Текст книги "Александр III. Заложник судьбы"

XXXXV

Ежегодно 1 марта в соборе Петропавловской крепости проводилась заупокойная служба по Александру II. Присутствовала вся царская фамилия и много народу. На эту дату террористы подготовили убийство Александра III. Одним из тех, кто готовил убийство, был студент 4-го курса Петербургского университета Александр Ульянов.

Он родился 31 марта 1866 года в Нижнем Новгороде. Отец, инспектор народных училищ Симбирской губернии, много сделал для образования чужих детей и со всей ответственностью подходил к воспитанию собственных. Александр отлично учился, проявлял склонность к естественным наукам, особенно к химии, ставил опыты в небольшой домашней лаборатории. Симбирскую классическую гимназию он окончил с золотой медалью и поступил на естественное отделение физико-математического факультета Санкт-Петербургского университета.

Преподаватели характеризовали Ульянова как очень способного студента, обещавшего стать успешным ученым. За научную работу по зоологии беспозвоночных Александр получил золотую медаль.

Что побудило талантливого юношу принять участие в террористической фракции, слепленной из остатков «Народно воли», до сих пор не может понять никто. Фракция ставила своей целью дезорганизацию правительства методом террора. Зачинщиками заговора против Александра III были сын состоятельного купца Петр Шевырёв и сын помещика Иосиф Лукашевич. Шевырёв занимался организацией боевых отрядов, Лукашевич – изготовлением бомб. На приобретение динамита для бомб Александр Ульянов продал свою гимназическую золотую медаль.

За две недели до намеченного теракта Шевырёв под предлогом болезни уехал в Крым, но перед тем познакомил Ульянова со всеми участниками заговора и, по сути, передал ему руководство. При этом Ульянову было всего 20 лет, в то время как большинство членов фракции были старшего его на 5–6 лет. Александр лично собрал две бомбы. Проводил репетиции предстоящего теракта: расставлял сигнальщиков и инструктировал метальщиков бомб. Именно Ульянов провел последнее совещание боевой группы. По воспоминаниям Лукашевича, «ввиду того, что многим из нашей компании приходилось погибнуть в ближайшем будущем, Ульянов задумал устроить небольшую, так сказать, прощальную вечеринку…»

Полиция знала о готовящемся теракте.

Утром 1 марта 1887 года у Главного штаба были схвачены Андреюшкин и Генералов, при них обнаружили бомбы и револьвер. Две бомбы представляли собой цилиндры, третья выглядела как книга с заглавием «Словарь медицинской терминологии». Возле Казанского собора схватили Осипанова, на Невском проспекте – Волохова и Горкуна.

На первом же допросе террористы выдали всех остальных участников организации – 74 человека (в Петербурге, Москве, Харькове и Ялте). 15 из них попали на скамью подсудимых и на допросах валили вину друг на друга, утверждая, что в заговор их втянули угрозами и обманом. Врали все, кроме одного… Александр Ульянов даже не пытался уклониться, наоборот, часть чужой вины взял на себя (в частности, приписал себе авторство программы террористической фракции).

Фактический автор программы и организатор покушения – Шевырёв на первом же допросе заявил:

– О замысле на жизнь государя императора ничего не слышал и не знаю, к революционной партии не принадлежу и революционных убеждений не разделяю. – Так же повел себя и Лукашевич.

При осмотре метательных снарядов эксперты были ошеломлены! – каждый снаряд наполнен свинцовой шрапнелью со стрихнином! Такая начинка при самом незначительном ранении повлекла бы за собой смерть.

Мария Александровна Ульянова после свидания с сыном в Петропавловской крепости, усомнилась в его психическом здоровье. Александр III, прочитав программу террористической фракции, написал на обложке «Это сумасшедший».

В прошении о помиловании на имя царя Мария Александровна горько сетовала: «Если бы я хоть на один миг могла представить своего сына злодеем, у меня хватило бы мужества отречься от него. Он всегда был религиозен, глубоко предан семье и часто писал мне…».

15 апреля 15 участников покушения предстали перед судом. Несмотря на молодость, Александр Ульянов блеснул неординарным красноречием:

– Среди русского народа всегда найдется десяток людей, которые настолько преданы своим идеям и настолько горячо чувствуют несчастье своей родины, что для них не составляет жертвы умереть за свое дело. Таких людей нельзя запугать.

Но что этот юноша знал о несчастьях родины? Что видел, кроме затурканного населения петербургских окраин и родного Симбирска? Больше-то он нигде не бывал. Чистые души самыми первыми поддавались на пропаганду, призывавшую к «праведному гневу». И никто не сказал молодым и горячим, что главные идеологи «спасения России» живут за границей, вальяжно рассуждая о русском мужике в престижных ресторанах.

Вот как писал один из покинувших «Народную волю»: «К тому времени, когда мое поколение только выходило на сцену, у нас уже создалась система взглядов по преимуществу антирусских. Идеал отрицания всего окружающего – это тоже религия, – наш передовой образованный человек любит только “Россию будущего”. Революционное движение было неизбежно в России, привыкшей жить чужим умом. Людям русским следовало бы сплачиваться и находить идеал в элементах сознательно национальных». То есть то самое, с чего начинал свое царствование Александр III, к чему он стремился всю свою жизнь, и чего не желали революционеры.

Все 15 подсудимых были осуждены на смертную казнь, но судьи ходатайствовали перед императором о смягчении приговора для восьми из них. Александр не только удовлетворил ходатайство, но еще для двоих смягчил наказание.

Мария Александровна Ульянова умоляла сына написать прошение о помиловании. Он ей ответил:

– Представь себе, мама, двое стоят друг против друга на поединке. Один уже выстрелил в своего противника, другой еще нет, и тот, кто уже выстрелил, обращается к противнику с просьбой не пользоваться оружием. Нет, я не могу так поступить.

Мать продолжала его умолять, и наконец Александр подал прошение, но просил не за себя, а за нее: «Я вполне сознаю, что характер и свойства совершенного мною деяния и мое отношение к нему не дают мне ни права, ни нравственного основания обращаться к Вашему Величеству с просьбой о снисхождении в видах облегчения моей участи. Но у меня есть мать, здоровье которой сильно пошатнулось в последние дни, и исполнение надо мною смертного приговора подвергнет ее жизнь самой серьезной опасности. Во имя моей матери и малолетних братьев и сестер, которые, не имея отца, находят в ней свою единственную опору, я решаюсь просить Ваше Величество о замене мне смертной казни каким-либо иным наказанием. Это снисхождение возвратит силы и здоровье моей матери и вернет ее семье, для которой ее жизнь так драгоценна, а меня избавит от мучительного сознания, что я буду причиной смерти моей матери и несчастья всей моей семьи».

Прошение не было удовлетворено: сколько народу бы уложили страшные бомбы со свинцовой шрапнелью и ядом!

Из Петропавловской крепости приговоренных этапировали в Шлиссельбург. В последний момент Иосифу Лукашевичу казнь заменили ссылкой. Рано утром 8 мая пятерых осужденных оповестили, что бренная жизнь для них заканчивается. Казнили сперва троих: Пахома Андреюшкина, Василия Генералова и Василия Осипанова. Затем Ульянова и Шевырёва. Надзиравший за проведением казни товарищ прокурора Санкт-Петербургского окружного суда Щегловитов в отчете своем написал: «Шевырёв и Ульянов взошли на помост бодро и спокойно, причем Ульянов приложился к кресту, а Шевырёв оттолкнул руку священника. После этого их повесили». Все пятеро были похоронены в братской могиле на берегу Ладожского озера.

Каких улучшений народу добились они своей смертью? Россия нуждалась в юристах, врачах, педагогах, биологах, химиках… Вот где могли бы они принести настоящую пользу.

Владимиру Ульянову было 17 лет, когда казнили брата. Он на всю жизнь запомнил, как от их семьи шарахнулись друзья и знакомые. Перестал бывать даже старенький учитель, приходивший по вечерам играть в шахматы.

Но Александр III не перекрыл дорогу семейству Ульяновых. Владимир окончил гимназию, начал учебу в Казанском университете, откуда отчислили за участие в революционном кружке; экстерном окончил Петербургский университет. Дмитрий окончил гимназию и четыре курса Московского университета, после чего был отчислен за революционную деятельность. Анна окончила Симбирскую женскую гимназию и Бестужевские высшие курсы в Петербурге. Мария окончила Московскую женскую гимназию, а с осени 1898 года слушала лекции на химико-физическом факультете Нового университета в Брюсселе.

В наше безудержно-лживое время некая Лариса Васильева, выдающая себя за президента какой-то ассоциации женщин-писательниц всего мира, в книге своей «Кремлевские жёны» сделала ошеломляющее открытие: Александр Ульянов был сыном Александра III и решил свести счеты с папашей. Якобы в июне 1865 года наследник русской короны имел любовную связь с фрейлиной Марией Ульяновой.

Но, во-первых, такой фрейлины не было, и быть не могло, поскольку Мария Александровна не принадлежала к аристократии, а в Смольном не обучалась и, следовательно, не имела шифра. Во-вторых, она старше цесаревича на 10 лет, вышла замуж в деревне Кокушкино, там же венчалась в 1863 году и через год родила дочь Анну. В-третьих, до конца июня 1865 года цесаревич находился в Красном селе на военных маневрах и не мог быть отцом Александра Ульянова. А в-четвертых и главных, Мария Александровна была человеком высокой нравственности.

Тысячу раз прав А. В. Никитенко: «Вместо того чтобы каждую истину доставать упорным и честным трудом, они промышляют бездарными вымыслами».

XXXXVI

Медленно, но настойчиво в экономические процессы страны втягивалась Сибирь; предприниматели и торговцы страстно желали иметь железную дорогу, в крупных городах создавались комитеты по железнодорожному вопросу, проводились топографические изыскания на местности, изучались производительные силы районов, готовились и направлялись в правительство докладные записки с конкретными предложениями.

Александр неоднократно указывал министрам рассмотреть вопрос, однако же дело стояло. Наконец он потребовал специального совещания: «Уж сколько отчетов генерал-губернаторов Сибири я читал и должен со стыдом сознаться, что правительство до сих пор почти ничего не сделало для удовлетворения потребностей этого богатого, но запущенного края!»

Настрой царя возымел действие. К обсуждению привлекли, кроме министерства путей сообщения, представителей других министерств – военного, финансового, морского, внутренних дел, земледелия. Предполагалось, что Сибирская дорога будет смешанной, водно-железнодорожной.

Чтобы решить задачу, организовали работу трех изыскательских партий на самых сложных в природно-климатическом отношении участках – Средне-Сибирском, Забайкальском и Южно-Уссурийском. Большой вклад внесло Императорское русское техническое общество, в составе которого действовал железнодорожный отдел. К работе подключились ученые, инженеры, представители деловых кругов. Выяснилось, что только два направления Сибирской дороги – южное и северное имеют основания для утверждения их главной линией. Принят был северный вариант – он пролегал по местности со спокойным равнинным рельефом и был короче. 6 июня 1887 года последовал правительственный указ, и работы начались уже через месяц.

Александр наконец-то смог отдохнуть в любимых финляндских шхерах.

Мария Федоровна написала с яхты старшему сыну, который был в это время в военном лагере: «Я все о тебе думаю, и надеюсь, что ты теперь прибыл в Красное село. Не забудь, что все взоры обращены на тебя сейчас, все будут смотреть, как ты делаешь свои первые шаги в самостоятельной жизни, будь всегда вежливым и предупредительным со всеми, будь храбрым, всегда относись одинаково ко всем товарищам, без фамильярности и чрезмерной интимности, никогда не слушай льстецов. Здесь всё как всегда, полная свобода, утро проходит за чтением и письмами в твоей каюте, которую Георгий и мистер Heath занимают одни, так как Миша живет с Ксенией внизу, несмотря на возражения мистера Heath, который хотел, чтобы он был с Георгием.

Пишу наверху, а папа играет в карты за другим столом – с Володей, Олсуфьевым и Басаргиным, – они создают адский шум и мне страшно мешают собраться с мыслями. Я так рада, что ты сейчас в лагере, а не в одиночестве в Петергофе. Мне тебя страшно недостает, мой милый дорогой Ники. Да благословит тебя Бог и хранит тебя, а я целую тебя от всего сердца. Папа тоже, а также Георгий. Христос с тобой!»

Остановились в небольшом местечке Барзунд, воспользовавшись несколькими часами хорошей погоды. Пока Мария Федоровна рисовала, пёс Камчатка принялся трепать овец, и пришлось ей прыгать через два заграждения, спасать несчастных. Император бежал с другой стороны, но Камчатка успел двух овец выкинуть в воду. В азарте не слыша хозяина, он порвал императору брюки.

Овцы были больше напуганы, чем покалечены, хозяева получили за них золотую монету, а затем все семейство царя село на борт императорской яхты.

Не доходя Гельсингфорса, встретили судно, на котором Георгий был должен пройти морскую практику. Он был страстно увлечен морем, многие пророчили ему блестящую карьеру на флоте. Мария Федоровна сильно расстроилась, она не любила, когда сыновья надолго ее покидали. Делилась с Ники: «Пишу тебе после разлуки с Георгием, которого мы только что отпустили на его адмиральский корабль. Это было ужасно, и его печальное выражение лица до сих пор у меня перед глазами. Я рада, что нам удалось провести еще несколько часов с ним на его корабле – до Бьерна, мы смогли познакомиться с офицерами и с его будущими товарищами. Вся обстановка мне очень понравилась, и Георгий тоже казался вполне довольным. В каюте очень уютно, он все распаковал при нас и, если бы не ужасный момент прощания, общее впечатление было бы утешительным для моего разрывающегося сердца.

Вчера я получила его первую депешу из Ревеля, где они должны остаться на несколько дней в ожидании эскадры. Я отправила ему первое письмо с миноносцем, который ушел сегодня ночью в Ревель и должен вернуться к шести часам. Мы еще ожидаем фельдъегеря, который, я надеюсь, привезет мне письмо моего любимого Ники, от которого до сих пор ни одной телеграммы с момента нашего отъезда. Всегда думаю о тебе. Только бы погода была хорошей. Мы совершили небольшую прогулку по острову, к которому было очень трудно причаливать из-за камней. В 8 часов мы ужинали на яхте с командирами других кораблей, после чего папа играл в карты. Вечер был идеальный, не холодный, мы оставались на улице до 11 часов. Mистер Heath и Олсуфьев поехали на рыбалку вчера в Аборрфорс, где мы были два года назад, но, со свойственным ему невезением, мистер Heath ничего не поймал. Теперь я вынуждена тебя оставить, так как мы прибываем к Юнгфрезунду».

К младшим детям – Михаилу и Ольге отношение Марии Федоровны было несколько иное, чем к старшим, она была к ним более строгой и требовательной. На склоне лет Ольга Александровна, вспоминая детство, утверждала, что их с матерью разделяла пропасть. Ольга и Михаил боялись ее. «Приходя к ней, я всегда чувствовала себя не в своей тарелке. Я изо всех сил старалась вести себя как следует. Никак не могла заставить себя говорить с мама́ естественно. Если мы с Михаилом делали что-то недозволенное, нас за эту шалость наказывали, но потом отец громко хохотал. Отец был для меня всем. Как бы ни был он занят своей работой, он ежедневно уделял мне полчаса. А однажды показал мне очень старый альбом с восхитительными рисунками, изображающими придуманный город под названием Мопсополь, в котором живут мопсы… Показал он мне тайком, и я была в восторге от того, что отец поделился со мной секретами своего детства. Когда я подросла, у меня появилось больше привилегий. Помню тот день, когда мне было впервые позволено поставить императорскую печать на один из больших конвертов, лежавших стопками на столе. Печать была из золота и хрусталя и очень тяжелая, но какую гордость и восторг испытывала я в то утро!

Я была потрясена тем объемом работы, которую папа́ приходилось выполнять изо дня в день. Думаю, царь был самым трудолюбивым человеком на всей земле. Помимо аудиенций и государственных приемов, на которых он присутствовал, каждый день на стол перед ним ложились кипы указов, приказов, донесений, которые ему следовало прочитать и подписать».

Александр очень любил своих младших детей, подмечал их забавные стороны, и даже записывал кое-что.

«Завтракал с тремя сыновьями, а потом читал. Мишкин пресмешной; я спрашиваю его, будет ли он теперь всегда завтракать с нами, когда вернутся мама и Ксения? Он отвечает: нет, я буду завтракать у себя. Так что это одолжение он сделал только ради отъезда мама́ и сестры».

«С Ники, Жоржи и Мишкиным отправились ловить ослов. Мишкин был в таком восторге, что придет домой с ослом, что только об этом и говорил, но когда мы пришли к ослам и они стали все разом орать, Мишкин струсил и остолбенел! Мы выбрали двух небольших, старых. После долгих приключений доставили ослов благополучно и сдали их на конюшню».

Государственный секретарь А. А. Половцов писал, что Александр был великаном с детской душой и веселился с детьми больше, чем на каком бы то ни было бале.

Дальше маршрут императорской яхты был в Або – старинный портовый город Финляндии. Там императора с императрицей никто не знал, и они ходили по магазинам, ездили на извозчиках, чему дети особенно радовались. Потом всей семьей посетили руины Рассельборгского замка, построенного в 1378 году, сходили к источнику с хрустальной водой. И отдых закончился – вернулись в Петербург.

XXXXVII

Газеты писали об удачных прививках француза Луи Пастера против бешенства. Чтобы проверить, Константин Петрович Победоносцев предложил императору отправить к Пастеру 19 крестьян, покусанных собаками и волками. Вакцина оказалась действенной – выздоровели все, кроме троих, поскольку у них период между укусами и прививками был слишком долгим. Тогда Александр решил устроить в России прививочные станции, пригласив к сотрудничеству Пастера, о котором знал, что он с уважением относится к России.

Франко-российское сотрудничество в области биологии и медицины принесло замечательные плоды. Среди российских ученых, приглашенных на работу в институт Пастера, ярко выделился Илья Ильич Мечников, который вскоре создаст первую русскую школу иммунологии, микробиологии и патологии. Работы Мечникова будут увенчаны Нобелевской премией.

С Францией складывались хорошие отношения; Александра III ничуть не смущало, что это республиканское государство, он видел очевидную пользу для России, и это главное.

– Я понимаю одну политику: извлекать из всего то, что нужно и полезно для нас, действовать прямо и решительно, – говорил он.

– Но гимном у них «Марсельеза», – был осторожен Владимир Мещерский.

– Ну так и выслушаем. А они выслушают наш «Боже, Царя храни!».

Франция была заинтересована в дружбе с Россией: русский император не затевал авантюр, не рвался к военным лаврам. К тому же в 1887 году обострились отношения между Францией и Германией, и Александр предпринял серьезные действия, чтобы не допустить новой войны между этими странами. Он напрямую обратился к Вильгельму I, удерживая его от нападения на Францию, что вызвало неудовольствие Бисмарка.

Смягчая резкость в российско-германских отношениях, русские дипломаты пытались подписать хоть какие-то согласительные статьи, предложенные Германией, но так как Германия подчеркивала свое превосходство, лишь позволяя России сделать тот или иной шаг, то из этого ничего не вышло. Россия уже два года как прекратила дипломатические отношения с Болгарией, махнув на нее рукой, а Германия вдруг признала историческое право России на Болгарию.

В отношении турецких проливов русские дипломаты пытались добиться договоренностей непосредственно с Турцией, однако вся дипломатическая когорта Европы, кроме французской, взвилась на дыбы, обещая Турции войну, если она пойдет навстречу России. При такой ситуации союз с Францией стал на долгие годы основой российской политики. Естественно, что обе стороны преследовали в этом союзе свои интересы, но дружеские отношения между ними не нарушались тридцать лет. (В 1900 году, в ознаменование Франко-русского союза в Париже возвели изумительной красоты мост имени Александра III).

Наступил ноябрь 1887 года – года немыслимого подъема российской тяжелой промышленности. Прежде на юге России работало только два железоделательных завода – Юза и Пастухова. Теперь они стали расти, как грибы. Основные займы Россия получала в Германии. Бисмарк решил перекрыть этот клапан: полу-придушенная Россия запросит пощады, и тогда он навяжет ей те условия, какие захочет! В ноябре германская пресса, по его наущению, начала кампанию дискредитации России, в результате чего ценность русских бумаг резко упала – все стремились избавиться от невыгодного капиталовложения.

Бисмарк не ожидал, что русские бумаги перекупят французские банки! Потребовались считанные месяцы, чтобы финансовые и товарные потоки лавинообразно изменили свое направление, а Россия получила во Франции государственный заем в 500 миллионов франков. Однако же Бисмарк не сдался – начал «таможенную войну», повысив тарифы на русский хлеб. Россия в ответ ввела максимальный тариф на товары Германии. Канцлеру пришлось капитулировать. 6 февраля 1888 года он вызывающе объявил в рейхстаге: «Мы больше не просим о любви ни Францию, ни Россию. Мы не просим ни о чьем одолжении. Мы, немцы, боимся на этой земле Господа Бога, и никого более!»

Александр настоял на жесткой системе, охраняющей национальную промышленность от чужеземного соперничества: обложил высокими таможенными пошлинами иностранные изделия, чтобы купцы и промышленники не тащили в Россию чужое, когда есть свое! Требовал ограничить свободную торговлю предпринимателей, которые беспрепятственно перевозили товары и капиталы через национальные границы при отсутствии тарифных и нетарифных таможенных ограничений.

Это вызвало негодование со стороны правящих кругов, у которых имелись свои интересы. Как замечают историки, пойти против господствующего настроения, против господствующего мнения и сломать его, был способен только такой император, как Александр III.

9 марта умер Вильгельм I, а уже 15 июня скоропостижно скончался сменивший его Фридрих III. Императором стал Вильгельм II. Казалось, теперь отношения с Германией могут улучшиться, но Александр хорошо знал Вильгельма: «Это дурно воспитанный человек, способный на вероломство». О Бисмарке тоже сказал напрямую: «От этого шалого можно всего ожидать!»

Хорошим событием года явилось освящение в Гефсимании церкви святой Марии Магдалины. Строилась она в честь Марии Александровны – матери императора. Камень на облицовку использовался тот же, какой применялся при сооружении храма Воскресения Господня, Вифлеемской базилики и греческого монастыря святого Авраама: белый известняк с прожилками. Он превосходно подходил для орнаментов и не подвергался климатическим воздействиям.

Церковь строилась на средства царской семьи. Освящение началось 29 сентября, длилось семь дней, приуроченное к приезду в Гефсиманию великого князя Сергея Александровича с женой и великого князя Павла Александровича.

Александр в это время находился в Новороссийске. Искренне рад был эскадре боевых судов на Черном море: «Труды по сооружению флота признательно оценят вместе со мной все, кому дороги честь, значение и спокойствие отечества».

Власти Новороссийска вручили ему прошение: включить в черту города порт, цементный завод и железнодорожную станцию, которые были в частных руках и создавались в коммерческих интересах владельцев, однако владельцы беззастенчиво пользовались инфраструктурой города и даже не платили налоги. Резолюция императора последовала немедленно, однако ее исполнение тянулось 12 лет!

Всё проследить самолично он был не в силах, а в подаваемых ему сведениях правда была далеко не всегда. Александр догадывался, что от него многое скрывают, и если доклад казался ему не совсем обоснованным, говорил, что не может решить вопрос прямо сходу, доклад оставлял у себя, изучал. «Не могу покончить с массой бумаг и чтения и ложусь спать часто с чудным восходом солнца прямо в мои комнаты, – писал он жене, находившейся в Грузии. – Кроме бумаг и дел, не успеваю прочесть решительно ничего. Доклады министерств тоже длиннее обыкновенных, и только в половине второго успеваю позавтракать».

Целью поездки был не только Новороссийск. То на поезде, то на пароходе «Москва» император со всем семейством объезжал Кавказ, где главным его интересом являлось строительство железных дорог. Новая ветка Тихорецкая – Екатеринодар, открытая годом раньше, стала одной из наиболее доходных в Российской империи, Александр считал ее важным фактором влияния на Кавказе.

В Петербург семья возвращалась, недолго отдохнув в Крыму.

Курско-Харьковско-Азовская железная дорога давно не внушала доверия. «Барон Ган, в ожидании взятия дороги в казну, довел ее до крайних пределов разрушения, так что она в последнее время сделалась источником страха для пассажиров», – был отчет о расследовании крушения царского поезда.

Крушение произошло 17 октября возле станции Борки.

«Громаднейший императорский поезд был составлен из массы тяжелейших вагонов. Такой поезд не могли везти пассажирские паровозы, были нужны 2 товарных паровоза. Между тем скорость была такая, с какой идут пассажирские поезда. Для меня было совершенно ясно, что каждый момент может случиться несчастье, потому что когда с такой скоростью идут товарные паровозы, они расшатывают путь, и, если в каком-нибудь месте путь не вполне крепок, то паровозы могут вывернуть рельсы, вследствие чего поезд может потерпеть крушение.

Я писал в рапорте, что принимать на себя ответственность за движение императорского поезда при таких условиях не намерен и поэтому прошу увеличить число часов езды. Министр путей сообщения Посьет мне ответил: “Ездим же мы, и ничего не случается”. Тогда я не выдержал и заявил: “Ваше высокопревосходительство, пускай делают другие, как хотят, а я государю голову ломать не хочу, потому что кончится это тем, что вы таким образом государю голову сломаете”» (С. Ю. Витте).

Витте был практик с двадцатилетним стажем и ужасался беспечности Посьета. Министерский вагон кренило от разных болванок, которые тот навесил на левую стену, делая ими замеры – пустые, ненужные. Витте еще допускал, чтобы этот вагон был в самом хвосте, но его в этот раз затолкали вторым от паровозов, что еще увеличило риск. Как и предвидел Витте, поезд сошел с рельсов.

В момент крушения императорская семья и приближенные завтракали в вагоне-столовой. В передней части вагона располагался буфет, с противоположной стороны сервировали закуски, а центр занимал большой прямоугольный стол. Внезапно раздался сильный толчок, от которого посуда полетела на пол, и все инстинктивно схватились за стол. Через несколько секунд толчки последовали один за другим, вагон на глазах стал рассыпаться, официанты возле буфета были раздавлены. Остальные остались живы лишь потому, что «стены сдвинулись и задержали падение крыши», – как написал в отчете А. Ф. Кони.

«Крыша навалилась на нас косо, – вспоминал художник М. А. Зичи, присутствовавший на завтраке, – с моей стороны между стенкой вагона и крышей оказалось отверстие, через которое я и ввыбрался. За мной – графиня Кутузова, за нею государь. Государыня, насколько я помню, была вынута из окошка вагона».

Перед глазами пострадавших предстала картина страшной катастрофы: первый локомотив стоял неповрежденным, только задние колеса сошли с рельсов, но второй паровоз зарылся в насыпь. Четыре первых вагона оказались разбитыми в щепы, один из них служил передвижной мастерской, и рабочие в нем были насмерть раздавлены многопудовыми запасными колесами. Следующим после вагона-ресторана был детский вагон. В момент аварии в нем находилась шестилетняя дочь императора Ольга и ее няня. Вагон сошел с рельсов, встав поперек пути, погасив скорость состава, няньку и девочку выкинуло под насыпь. «Хорошо помню, как при первом же ударе со стола упали вазы и разбились вдребезги. Я испугалась. Няня посадила меня к себе на колени и обняла. Послышался новый удар, и на нас обеих упал какой-то тяжелый предмет. Потом я почувствовала, что прижимаюсь лицом к мокрой земле… Рассказывали, что когда я кинулась бежать от изувеченного вагона, то все время кричала: “Теперь они придут и убьют нас!”» (Из воспоминаний Ольги Александровны).

Кругом бушевал ад. Некоторые вагоны, находившиеся сзади, продолжали двигаться, сталкиваясь с передними и падая набок. Оглушительный лязг железа, крики раненых настолько перепугали шестилетнюю девочку, что лакей Кондратьев едва поймал ее, – она визжала и царапала ему лицо. Няня ее, к счастью, тоже была жива.

6 ноября Мария Федоровна писала своему брату в Грецию:

«… Как раз в тот самый момент, когда мы завтракали, нас было 20 человек, мы почувствовали сильный толчок и сразу за ним второй, после которого все мы оказались на полу, и всё вокруг нас зашаталось и стало падать и рушиться. Всё падало и трещало как в Судный день. В последнюю секунду я видела еще Сашу, который находился напротив меня за узким столом и который затем рухнул вниз вместе с обрушившимся столом. Был еще третий толчок и много других прямо под нами, под колесами вагона, которые возникали в результате столкновения с другими вагонами, которые наталкивались на наш вагон и тащили еще дальше. Все грохотало и скрежетало, и потом вдруг воцарилась такая мертвая тишина, как будто в живых никого не осталось.

Все это я помню очень отчетливо. Единственное, чего я не помню, это то, как я поднялась, из какого положения. Я просто ощутила, что стою на ногах, без всякой крыши над головой и никого не вижу, так как крыша свисала вниз как перегородка и не давала никакой возможности ничего видеть вокруг: ни Сашу, ни тех, кто находился на противоположной стороне вагона, так как самый большой вагон оказался вплотную с нашим. Это был самый ужасный момент в моей жизни, когда я поняла, что я жива, но что около меня нет никого из моих близких! Единственно, кого я увидела, были военный министр и бедный кондуктор, молящий о помощи!

Потом я вдруг увидела мою милую маленькую Ксению, появившуюся из-под крыши немножко поодаль с моей стороны. Затем появился Георгий, который уже с крыши кричал мне: “Миша тоже здесь!” и, наконец, появился Саша, которого я заключила в мои объятья. Мы находились в таком месте вагона, где стоял стол, но ничего, что раньше стояло в вагоне, не уцелело, все было разрушено. За Сашей появился Ники.