Текст книги "Состояние свободы"

Их представление не было зрелищным, и Лакшман это знал. Не только Раджу следовало обучиться трюкам, но и ему самому, ведь он был новичком в этом деле. С другой стороны, уличные представления были тем, что следует изучать методом проб и ошибок. Лакшман играл на дамру, тянул за веревку, которая проходила в носу у Раджу, он вставал на задние лапы и бегал вокруг до тех пор, пока веревка была натянута. Лакшман зазывал прохожих, повторяя одну и ту же фразу снова и снова:

– Смотрите, смотрите, танцующий медведь! Сейчас он поднимется на задние лапы и начнет танцевать! Смотрите, смотрите, он танцует, танцует!

Это было все, что он придумал на данный момент. Сегодня, ему захотелось разнообразить свою программу: он решил сделать так, чтобы Раджу кружился вокруг него. Единственное, нужно было придумать способ, чтобы в это время веревка не перекручивалась. Самым простым решением было стоять и поправлять ее всякий раз, как Раджу сделает оборот, но Лакшман уже устал и стоять ему не хотелось. Уже не в первый раз он подумал о том, как было бы здорово, если бы он знал какие-нибудь песни, неважно, старые или новые, песни из индийских фильмов вполне бы подошли. Он хотел произвести впечатление на зрителей, дать им понять, что это отрепетированное представление и что Раджу начинает танцевать не из-за веревки, а тогда, когда его хозяин поет.

Его размышления прервала девочка лет шести или семи.

– А я могу покататься на медведе? – спросила она у Лакшмана. – Мне очень хочется.

Мужчина, по-видимому ее отец, подошел с ней к Лакшману и Раджу.

– Он спокойный, не кусается? – спросил он.

Лакшман замялся на мгновение, но, прикинув, что сможет получить за это деньги, соврал.

– Нет-нет, он же еще совсем медвежонок, палту балу, он и мухи не обидит.

Лакшман выдохнул. Катая детей на медведе, он мог выручить куда больше, чем от танцев.

Девочка нерешительно пошла в сторону к Раджу, одной рукой держась за руку отца. Она остановилась в четырех футах от медведя и внимательно наблюдала за ним.

Внезапно кто-то из толпы выкрикнул:

– Никакой это не медведь, это собака в медвежьей шкуре!

Лакшману даже не обязательно было смотреть на того, кто это сказал, он и так уже понял, кто это был. Когда он все же посмотрел в сторону мальчика и их глаза встретились, он так ясно увидел его лицо, будто кто-то нарочно решил его подсветить. Переведя взгляд на тех, кто стоял рядом, он легко смог узнать мальчиков, которых видел тогда у озера.

Они начали хихикать, и один из них сказал:

– Ну да, медведь танцует, а лис тянет за веревочку.

Они так и покатились со смеху, а успокоившись, стали дразниться.

– Собака и лис, лис и собака…

Люди вокруг тоже стали смеяться. Почему они так быстро поддались на эту провокацию? Неужели пожар способен так быстро разгореться от одной спички? Лакшман посмотрел по сторонам. Его окружали строительные площадки, в отдалении виднелись склоны холмов; на земле лежали груды кирпичей, бетона, песка, стояла техника – две или три огромные машины. Здесь строили отель? Почему Рамлал не работал тут, этот город намного ближе к их деревне. Для чего он уехал в такую даль? Никто из родных даже не знал, куда именно.

Многие зрители уже разошлись, осталось всего несколько человек. У Лакшмана не осталось ни на что сил – на него обрушилось какое-то всепоглощающее изнеможение. Раджу тоже поник головой и тихо сидел рядом с хозяином. На ткани, что предназначалась для сбора денег, лежала только монета в одну рупию.

На следующее утро, прежде чем они покинули город, Лакшман отправился к палатке, что находилась прямо в конце дороги, усеянной различными продуктовыми магазинчиками. В них продавали различные злаки, рис, лук, чеснок, тыкву, картофель… Внимательно рассматривая товар, Лакшман ждал момента, когда продавец заметит Раджу.

– Это что… это медведь? – спросил мужчина за прилавком с явным интересом.

– Ха, еще маленький. Его зовут Раджу, – добродушно ответил ему Лакшман.

В груди у него бешено билось сердце. Он знал, что идет на большой риск, но им нужно было поесть. Он отпустил веревку и ногой подтолкнул Раджу вперед. Раджу слегка поежился, но не сдвинулся с места. Лакшман толкнул его второй раз, уже сильнее, и в то же время болтал без устали, чтобы сильнее подогреть любопытство продавца.

– Он еще совсем малыш. Очень тихий, очень дружелюбный, прямо как палту[67]67
  Домашнее животное (хин.).


[Закрыть], как собака. Ты же песик, бета[68]68
  Мальчик (хин.).


[Закрыть], ты же маленький песик? Иди подойди к твоему новому бхайя[69]69
  Брат (хин.).


[Закрыть], иди же.

Пока что все шло по плану, каким бы он ни был. Лакшман наклонился к Раджу и начал подталкивать его, чтобы тот пошел подружиться с его новым бхайя.

Раджу сделал несколько шагов вперед, но продавец, бледнея, вскрикнул:

– Вы что, уже не держите его на привязи? Нет-нет! Привяжите его обратно, привяжите его!

– Он совершенно безобидный, экдум бача хай[70]70
  Он еще маленький (хин).


[Закрыть], – начал заверять его Лакшман, когда понял, что отношение продавца к Раджу не изменится.

Продавец пропустил эти слова мимо ушей и без устали повторял свою просьбу. Его голос становился все выше, и на него нахлынула паника, которую он был не в силах контролировать. Тем временем Раджу принюхивался к земле, подошел к мешку с немытым картофелем, понюхал мешок с красным луком, посмотрел вокруг и зевнул. Продавец вскрикнул, отпрыгнул в сторону от весов с черными железными грузиками, лежащими рядом, рванул вбок, чуть не споткнувшись о стоявшую у входа огромную корзину со сморщенными тыквами, прошмыгнул в прилегающий к его магазинчику узкий грязный переулок и убежал. Раджу, оказавшись без поводка рядом с едой, был несколько растерян; он стоял, принюхивался, кряхтел и, подумав еще немного, направился в сторону кукурузы, что была разложена прямо рядом с поворотом в переулок, куда убежал продавец. Опасаясь преследования, продавец побежал дальше по переулку, а Лакшман стоял и просто не мог поверить в такую удачу. Он стал брать с прилавка все, что попадалось ему под руку, и класть в импровизированный мешок, который смастерил из той ткани, на которую люди кидали деньги во время их представлений. Он схватил картофель; лук, выскальзывающий из тонких шкурок, которые теперь валялись то тут, то там; тыкву, кукурузу, манго, бананы, упаковки с нарезанным белым хлебом… набивал мешок продуктами, пока не опомнился, что Раджу до сих пор не на привязи. От мысли, промелькнувшей у него в голове, он выронил тяжеленный мешок из рук. К счастью, Раджу еще не понял, какие преимущества ему может дать отсутствие поводка, поэтому зарылся с головой в джутовый мешок с полусгнившей прошлогодней морковью и жадно поедал ее. Лакшман решил не мешать сосредоточенному на трапезе Раджу и вернулся к своему маленькому преступлению. Затем, пока Раджу все еще был увлечен едой, Лакшман поймал свободный конец ошейника, прицепил поводок и два или три раза потянул за него, прежде чем Раджу обратил на это внимание и поднял голову. Лакшмана окутал страх. Мешок получился очень тяжелым и явно помешает им быстро удирать от погони. Он представил, как продавец кричит ему вслед: «Вор! Вор!» – и как за ним гонится толпа людей. Закинув свою ношу на левое плечо, он резко потянул за собой Раджу и поспешил к дороге, откуда можно было проскользнуть в квартал домов, построенных в лесу. Убегая, он петлял, уходя то влево, то вправо, то потом опять влево, на случай если вдруг кто-то гонится за ним, и в конце концов вышел к границе города, за которой уже не было никаких построек – только лес. Он остановился, чтобы перевести дух и дать плечу отдохнуть от тяжести мешка с продуктами.

На дороге, ведущей из города, в отдалении друг от друга стояли пара чайных домиков, магазин шин и недостроенный дом с торчащими из фундамента тонкими железными прутьями. Дальше на дороге уже не было никаких построек, и она лишь обрамлялась густой растительностью с двух сторон. Пройдя около мили, Лакшман дошел до маленького храма. Его наружные стены были выкрашены в синий цвет, на конусообразной крыше красовался красный флаг, а гирлянды сухих бархатцев украшали решетчатые ворота из металла. Лакшман привязал Раджу к дереву, снял чаппалы[71]71
  Традиционная индийская обувь.


[Закрыть] и ступил на крошечный дворик. Он ожидал увидеть там статую Шивы, но вместо него был Хануман, у которого в левой руке был жезл, а в правой – миниатюрная гора, поднятая так, будто он предлагал взять ее в качестве угощения своему дорогому гостю. Его лицо и тело были синего цвета, как и у Шивы. Лакшман достал кокосовый орех, поклонился статуе (в этот раз даже не столько из набожности, сколько чтобы собраться, так как у него была всего одна попытка на то, что он хотел сделать), затем он яростно стиснул зубы и что есть сил бросил кокос вниз. Кокос раскололся на мелкие кусочки и разлетелся в разные стороны. На бетонном покрытии, о который ударился орех, осталось темное пятно. Лакшман собрал все кусочки, протиснул руку с ними через металлическую решетку и оставил их у подножия святилища. Молитва, что он прочел, была благодарностью богу за то, что он даровал ему столько еды, позволил так легко уйти от преследования и что он, Лакшман, никогда не забудет о его щедрости.

Воздух все накалялся, и к тому времени, как они с Раджу прошли еще милю, Лакшман был мокрым от пота с головы до пят и чувствовал, что вот-вот может потерять сознание. Раджу обладал завидной выносливостью – такой, какая есть только у зверей.

Они старались передвигаться в тени деревьев, следя за движением солнца, но вскоре это стало невозможным. Солнце стояло в зените и безжалостно испепеляло все, что встречалось им на пути. От его лучей невозможно было скрыться и ничего нельзя было поделать – только найти укрытие и ждать захода солнца, когда жара спадет и можно будет снова передвигаться. Но так долго без воды им было не протянуть. Лакшман отчетливо представил тот резервуар с водой, который стоял в храме Голу у них в деревне. Его установили в тени дерева нили-гульмохар[72]72
  Также известно как жакаранда и фиалковое дерево.


[Закрыть] с маленькими вытянутыми листочками, напоминавшими по форме зернышки, и голубыми цветами, ярко выделяющимися на фоне зеленой растительности. Спустя час поисков, они набрели на что-то издалека похожее на ручей, но, приблизившись, Лакшман увидел только груду белых камней, покрытых желто-зеленым илом: вода уже успела испариться.

Раджу вдруг стал куда-то рваться, принюхиваясь к камням на земле, и неестественно вывернулся – то ли хотел вырваться и убежать, то ли тянул Лакшмана за собой чтобы что-то показать. Спотыкаясь о камни, он шел за Раджу, наступив в крошечный ручеек, сочившийся из-под стыка двух валунов. Прежде чем Лакшман сумел твердо встать на землю, Раджу подлез под дырку между камнями, просунув туда свое рыло, изгибаясь под каким-то сумасшедшим углом, и начал лакать воду; послышалось громкое чавканье, перешедшее потом в привычные ворчащие звуки. Лакшман оттащил оттуда Раджу и начал всматриваться в трещину. Воды больше не было. Он закрыл глаза в надежде, что он не увидел воду из-за непривычной темноты, открыл их снова, но нет, воды там больше не было. Огромный язык Раджу вылакал все до последней капли, и он сидел и невозмутимо облизывался.

В глазах у Лакшмана потемнело. Прежде чем он успел придумать подходящее наказание для этого неблагодарного животного, он отцепил веревку, проходившую через нос медведя и с силой рванул ее. Раджу завизжал и подпрыгнул на месте. В этот момент Лакшмана осенило – теперь он знал, что за наказание будет у Раджу. Лакшман стал не переставая дергать за веревку и не давал Раджу вернуться на ровную землю; он заставлял его перепрыгивать с одного камня на другой или подпрыгивать несколько раз на месте. Боль мешала медведю сообразить, что к чему, и он просто пытался устоять на неровной поверхности, продолжая танцевать.

– Видишь, харамзада[73]73
  Ублюдок (хин.).


[Закрыть], что я могу с тобой сделать? – бешено засмеялся Лакшман. – Ну как тебе, нравится, а? Каково тебе?

С каждым разом он дергал за веревку все сильнее, все яростнее. Звуки, которые теперь издавал Раджу, походили то на визг, то на вой и периодически сменяли друг друга. Вдруг Лакшман испугался и опустил веревку. Набросится ли на него Раджу? Захочет ли он атаковать? Пустит ли в ход клыки и когти? Лакшман отпустил веревку и потянулся за палкой, чтобы в случае нападения защитить себя. Он совсем забыл, что отвязал Раджу и тот мог попросту убежать от него, особенно после всего, что произошло.

Но Раджу никуда не убежал. Он просто сидел на камне и тихо повизгивал, постепенно успокаиваясь. Лакшман стоял на безопасном расстоянии и в правой руке держал наготове палку. Сейчас он не знал, чего боялся больше: что Раджу нападет на него или что он сбежит. Раджу уже перестал скулить и смотрел на землю вниз, будто искал то, что потерял. Он наклонился и, пытаясь найти воду, просунул морду в отверстие между двумя круглыми камнями – туда, где раньше была крохотная лужа. Все было тщетно. Поводок бессмысленно валялся на камнях. Между его концом и шеей Раджу было довольно приличное расстояние. С замиранием сердца Лакшман подхватил конец поводка, но не решался протянуть его. Он решил, что закрепит его тогда, когда будет чувствовать себя в безопасности.

Прошло две недели. Лакшман решил попробовать выступить на перекрестке – он был в отчаянии: за последние два дня они ели всего один раз. Машин было очень мало. Примерно каждые двадцать минут проезжал мимо грузовик, а легковушек почти не было. Из машин выбрасывали только пустые пакеты из-под чипсов и гутки[74]74
  Жевательный табак.


[Закрыть]. Каждый раз Лакшман подбегал к этим пакетам в надежде, что в них была еда, которую выкинули по ошибке или потому, что больше не хотели есть. Раджу облизывал соленые и промасленные пакеты от кукурузных палочек фирмы Керкьюр. Ни одна машина так и не остановилась, чтобы посмотреть на медведя и его хозяина. Лакшман сидел на обочине дороги и постукивал в дамру, а Раджу переминался с лапы на лапу. Через несколько часов неудачных попыток привлечь к себе внимание находиться на трассе стало невозможно – жара стала невыносимой. Когда стемнело, они направились к железнодорожным путям. Ночью было почти так же жарко, как днем, – земля раскалялась до такой степени, что всю ночь излучала тепло, будто отплачивая солнцу.

Рядом с железной дорогой было больше людей и домов. Они не будут голодать и не умрут от жажды. Но Лакшман быстро сообразил, что представления в таких трущобах и маленьких деревушках не смогут обеспечить им пропитание больше, чем на один день. Дело было даже не в том, что там проживало слишком мало людей: просто у жителей этих поселений наверняка не было лишних денег, чтобы платить за уличные представления.

Рацион Лакшмана и Раджу был скуден: они ели хлеб, дал, рис, бананы, пили чай; иногда им попадалась самса или какая-нибудь другая жареная закуска типа пакоры[75]75
  Овощи в кляре.


[Закрыть], сладости, печенье или оладьи. Уже не в первый раз Лакшман задумался о том, как сильно завидует тем, у кого есть еда, хотя старался вообще не думать про нее. В полупустом резервуаре, располагавшемся под железнодорожным мостом, он решил помыться и выстирать свою одежду. Через несколько минут после того, как он развесил мокрую одежду на кусты, она была уже сухой. К дереву, чей ствол отбрасывал тонкую, словно нитка, тень, был привязан Раджу и, насколько позволяла веревка в четыре фута, ходил вокруг него в поисках чего-нибудь съестного на пыльной земле. Со стороны могло показаться, что он ест пыль, но когда Лакшман подошел к нему, то, присмотревшись, увидел, что Раджу нашел длинную вереницу черных муравьев и уже съел всех, до которых мог дотянуться. Также он выкопал небольшую ямку – видимо, в надежде найти муравейник. Лакшман отвязал его и повел вдоль линии с муравьями, чтобы тот смог съесть побольше. Они были совсем крошечными, практически невидимыми для человеческого глаза. Отражавшийся от раскаленной земли ослепляющей свет солнца только усугублял дело. В какой-то момент Лакшман, устав от борьбы с оптическими иллюзиями, доверил Раджу самому искать муравьев; они шли зигзагом, закручивались по спирали, крутились на месте, почти кружились в танце, чтобы найти маленьких черных насекомых, расползшихся в разные стороны. Но когда они встречались Раджу, то он с легкостью поедал их своим длинным языком, похожим на розовую тряпочку. В процессе этой трапезы Раджу ворчал, сопел и издавал еще бог весть какие звуки. Они показались Лакшману похожими на те, что Раджу обычно издавал в те моменты, когда ему было больно. Интересно, с закрытыми глазами он сможет различить одни от других? И вот все муравьи были съедены. Раджу выглядел грустным.

– Ну что, чали[76]76
  Приятель.


[Закрыть], пойдем, нам предстоит еще долгий путь.

В этот момент ему захотелось погладить Раджу по голове, но он сдержался.

Обдуваемые горячими ветрами, они еле могли передвигаться. Воздух превратился в невидимый огонь. По пути Лакшман нашел несколько бутылок Бислери[77]77
  Компания по производству напитков.


[Закрыть] и набирал в них воду всякий раз, когда была такая возможность: в чайных лавках или придорожных забегаловках. По крайней мере, ему не приходилось платить за нее. Кроме того, некоторые продавцы, увидев медведя, частенько отдавали им и еду. Но Лакшман осознавал, что все же большую часть провизии они находили на улице. Раджу был приспособлен к поиску пищи. Лашман даже однажды подумал, что в его же интересах спустить Раджу с поводка и следовать за животным, доверясь его носу и инстинктам, но, конечно, сделать этого он не мог.

Однажды они набрели на покрытое пожухлой листвой арбузное поле, где плоды лежали, словно большие, темно-зеленые камни. Дождавшись темноты, Лакшман съел четыре арбуза, разламывая каждый из них ребром ладони. Глубокой ночью у него начался понос, и он испачкал свои брюки. Вода в бутылке уже закончилась, и он понял, что не сможет замыть их, пока не доберется до какого-нибудь озера или водохранилища. Его наполнило чувство стыда и отвращения к самому себе, появился неприятный, вязкий ком в горле, от которого он никак не мог избавиться. Он ощутил себя маленьким ребенком, вот-вот готовым разрыдаться от злобы, собственной беспомощности и жалости к себе. Почему он вообще сейчас находился здесь, сидел на корточках, тужился, чтобы из его заднего прохода вышла горячая струйка водянистой жидкости? У него ведь есть дом, где он бы нормально питался, жена, которая бы о нем заботилась, и дети – продолжатели рода, которые будут помогать ему во всем, когда он состарится?

Чем ближе был крупный город, тем плотнее становилась застройка трущоб. Они жадно, без разбора вгрызались в каждый миллиметр земли и обрамляли железнодорожные пути. Жизнь в трущобах кипела: бегали свиньи, собаки и сопливые дети с засаленными волосами; бугристая земля была покрыта большими лужами с темной жижей и нечистотами, которые образовывались из-за открытых водоотливов. Не похожие друг на друга, шаткие, вплотную прижатые друг к другу дома образовывали узкие улочки и выглядели как кривые зубы во рту. На стенах домов и над магазинами виднелись вывески и самодельные плакаты. Лишь некоторые надписи были на хинди, который Лакшман еще мог разобрать, а большинство – на языках, которые он не знал, но предположил, что это урду и английский. И мусор, мусор был повсюду, его производили люди и животные, дома и магазины, которые, казалось, перетекали друг в друга, не имея четких различий. На узких дорогах было оживленное движение: то и дело проезжали рикши, автомобили, мотоциклы, автобусы, грузовики, велосипеды, скутеры… гул машин оглушил Лакшмана. Как ему добраться до центра города и дать там свое представление, если он едва ли мог перейти дорогу? И тут случилось нечто неожиданное. До этого момента Раджу всегда шел впереди на поводке, но сейчас он сам попятился назад и стал прятаться за Лакшманом, из-за чего рука хозяина стала выворачиваться назад, и ему стало неудобно держать поводок. Лакшман забеспокоился: кто знает, вдруг животное решит атаковать его сзади?

Но в этот момент он заметил, что они стали привлекать внимание людей, и решил этим воспользоваться. Находясь недалеко от переплетения железнодорожного полотна, Лакшман повел Раджу к дереву, росшему около трех железнодорожных путей, в узком закутке, между открытым дренажем и местом, где стояли продавцы фруктов и закусок. Вокруг них собралась внушительных размеров толпа, мешавшая свободному движению. Воодушевленный количеством присутствующих, Лакшман начал петь отрывки песен из популярных индийских фильмов, он слышал, как они звучали из всех колонок, где бы они ни останавливались. Он не знал наизусть ни одну песню, только припев или наиболее запоминающиеся строки, но этого оказалось достаточно, чтобы заинтересовать зрителей своим представлением.

Лакшман вдруг ненароком посмотрел в глаза Раджу, и на него нахлынуло какое-то странное чувство отрешенности от происходящего. Раджу часто мигал, его взгляд был расфокусирован, и он безучастно смотрел то куда-то вверх, то по сторонам. Создавалось впечатление, что его душа витает где-то далеко. Лакшман стал чувствовать, что у него будто появилась возможность посмотреть на все происходящее со стороны: вот стоит мужчина, играет на дамру, повторяет одни и те же команды и просьбы, поет отрывки популярных песен, а рядом с ним на задних лапах кружится забавное, черно-серое животное, которое ритмично шатается из стороны в сторону, иногда прижимая передние лапы друг к другу, словно совершает намасте[78]78
  Жест приветствия и прощания.


[Закрыть]. Находясь в таком похожем на полет состоянии, Лакшман почувствовал, будто уже переживал этот момент в своей жизни много раз, что именно на этом месте, именно в это время уже давал представление и даже способен предсказать, что случится в ближайшие несколько секунд. В мгновение вся его жизнь превратилась в череду повторяющихся событий, ведущих к немного разным итогам.

Мимо них прошла процессия скорбящих, несущая на носилках усопшего.

– Рам нам сатья хэ, рам нам сатья хэ[79]79
  «Только имя Рамы истинно» (хин.); мантра участников похоронной процессии.


[Закрыть].

Это отрезвило Лакшмана, и он заметил, вернувшись в реальность из мира грез, что мертвеца пронесли слева от него – недобрый знак. Из-за этого он никак не мог собраться с мыслями и хотел было закончить представление, но к нему подошли мужчина с девочкой, которая хотела покататься на Раджу. Лакшман, тут же избавившись от дурных мыслей, попросил его сначала заплатить. Мужчина протянул десять рупий. Не веря своей удаче, Лакшман отпустил из рук веревку; медведь тут же послушно сел. Затем он прицепил ее к ошейнику, чтобы показать, что животное хорошо выдрессировано, а Раджу, думая, что им пора идти, поднялся на все четыре лапы. Девочка села на него очень осторожно, отец не хотел ее отпускать, придерживал ее руками, чтобы она не упала и на случай, если вдруг случится что-то непредвиденное.

Сердце Лакшмана билось в бешеном ритме, но никто, кроме него самого, этого не слышал. Ему нужно будет хорошо постараться, чтобы Раджу и дальше стоял в таком положении. Сможет ли животное уловить разницу: поводок и дамру, а не веревка в носу и дамру? Носильщики трупов. Ох, не следовало ему так рисковать в тот день, когда слева от него пронесли мертвеца. Девочка сидела на медведе, и ее ноги свисали с боков Раджу всего на несколько дюймов. Она никак не хотела их распрямлять полностью: была напряжена и явно опасалась реакции зверя. Отец стоял рядом и пытался убедить ее в том, что все будет хорошо. В свою очередь Лакшман подключился к разговору, но больше для того, чтобы Раджу услышал знакомый голос и стоял на месте ровно. Вместо того чтобы играть на дамру, Лакшман встал, убедился, что Раджу его видит, и потянул за ошейник, молясь, чтобы медведь пошел за ним медленно и думал, что они просто двинулись в путь.

Раджу так и сделал. Он просто пошел вперед, с сидящей у него на спине девочкой, которую держал за руку отец, помогая удержаться, а Лакшман шел в трех футах впереди, держа ошейник и тихонько напевал:

– Чал, мера бета, чал, чал, мера Раджу, мера чоту, чал, чал[80]80
  Иди, мой мальчик, иди, иди, мой Раджу, мой маленький, иди, иди (хин.).


[Закрыть].

Толпа, наблюдавшая за ними, стала аплодировать.

На следующий день, примерно в то же время, Лакшман и Раджу снова давали свои представления. На этот раз Лакшман решил привлечь побольше публики.

– Подходите, подходите ближе, все, все сюда, посмотрите на медведя, который катает детей на спине, добрый мишка, который сам еще малыш, палту балу, подходите, подходите, он прокатит вашего ребенка всего за десять рупий.

Он выкрикивал эти слова под звуки дамру, словно напевая, а Раджу мотал головой, и казалось, будто он делает это в такт ударам барабана. Уже десять детей смогли прокатиться на мишке. Еще нескольким Лакшман отказал, так как посчитал, что они будут тяжеловаты для Раджу. За вечер они смогли заработали чуть больше ста восьмидесяти рупий.

На ужин Лакшман купил себе в забегаловке рис, роти, дал, сабзи и яйца в соусе карри (одно из них он отдал Раджу), а фрукты и ладду взял для обоих. Пока они искали где бы устроиться на ночлег, Раджу, наевшись от пуза, наложил огромную кучу, прямо рядом с горой мусора, лужами грязи и застоявшихся сточных вод – тем местом, где обычно валялись свиньи. Лакшману приглянулся задний двор даваханы[81]81
  Медицинский пункт.


[Закрыть], здание было закрыто на ночь. За узким выступом – самой верхней из трех ступенек – были железные ворота, закрытые на целых пять навесных замков. У этого места было значительное преимущество перед другими – на дорожке, ведущей на главную улицу, росло огненное дерево. Лакшман привязал к нему Раджу, проверил несколько раз, что дневной заработок все еще находится в кармане его брюк, и устроился поудобнее.

Ему вновь снился огонь – громадный столб пламени, стремительно захватывающий собой все пространство. Лакшман дрожал от испуга и проснулся в холодном поту. В первую очередь он подумал о деньгах. Он тут же вынул их из кармана и стал пересчитывать. С ними ничего не случилось, все было на месте, правда, так как он на них лежал, то купюры слегка промокли от пота. Прежде чем его сердце вернулось к привычному ритму, он успел подумать о том, что было бы неплохо спрятать деньги в какое-нибудь надежное место, ведь так много людей видели, сколько у него денег, что мало ли какие мысли могли прийти им в голову. Может быть, кто-то из зрителей был вором-карманником, да и в любом случае, он постоянно находится в местах скопления людей. Кому вообще можно доверять в наше время? Уж точно не незнакомцам в чужом городе. Он был наслышан о ворах, которые разрезают карманы острым лезвием так искусно, что спящий человек ничего не заметит пока не проснется. А когда полезет утром в карман за своими сбережениями, то не найдет там ничего, кроме дырки.

Ему в голову пришла безумная мысль. Он взял все купюры в десять рупий, согнул их несколько раз пополам и направился к Раджу, который тут же проснулся, услышав шаги приближавшегося к нему человека. Лакшман присел рядом с ним на корточки и стал прикидывать, как именно ему осуществить задуманное. Раджу зевнул, что позволило Лакшману разглядеть в рассеянном лунном свете клыки, десна, язык и даже глотку зверя; в нос ударил гнилой запах, исходивший из пасти. Это зрелище заставило его заволноваться еще сильнее. Лакшман старался как можно быстрее ослабить ошейник на шее Раджу, повторяя бессмысленный набор слов, который имитировал обычное пение, и аккуратно засунуть в узкую полость ошейника сложенные банкноты. В какой-то момент он вспомнил, что забыл взять свою палку. Его руки затряслись, но ему все же удалось засунуть деньги внутрь, крепко прижимая их пальцами, и затем закрепить ошейник обратно. Готово. Теперь деньги в полной безопасности. Никто в жизни не догадается, куда он спрятал деньги, если вдруг захочет его ограбить. Да и если догадаются, неужели у них хватит мужества подойти к медведю?

Когда Лакшман и Раджу пришли к окраине кажущегося небольшим города Варадапура, название которого было написано черными буквами на каменной табличке желтого цвета, то в воздухе уже чувствовался легкий запах приближающегося дождя и тучи на небе стали постепенно сгущаться. Город был небольшим, и даже поезда здесь не останавливались. Все вокруг заполонила низкая молочная дымка, которая расстилалась в полях, не доходя до человеческого жилья. Лакшман почувствовал ее запах, смешанный с запахом коровьего навоза; это был не туман, а дым от чулха[82]82
  Печь, по типу напоминающая буржуйку.


[Закрыть], разожженных для приготовления ужина. Сумеречное небо окрасилось в темно-фиолетовый цвет. Лакшман опасался, что польет сильный ливень, но все обошлось небольшим дождиком, продолжавшимся лишь несколько минут и напитавшим землю ровно настолько, чтобы она издавала запах сырости. Лакшман все рассчитал правильно: сейчас был конец лета. Ему повезло, что начало сезона муссонов совпало с его прибытием в Варадапур: здесь он мог найти укрытие на ближайшие три-четыре месяца.

Пройдя по единственной заасфальтированной дороге города, которая пронизывала его от одного края до другого, он увидел нечто необычное – недалеко от центра города, с обеих сторон улицы, одно за одним, стояли здания, похожие друг на друга как две капли воды. Все они были четырехэтажными, с прямоугольными верандами, окрашенными в желтый цвет, который когда-то наверняка был похож на спелое манго, но со временем стал напоминать цвет кала. Но все же такая стойкость пигмента просто поражала: по сравнению с серостью бетонных домов оставшейся части города, краска, к которой десятилетиями никто не прикасался и которую вымывал дождь и выжигало солнце, лишь сменила свой оттенок. Эти здания, окруженные зарослями папоротника, сорняками и сосновыми зарослями, были настолько ветхими, что Лакшман даже подумал, что они уже заброшены или когда-то очень давно вообще не были достроены до конца. На некоторых балконах отсутствовали пол и перила; короткие лестницы между этажами здания были разрушены, и куски бетона болтались в воздухе на железных прутьях; проржавевшие трубы оставили рыжие полосы; лишь на некоторых окнах сохранились ржавые решетки, кое-где отсутствовали рамы, а стекла были разбиты – все это делало оконные проемы похожими на пустые глазницы. Все здания были соединены между собой, раньше это явно был какой-то жилой комплекс. Дорожки растрескались от времени и так густо поросли сорняком, что их едва можно было заметить. Было очевидно, что все вокруг разрушило время, а не какое-то стихийное бедствие. Обычно именно в таких домах обитают привидения.

Лакшман тут же прикинул, что если эти дома пустуют, то они с Раджу смогут найти себе подходящий угол, переждать там сезон муссонов и потом отправиться дальше, в сторону равнин. Хоть они и были в сильном запустении, это была хоть какая-то крыша над головой, которая могла защитить их от дождя. Но, проведя месяцы в дороге, живя как дикий зверь или птица, которые каждый день вынуждены искать себе новый ночлег, Лакшман выработал в себе определенный инстинкт и решил дождаться наступления темноты, прежде чем начать исследовать здания. Между тем он решил пройтись по городу и посмотреть, есть ли там места, где он мог бы выступить с Раджу, точка, где собирается большое количество людей: магазины или трущобы… Более-менее похожими местами оказались большая школа с собственной территорией, которая уже была закрыта, и офис компании БДО.