Текст книги "Спускаясь к звездам"

Глава 13

Утром семнадцатого апреля две тысячи двадцать восьмого года страшная новость облетела весь Кинчен: внезапно оборвалась жизнь одного из аж-сулов. У некоторых странников эта новость вызвала радость – дракон тирании, наконец, лишился одной из своих голов. Но основная часть земной колонии все же скорбела о вожде и облачилась в траур.

Но кое-кто узнал о происшествии раньше других.

Около шести утра, когда солнечные лучи только начинали облизывать горизонт, Тетй переступил порог своего дома. Он даже не успел снять сапоги, когда зазвонил портативный коммуникатор.

– Самое время, – пробормотал советник и включил микрофон, – Да, я слушаю, – сказал он сонно.

– Экстренная ситуация, – сказал Келгани, опустив приветствия. – Необходимо твое присутствие.

– Это не может подождать до утра?

– Ты мне нужен прямо сейчас.

– Встречаемся в твоем кабинете?

– Нет, – сказал Келгани и назвал адрес, – Приезжай как можно скорее.

Тейт знал, где находится названный аж-сулом дом. «Опять придется тащиться через весь город», – с тоской подумал он и отправился на кухню выпить кофе, чтобы не прибыть под адресу подозрительно быстро.

Через полчаса он был на месте. Парадные ворота были распахнуты, и он вошел во двор пригородного особняка. На газоне слева от крыльца грациозно замерла в неестественной позе статуя в виде обнаженной странницы – застывшее в камне сладострастие. «Да, Уочит любит такие штуки, – подумал Тейт, бросив взгляд на изваяние, и тут же себя поправил, – Любил; он любил такие штуки. Вряд ли Кинбакаб сообщит об этом в своей речи».

Стучать в дверь не было нужды, она тоже оказалась открыта. Тейт вошел.

– Есть кто живой? – позвал он, улыбнувшись своей остроте.

– Тейт, входи, – отозвался Келгани из комнаты в конце коридора, где располагалась спальня Уочита.

– Ну и что у нас тут? – спросил Тейт, переступив порог комнаты.

Впрочем, нужды в этом вопросе не было, все становилось понятно с первого взгляда. На широкой постели раскинулись двое – мужчина и женщина. Кожа их потемнела, обретя землистую матовость, глаза невидящими взглядами уставились в потолок. Скрюченная поза обнаженной женщины свидетельствовала о страданиях, которые она пережила перед смертью – впрочем, страдания эти, судя по всему, были недолгими, раз она даже не успела встать с постели, чтобы позвать на помощь. Тело мужчины было целомудренно прикрыто простыней по подбородок. «Наверное, это Келгани позаботился о приличиях», – подумал Тейт. Вслух же он сказал:

– Бедный Уочит. Нас всех постигла великая утрата.

– Этого следовало ожидать рано или поздно, – задумчиво ответил Келгани. – Умеренность никогда не была его сильной чертой. Как, впрочем, и предусмотрительность. Сколько раз я предлагал ему обзавестись охраной… Но он был для этого слишком самонадеян. Иначе говоря, слишком глуп.

– Как ты узнал?

– Да это всем было известно, – пожал плечами Келгани.

– Нет, я не об этом. Как ты узнал о случившемся?

Он сказал «о случившемся», не «о смерти» – так и приходится делать, когда кто-то внезапно умирает. Выдумывать множество синонимов, упражняться в иносказательности, лишь бы не говорить простых и жестоких вещей, которые делают смерть предметной, почти физически ощутимой.

– Мне позвонила Керли женщина, которая помогала Уочиту по хозяйству. В первую и третью субботу месяца она всегда приходила пораньше, чтобы приготовить ему завтрак. Ему и даме, которая проводила с ним ночь. Говорит, Уочит давно придерживался такого графика, и всегда всё происходило одинаково – в пять утра Керли приходила сюда, убиралась в доме – везде, кроме спальни, в которой отдыхал аж-сул и его дама – готовила еду. В девять она накрывала на стол, и Уочит выходил к завтраку. Керли сказала, что в этом распорядке ничего не менялось вот уже пять лет, поэтому она очень удивилась, когда увидела, что дверь спальни открыта. Заглянув сюда, она обнаружила два трупа и позвонила первому, кто высветился в списке памяти коммуникатора Уочита. То есть, мне.

– Думаешь, она имеет к этому, – он указал на постель, где лежали тела, – какое-то отношение?

– Надеюсь, ты сам ответишь мне на этот вопрос, – сказал Келгани.

Сделав вид, что сосредоточился на энергетической вибрации, Тейт задумался над тем, не назвать ли Керли и в самом деле убийцей. Мотив тоже можно найти – зависть или тайная многолетняя любовь к аж-сулу, разрушительная ревность. Но нет, если дело начнут всерьез расследовать, эта ложь может поставить его под удар. Лучше придерживаться первоначальной версии. Тем более, что выбранный Тейтом яд к этому времени должен был бесследно раствориться в крови умерших.

– Что ж, – сказал Тейт, открыв глаза, – К сожалению или к счастью, Уочит сам виноват в своей смерти.

– То есть, его не убили?

– Нет. Они всего лишь переборщили с кордолином. Возбуждающее средство, – пояснил он, заметив замешательство Келгани. – В малых дозах вызывает легкую эйфорию и прилив сексуальной энергии. В больших – чревато инфарктом. Такие случаи крайне редки, но, видимо, Уочиту не повезло. Как и ей, – Тейт указал на женщину. – Кстати, Керли не сказала, что это за особа?

– Она не знает, – ответил Келгани. – Сказала только, что аж-сул не отличался постоянством относительно объектов своих вожделений. Кстати, если ты говоришь, что случаи инфарктов крайне редки, то странно, что средство так губительно подействовало на обоих. Уочит уже пожил достаточно, и при его образе жизни проблемы с сердцем неудивительны, но она-то, судя по виду, была вполне молода.

– Я пересказал тебе только то, что увидел, – пожал плечами Тейт. – Может, это всё чудовищное совпадение. Может, эта партия кордолина была особенно сильной. А может, дама и без того злоупотребляла какими-нибудь опасными средствами… Кто знает? Если ты не хочешь верить мне на слово или у тебя есть какие-то конкретные подозрения, всегда ведь можно организовать расследование.

– Нет, расследования не будет. Слишком опасно, – сказал Келагни, и это было именно то, что хотел услышать Тейт. – Если в колонию просочиться информация об этом, могут начаться волнения. Нельзя допускать, чтобы горожане могли подумать, будто кто-то осмелился лишить жизни их правителя.

– Слишком отдает свободомыслием? – усмехнулся Тейт.

– Ты сам прекрасно знаешь, что есть определенный порядок, и его нужно соблюдать, – Несмотря на спокойный тон, Келгани выглядел уязвленным. – Спасибо, что помог в разрешении этого дела, Тейт.

– Мое сердце отдано ажсулату, – сказал Тейт, следуя правилам этикета. – Я здесь больше не нужен?

– Вообще-то, я хочу поговорить с тобой еще кое о чем.

– Внимательно тебя слушаю.

– Ты же понимаешь, что означает смерть Уочита?

– Она означает большую потерю для общества.

– Да-да, безусловно, – смутился Келгани, что вызвало улыбку Тейта. – Но не только это. Без Уочита мы теряем привычную систему правления, и это сейчас, когда дикари набираются сил! Ты слышал, они отстроили город? Скоро земляне окрепнут настолько, что могут попытаться нас истребить. Грядет большая война. Недопустимо, чтобы в таких условиях Келгани получил возможность беспрепятственно гнуть свою линию. Для поддержания равновесия нужен третий. Увы, я вынужден признать, что один с ним не справлюсь. Кажется, с каждым годом Кинбакаб становится всё более безумным.

– Я уверен, вы найдете подходящую кандидатуру, – сказал Тейт.

– Я уже её нашел. Хочу, чтобы ты стал третьим, – Келгани сделал паузу, дав Тейту возможность обдумать сказанное, но, не получив ответа, продолжил. – Ты с нами уже шестнадцать лет, знаешь всё изнутри, и твои мудрые советы всегда помогали нам принимать правильные решения. Я ведь могу рассчитывать на твою поддержку?

– Это большая ответственность, – ответил Тейт, изо всех сил стараясь спрятать довольную улыбку. – К тому же, я не аж-сул.

– Это дело поправимое. Уже завтра к вечеру ты получишь это звание.

Тейт подошел к окну, слегка отдернув занавеску, выглянул наружу. Солнце уже давно взошло, и всё вокруг стало выглядеть обыденным. Здесь больше не было убийцы, его жертв и обеспокоенного правителя – всего лишь двое странников, заключающих сделку. Всё шло как по плану, Келгани был в отчаянии. Поэтому Тейт позволил себе немного поиграть и заодно выяснить, насколько ………………………….. Наконец, он обернулся к аж-сулу и сказал:

– Что по этому поводу думает Кинбакаб?

– Он еще не знает, – ответил Келгани. – Нельзя, чтобы он успел подготовиться. Ясное дело, он захочет предложить на эту должность кого-нибудь из своих приближенных. Поэтому мы должны действовать быстро. Поставить его перед фактом, убедить, разгромить его аргументы. Поэтому я должен быть уверен, что ты даешь свое согласие, и я не окажусь в дураках.

– Я должен всё обдумать. Это слишком сложное и важное решение. Быть советником – это одно, но отдавать приказы – совсем другое дело. Я к такому не привык.

– Нет времени на размышления. Считай, что это твой долг перед всей земной колонией.

От нервов Келгани начал выходить из себя, и Тейт решил, что изобразил уже достаточно удивления и сомнений.

– Хорошо, я согласен. Приму на себя это бремя ради общего блага, ради всех нас.

К тому времени, когда Кинбакаб, сидя в своем кабинете, стал произносить траурную речь, которую динамики разносили по всему Кинчену, горожане уже обсудили друг с другом все детали случившегося и снабдили историю леденящими душами подробностями. В официальном изложении все эти подробности предусмотрительно замалчивались – гораздо больше внимания было уделено не фактам, но смакованию чувства утраты. Голос Кинбакаба вползал в микрофон и выползал из динамиков, установленных на каждой улице. Металлически зазубренный, он был будто произведен не ртом, а самими колонками. Благодаря этому голосу цвета металла смерть правителя больше не выглядела личной трагедией для жителей Кинчена, она превратилась в некий свершившийся факт, отделенный и отдаленный от повседневности.

И тем легче было перейти к следующей новости – о присвоении Тейту звания аж-сула.

– Король умер. Да здравствует король, – пробормотала Зали, приглушая радиоприемник – она уже услышала всё, что хотела услышать.

– Что? – спросил сидевший за соседним столом Гулукан

– Так говорят дикари. Раньше говорили. Мне пару раз доводилось слышать эту фразу на допросах.

– А, – безучастно отозвался Гулукан и тут же грязно выругался, обнаружив ошибку в расчетах.

Зали сделала вид, что не заметила его просчета. В конце концов, ошибки были у всех – прошла всего неделя с тех пор, как Тейт собрал для нее команду ученых, и от создания минигенератора они были так же далеки, как и во время первого совещания. Зали даже нравилась эта неизвестность, эти первые несмелые шаги на пути к открытию, дискуссии, обсуждения заполночь. Впервые за многие годы она занималась любимым делом в большой и светлой лаборатории. После мрачных, пропахших кровью и страхом пыточных камер, в которых Зали выбивала признания у дикарей и по крупицам добывала информацию, личный стол у окна казался абсолютным благом.

Стоя во главе команды, Зали ценила каждую идею, которую высказывали ученые – пусть даже самую, на первый взгляд, нелепую – и члены команды были благодарны ей за это. За годы жизни на Земле, многие ицамнийцы уже забыли о том, что их работа может быть ценна и важна. В условиях военного времени роль ученых свелась к производству лекарств для солдатской аптечки, и многие великие умы остались не у дел.

В лаборатории Зали слышала обрывки разговоров, в которых сквозило недовольство нынешней властью, создавшей кастовый дисбаланс, что противоречило законам Магистрата и, естественно, было не по нраву ицамнийцам. Так что новость о смерти Уочита не вызвала большого ажиотажа среди местной публики – подумаешь, сменили гайку в механизме.

Странники продолжали трудиться каждый над своей частью проекта, сидели за столами, склонившись над записями и вычислениями, кто-то нервно грыз колпачок фломастера, замерев у пластиковой доски, густо исчерканной цифрами и значками. И только Зали, послушав объявление, не смогла немедленно вернуться к работе.

Теперь она знала слишком много, чтобы предполагать в случившемся простое стечение обстоятельств, но слишком мало для того, чтобы понять, какую игру затеял Тейт, и чего он хочет добиться в результате. Ясно было одно – скоро начнутся перемены. И лучше выяснить, какие именно, чтобы оказаться на нужной стороне баррикад.

Едва дождавшись вечера, Зали поспешила в ажсулат. Не было никакой уверенности в том, что удастся узнать больше, чем было уже известно из новостей, но она все же хотела попытаться. Несколько раз она почти поворачивала назад, уверенная в глупости и бесполезности своей затеи, но болезненное желание сделать хоть что-нибудь заставляло идти вперед.

Голоса в голове устроили настоящую перебранку. Кто станет слушать глупую крошку Зали? – спрашивал один. А что, собственно, крошка Зали вообще хочет сказать? Разве ей есть, что сказать? – вторил ему другой. Или домой, не глупи, не выставляй себя идиоткой, – вступил третий.

Зали старалась не обращать внимания на этих внутренних критиков, на разъедающие душу сомнения, которые предлагали простой путь как плохие мужчины предлагают девочкам сладости, заманивая их в ловушку. Мама говорила Зали «Не заговаривай с незнакомцами», и она всегда слушалась. С возрастом Зали немного изменила это правило, и теперь оно звучало так «не заговаривай с незнакомцами, даже если они находятся в твоей голове; особенно, если они находятся в твоей голове».

Еще издали Зали заметила, что к ажсулату один за другим подтягиваются странники, будто мотыльки, летящие на свет окон второго этажа. Из обрывков разговоров она выяснила, что все спешат высказать свое почтение новому правителю.

Это несколько облегчало задачу: куда проще говорить с Тейтом, когда он благостно принимает ходоков, да и приход Зали не будет выглядеть подозрительным. Последний раз полной грудью вдохнув прохладный вечерний воздух, она вошла – будто нырнула в колодец.

Холл был тих и пустынен, зато со второго этажа на лестничный пролет падали отблески зажженных ламп. Пока в Кинчене царило траурное молчание, самые практичные (или самые напуганные? – промелькнуло в голове у Зали) странники изображали истовую радость от назначения Тейта.

Она дождалась лифта и поднялась наверх. В коридоре у стены стояло несколько киничийцев. Они старались говорить тихо, но Зали расслышала пару фраз:

– Он надеется стать новым советником в ажсулате, – сказал один.

– Думаешь, они оставят эту должность? Как бы не так, – фыркнул второй, – Тейт не допустит.

Замтив новую гостью, они притихли и проводили её настороженными взглядами. Зали прошла мимо, сделав вид, что ничего не услышала, и вошла в ярко освещенную комнату, которая ещё утром была залом для собраний. Теперь здесь стояло несколько столов, которые ломились от закусок и выпивки. Гости угощались, подливали вина в бокалы, некоторые дымили сигарами – привычка, позаимствованная у дикарей.

Заметить в этой разношерстной толпе Тейта оказалось на удивление легко. Он стоял у окна с бокалом, окруженный десятком странников. Затем раздался взрыв хохота – Тейт засмеялся первым, остальные присоединились – кто осторожным вежливым хохотком, а кто и лающим смехом во всю глотку. Видимо, кто-то удачно пошутил.

Зали недоумевала – куда подевался прежний дядюшка Тейт? Сдержанный, предпочитающий оставаться в тени, не выносящий шумных сборищ. И каких еще метаморфоз можно от него ожидать?

Зали взяла со стола полный бокал и приблизилась к веселой компании.

– Позравляю с назначением, – сказала она, воспользовавшись паузой, когда смех, наконец, прекратился.

– Зали, ты пропустила отличную шутку! – все еще улыбаясь, сказал Тейт, и по его голосу стало понятно, что сегодня он выпил уже не первый бокал вина. – Сатуран, повтори для Зали, – обратился он к одному из странников.

– Значит, встречаются двое киничийцев. Один другому говорит «Твои дела идут прекрасно, жена осчастливила тебя дважды прошлой ночью, со дня на день ты ожидаешь повышения. А как идут дела у меня?»

– Да, ты прав, отличная шутка, – обратилась Зали к Тейту, не удостоив Сатурана даже взглядом. – Уверена, Уочит оценил бы её по достоинству. Он любил посмеяться.

Общее веселье схлынуло, как волна от берега, лица странников вытянулись, послышалось смущенное покашливание. Зали сама не ожидала от себя такой резкости и понимала, что избрала ошибочную стратегию поведения, но слишком уж ей претили эти пляски на костях.

– Да, Уочит был весельчаком, – сказал после паузы Тейт. – Нам всем его очень не хватает.

– Без него ажсулат никогда не будет прежним, – вздохнула Зали, следуя ритуалу прощания с усопшим.

Окружающие замерли, не зная, поддержать ли им Зали, озвучив приличествующие случаю фразы, или сделать вид, что не заметили. Всем было ясно одно – разговор пошел явно не в то русло. Наконец, один из стоявших рядом ишчелианцев залпом допил вино и, пробормотав извинения, удалился якобы за следующим бокалом. Остальные тоже рассеялись по залу под разными предлогами. Наконец, у окна остались две – Тейт и Зали.

– Что за показательное выступление ты тут устроила, крошка Зали? – ухмыльнулся Тейт, но по голосу было слышно, что он напряжен.

– Я всего лишь выразила соболезнования. Сегодня день траура, или ты забыл?

– Оставь эти глупости, мы не на трибуне. Уочит был не самым лучшим правителем.

– Да, но жителей Кинчена это устраивало. А теперь они напуганы, все боятся предстоящих перемен. И все, кто пришел сюда… Не надо быть киничийцем, чтобы почувствовать, что они просто в ужасе. Их улыбки так же фальшивы, как и вся эта праздничная мишура – фольга, разноцветный серпантин, под которыми прячется страх и безысходность. Эти улыбки тщетны как попытки скрыть труп под прелыми листьями. И что-то мне подсказывает, что они знают, чего боятся.

Тейт впервые за вечер прямо взглянул на Зали. Не сказать, что неблагожелательно, однако с любопытством. Будто она была загадкой, которую требовалось разгадать. Он сделал глоток, поставил бокал на подоконник и сказал:

– Народ полюбит меня.

Сказал так, будто сам в это верил. Но он многое так говорил. Может, верил, может, и нет, а может, то и другое разом. Зали перестала понимать, во что он верит на самом деле. Зато она знала, что если сейчас не задаст вопрос, с которым шла сюда, эти слова застрянут в горле, будут саднить и мешать вздохнуть. Собравшись с духом, она выпалила:

– Скажи, смерть Уочита – твоих рук дело? Что ты задумал?

Тейт взял Зали за локоть – аккуратно, чтобы не причинить боли и не вызвать подозрений у окружающих, но все же довольно ощутимо – и, пробормотав «давай поговорим в другом месте», вывел её из зала. Далеко идти не пришлось – в соседнем помещении было темно и тихо. Тейт закрыл дверь. На какой-то миг его синие глаза сверкнули такой злобой, что Зали показалось, он сейчас набросится на нее. Но, вместо этого, Тейт отпустил её руку и мягко спросил:

– Крошка Зали, откуда у тебя такие мысли?

– Я не знаю, столько всего произошло… Я совсем запуталась, – Голос её задрожал, она была готова вот-вот расплакаться. – Ты всегда хорошо ко мне относился, с самого детства. И тут, на Земле, практически заменил мне отца. Можно сказать, ты единственный, кто поддерживал меня все эти годы. Благодаря тебе я не сдавалась, заставляла себя идти вперед. У меня нет никого ближе тебя и роднее. Но теперь я уже не знаю, чему верить. Мне кажется, я совсем тебя не знаю. Страшно представить, что я заблуждалась всё это время. Потому что, если так, то что я вообще могу знать о жизни? В чём могу быть уверена? И еще страшнее думать, что ты стал другим, оставил меня наедине с этим миром. Я не понимаю, что происходит – только чувствую, что всё не так, как должно быть.

Тейт молча обнял её и стал гладить её по голове, будто она снова была маленькой девочкой, горевавшей о потере любимой игрушки. Зали не плакала – наоборот, глаза её были болезненно сухими. И несмотря на весь жар, с которым она произносила речь, глубоко внутри Зали оставалась жестка и зерниста, как песок пустыни. Она была словно комната, в которой что-то случилось, а теперь не случается ничего – только эхо гуляет меж ободранных стен. Почувствовав, что не может пробиться сквозь незримую преграду, Тейт отстранился и сказал:

– Крошка Зали, я всего лишь хочу, чтобы всё было хорошо. Чтобы Кинчен процветал, и каждый чувствовал себя в безопасности. Мы с тобой на одной стороне.

Зали недоверчиво взглянула на Тейта, и тот продолжил:

– А тот разговор, что произошел в подвале ажсулата после твоего возвращения… Признаю, я был неоправданно резок. Да, мы поссорились, но с кем не бывает? Главное, что в конце концов мы нашли общий язык. Я всё так же остаюсь твоей опорой и поддержкой, ты всегда можешь ко мне обратиться.

– Так ты не убивал Уочита?

– Нет, конечно же нет! Я думал, мы уже обсудили этот вопрос. В твоей голове роится слишком много дурных мыслей.

– Наверное, это от усталости, – со вздохом согласилась Зали.

– Да, ты всегда отдавалась работе на все сто. Это из-за упрямства – ты слишком не любишь проигрывать.

– Разве это плохо?

– Напротив, очень хорошо. Именно поэтому я пошел на все твои условия и нашел для тебя лучших ученых. Кстати, как продвигаются наши дела? – Тейт сделал упор на слово «наши».

– Честно говоря, пока не очень успешно. Исследования только начались, но уже стало понятно, что финансирования в том объеме, в котором оно существует сейчас, скоро станет недостаточно, – Зали смущенно опустила глаза, разговоры о деньгах всегда вызывали у нее чувство неловкости.

– Очень хорошо, что ты сказала об этом, крошка Зали. На приеме как раз присутствует один ишчелианец, который с радостью откликнется на нашу скромную финансовую просьбу.

– Ты рассказал ему о чипе? – насторожилась Зали.

– Нет. Этого и не требуется. Я уверен, что не встречу отказа. У него огромное сердце и очень доброе к тому же. Собственно, сегодня все мы едим и пьем за его счет. Редкой щедрости человек, – улыбнулся Тейт. – Что ж, если мы все обсудили, то пойдем выпьем вина. Нам не помешает расслабиться.

Когда Зали вышла из темного кабинета в сопровождении Тейта, никто не стал улыбаться, подмигивать или, наоборот, стыдливо отводить взгляд. Все присутствующие были настоящими мастерами не замечать того, чего им замечать не полагалось.