Текст книги "Черная голубка"

Надежда понимала, что счастье её скоро уплывёт на «Красине», и сердцеед её закружится в городской суете, забудет о ней, может, просто духа не хватит оставить свою бабу. Да и у неё самой есть большое препятствие, через которое непросто перепрыгнуть – это Тихон. С ним на эту тему не поговоришь, не поскандалишь. У него на это ответ один: убью. Если не убьёт, то изувечит. Но надо ещё посмотреть, кто кого. В тот же вечер Каин вошёл в деревню первым. Это и послужило Надежде сигналом: действовать безотлагательно, сам пророк подал ей сигнал действовать. Тихон, вернувшись с работы, сразу спросил:

– Был этот безрукий печник?

– Был, Тиша, был. Видно, хорошо ты его припугнул. Прибежал и в печку сразу с головой залез, поковырялся там, говорит, какой-то кирпич поправил, потом стружки поджёг и говорит: «Куда фига, туда дым». Представляешь, весь дым в трубу ушёл. Я тебе картошечки нажарила, а знаешь, чего охота? Рыбки бы со сметанкой на сковородке приготовить. Наловил бы ты хоть язей. Все вон мужики рыбачат, а тебе дела до этого нет. Я ведь рыбу люблю, да и ловить умею. Когда маленькой была, меня отец научил. Скоро маме девять дней, люди придут, а у нас на стол поставить нечего. Завтра воскресенье, попроси у соседа сеть и лодку. За островом сетёшку поставим. Потом ухи можно на костре сварить, бутылочку возьмём, я с тобой стопочку выпью.

Тихон морщил лоб, кривился, начал искать отговорки:

– Зачем тебе эта рыбалка, холодно уже стало, а я простуженный. Слыхала ведь, что опять красный бык вперёд всех прошёл границу?

Надежда стала напирать на супруга:

– Да ну и пусть прошёл, старых людей в деревне много, кое-кому давно уж на тот свет прибраться пора. Нам с тобой рановато. Мы ещё лошадь купим да гусей разведём. Не думала, что мой муж такой трусишка. Представляю, как ты на фронте воевал.

Тихон вскипел:

– Ты про войну заткнись, тебя там не было, у меня ранения и вся грудь в медалях, я Днепр форсировал.

Надежда, подбоченившись кулачками и придвинувшись почти вплотную к мужу, зашипела ему в лицо:

– Да если бы я на войне была, я бы ещё в сорок первом всех фрицев победила, – и чтобы не получить от мужа оплеуху, сменила тему, продолжая давить на самолюбие: – Ну не хочешь, не надо, я сама рыбачить поеду, пусть надо мной вся деревня смеётся. Пусть дразнят меня Рыбак-баба. А ты, Тишенька, оставайся, корову дои, бельё стирай.

Тихону хватило этих низменных примеров, чтобы больше не открещиваться от поездки на рыбную ловлю. Он пошёл к соседу и от него вернулся с сетью и вёслами. Несказанно обрадовалась Надежда, взяв в руки сеть, сказала:

– Я везучая, мы с тобой стерлядок ещё наловим. Завтра с рассветом гребём за остров.

Ночью в сумрачном свете она долго холодным взглядом рассматривала спящее лицо мужа. Не почувствовала ни капли жалости и сострадания, только одну холодную ненависть. Ещё одно решительное действие – и свобода, впереди новая жизнь, которой она достойна. Ей не спалось. В лёгкой дремоте с коварной мыслью она пребывала до рассвета. Утром, подоив корову, отправила её в стадо. Напекла оладий на сале. Позавтракали с Тихоном и пошли к реке. На берегу Надежда осмотрела мужа и застегнула на нём фуфайку на все пуговицы.

– Тоже мне – простуженный, а ходишь нарастапашку. Портяночки-то тёплые навернул? – Сама же накинула фуфайку только на плечи и сапоги обула на босу ногу. Тихон сел на вёсла. Надежда, оттолкнув лодку от берега, запрыгнула на корму. Тихон грёб неумело, тем не менее лодка хоть и рывками, но шла верным курсом. Он управлял лодкой, не глядя на воду, взор его был обращён к небу, может, он так молился или просто боялся этой серой стремительной реки, которая способна поглотить любого, собравшегося оседлать её. Оказавшись по другую сторону острова, там было поглубже, Надежда опустила сеть в воду, та стеночкой выстроилась поперёк реки, оставаясь верхним краем за счёт пробковых поплавков на поверхности, низ же притапливали свинцовые грузила. Сеть в лодке уже заканчивалась, оставалось её не больше метра, когда Надежда, сбросив с себя сапоги и скинув фуфайку, взялась за борт и резко наклонила лодку против течения. Лодка накренилась, вода хлынула, перевернув её. Тихон, упав в воду, попал ногами и руками в сеть; оказавшись обездвиженным, он ни разу не показался на поверхности. Последнее, что он успел крикнуть, было «Надя». Надежда, выпрыгнув из лодки, вразмашку поплыла к острову. Течение быстро сносило её, изо всех сил она стремилась к берегу, здесь нельзя было давать слабину, быстрое течение могло пронести её мимо острова. Тогда шансов на спасение не останется. Почти у самого края острова она смогла уцепиться за ветки кустарника, опущенные в воду. Это и спасло её. Отдышавшись на суше, она стала осматривать реку, не осталось ли на поверхности каких-либо следов кораблекрушения. Только днище перевёрнутой лодки торчало из воды, течением её уносило вниз по реке. Надежда ещё не могла сообразить, радоваться ей или пора кричать караул. Её трясло не то от холода, не то от содеянного. Перейдя на другую сторону острова, она стала всматриваться в пустой деревенский берег. Как назло, ни души. Проклятущая деревня. Куда они все пропали? Холодища такая, околеть можно. Она разделась и выжала всю одежду, но не сидеть же голышом. Пришлось одеться во всё сырое. Затем, забравшись на дерево, сломила длинную густую ветку. Когда чья-то человеческая фигурка показалась на деревенском берегу, стала размахивать ею и звать на помощь. Фигурка на берегу на происходящее не обратила внимания и исчезла туда, откуда и появилась. Солнце поднималось выше, становилось теплее, одежда на теле высохла, но дрожать Надежда не переставала. Может, где-то через час ещё одна фигурка пошла вдоль берега. Надежда стала размахивать веткой и ходить с ней взад и вперёд, крича: «Э-е-ей». Фигурка остановилась и скрылась в деревенских зарослях. Немного времени прошло, и на берег вышли трое. Долго стояли. Надежда продолжала подавать сигналы тем же образом. Потом одна фигурка исчезла и вскоре появилась вновь, похоже, что с вёслами. Двое сели в лодку и направились к острову. Её заметили, Надежда успокоилась – это спасение.

Фельдшер растёр тело Надежды камфорным спиртом, но грудь, срамник, натирал в два раза дольше, чем спину. Напоил горьким лекарством и укрыл поверх одеяла тулупом, он всё это делал так заботливо, разговаривая с ней, как с малым дитём. Из всего было видно: он готов был стать ей живым обогревателем под этим тулупом. Все имеющие в деревне лодки выехали на поиски Тихона. Кто-то увидел в воде сеть, зацепившуюся за корягу. Когда стали поднимать её, в ней и обнаружили его скрюченное тело. Нашли перевёрнутую лодку, только без вёсел. Её прибило к берегу примерно в километре от острова.

Прошла неделя, Надежда была в постели под присмотром соседей и фельдшера. Соседка кормила её, доила её корову, протапливала печь. А фельдшер продолжал поить лекарством, делал перкуссию и подолгу, фонендоскопом прослушивал её грудь. Как только температура пошла на снижение, Надежда сказала соседке, что чувствует запах дыма в избе:

– Позови печника, пусть трубу посмотрит.

Соседка удивилась:

– Нет никакого запаха, и печника нет. Уехал он, даже последнюю печь не сложил, собрал свой инструмент – и на пароход.

Надежда всё-таки надеялась, что он ещё вернётся, не зря же он одну печь не сложил, это будет для него поводом приехать к ней. Не приедет он – сама к нему поедет. Как всегда вечером, раздался хлопок пастушьего бича, заблеяла и замычала скотина. Надежда вышла за калитку встретить свою корову. Вначале пробежала ватага ребятишек, скандируя мрачную весть: «Каин первый вошёл в деревню!» За ребятнёй шёл красный бык. Поравнявшись с Надеждой, он фыркнул носом и остановился. Какое-то время смотрел на неё, затем склонил перед ней голову до самой земли, словно паж перед королевой. Неожиданно прыжком стартовал с места, утопив свои рога в её животе. Дикий визг разрезал уличный шум деревни. Удар был стремительным и сильным. Таким, что столбик, на котором висела калитка, переломился. Каин поднял на рогах тело и перекинул его через себя. Свидетелей тому было половина улицы – все, кто пришёл встретить своих четвероногих кормильцев.

В правлении, выслушав доводы зоотехника об опасности для населения племенного быка, приняли решение – Каина сдать на мясо. Думается, если бы это решение принималось на общем собрании, жители деревни отстояли бы его право на жизнь, а тут как-то по-тихому отвели быка на бойню и привели приговор в исполнение.

Весной, к удивлению всех, старая корова Пчёлка, которая не телилась вот уже четыре года, отелилась бычком красного цвета. Каждое светлое пятнышко на нём было словно срисовано с его родителя Каина. К тому же бычок был кудрявым, будто завит в парикмахерской, за что был и наречён именем Зубрик.