.

– Пожалуйста! – ехидно улыбнулся лодочник, казалось, заявление Круглова его больше позабавило. – Все равно на лодке вы никуда не уплывете.

Тут из-за плетня вышел сатир, отходивший туда по мокрому делу. Увидев «черта», Харитон снисходительно посмотрел на Круглова:

– Тут вам и черти не помогут. Только я знаю заветное слово, приводящее лодку в движение. Так что либо платите, либо идите своим путем.

Алексей понимал, что паромщик не врет, с ним такими вещами никто бы не позволил шутить.

– Командир, да что с ним цацкаться! – не выдержал Архип. – Только свистни, мы его так отмутузим, маму родную как звать забудет, а слово заветное на блюдечке выложит.

Харитон с тревогой посмотрел на Командира – свистнет али нет?

– Цыц! Яйца буйвола не учат! – цыкнул Алексей вместо свиста и пояснил: – Он некомбатант, хотя и сторона заинтересованная, поэтому, я думаю, мы с ним договоримся.

Круглов красноречиво уставился на паромщика.

– Хорошо, вот возьми мой нож в придачу. – Круглов отцепил ножны от ремня и протянул лодочнику. – Здесь и пила, и кусачки, и фонарь и… короче, многофункциональный.

Харитон уже с неподдельным интересом осмотрел подарок и остался доволен.

– Маловато будет! – произнес он в надежде разжиться еще какой-нибудь диковинкой.

– В самый раз! – сквозь стиснутые зубы проговорил Алексей, сжав кулаки.

– Ладно-ладно, с тобой в цене сошлись, – замахал руками Харитон, – а остальные чем платить будут?

– Не нарывайся, лодочник! – окончательно разозлился Круглов, одной рукой взял того за чуб, а вторую, сжав в кулак, сунул под нос: – Так не хочешь по-хорошему или как?

– Или как, – вздохнул Харитон и, вытащив ноги из воды, стал натягивать на них сапоги. – Сейчас вот обуюсь.

Пока он готовил лодку к переправе, сатир отозвал Круглова в сторону:

– Этот Харитон мне не нравится, – заговорщицким шепотом произнес Фавнус.

– Неужели? – усмехнулся Алексей. – Я думал, ты на него запал.

– Не ерничай, – насупился сатир, таким серьезным (не обеспокоенным, не напуганным, а именно серьезным) Алексей его еще не видел. – Он мне напоминает одного типа – Харона. Тот тоже лодочник, и тоже, представь себе, на границе между царствами живых и мертвых промышляет, как этот сказал, чертовыми рейсами. Тот еще гусь. Чувствую, что и этот тоже не прост, как кажется. За ним нужен глаз да глаз, покуда перебираться будем.

– Присмотрим, – пообещал, подозрительно поглядывая на лодочника, Круглов. – Нас не проведет.

– Главное, чтобы переправил, – уточнил сатир.

Когда все приготовления были закончены, отряд Круглова погрузился в лодку. Харитон Герасимович Бульбуль запрыгнул последним и, сев на корме, отвернулся и прошептал заветное слово. Лодка качнулась на волнах и, набирая скорость, плавно поплыла в сторону противоположного берега. Круглов открыл было рот спросить что-то, но торжественно-траурный вид Харитона, приложившего палец к губам, заставил его замолчать. Дальнейшее плавание проходило в полной тишине, лишь речная волна билась о борта их плавсредства. Где-то на середине реки Круглов, следивший за паромщиком, заметил, как тот обеспокоенно стал вглядываться в водную гладь. Заметив что-то в глубине вод, он поднес пальцы ко рту, намереваясь свистнуть.

– Стоять! – крикнул Алексей и прыгнул к лодочнику, но чуть-чуть не успел. Раздался свист. Харитон успел подать кому-то или чему-то сигнал.

– Ты, гондольер! – в бешенстве заорал на него прапорщик. – Ты кому свистишь, сука!

– Командир, духи! – разом закричали закрестившиеся монахи. – Духи, Командир!

Круглов развернулся на крики. Вокруг лодки кружили вылетевшие из воды призраки, может, духи реки, может, души утопленников, всего в количестве четырех единиц. Он не знал, что когда-то в этой реке последовательно, один за другим, утонули все родственники Харитона, и возможно, это их не отпетые злобные души сейчас кружили вокруг лодки, ужасая сатира, пугая братьев и зля прапорщика.

– Это же сирены! – раздался визг сатира. – Я думал, что это все древние мифы! – едва ли ни прорыдал он, уткнувшись лицом в грудь Круглова.

– Это что! – пытался подбодрить его Алексей. – Я думал, что и сатиры – древние мифы!

– Нам конец! – начал биться в припадке ужаса Фавнус. – Свистать всех на…

Но ему не дали закончить причитания. Кружившие так называемые сирены стали завывать с такой силой, что и заговоренные на вопли нечисти близнецы схватились за уши от невыносимой боли. А что говорить про Алексея и Фавнуса, подобными заговорами не защищенных. Комфортно на этой лодке чувствовал себя лишь зло улыбавшийся Харитон. От изматывающего визга отряд Алексея повалился на дно лодки, корчась в страшных муках. Первым не выдержал сатир: решив от визга сирен скрыться в пучине, он пополз к борту. Понимая, что враги этого и добиваются, Алексей, превозмогая боль, схватил Фавнуса за копыто и потянул назад. Затем, увидев сквозь мутную пелену в глазах веселившегося паромщика, он передал копыто брыкавшегося сатира в руку одного из братьев и пополз к тому на корму. Умирать, так вместе с этим поганцем.

Увидев приближающегося богатыря, Харитон вытащил из ножен подарочный нож, но даже визг сирен не смог до такой степени измучить спецназовца, чтобы он забыл хоть один прием рукопашного боя против противника с холодным оружием. Выбитый из рук коварного гондольера нож плюхнулся в воду. Алексей схватил Харитона за горло.

– Я убью тебя, лодочник! – через силу прохрипел он Харитону и выбросил того за борт. Призрачные субстанции кинулись к попавшему в воду паромщику и потащили его в глубину.

– Иберглодка! – только и успел крикнуть захлебывавшийся паромщик и скрылся под водой. Визг сирен внезапно оборвался, а лодка остановилась посредине реки. Приходившие в себя братья, поматывая головами, выглянули за борт.

– Что он там кричал? – спросил Архип у Антипа.

– Кажется, матерился, – пожал плечами Антип и вытер со лба капли пота. – Фу-у, кажись, пронесло.

– Меня точно чуть не пронесло, – подал слабенький голос Фавнус. – Я такого больше не выдержу, утоплюсь.

– Зашибись! – потирая виски, «обрадовался» севший на место Харитона прапорщик. – Мы стоим посреди проклятой реки в этой проклятой лодке.

Он первым заметил, что, несмотря на довольно сильное течение, лодку никуда не сносило, словно она села на мель.

– Не ровен час вернутся! – продолжил мысли вслух Алексей. – Тогда точно «много вода пить будем».

У сатира от этих предположений сразу же разыгралась морская болезнь. Глядя на его муки, Алексей уже из жалости решил, кого они следующим вышвырнут в жертву речным духам, а вслух сказал:

– Кто слышал, что там кричал местный Харон, царствие ему морское?

– Кажется, иберглодка? – неуверенно сказал Антип.

– Мне послышалось – киберлодка, – ответил Архип. – Видно, какие-то ругательные проклятия.

– Киберлодка, говоришь? – заинтересовался вариантом Круглов и осмотрел внутренние и внешние борта лодки. Ничего кибернетического не найдя, он попробовал угадать заветное слово: – КИБЕРЛОДКА, ПЛЫВИ!

Лодка стояла как вкопанная.

– КИБЕРЛОДКА, ГРЕБИ! – еще раз попытал он счастья, но тоже безрезультатно.

– Таких вариантов заветных слов могут быть миллионы, в этот раз мы конкретно встряли, – подытожил он свои старания.

Находившиеся в лодке люди приуныли. Даже Круглов, основным жизненным девизом которого было «Даже если вас съели, у вас есть два выхода», обычно искавший выход из самых безвыходных ситуаций, в этот раз плюнул на все и, развалившись на корме, уснул, заменив основной девиз на временный: «Утро вечера мудренее». Волны недовольно бились о борт лодки, напоминая ее пассажирам об их незавидной участи. Архип последовал примеру Командира, Фавнус, изможденный сегодняшними событиями, изредка всхлипывая, тоже забылся в спасительном сне. Лишь Антип, сидевший на носу лодки, смотрел на закат и шевелил губами. Какую молитву он читал, о чем и с кем он вел неслышную беседу, непонятно, только вдруг, ни с того ни с сего, лодка качнулась и поплыла к спасительному берегу. Почувствовав движение, чуткий сатир вскочил на копыта и сразу кинулся в панику.

– Вставай, Леха!!! Атас! Менты! – закричал он какой-то бред. – Нас атакуют боевые водолазы!

Круглов, вскочивший на ноги, чуть не кувыркнулся за борт, но удержался и, спрыгнув на дно лодки, приготовился к отражению атаки. Архип даже не стал вставать, а апатично закрыл уши ладонями, пока что его слуховые рецепторы раздражал только противный визг Фавнуса.

– Тихо! Тихо! – закричал Антип на сатира. – А то накаркаешь сейчас. Это… я, кажется, разгадал заветное слово.

– Ишь ты! – не поверил ему Алексей и, схватив сатира за шиворот, прикрыл ему рот ладонью. – Ну-ка, Антипка, отсюда поподробнее.

– Я же говорил, что паромщик крикнул «иберглодка», – объяснил Антип. – Так вот, если разделить это слово на два, получится «иберг» и «лодка». Лодка, понятно, это лодка. А что такое «иберг»?

– Может, ее название?

– Я тоже так думал. А если произнести это слово наоборот, получится «греби».

– Ясно, «греби, лодка» или «лодка, греби»? – попробовал угадать Архип.

– Нет, не получается, пробовал, – отрицательно закачал головой его братец. – Почему тогда одно слово перевернуто?

– Не знаю.

– Смотрите! – сказал Антип. – ИБЕРГЛОДКА!

Как только он произнес заветное слово, лодка замедлила ход и остановилась, пока еще вдалеке от берега.

– Ты что натворил? – прошептал убитый горем сатир, глядя на застывший вдалеке берег.

– Не боись! Сейчас поплывем, – успокоил его Антип. – АКДОЛГРЕБИ!

После второго произнесенного заветного слова лодка вновь покачнулась и поплыла к берегу.

– Оба слова надо переворачивать! – раскрыл тайну заветных слов Антип и расплылся в улыбке.

– Голова! – похвалил его Круглов и вернулся на корму. Сатир же от радости полез обнимать Антипа, чем немало растрогал его и рассмешил Алексея.

Уже в сумерках лодка подплыла к пустынному причалу и остановилась, едва касаясь его своим бортом.

– Если что, на обратный путь через реку пригодится, – сказал Алексей, вылезая из лодки.

На этом переправа закончилась. Отряд, выбравшись на сушу, отошел подальше от воды и заночевал на холме над рекой.

Глава 10
Царство мертвых

Картину, которая предстала взорам разведчиков, спешивших к виднеющейся на горизонте горе, еще укутанной утренней дымкой, можно было назвать в лучшем случае удручающей. На этой стороне Угрюм-реки не было слышно ни пения птиц, ни сорочьей трескотни, ни веселого дятлового перестука в частых рощах и дубравах – никаких живых звуков. Изредка им попадались растрепанные, мрачно каркавшие вороны, сидевшие на придорожных деревьях, которые и не думали улетать при приближении к ним отряда, только провожали его внимательным осторожным взглядом. Здесь даже деревья и кусты имели какой-то чахлый осенний вид. Листья хоть и не желтые, но слегка увядшие, не шелестели густой шевелюрой на ветру, а только судорожно вздрагивали и вновь безжизненно свисали до следующего порыва.

Пройдя через очередную безжизненную рощу, Алексей с командой вышли к небольшой деревне. Перед тем как подойти к ней, Круглов некоторое время вел наблюдение, но, не заметив ничего подозрительного, продолжил движение. В общем-то кое-что подозрительное все-таки в ней было, но что именно, он окончательно определил, только войдя в населенный пункт. В деревне не оказалось ни одной живой души, как, впрочем, и мертвецов. Избы и хозпостройки стояли практически нетронутыми, кое-где были сорваны с петель ставни или двери, но в целом создавалось такое впечатление, что жители деревни в один прекрасный момент устали здесь жить и ушли, бросив дома со всем скарбом, но зато увели с собой всю живность от коров до кошек. Алексею в подобный расклад мало верилось, а когда на другом конце деревни в кузнице он обнаружил несколько сломанных мечей и прожженный идеально круглым отверстием щит, лежавший на горке пепла, его подозрения усилились.

О своих догадках он не стал сообщать товарищам, которые и так с тоской смотрели на царившее вокруг безмолвие. Чтобы как-то отвлечь их от ненужных мыслей, Лехе ничего в голову лучше не пришло, как запустить свой отряд на марш-бросок. Легким бегом они устремились прочь от деревни, держа курс на маячившую впереди Останкину гору. Первые пару верст братья-монахи держались за задававшим темп Командиром, сатир же, семенивший своими копытцами как заправский марафонец, все время порывался вырваться вперед, и только окрики прапорщика заставляли его сбавить скорость. Один раз Алексею пришлось остановить отряд, чтобы объяснить Фавнусу, что это не Олимпийские игры, и за свою «победу» ему вместо лаврового «светит» совсем другой венок, если он наткнется на врага до их подхода.

Уяснив задачу, Фавнус перестал ускоряться, но, обладая хорошей выносливостью и избытком энергии, все равно не успокоился, а то и дело забегал то слева, то справа, подбадривая пыхтевших братьев, чем только больше злил их. Алексей, бежавший впереди, без напряга контролировал окрестности, и небольшие перепалки за спиной вызывали у него легкую усмешку. Это был, по его мнению, еще один отвлекающий фактор от мрачных дум его подопечных. Через какой-то промежуток времени разогревшийся прапорщик вдруг осознал, что за его спиной тихо. Оглянувшись назад, он увидел, что братья Лычко отстали, а сатир вообще куда-то запропастился. Грешным делом Круглов подумал, что монахи все-таки треснули Фавнусу за подколки по поводу их физподготовки, однако это оказалось не так. При их подходе Алексей увидел выглядывавшего из-за спины Архипа Фавнуса, ехавшего на нем «чок-чок».

– Судороги у него, – пояснил Архип, сбрасывая улыбавшийся «куль» на землю. – Может, здесь оставим?

– Мужики, не бросайте, вы что? – взмолился сатир, не понявший шутки. – Я же не виноват, что ногу свело.

– Не дрейфь, марафонец! – успокоил его прапорщик. – Нам еще приманка нужна будет. Я сам тебя понесу.

После небольшой передышки Алексей посадил на спину Фавнуса и продолжил ускоренное передвижение. Братья, сопя и мысленно чертыхаясь, побежали следом. Тридцать с «хвостиком» на спине и еще ранец со шкурой и «радиоминой» на груди Алексея немного уравняли плачевное положение братьев перед Командиром, позволяя им держаться хоть и с отставанием, но не таким большим, как могло быть. В таком темпе они проделали довольно долгий путь, встретив на своем пути еще одну безжизненную деревню царства мертвых, с разрушенной церковью. Из всего увиденного на пути Алексей сделал вывод, что если на том берегу, откуда они пришли, некроботы пока живых не трогали, то здесь уже их агрессивные действия, направленные против всего живого, были, как говорится, налицо. И судя по всему, оружием им служили далеко не дубинки. Необходимо было остановить их во что бы то ни стало.

Когда Останкина гора, курившаяся дымком на вершине, уже приблизилась настолько, что заняла собой все пространство перед командой, Алексей перешел на шаг и, сойдя с тропы, углубился в лесок, окружавший величественную гору.

За время марш-броска взмокшие близнецы сначала избавились от посохов, затем сбросили с себя неудобные в таком деле рясы, и теперь, оставшись в штанах и белых нательных рубахах, пропитанных потом, эдакими белыми тенями скользили в зарослях за Командиром, несшим на себе занемогшего сатира. Подобравшись к опушке леса, Алексей заставил всех залечь, а сам, сбросив Фавнуса и ранец, ужом пополз вперед на доразведку местности. Добравшись до крайнего куста, Круглов превратился в слух, зрение и обоняние, «выставив» рецепторы своих органов чувств в максимум. Первое, что он обнаружил, это плохо замаскированный вход у подножия горы. Стальные ворота трехцветной черно-желто-серой раскраски дилетантски выделялись на скалисто-зеленом фоне. Над воротами, по углам, были расположены приборы, внешне напоминающие видеокамеры наблюдения, расположенные на таких перекрещивающихся направлениях, что позволяло держать под наблюдением все подступы к входу, делая проникновение на базу противника практически невозможным.

Раздумывая над вариантами действий, Алексей продолжал наблюдение. Его внимание привлекло движение между деревьями – на поляну, заунывно каркая, вылетела одинокая ворона и на бреющем полете полетела к воротам. Что ей там было надо, Круглов узнать так и не смог, «видеокамеры» ожили и развернулись в сторону летевшей птицы. Зафиксировав опасное направление полета, приборы одновременно сверкнули похожими на электрическую дугу ломаными лучами, которые сошлись как раз на подлетавшей мишени. Дымящаяся пыль, медленно оседавшая в воздухе, – вот и все, что осталось от крылатой камикадзе.

Узнав истинное предназначение приборов, Алексей еще больше огорчился. О подобных «игрушках» Фердинанд ему ничего не рассказывал. А они существенно осложняли дело. Круглов сразу же отказался от варианта с отмычкой ворот и уставился вверх. Если кто-то подумает, что бывалый диверсант искал помощи у неба, то он глубоко ошибается. Алексей осматривал гору на предмет наличия каких-либо расщелин, террас или пещер. По рассказам Фердинанда, он познакомился с Аглаей почти на вершине горы, где они с подругами по «колдовскому цеху» собирались на ежегодный саммит, тьфу ты, то есть шабаш. Следовательно, там был выход из недр горы наружу, и сам Кранкэнштейн говорил, что гора изобилует галереями и пещерами, якобы в ней целый многоярусный лабиринт. Тогда можно будет попытаться проникнуть внутрь вражьего логова незаметно через какой-нибудь «задний проход» горы и довести дело до логического завершения.

Стараясь двигаться как можно тише и мягче, Круглов снялся с НП и вернулся к команде.

– Здесь не подобраться, – прошептал прапорщик, до сих пор находившийся под впечатлением от «работы» охранной системы. – Ползите за мной.

Отряд, шурша сухой травой, скрылся в глубине леска. Удалившись на приличное расстояние, Алексей поднял отряд и со всеми мерами предосторожности продолжил обследование горы, обходя ее по часовой стрелке. Наконец он заприметил высоко вверху широкий выступ, а сбоку от него темное пятно, которое вполне могло быть тем самым «проходом». Удостоверившись в отсутствии на данном склоне каких-либо намеков на «видеокамеры» с лазерным или каким там еще боекомплектом, Алексей решился на покорение вершины идти в этом месте. Сам он в свое время проходил соответствующую альпинистскую подготовку, поэтому за себя не беспокоился. Его больше волновали братья Лычко, с сомнением смотревшие вверх. Сатир, которого судороги уже отпустили, уверил, что горы его родная стихия.

– Пойдем, значится, так, – сказал Круглов, разматывая клубок. – Я привязываюсь волшебственной веревью с вами (он кивнул братьям), а ты держись подле (кивок сатиру). В гору ползти осторожнее, не свалиться, случаем. Понятно?

– Иволь! – сказал сатир, приготовившись к переходу.

Привязавшись с братьями волшебной веревкой в качестве страховки, Алексей начал восхождение. Несколькими метрами ниже за ним поплелся Архип, замыкал альпинистский отряд Антип. Пройдя немного, братья приободрились, решив, будто весь переход будет таким же нетяжелым. Но время шло, они тоже не стояли на месте. Пологое подножие крутело, заканчивались травы и деревца, зато чаще стали попадаться валуны, торчавшие из горы. Фавнус, шедший налегке, обошел Круглова, буксировавшего монахов, и горным козликом-архаром, водившимся здесь когда-то, скакал по склону. Пару раз сатир порывался, нечаянно сорвавшись, слететь вниз, но, натыкаясь на прапорщика, ползшего в гору, останавливался и, поблагодарив за вовремя подставленное плечо, вновь начинал шустро карабкаться наверх.

Когда подъем стал по-настоящему тяжелым, Антипка, лезший позади всех, припомнил древнюю песнь о вещем волхве, сказавшем, что «лучше гор могут быть поля, леса и реки», где не так тяжко дышится, и был в этот миг категорически согласен с цитатой. Круглов, видя, что близнецы еле справляются и ему порой приходится просто волочь их по склону, рискуя сорваться вместе с ними вниз, придумал, как покорять вершину в их случае максимально безопасно. Поочередно подтянув к себе братьев на один из выступов, Круглов оставлял их на нем отдышаться, а сам карабкался вслед за Фавнусом к очередному выступу. Там, упираясь ногами в каменные стенки, он, страхуя товарищей, вновь по одному вытягивал их к себе. Такой метод подъема был не намного медленнее предыдущего, но гораздо предпочтительнее в плане профилактики и предупреждения полетов в пропасть.

Отдыхая на очередном выступе, Антип глянул вверх. Ео-о-о… Еще довольно высоко вверху виднелась терраса с возможной пещерой. Архип тоже не обрадовался увиденному.

– Видать, мы не там полезли, – сказал он. – Где-то наверняка склоны не такие крутые.

– И что? Давай назад полезем, искать, где горы пониже, – издевался отдохнувший сатир.

Архип, осматривая раскинувшуюся под ними безжизненную равнину, горестно вздохнул. Ему уже ничего не хотелось. Лег бы на выступе и лежал. Но упрямый Командир молча полез дальше, и друзьям ничего не оставалось, как последовать его примеру. Преодолев-таки этот неимоверно трудный подъем, отряд без потерь добрался до пункта назначения и обнаружил рядом с террасой дыру в горе. Увиденное на площадке обрадовало и озадачило их одновременно. Вход в пещеру не был оборудован лазерными пушками, и двери как таковой не было, но он был закрыт толстыми стальными прутьями, что говорило о его обитаемости и о том, что кто-то не хотел ждать гостей именно отсюда.

Когда отряд подошел к зарешеченному входу, из темноты словно сквозняком дунуло, близнецы вздрогнули и зябко поежились. Алексей тоже почувствовал некий эмоциональный дискомфорт, но не придал ему значения. Сатир первым подбежал к решетке и, проявляя чудеса геройства, смело крикнул в глубь пещеры:

– Эй, вы там, готовьтесь к смерти!

И получил подзатыльник от Круглова. Затрещина получилась знатная – как щелчок хлыста.

– Заткнись, идиот! Не ровен час, услышат твои вопли мертвяки и припрутся сюда посмотреть, кто буянит, тут и сказке конец, – сердито отчитал его Алексей.

– И впрямь, Фавнус, – жалостливо гундося, добавил Архип. – Зачем им к смерти готовиться, коли они и так мертвые. Давай потише.

Антип, робко оглядываясь по сторонам, ничего не сказал.

Заметив перемену в поведении участников экспедиции, Круглов вспомнил про белого кота старца Лаврентия. Скорее всего, на близнецов подействовало нечто подобное, исходящее из пещеры.

Братья Лычко, в общем-то, смелые ребята, со стыдом обнаружили, что им хочется бежать с горы сломя голову. Если во время подъема им было просто почему-то тоскливо, то сейчас, стоя у темной пещеры, они всей кожей ощущали волны ужаса, исходившие из этой темноты. Но, несмотря на проснувшийся в них животный страх, они стояли рядом с Командиром, боясь выказать свою слабость.

– Будем ломать, – сказал прапорщик, осмотрев решетку. – Скоро закат, нам надо поторопиться. Давай, тяжелоатлеты, к барьеру! – подбадривая грустного Антипа, дружески хлопнул того по плечу. От внезапного прикосновения Антип отпрыгнул в сторону и, испуганно задышав, прижался к стене. Архип, скрывая страх, схватился за прутья решетки, намереваясь разогнуть их, но в следующий момент упал на колени и, схватившись за голову, застонал.

– Слабаки! – презрительно сплюнул сатир, он, на удивление, ощущал прилив сил и духа.

– Я тебе сказал, заткнись! – Круглов озадаченно посмотрел на потерявших над собой контроль бойцов и высказал на доступном для сатира языке свои соображения по данному факту. – Это заклятие некроботов на них действует.

Читая в глазах монахов плохо скрываемые страдания, Алексей нервно покусывал губы.

– Я не могу! – первым сорвался Антип, переходя на вой. – Убей меня, Командир, или я сам сброшусь, это невыносимо.

– Держитесь, братцы! – осенила прапорщика идея. – Сейчас я вас «вылечу»!

Он сорвал с ремня спецаптечку и, раскрыв, извлек из нее несколько пластиковых шприцев, наполненных растворами разного цвета.

– Это транквилизаторы! – пояснил он следившим за его движениями братьям.

– Вот эти, – прапорщик выбрал и показал им два шприца с голубым раствором, – как раз для таких случаев. Препарат «Прогневин-4», от паники враз излечит, будете как новые, – подмигнул Леха близнецам. – Давай руку и закрой глаза.

Бледный Антип протянул руку. Алексей внутривенно ввел препарат сначала одному, затем другому брату.

– Теперь глубокий вдох. И задержите дыхание. Вот так. Считайте, что я на вас антизаклятие наложил.