Текст книги "Московские истории"

Я крепче сжал винтовку. Здесь нет лишних. Если… а вернее сказать, когда эта история закончится, пойду в первую попавшуюся церковь и окрещу Нильса-младшего другим именем.

В этот раз я не скрывал напряжения. На это просто не было сил. Опасался, что Арита начнет задавать вопросы и развивать тему, но супруга от расспросов воздержалась. Видимо, прочувствовала мое состояние. А может, ей просто было не до того – младший раскапризничался, и Арита долго его успокаивала. Наконец сын заснул, мы поужинали под скупой разговор на отвлеченные темы и тоже легли.

По комнате расползался мрак. Громко тикали часы на стене. Старые, механические, с массивными стрелками. В этом тиканье была какая-то неумолимость метронома. Арита лежала рядом, повернувшись ко мне спиной, без звука, без движения. Но я был уверен, что она не спит, не знаю как, но чувствовал, что она смотрит в темноту.

Я осторожно поцеловал ее в плечо. Арита напряглась и мгновенно развернулась, будто спущенная пружина.

– Ни, скажи мне, что все будет хорошо. Обещай мне.

Она смотрела на меня из темноты блестящими глазами, требуя утвердительного ответа.

– Все будет хорошо, – тихо проговорил я.

То ли голос прозвучал фальшиво, то ли еще что, только Арита мне не поверила. Это читалось во взгляде. Я глубоко вдохнул, притянул к себе жену, крепко обнял.

– Обещаю, – и поцеловал ее в макушку.

Арита уткнулась мне в грудь и засопела как-то смешно, по-детски. Минут через пятнадцать дыхание стало ровным, спокойным. Арита уснула. Осторожно, чтобы не разбудить, я встал с кровати, накинул халат и вышел из спальни.

В голову продолжали лезть дурацкие мысли. В воздухе буквально витало беспокойство. Что там у Петра с Альбертом? Как прошла встреча с Владимиром? Тут же возникло желание позвонить, но я воздержался. Мы договорились созвониться утром, когда все разрешится. А разрешится ли? И чем это закончится?

«Когда младенца крестили и за ним сохранялось имя отца, Бог забирал “лишнего” на небеса», – опять и очень некстати всплыло из памяти.

Громко тикали часы. Я посмотрел на циферблат. Казалось, с того момента, как я вышел из спальни, минула целая вечность, но стрелки утверждали, что прошло всего пять минут.

Беспокойство, кажется, приобрело запах. Что-то было не так. Будто кто-то стоял снаружи у двери и сверлил дом взглядом, думая обо мне. Я выглянул в окно – никого. Прошел на кухню, налил остывшего чая в кружку и поднялся на второй этаж в кабинет. Время застыло, став вязким, как смола. Нужно было поспать, но сон не шел. И грохотали в ушах стрелки часов, хотя часов в кабинете не было вовсе, если не считать электронного будильника на столе, который не мог тикать по определению.

Я почувствовал, как по спине пробегает холодок. Рефлекторно сделал глоток чая, но он был совсем холодный. Поставил чашку на стол, рядом лежал знакомый чехол с винтовкой. На этот раз руки сами потянулись к оружию.

Чехол открылся легко. Винтовка в нарушение всех мыслимых и немыслимых правил была собрана и заряжена. В России не так просто получить разрешение на огнестрельное оружие. На гладкоствольное – проблематично, но можно через охотничье общество, на нарезное – много сложнее. И, глядя на отношение русских к элементарным правилам безопасности, можно понять почему.

Удивительно, но с винтовкой в руках мне стало спокойнее. Будто теперь я мог отбиться от любого врага. Хотя с моими навыками стрельбы я вряд ли попал бы в человека. Да и вопрос, смог бы я вообще выстрелить в живое существо. На словах-то, понятно, все способны отнять чужую жизнь, чтобы защитить свою. А на деле?

Я тряхнул головой. Глупость несусветная. Какие враги? Какие живые существа, если я сижу один в спящем доме и борюсь с абстракцией. С тревогой! А в нее не выстрелишь. Надо просто успокоиться.

Я снова глубоко вдохнул, задержал дыхание и выдохнул. Вернее, хотел выдохнуть, но закашлялся. В воздухе определенно стоял какой-то запах. Странный запах. Незнакомый и неприятный.

Беспокойство накатило с новой силой.

Паранойя? Нет, это уже не паранойя. Я отложил винтовку, поспешно тихо открыл окно и… замер!

На дорожке возле угла дома стояла тележка.

Рядом с домом неслышно возились две тени в рабочих костюмах.

У них был баллон.

Те самые люди, которых я видел на обочине.

Та самая тележка.

Тот самый баллон. И этот баллон был присоединен шлангом к вентиляционной отдушине нашего дома!

Как эти люди проникли на участок?

Что в баллоне? Бытовой газ?

Так вот откуда этот запах!

Но разве газ пахнет?

Все эти вопросы пронеслись в голове за какую-то долю секунды. Я отступил от окна на пару шагов и уперся спиной в край стола. Рука сама потянулась за оставленной на столе винтовкой.

Мысли о том, что это незаконно, что у меня нет разрешения на оружие, что это покушение на убийство, как-то испарились сами собой, уступив место одной-единственной главной мысли: в доме Арита и маленький Нильс. Эти люди хотят причинить им зло. Хотят убить мою жену и моего сына. Уже убивают, потому что пахнущий смертью газ уже струится по вентиляции. Странно, но о том, что это покушение и на меня тоже, я не подумал вовсе, хотя говорят, что инстинкт самосохранения сильнее всех прочих.

Я вернулся к окну и вскинул винтовку. Приклад уперся в плечо. Палец лег на спусковой крючок. Я прицелился и мягко, на выдохе, как об этом пишут в специальной литературе, нажал на спуск. Во всяком случае, мне так показалось.

Грохнуло. Приклад ударил меня – словно лошадь лягнула. Я приготовился увидеть, как разлетается голова негодяя, покусившегося на мое самое дорогое, ведь я целился в голову, но…

Пуля звонко щелкнула о металлический бок баллона и с тоненьким визгом отрикошетила в сторону. На долю секунды все снова замерло, как на стоп-кадре, а потом ночь будто взорвалась движениями и звуками.

Двое в рабочих костюмах рванули к забору. Грохнулся на плитку дорожки брошенный баллон. Громко заплакал на первом этаже Нильс-младший. Один за другим стали загораться окна в соседних домах.

А меня будто замкнуло. Я передернул затвор и выстрелил снова. И снова. И пусть в этом уже не было смысла, потому что враг был обращен в бегство, пусть я ни разу не попал – это было не важно. Враг пришел на мою территорию. Враг покусился на жизни моих близких. Врага нужно было гнать, гнать и гнать, чтобы он навсегда запомнил, что владения викингов священны и неприкосновенны.

Двое скрылись за забором. Вдалеке послышался шум. Снизу надрывался испуганный Нильс-младший. К воротам запоздало подъехала машина поселковой охраны.

Я выдохнул, бросил бесполезную винтовку и пошел вниз. Надо было открыть дверь охране, распахнуть окна и вывести из дома Ариту с Нильсом, пока они не надышались этой дряни.

Арита ждала меня у лестницы, нервно качая сына на руках.

– Ни, что случилось?! Что за стрельба?! Это кто? Ты?!

И хотя ничего еще не закончилось, я с невероятным облегчением обнял жену и поцеловал ревущего сына.

– Все хорошо, Ари. Теперь все хорошо. Черт ушел ни с чем. И Бог никого не заберет. По крайней мере, не сегодня.

* * *

Что еще сказать? Теперь действительно все хорошо.

Они появились ранним утром. К тому времени мы с Аритой и младшим вернулись в дом. Было холодно, но свежо. Нильс спал и сладко улыбался во сне; кажется, ночные тревоги уже оставили его.

А сонная, но спокойная Арита кормила нас завтраком. Меня и троих друзей. Почему троих? Владимир приехал вместе с Альбертом и Петром. Их «стрелка» прошла спокойно, без «напрягов» и криминала. Надо было встретиться и поговорить, чтобы расставить точки над «i». Любую проблему надо проговаривать лично, вживую, со всеми участниками процесса, а не с каждым отдельно за спиной остальных. Я верил в это всегда, теперь я точно это знаю.

Человек Владимира, тот, которого он посадил в газо-мазутное кресло, кидал не только Петра с Альбертом, но и самого Владимира. И именно тот человек был связан с людьми, что пришли ко мне ночью с удостоверениями ФСБ. На самом ли деле это были сотрудники Федеральной службы безопасности или нет… Теперь я, наверное, не узнаю этого никогда. Да это и не важно.

Важно другое: не будет больше ночных визитеров. Не будет людей в синих рабочих костюмах с газовым баллоном. Не будет выстрелов среди ночи и криков Нильса-младшего, разбуженного стрельбой.

Договорившись между собой, три товарища пустили в ход папку покойного Бирюкова и влияние друзей Владимира. Поспать им, как и мне, этой ночью не пришлось, но уже к утру все было кончено. Знаковое кресло освободилось, между старыми друзьями установился мир.

А спустя неделю мы с Петром и Аритой стояли перед алтарем в церкви, и православный священник гудел могучим низким голосом:

– Крещается раб Божий Николай во имя Отца и Сына и Святого Духа. Аминь.

И Петр, значительный и удивительно серьезный, глядел, как клирик с окладистой бородой надевает на шею нашему младшему подаренный Петром крестик.

По православным правилам, насколько я их понимаю, Петр теперь практически мой родственник. Крестный отец моего сына. Русские говорят – кум. И у моего кума теперь тоже все хорошо.

И у маленького Николая, Коли, Коленьки тоже все будет хорошо. Я в это верю. И Бог не заберет лишнего, потому что лишних здесь нет. А идея назвать сына Нильсом не нравилась мне с самого начала.

Знаете, я всегда с большим скепсисом относился к счастливым финалам, но, кажется, это он.

Теперь все будет хорошо.

От автора

Я где-то читал, что писать предисловия и послесловия – моветон. Вроде как автор, пишущий предисловие, объясняет свой текст, а значит, расписывается в творческой беспомощности. Скажу честно, изначально я и не планировал этого послесловия. А потом подумал: какого черта?

Может быть, это непрофессионально, но, во-первых, я не профессиональный писатель, а во-вторых, это, скорее, не послесловие, а слова благодарности.

«Московские истории» – моя вторая книга. Как и первая, она основана на реальных событиях. Безусловно, как автор, я что-то приукрасил, что-то добавил, о чем-то умолчал. Но сами истории написаны не мной. Их автор – жизнь.

Как и первый роман, эту книгу мне помогала писать моя жена – Рита. Она – мой самый преданный читатель и самый строгий редактор, за что я ей безмерно благодарен.

Как и первую книгу, этот текст перевел на русский язык мой добрый товарищ Сергей Сватиков. Думается, он очень удачно поймал ту тональность, в которой мне хотелось бы говорить с читателем. Спасибо, Сергей.

Как и в случае с первой книгой, русское издание этого текста подготовил Эрик Брегис. Я благодарен ему. То, что эта книга выходит в России, для меня очень важно. Особенно сейчас, когда многие говорят о противостоянии России и Запада. Я люблю Россию, люблю моих русских друзей и рад, что могу открыто сказать об этом моим русским читателям вот так запросто на страницах этой книги.

И еще. Некоторые считают не меньшим моветоном, чем предисловия и послесловия, эпиграфы. Вроде как автор прикрывается цитатами из Библии или классиков, добавляя себе значительности. Я никогда не использовал эпиграфов и не собирался делать этого теперь, но, когда текст уже готовился к изданию, Рита, трепетно относящаяся к моему самообразованию, подсунула мне полное издание Владимира Маяковского. И…

Я подумал: да какого черта?! Так что простите мне эту маленькую слабость, мне кажется, цитата из советского поэта была здесь уместна.

И спасибо вам за терпение, если дочитали это авторское откровение до конца.

Москва – Копенгаген

2014–2015 гг.