Текст книги "Состояние свободы"

Лакшман также выяснил, что ежедневно около часа дня в столовой БДО он мог приобретать обед из дала, риса и сабзи всего за пять рупий. А еще он узнал историю заброшенных зданий. Они были построены для сотрудников одной крупной национальной станкостроительной компании, которой пришлось закрыться спустя десять лет работы в Варадапуре. Большинство из жителей этих домов уехало, так как их перевели в другие отделения или потому, что они уволились и больше не могли занимать эти квартиры. Компания ничего не сделала с этими домами и просто оставила их ветшать и гнить. В некоторых квартирах до сих пор жили люди, никто не знал, было у них на это право или нет. Но в основном дома пустовали, и, возможно, находиться там было небезопасно из-за их аварийного состояния. Многие находились прямо рядом с лесом, и даже в период засухи там попадались насекомые, рептилии и животные. Лакшман обдумывал все это, пока они с Раджу пили чай и ели самсу в придорожном кафе. Наиболее любопытные прохожие, которым было особо нечего делать, завязывали разговор с Лакшманом: Он не кусается? А может напасть и поранить когтями? Сколько ему лет? Где он его нашел? Он сам каландар или нет? Станцует ли Раджу сейчас? Когда они дадут представление? Он уклончиво отвечал на некоторые вопросы, продумывал каждый ответ, чтобы выставить себя в наиболее выгодном свете. Его собеседники любили поболтать и говорили то о надвигающемся сезоне муссонов, то о школе, то о храмах в Варадапуре. Последняя тема обсуждений разрушила некоторый невидимый барьер, и собеседник понял, что Лакшман ненастоящий каландар, потому что он не был мусульманином. Но он знал, что ему придется задержаться в этом городе, поэтому старался быть дружелюбным и познакомиться с кем-нибудь. В магазине он купил спички и свечу. Пока что он старался не думать, что ему еще может понадобиться в том месте, где он собирался жить не день и даже не два, – эти мысли загонят его в ловушку, огромная крышка которой может в любой момент наглухо захлопнуться.

Когда уже совсем стемнело, он вернулся к тем призрачным постройкам. Переступив низкое каменное ограждение, служившее бордюром, он спрятался за деревом среди сухих папоротников, закрывавших ему ноги до колена, и стал наблюдать за домами. Его глаза медленно привыкали к темноте. По прошествии, как ему казалось, довольно долгого времени он заметил свет на втором или третьем этаже одного из отдаленных зданий справа от него. Тот дом, что был ближе всего к нему, был полностью поглощен темнотой. Он привязал Раджу к дереву и медленно, осторожно направился к нему, боясь даже зажечь спичку чтобы осве тить себе путь. Шелест шагов казался ему неимоверно громким. Он слышал даже, как позади него сопел Раджу. Но только он задумался о том, сколько времени у него уйдет на то, чтобы наконец дойти до здания, как вдруг ужаснулся – в незаколоченном окне стал виден тусклый отблеск зажженного огня. Кто-то был там, внутри, значит, нужно было срочно уходить, чтобы его не заметили. Но вокруг ничего не было видно, и он не знал, в каком направлении ему лучше двигаться. Он все же решился зажечь спичку, и за то короткое время, что она горела, он смог разглядеть у себя под ногами только потрескавшийся бетон, сорняки и часть стены дома, возможно, там даже была дверь внутрь, но спичка уже потухла, и вокруг снова воцарилась тьма. Ходить на ощупь в темноте по заброшенному месту было не самой лучшей идеей. В голове промелькнули мысли о преступниках и злодеях, использующих эти дома как свое логово. Ему захотелось быстрее убежать. В конце концов, этой ночью вряд ли пойдет дождь, поэтому ничего не мешает уснуть под открытым небом.

Лакшман никак не мог понять, что заставило его, преодолев страх, взять себя в руки и двинуться дальше. Он зажег свечу – без света в кромешной тьме было невозможно передвигаться. Только сейчас он понял, что уже вплотную добрался до жилого комплекса. Благодаря слабому желтому сиянию свечи он смог пройти по цементной дорожке и уйти от дома, где он заметил огонь, к тому, что находился наискосок от него. На верхнем этаже горела электрическая лампочка. В правой части дома он заметил дверь, ведущую в полную темноту. Лакшман решил зайти внутрь. Его свеча оказалась так же бесполезна, как и мокрая картонка, но это все, что у него было. Начав подниматься по лестнице, он тотчас же упал. Свеча выпала из рук, но, к счастью, продолжила гореть. Он поспешил ее поднять и стал рассматривать место, где споткнулся: это был пролет между двумя рядами ступенек, ведущих к лестничной площадке, по обе стороны от которой были одинаковые двери или скорее оставшиеся дверные проемы, так как самих дверей уже не было. Он зашел внутрь и очутился в большой пустой комнате. Пол был усеян сухой листвой, кусочками битых кирпичей, пылью, разного рода мусором, осколками оконных стекол, выбитых деревянных рам, кучками помета, напоминающего козий… Кто-то проскочил по полу. Крыса? На стенах облупилась краска, и кое-где они были покрыты мхом. Полы в комнате были слегка наклонены, и в углу рядом с окном виднелась то ли темная дыра, то ли туда так падала тень от свечи. Рядом с ним был еще один дверной проем, предположительно ведущий в другие комнаты.

Лакшман исчерпал весь запас бесстрашия: он уже не мог заставить себя осмотреть помещение полностью. Ему хотелось убедиться в том, что никто здесь не жил и не прятался, но как это сделать? Закричать? А может, стоит сначала сходить за Раджу? Медведь мог бы защитить его от опасности. Кроме того, ему было как-то непривычно одиноко без него. Он повернулся назад, держа в руках свечу и стараясь справиться со страхом, что кто-то сейчас набросится на него из-за угла. Странно, что темные, но открытые места, как поля, рощи, леса и дороги, совершенно не пугали его, а вот здания, комнаты и мрачные дома вселяли настоящий ужас.

Он попытался вернуться тем же путем, но запутался и ушел куда-то не туда.

– Раджу, Раджу… – начал шептать Лакшман в отчаянии.

Но в ответ не услышал ничего, кроме обычного шелеста ветра.

– Раджу! Раджу! – закричал он, не найдя другого выхода.

Он услышал, как медведь отреагировал на его крики звуком похожим на что-то среднее между ворчанием и писком. Все страхи Лакшмана мгновенно улетучились.

То, что увидел Лакшман утром после первой бессонной ночи, наполненной страхами и дискомфортом, повергло его в шок. Комната оказалась еще более грязной и ветхой, чем при свете свечи. Лакшман, у которого были кое-какие знания о зданиях, ремонте и декоре, понял, что здание уже давно перешло черту, когда его можно было очистить, подлатать, как-то спасти. Единственным выходом было снести все до основания и отстроить заново. Темное место, которое он вчера увидел, оказалось вовсе не тенью, а участком пола, покрытым слизью, влажным и поблескивающим в лучах солнца; он не просох даже в период испепеляющего летнего зноя. Одну треть потолка занимала оранжевая плесень (или это была ржавчина?). Стена, в которой был дверной проем, была усеяна россыпью черных пятен. На полу остались следы животных и грязные пятна от паана[83]83
  «Жвачка», основным ингредиентом которой являются листья бетеля.


[Закрыть] и гутки, которые были видны и на стенах. Пройдя в глубь помещения по короткому коридору, он вышел в комнату, которая раньше, по всей видимости, была кухней, а рядом с ней располагалась еще одна комната, но сейчас перегородка между ними была сломана. Оставшиеся двери сошли с петель и снизу были подъедены так, что торчали лишь кривые зазубренные концы. Раковина на кухне была сухой – в трубах давно не было воды. Лакшман решил на них взглянуть и обнаружил, что все они давно проржавели и растрескались, словно над ними поработал филигранщик. Как все вокруг может быть таким рассохшимся и сырым одновременно? Маленькое окно в ванной, полностью лишившееся стекла, выходило в сторону соседнего точно такого же здания, с вереницей маленьких окошек и ржавыми, распадающимися на кусочки решетками, ограждающими балкончики спален, находившихся на каждом этаже на расстоянии двух-трех футов от окон ванных комнат. Подтеки ржавчины от металлических прутьев оставили оранжевые следы на стенах здания. Лакшман зашел в ванную. Туалет в форме фасолины, с установленными с двух сторон прямоугольными плитами, для того чтобы вставать на них, по всей видимости, когда-то был белым, но из-за засыпавших его доверху сухих листьев цвета запекшейся крови нельзя было сказать наверняка. На стенах устроилась огромная колония тараканов. Большинство из них сидели неподвижно, а те немногие, что решались куда-то поползти, останавливались через несколько сантиметров. Опять-таки странная смесь двух противоречащих друг другу вещей: влажная слизь и плесень, с одной стороны, и крайняя сухость – с другой. Спальня, по сравнению с остальной частью квартиры, сохранилась лучше всего. Здесь Лакшман увидел первый и единственный предмет мебели, сохранившийся от хозяев, – сломанный стул, который, вероятнее всего, кто-то поджег, так как прямо за ним по стене поднималась черная полоса сажи. Кроме него, в комнате не было ничего, только валялись на полу мелкие камушки – улики, доказывающие ее медленное разрушение. Именно в спальне Лакшман решил обустроиться на время дождей, а для Раджу выделить комнату с решетками на окнах, к которым его можно было привязать. И в случае если кто-нибудь попытается войти внутрь, то медведь, находящийся прямо рядом со входом, послужит надежным охранником.

Лакшман все же немного паниковал: за несколько дней ему нужно было заработать довольно приличную сумму денег (он пока точно не знал сколько именно), пока не начались дожди. Этих денег должно было хватить на следующие три месяца. Он взял Раджу и пошел к храму. Голуболикий Шива тонко улыбался и сидел верхом на корове, одна его нога была согнута, а вторая вытянута. У одного из торговцев, которые разложили свои товары на джутовых мешках и в корзинах рядом с храмом на обочине дороги, он купил гирлянду цветов и арбуз. Его появление не оставило их равнодушными.

– Смотрите, смотрите, это же медведь!

Лакшман преподнес задремавшему священнику цветы и фрукт, он проснулся и начал отнекиваться:

– Нет-нет, уходите, это же храм, вы что, не видите? Это место не для таких, как вы.

– Я не каландар, – сообщил ему Лакшман. – Я пришел из Деодхама, я кайашт. Если бы я был мусульманином, неужели бы пришел сюда? Какой мусульманин будет приносить подношение Шиве?

Священник все еще сомневался и с неохотой принял бархатцы и арбуз, затем позвонил в ручной колокольчик, окропил его водой и начал быстро произносить что-то похожее на мантру. Как только Лакшман ступил в крошечный вестибюль, где сидел священник, он тут же сел на корточки и склонил голову вниз, прислонившись к первой из трех ступеней. Священник смотрел на него с явной неприязнью. Идя наперекор желаниям и надеждам десятков миллионов людей в стране, Лакшман молился об отсрочке начала сезона муссонов.

– Это же медведь, да? Хотелось бы посмотреть, как он танцует, – обратился священник к Лакшману, как только тот закончил свою молитву.

– Здесь слишком мало людей, – ответил Лакшман.

– Если постараетесь привлечь сюда людей, то они придут, – раздраженно сказал священник. – Это же храм, время от времени сюда приходят толпы людей.

Лакшман понимал, почему священник хочет, чтобы он устроил шоу прямо рядом с храмом. Он все взвесил и в конце концов сказал:

– Фик хэ[84]84
  Хорошо (хин.).


[Закрыть], я устрою представление, но не сейчас. Становится слишком жарко, придет не так много людей. Скажите мне, в какое время обычно приходит больше всего людей, и мы тоже подойдем.

Священник тоже стал прикидывать что к чему, прежде чем согласиться.

– Приходите в пятницу, но рано утром, к шести или семи. В наших местах пятница – великий день для молитвы.

Рано утром в пятницу Лакшман и Раджу пришли к храму. Продавцы цветов, фруктов, религиозных предметов и принадлежностей для пуджа[85]85
  Молитвы (хин.).


[Закрыть] – все уже были на месте. Пурохита сделал вид, что впервые его видит. Около храма было где-то восемь-десять человек, в основном женщины, пришедшие на молитву. Все они обратили внимание на появление балу и балу-волла[86]86
  Хозяин медведя (хин.).


[Закрыть]. Лакшман устроился в нескольких ярдах от храма. Он начал играть в дамру и петь песни, зазывая людей ближе, чтобы те подошли и посмотрели на танцующего медведя. Он продолжал это до тех пор, пока вокруг него не собралась толпа в двадцать – тридцать человек. Рядом остановилось несколько машин, и их пассажиры вышли посмотреть что происходит. Кто знает, может, они тоже останутся до конца? У этих людей было больше денег, Лакшман точно это знал, ведь они были из города. Он начал петь отрывки песен из индийских фильмов и тянуть веревку, проходившую сквозь нос Раджу. Медведь вскочил на задние лапы и стал ходить по кругу. Лакшман вдруг обратил внимание на то, какой грязной и пыльной выглядит его шкура, зато когти – словно маленькие сабли, сделанные из стали. Вокруг летали бабочки – как они были прекрасны, даже Раджу их заметил.

– Если вы дадите ему что-нибудь, он это возьмет, он знает, как принимать подарки, – сказал Лакшман по собственной прихоти.

Он прекрасно понимал, что искушает судьбу, но надеялся, что Шива, который сейчас находился так близко, пошлет ему свое благословение. Лакшман повел Раджу по кругу. Он вытянул передние лапы и держал их на уровне горла, словно просил подаяния у зрителей. Лакшман выбрал мужчину, стоявшего в круге, и обратился к нему:

– Дайте ему что-нибудь. Что-нибудь маленькое, фрукт или овощ, он возьмет это.

Мужчина выглядел смущенным и не шелохнулся.

– Вот, возьми, – сказал другой мужчина, стоявший рядом с ним и протянул банан.

Лакшман аккуратно дотронулся палкой до передних лап медведя. Раджу вытянул одну из них вперед по направлению к фрукту и, на удивление всех окружающих, действительно, будто сам Шива прочитал мысли в голове у Лакшмана, животное слегка согнуло свою лапу, чтобы она напоминала по форме чашу. Лакшман в очередной раз обратил внимание на серые когти зверя, которые были словно камни. Как только мужчина положил банан в его лапу, Раджу моментально съел фрукт. Люди хлопали в ладоши и выражали свое восхищение находчивости и способностям медведя. Лакшман был просто поражен, но быстро опомнился, и его сердце наполнилось благодарностью Шиве – никто из присутствующих не понял, что трюк, что он сейчас проделал, был простой случайностью.

В конце представления Лакшман прошелся по кругу и стал собирать деньги.

– Покажите, насколько вам понравился умный Раджу. Не скупитесь, дайте столько, сколько велит вам ваше сердце. Сделайте маленького Раджу счастливым.

Как только люди разошлись, пурохита подошел к Лакшману и потребовал налог.

– Налог? – опешил Лакшман.

– Это площадь перед храмом, неужели вы думаете, что здесь можно что-либо делать бесплатно?

– Но… но вы не упоминали ничего про деньги, когда мы договаривались. Если бы я знал, то никогда бы не пришел сюда, выбрал бы другое место.

– Другое место? Где еще вы сможете собрать большую толпу людей в таком маленьком городе, как наш? Этот налог не для меня, он для него. – Священник указал на статую, что стояла в храме.

У Лакшмана не было возможности скрыть хоть какую-то часть своего заработка и предложить меньшую долю: все, что он заработал, было прямо перед глазами священника.

– Воспринимайте это как подношение к богу, – продолжил священник. – Если вы не поделитесь, он будет зол. А вы, должно быть, слышали, как ужасны боги в гневе.

Лакшман, сдавшийся под натиском запугиваний, сначала был крайне огорчен случившимся, но потом, когда обдумал последствия его сделки со священником, решил, что небольшая плата за возможность выступить перед храмом была не такой уж дурной вещью, ведь и на самого священника накладывались определенные обязательства. Да и, по правде говоря, ему просто необходима была помощь высших сил, чтобы они отсрочили сезон дождей.

Вернувшись в заброшенное здание, он спрятал большую часть денег в ошейник Раджу, оставив в кармане ровно столько, сколько хватит на еду в ближайшее время. Тем вечером, когда Лакшман кормил Раджу, он ощутил редкое чувство привязанности и доверия к животному и даже позволил себе погладить его по шее и спине, тихонько напевая песенки. Раджу был красноречивее обычного и отвечал ему целым диапазоном различных звуков. Лакшману никогда не удавалось прочитать, что за эмоции или желания стоят за этими звуками, но в тот вечер он понял, что медведь был доволен тем, что его гладят, и выражал доступным ему способом дружелюбие и благодарность за то, что человек заботится о нем. Раджу все не утихал, наоборот, разошелся и «разговаривал» все громче. Лакшман испугался, что кто-нибудь, кто живет в этих зданиях и до сих пор им не встретился, может услышать звуки и решит прийти и проверить их источник. Он попытался применить привычный метод кнута и пряника: сначала успокоить его, а потом пригрозить, но сегодня на Раджу это не действовало. Что вообще творится с этим животным? Ответ не заставил себя долго ждать, на смену слегка затихшим звукам тут же пришло ужасающее зловоние. Он разрывался между гневом и отчаянием: как ему теперь это убирать? Его комната была загажена. Единственной причиной, из-за которой он не привязывал Раджу к дереву или не выставил на улицу, было то, что он боялся, что их обнаружат. Поскольку Раджу всегда делал свои дела на улице, Лакшману никогда и в голову не приходило, что Раджу не имел никакого понятия о том, что можно, а что нельзя делать в доме. Он сдержался от того, чтобы ударить его, только из-за страха, что визг зверя привлечет к ним внимание. Пришлось заглушить свою злобу.

На следующий день перед ним встал выбор: снова пойти к храму или найти новое место. Он взвесил все «за» и «против» и решил, что выберет первый вариант, хоть священник и забирал бо́льшую часть выручки. Просто Лакшман не умел торговаться.

Лакшман знал, что у него довольно неплохо получаются выступления, где он поет и взаимодействует с публикой, но сегодня он был не в том расположении духа. Нестерпимая жара и влажность словно стены давили на него со всех сторон. Ему захотелось разбить голову священника о ступеньку, к которой он прикладывался в тот раз, когда приходил молиться. Человеческие мозги вполне бы подошли в качестве подношения богу. Лакшман отдал ему половину своей выручки и попросил обменять свою часть монет на бумажные купюры. Оказавшись в укромном месте, он засунул деньги в ошейник Раджу. Тучи сгущались.

Лакшман был сам не свой от охватившей его тревоги. Ночью он просыпался чуть ли не каждые двадцать минут и вслушивался, не идет ли дождь. Никакого дождя не было, только удушливая влажность. Он накрыл фекалии Раджу газетой. Затем, лежа без сна, он начал опасаться, что кто-нибудь увидит Раджу, привязанного к дереву на улице. Вдруг в тишине раздался отчетливый звук детского плача, который доносился откуда-то изнутри этого или соседнего здания. Лакшман замер. Шорохи, скрипы и стуки, которые обычно всегда слышны ночью и не привлекают к себе внимания, теперь приобрели совершенно иной смысл. Теперь они стали прелюдией, означающей его скорое обнаружение и грозящую опасность. Немного подождав и поняв, что ничего не происходит, он решил отправиться и проверить, как там Раджу. При виде Лакшмана Раджу тихонько заскулил, будто понимал, что нужно вести себя как можно тише. Лакшман поднял голову и заметил свет как минимум в четырех окнах заброшенных домов, а один из его источников был на самом верхнем этаже здания, где разместился Лакшман. Его обуяли страх и недоумение, как кто-то вообще мог жить на верхнем этаже в этой части дома? Лестница, ведущая наверх, была разрушена и прерывалась участком раскуроченного бетона, висевшего комками на железных прутьях прямо после лестничной площадки того этажа, где остановился Лакшман. Задумавшись об этом, он начал поглаживать Раджу по голове, совершенно забыв о том, что побаивался его. В ответ Раджу поднял лапы вверх и стал тянуть Лакшмана вниз. Лакшман теперь уже насторожился и попытался вывернуться, но Раджу подался вперед и прижал свою голову к груди хозяина, слегка приобняв его, прежде чем отпустить.

Все утро шел моросящий дождь. Лакшман решил не ходить в сторону храма, а направился к школе. Он удивился, что колонки, из которых раздавались песни из индийских фильмов, находились на территории школы. Так готовились к какому-то фестивалю или торжеству. Когда он проходил мимо, то заметил, что приехали продавцы снеков, воздушных шаров, напитков и мороженого. Раджу был воодушевлен происходящим не меньше тех, кто видел его. Рядом со зданием школы установили сцену. За кулисами, которые полностью просматривались со стороны дороги, стояла девушка с ярким макияжем и в цветастом костюме и периодически репетировала танцевальные движения, не обращая внимания на то, что за ней наблюдали. Она выглядела очень довольной собой, а потом широко улыбнулась, захихикала, будто подшутила над кем-то, и скрылась в здании школы. На улицу выбежали девочки в ослепительных костюмах. Они тоже танцевали под музыку из фильма Анхен до[87]87
  Оригинальное название 'Aankhen do', дословно «Два глаза». Болливудский фильм 1974 года, не был дублирован на русский язык.


[Закрыть], пока не вышел кто-то из взрослых, видимо учитель, и не сделал им замечание. Они тут же, хихикая, убежали в школу. От продавца прохладительных напитков Лакшман узнал, что в школе проводят трехдневный фестиваль в честь ее основания.

Для Раджу и Лакшмана это был настоящий подарок судьбы. Толпы людей были просто огромными. Лакшман тут же стал подпевать песням, играющим в колонках, и привлекал к себе внимание девочек, их учителей и охранников. Люди покупали Раджу всякую всячину: чана гарам[88]88
  Острая закуска из бобов.


[Закрыть], плоды зизифуса, огурцы, арахис… давали ему все, лишь бы посмотреть, как он берет их в свои лапы и ест.

Все три дня Лакшман и Раджу приходили на фестиваль. Им удалось собрать так много денег, как никогда прежде. Ошейник Раджу разбух от денег, и Лакшман подумал, что следовало бы обзавестись ошейником пошире и покрепче. Ему стало интересно, достаточно ли у него денег, чтобы отправить какую-то часть домой? Нужно будет сесть и посчитать, сколько ему удалось собрать. Но как же он их отправит? Кто передаст деньги родным? Когда-то ему рассказывали, что на почте занимаются подобными вещами.

К концу третьего дня, когда они направились к придорожной забегаловке по пути домой, все вокруг наполнилось звенящей тишиной, свидетельствующей о том, что скоро небеса разверзнутся и начнется настоящий потоп. Вдруг кто-то окликнул его. Он обернулся и увидел мужчину, которого он не сразу узнал.

– Салам, джи[89]89
  Здравствуй, дорогой (хин.).


[Закрыть], – сказал мужчина.

И тут Лакшман понял, кто это. Это был Салим, каландар.

– Итак, – начал Салим. – Медведь уже вырос, не правда ли?

Он ни на шаг не приблизился к Раджу, чтобы погладить или поиграть с ним, а только пристально смотрел на него издалека.

Лакшман все никак не мог собраться с мыслями.

– Да, очень большой, – ответил за него Салим. Повисла пауза.

– Я смотрю, вы с ним неплохо сработались. Он вам помогает зарабатывать хорошие деньги.

Затем он начал изображать пение, которое не так давно исполнял сам Лакшман: Меня зовут Лахан, мера нам хэ Лахан. Произнеся это нараспев, он рассмеялся в полный голос. Смех был таким зловещим, что Лакшман забыл те слова, которые собирался ему сказать.

– Вы должны мне денег, – сказал Салим так неожиданно, что переход от смеха к делу произошел мгновенно.

– Я не могу дать вам сейчас всю сумму, – ответил Лакшман, наконец взяв себя в руки.

– Почему же? За эти три дня вы загребали деньги обеими руками.

– Их не так много, как вы думаете. Большая часть из них это монеты мелкого достоинства. Вы и сами должны знать, как это происходит.

– Хорошо, вы можете мне отдать часть суммы, но будьте уверены, я вернусь за оставшейся частью.

Лакшман стал быстро прикидывать, сколько денег у него было, но он не знал точную сумму, которая была в ошейнике Раджу. Неожиданно его поразила другая мысль: а вдруг Салим знает, где он прячет деньги?

– Можете взять все, что я заработал сегодня. Вот, пожалуйста. Я только возьму десять рупий на чаипани[90]90
  Перекус (хин.).


[Закрыть], – сказал Лакшман чтобы быстрее избавиться от Салима.

– Я знаю эти уловки, видимо, вы забыли, что я сам был каландаром. Настоящим каландаром. Это далеко не все, что вы заработали за сегодня.

– Даю вам честное…

– Прекратите. Кто поверит такому хитрому лису, как вы? Но да ладно, я возьму эти деньги сейчас, но не забывайте… – Салим ушел, так и не закончив фразу до конца.

Когда он скрылся из виду, у Лакшмана было такое чувство, будто эта встреча ему приснилась. Только то, что у него не осталось денег, заработанных за день, говорило о том, что встреча была все же реальной. Он был настолько сбит с толку, что, когда проходил мимо низкой каменной ограды, ему вдруг стало сложно сказать наверняка, что это было: тень от стены или стена, окрашенная в цвет тени.

Ночью он опять услышал детский плач, сопровождавшийся на этот раз шумом, похожим на ссору. В голове у Лакшмана роились разные мысли. Сообщил ли Салим властям? Может, его уже ищут? Будут ли они ждать подходящего момента, чтобы схватить его? Следят ли за ним те, кто живет в этих зданиях? А может, его сдал тот жуликоватый священник, когда узнал, что Лакшман выступает где-то еще, кроме места перед храмом, и лишает его части доходов? Как он вообще найдет Рамлала? Жив ли он? Затем все смешалось.

Утром они с Раджу снова пошли к школе. Но сегодня там не было музыки. Количество продавцов сократилось вдвое. Рабочие демонтировали сцену; ярко-оранжевую ткань, служившую шатром, уже убрали, и остался только скелет из бамбука и досок. Стулья складывали в отдельные стопки на пыльную землю, которая была школьным игровым полем. Не было ни школьниц, ни учителей, ни охранников – вокруг было тихо.

– Она закрыта. Сегодня школа закрыта, вам здесь делать нечего, – сказал ему продавец напитков.

Лакшман с неохотой повел Раджу к храму. Начал накрапывать дождь, такой мелкий, будто его распыляли из огромного пульверизатора. Пурохита проигнорировал их приход. У Лакшмана совершенно не было настроения, чтобы, как обычно, зазывать зрителей на свое представление; ему даже не хотелось заставлять Раджу танцевать. Он надеялся, что Раджу, привязанный к дереву, послужит сам себе рекламой для проходящих мимо людей.

Мелкий дождь становился все сильнее. Тамаринд, чьи мокрые листья блестели на пробивающемся через тучи солнце, послужил им надежной крышей над головой. Он впервые присмотрелся к стволу дерева: на нем был необычный узор, напоминающий большие глаза, очень похожие на глаза Шивы на склоне горы Нандадеви, только тут их было тысячи – один над другим. И все эти глаза уставились на него – ствол дерева следил за ним. Мир вокруг будто предстал перед ним под другим углом. После часа, двух или трех Лакшман потерял счет времени, он заработал только десять рупий, а его одежда и волосы намокли.

– Ты приносишь несчастье и выглядишь как гнусный обманщик, – крикнул ему священник, выглянув из дверей храма.

Лакшман понял, что ему пора идти. Затем все смешалось.

Как будто в подтверждение слов священника, на этот раз небеса действительно разверзлись, и потоки воды полились вниз с такой силой, будто каждая капля хотела пробить землю насквозь. Лакшман моментально промок до нитки. Шерсть Раджу тоже вся вымокла, и он выглядел понурым. Медведь шел, тихо попискивая и ворча, тряс головой и время от времени открывал пасть, словно зевая. В мгновение ока дорога превратилась в один большой мутный поток воды, который размыл почву, смешав ее с собой. От деревьев было мало толку. Перебегая от одного к другому по дороге домой, они настолько сильно промокли, что прятаться было уже бессмысленно.

Когда они подошли к дому, Лакшман никак не мог решить, пустить Раджу в дом или оставить на ночь под дождем. Он решил, что, может, ночью дождь закончится, и привязал медведя к дереву.

Дождь лил всю ночь. Звуки дождя, сначала громкие, потом музыкальные, потом абсолютно монотонные, не давали Лакшману уснуть. Через какое-то время в общем шуме дождя он стал различать, как отдельные капли неумолимо и упрямо бьются обо все, что попадается на их пути. Дождь проникал в квартиры через невидимые трещины и дыры, некоторые из них, казалось, находились совсем недалеко от него. Он зажег свечу, чтобы найти их. Поначалу он не слышал ничего особенного – только два источника звука, выбивавшихся из общего шума дождя. Лакшману пришлось поискать их какое-то время; одна из трещин была в верхней части дверного проема, а вторая в потолке, в нескольких дюймах от места, где стал Лакшман – там, где лежали его ноги. Он решил выйти и завести Раджу в дом. Животное, огромная промокшая громада, то и дело энергично стряхивало со своей шерсти лишнюю воду. Направляясь обратно к дому, Лакшман вновь увидел огни в тех же самых окнах, что и раньше. Что за люди там живут? Почему он никогда не видел их на улице рядом с домом? Знают ли они, что он здесь? Видели ли они Раджу? Ему вдруг неистово захотелось крикнуть им, чтобы они вышли и показали себя.

Утром, он заметил легкое мерцание на одной из стен комнаты, где он оставил Раджу. Это было как раз то место, где стену покрывала темная слизь – вода в этом месте просачивалась и бежала вниз по стене. Он посмотрел на потолок, где проступило ржавое пятно: может быть, оттуда и льется вода? Но в таком случае вода проходила сквозь пол не только верхнего этажа, но и всех этажей вплоть до самой крыши. Когда здание не выдержит и развалится? Когда они будут здесь? Упадет прямо на них с Раджу?

Дождь шел не переставая; на ближайшее время всем его миром были грязь под ногами и серое небо над головой. С этого момента о зарабатывании денег можно было забыть. Нужно будет попытаться выбраться, если вдруг на какое-то время дождь прекратится, но при такой погоде будет крайне сложно собрать толпу людей, так как одна из самых важных вещей в его бизнесе – это время, а его в данном случае было слишком мало.

За всю следующую неделю Лакшман и Раджу дали всего два представления, даже вернее сказать – одно, потому что на середине второго полил дождь и все, без того немногочисленные, зрители разбежались кто-куда, ничего не заплатив. Он потратил последние деньги, что были у него в карманах, на чай, самсу и сладости в кафе, куда он зашел чтобы переждать ливень. Женщина, стоявшая за огромной кадаи[91]91
  Круглая глубокая сковорода.


[Закрыть], запретила проводить медведя внутрь. Лакшман вышел на улицу, чтобы покормить Раджу. Он решил постоять с ним, держа его на поводке, прячась от дождя и потоков грязи под узким навесом, что образовывала жестяная крыша здания. Он практически не защищал от дождя. Под ногами образовалась воронка из сточных вод и помоев, которая в конце концов подтопила тот уступ, на котором стоял Лакшман. Ему придется взять часть отложенных денег из ошейника Раджу, чтобы не умереть от голода. Ему казалось, что он будет сильнее беспокоиться о том, что так и не отправил деньги домой, но, на удивление, сейчас его голову занимали совершенно другие мысли. Он думал о том, сколько сможет сэкономить, если купит чулху, котелок, рис и дал и самостоятельно приготовит еду на кухне дома, где он жил. Для этого нужно было проверить, сколько вообще денег у него есть. Мысли о ведении хозяйства мгновенно захватили его, словно были каким-то заклинанием, и напомнили ему о забытом в последнее время старом знакомом – невидимом тяжелом камне, который моментально зажал его в свои тиски. Это чувство было сродни тому, если бы его похоронили заживо, будто безжалостно отняли кислород и поместили в темноту. А если бы он оказался в такой ситуации, в этом разрушенном доме один, без Раджу, то стало бы ему легче? Он знал ответ на свой вопрос, но отрицал его, споря с самим собой; Раджу не был для него обузой, и, несмотря на то что Лакшман содержал его и был за него в ответе, он воспринимал это как свой долг и обычную ежедневную рутину. Кроме того, благодаря ему он наконец-то обрел доселе неизвестное ему чувство свободы.