Текст книги "Николай Рерих. Запечатлевший тайну"

Когда мы подъехали к ней, я достал ее из воды и посадил на дно нашего досчаника, она нисколько не противилась и так же спокойно продолжала сидеть на досках, как и на воде. Пришедши домой, я осмотрел ее, и она оказалась раненною в левую часть головы; ранка была еле заметная и скорей походила на царапину. Над этой уткой я произвел следующие опыты. Я ее внес в комнату и, посадив на полу, подпихнул – она пошла, пока не стукнулась головой о стену. Потом я ее подбросил на воздух – она полетела, пока, ударившись о стену, не упала, но сейчас же вскочила, оправилась и приняла прежнее свое спокойное положение. Когда я ей дал есть, то должен был ткнуть ее носом в еду, и она ела, пока не съела все, что было на тарелке. Когда кто-нибудь начинал ловко подражать утиному кряканью, моя утка тоже начинала крякать, пока подражавший кряканью не замолкал. Замечательно, что во все это время утка не проявляла никаких признаков самостоятельности и двигалась без всякого сознания, как автомат. Я решил оставить ее жить, чтобы наблюдать за нею. На следующий день я ее вынес на улицу и посадил на крыльцо; она так же спокойно сидела на улице, как и в комнате. Но тут я отошел от крыльца, а когда возвратился, то увидал мою утку во рту дворовой собаки. Я бросился, отбил ее у собаки, но у нее было повреждено горло, и она тут же околела. Даже схваченная собакой, утка осталась совершенно спокойной и не оказала никакого сопротивления.

Интересно, что Николай Константинович наряду с непосредственными впечатлениями от охоты, как и в других своих занятиях и увлечениях, подходил ко всему основательно: он знакомился с научными сведениями по всему, с чем ему приходилось сталкиваться в жизни вообще и в лесу в частности. Таким образом появились многочисленные выписки справочников и книг по флоре, фауне, минералогии, почвоведению – самому разнообразному кругу тем. Об этом говорят сами названия его заметок и рассказов: «Охоты в Царскосельском уезде», «Зимний сезон в Царскосельском уезде», «Черта характера тетерева», «О предохранении ружья от ржавчины», «Описание птиц, перья которых помещены в альбоме № 1», «О ловле и охоте на птиц», «Краткая таблица деревьев С.-Петербургской губернии», «Краткая таблица насекомых, составленная по зоологии Ю. Симашко», «Краткая таблица минералов, составленная по минералогии А. Я. Герда», «Коллекция минералов № 1», «О лесной дичи С.-Петербургской губернии», «О болотной дичи северной России», «Возражение на книжку “Наши благодетели – сарыч и ворона”», «Живучесть зайца», «Ночь в лесу». В рукописном архиве ГТГ хранится также и «Свидетельство от Лесного Департамента ученику VII класса Санкт-Петербургской гимназии К. Мая, Николаю Рериху, на основании статьи 10 закона 3 февраля 1892 г., на право собирания яиц с научной целью во всякое время года в течение 1892 г. в казенных лесных дачах Санкт-Петербургской губернии».

Среди интересов гимназического периода Н. Рериха необходимо также упомянуть любовь к музыке, непреходящую, оставшуюся на всю жизнь, и увлечение творчеством Т. Г. Шевченко, а также Н. В. Гоголя, в произведениях которого были воплощены яркие, всегда живые образы «высокой духовности и тонкой потусторонности». Гоголь часто ставился на ученических спектаклях и всегда был близок Николаю Константиновичу. Ему на всю жизнь запомнились слова главного героя «Тараса Бульбы» о товариществе: «Вот в какое время подали мы, товарищи, руку на братство. Вот в чем стоит наше товарищество. Нет уз святее товарищества. Бывали и в других землях товарищи, но таких, как в русской земле, не было таких товарищей. Нет, братцы, так любить может русская душа – любить не то, чтобы умом или чем другим, а всем, что ни есть в тебе… Пусть же знают, что такое значит в русской земле товарищество!»

К Н. В. Гоголю, как к учителю, уважение сохранилось на всю жизнь:

«И разве многообразное, но единосущное дарование великого Гоголя, разве оно, как в высокодуховных взлетах, так и в улыбке быта, разве оно тоже не дало посох прочный и легкий?»

Н. К. Рерих. Санкт-Петербург. Октябрь 1882 г.

Развитию кругозора Николая Константиновича способствовал широкий круг знакомых его отца, в Петербурге человека уважаемого за порядочность и профессионализм. К тому же нотариальная контора Константина Федоровича располагалась в самом центре города, рядом были университет, Академия художеств и Академия наук. Представители петербургской интеллигенции – общественные деятели, ученые, художники, писатели – составляли основной круг клиентов и знакомых К. Ф. Рериха. Среди частых посетителей, с некоторыми из которых он состоял в дружеских отношениях, можно назвать М. О. Микешина, видного художника и скульптора, автора целого ряда известных российских памятников; Д. И. Менделеева, выдающегося русского физика, химика и общественного деятеля, автора Периодического закона химических элементов; востоковедов-монголоведов профессоров А. М. Позднеева и К. Ф. Голстунского; видного ученого-агронома А. В. Советова; профессора Томского университета А. П. Коркунова; Д. Л. Мордовцева, историка и публициста, много писавшего на темы русской и украинской истории; историка, публициста и поэта Н. И. Костомарова и многих других.

На многочисленных встречах в квартире Константина Федоровича Рериха звучало много полезного для развития сына: «С большею признательностью вспоминаются все, кто так или иначе возбуждал и чеканил мысль». Д. И. Менделеев, например, неоднократно высказывал свои идеи, созвучные мыслям молодого Николая Рериха: «Высшее развитие – в творчестве, если только подражать да потреблять, так не выжить человечеству, как не выжили мамонты».

Разнообразные впечатления и наблюдения жизни записывались. Целый ряд статей был написан и для славянского журнала «Нада», что в переводе значит «надежда», издававшийся в Боснии. Статьи об охоте печатались в журналах «Природа и охота» и «Русский охотник». А первыми литературными произведениям, вероятно, стали: рассказ «Клад», написанный в 1887 году, и тогда же написанные стихи.

КЛАД

Около большого мыса стояла деревня, жил в ней бобыль: мужик он был хороший, и только не имел ни кола ни двора. Дело было летом, под Иванов день. А в этой деревне ходили слухи, что в лесу сокрыты большие клады. Вот и задумал Петр, так звали мужика, попытать счастья – пойти ночью под Иванов день в этот лес, поискать клада. Отправился он [к] ворожее и спросил ее, как узнать ему, в каком месте клад сокрыт. Она его и научила, чтобы искал он светящегося цветка папоротника, и из того цветка выйдет огонечек и поведет его к тому месту, где клад сокрыт, «только, – прибавила она, – ты лучше и не пробуй это сделать, потому клад тебе в руки прямо не дастся, а будут являться тебе разные чудовища, и если ты их испугаешься, то и огонек пропадет и клада тебе не отыскать будет».

Вот наступила и ночь, взял Петр заступ, заткнул топор за пояс и отправился в лес.

Пришел он к опушке леса, и стало страшно ему, да вспомнил он, что ворожея ему говорила, перекрестился и пошел в лес. Ходил он, ходил, нет, нету ничего. Уж хотел домой воротиться, да вдруг видит, блестит что-то между двух кочек. Пошел туда, глядь, цветет папоротник, а цветок так и светится. Подошел он туда, аж из цветка-то нехонький огонек выскочил, и по воздуху так и двигается. Пошел за ним Петр, вдруг на него рысь, как скакнет с дерева, он побледнел, да вспомнил, что надо делать. Перекрестился и сказал: «Чур меня, рассыпься», глядь, а рысь и пропала, как будто ее и не бывало.

Идет он дальше, вдруг змей на него ползет; он сказал то же самое, и змей пропал. Идет он дальше, вдруг выходит сам оберегатель клада – лесовик. Петр взял и перекрестил его, как взвизгнет он, и убежал.

Идет Петр, а лес перед ним так и расступается. Вдруг огонек остановился и пропал. Подошел туда Петр, взял заступ, начал рыть; рыл-рыл, вдруг заступ ударился обо что-то железное. Он запустил руку и вытащил котелок полон золота и серебра, и пошел домой, пришел домой, уже светает.

На другой день пошел к ворожее и отблагодарил за ученье 100 рублями. И стал он жить хорошо и расчетливо. А жил также в том селе богач. Услышал он про все, и задумал он на другой год идти также в лес отыскать клад. Только пожалел он денег, которые надо было ворожее отдать за ученье, а пошел к Петру. А тот купил место, выстроил избу, накупил товаров, открыл лавку. Дела у него пошли хорошо.

Вот сидит на крылечке, носогрейку покуривает, как подходит к нему Семен, так богатого мужика звали, кланяется и говорит: «Научи меня, Петр Сидорыч, что надо мне делать, чтобы клад найти, хочу я тоже попытать счастья».

«Что ж, – говорит Петр, – если хочешь, так садись и слушай», – и рассказал ему все по правде, по истинной. И пошел Семен в лес.

Идет он, нашел и цветок, и разных зверей встречал да говорил им, что Петр его научил, и они рассыпались.

Подошел он и к тому месту, где огонек остановился и пропал. Начал рыть, рыл-рыл, вырыл клад. Только хотел взять его, и покажись ему, что воры в его дом залезли и сундук ломают с деньгами. Бросил он клад, хотел домой бежать, а тут в лесу захохотало и закричало: «Испугался, испугался». Вспомнил он, что Петр ему говорил, глядь, и клад уж и пропал.

Пошел он домой, начал скучать, затем пропил имение свое, вошел в долги. И посадили его в тюрьму за долги. Так он и умер.

БИТВА

 
Штыки сомкнулись,
Гром орудий,
И лязг кинжалов и мечей,
И конский топот, и стон людей.
 

NEMO

 
Вздымает волны океан,
На них фрегаты с крейсерами,
Летят, свершая долгий путь,
Из света Нового во Старый и обратно.
 

Юноша стремился анализировать окружающие обстоятельства, оценивать историю страны. В качестве примера можно привести школьное сочинение «Москва и Петербург» 13-летнего гимназиста Н. Рериха: «И теперь, уже не говоря о внутренней жизни, даже в возможности этих городов много разницы; это произошло от того, что они появились в разное время и под различными влияниями, и таким образом развивались совершенно иначе. Не правда ли, теперь Москва имеет вид, если только можно сделать такое сравнение, бабушки, у которой чепец свернулся на сторону, а Петербург подтянулся, вытянулся, словно солдат на часах. Рядом с этим, сколько в Москве оригинального, чисто русского, не взятого за границей; а имеет ли Петербург хоть что-нибудь свое, родное, не заграничное; нет, в нем все, начиная с названия, не русское. Отчего же это произошло? В ответ на это надо проследить историю развития, этих городов с самого их основания, и она даст красноречивый ответ.

Сперва о Москве – старшим преимущество. Москва первый раз в летописях упоминается в 1147 году; появился этот городок благодаря Суздальскому князю Юрию Долгорукому и затем, пользуясь удобным географическим положением и благодаря своим предприимчивым князьям, постепенно разрастаясь и присоединяя новые города (Коломна, Можайск и др.), сделался столицей, центром русского государства. Никакого влияния, кроме чисто русского, на него не оказывалось, и поэтому с самого основания в нем сосредоточилось все родное, русское без всякой примеси. Целый ряд князей и государей с Даниила Александровича заботился о благосостоянии Москвы. Затем при Иоанне III Москва приобрела много черт греческих городов. Но этот греческий стиль не мог существенно изменить вида и жизни Москвы, потому что греческие черты давно уже, еще при Олеге, переносились из Царьграда в Русь и, мало-помалу, входили в характер и жизнь Русских; так что не изменили совершенно русский стиль, а только улучшили, сообщили ему оригинальность. Насколько стиль Москвы строже Петербургского, можно видеть на совсем частном, пустом примере: в Москве на церквях кресты большей частью русские, а в Петербурге, по большей части, кресты и лютеранские и католические и очень мало русских».

Данное сочинение было оценено преподавателем на 4. А всего в гимназическую пору Н. Рерихом, по некоторым оценкам, было написано свыше сорока рассказов, не менее трех десятков стихотворений и выполнено около пяти десятков рисунков, преимущественно пером или карандашом.

В гимназии проявилась способность Н. Рериха наилучшим образом организовать свой рабочий день: он успевал необыкновенно много и обдумывать и практически выполнять, не проявляя ни суетливости, ни повышенной активности. И способность эту, думается, не стоит считать какой-то производной от особой педантичности или холодной расчетливости. Весь круг его интересов той поры говорит о двух важных особенностях характера Николая Константиновича: о любознательности, о стремлении к углубленному познаванию окружающего мира, вкупе с коллекционированием, этом методе самообучения; также и о потребности к творчеству, в основном писательскому и художественному. Именно натура исследователя влекла его к познаванию – познаванию планомерному, уверенному и напряженному в своем стремлении дойти до сути вещей, а внешние условия жизни, семейные и гимназические, этому не мешали и даже, наоборот, являлись благоприятными.

Наклонности исследователя, собирателя и созидателя проявились в нем рано, в гимназии, но вполне отчетливо. К окончанию гимназии юноша точно знал, чем он хочет и будет заниматься в жизни.

В предпоследнем гимназическом году друг семьи Рерихов скульптор М. О. Микешин обратил внимание на рисунки Николая. Начинающий художник очевидно прогрессировал, и Михаил Осипович несколько раз говорил на эту тему с Константином Федоровичем Рерихом. Сам Н. К. Рерих к концу гимназии все сильнее и сильнее чувствовал тягу к живописи. Первым учителем в искусстве стал как раз М. О. Микешин, а также художник-мозаичист И. П. Кудрин. Первым живописным произведением Н. К. Рериха, по-видимому, следует считать рисунок розы, выполненный в 1891 году.

Занятия с М. О. Микешиным и крепнущая тяга к живописи наводили Н. Рериха на думы о пути художника. При этом он также ясно понимал, что хочет идти по жизни и вместе с историей, археологией, философией. Отец же, когда заходила речь о выборе жизненного пути для сына, настаивал только на юриспруденции, видя в сыне продолжателя своего дела, способного обеспечить себя и будущую семью. Возникший конфликт после долгих споров был разрешен компромиссом: Николай Константинович, следуя воле отца, решается поступить на юридический факультет университета, отказавшись от планировавшегося изначально исторического, а также – в Академию художеств, куда стремился сам.

Летом 1893 года был получен аттестат зрелости, и перед Н. Рерихом открылся новый этап жизни: он подал прошения о поступлении одновременно и Санкт-Петербургский университет на юридический факультет и в Академию художеств.

«Аттестат зрелости. Дан сей сыну Нотариуса Николаю Константиновичу Рериху. Вероисповедания православного. Родившемуся 27 сентября 1874 года, обучавшемуся 9 лет в С. Петербургской Гимназии К. Мая и пробывшему один год в 8 классе, в том, что, во-первых, на основании наблюдений за все время обучения его в Гимназии К. Мая поведение его вообще было отличное, исправность в посещении и приготовлении уроков, а также в исполнении письменных работ образцовые, прилежание примерное и любознательность по всем вообще предметам весьма живая, и во-вторых, что он обнаружил нижеследующие познания:

Закон Божий – пять, русский язык и словесность – четыре, логика – пять, латинский язык – четыре, греческий язык – четыре, математика – три, физика – четыре, история – пять, немецкий язык – четыре.

На основании чего и выдан ему сей аттестат зрелости, предоставляющий ему все права, обозначенные в пар[аграфах] 130–132 Высочайше утвержденного 30 июля 1887 г. устава Гимназий и прогимназий.

По отбывании воинской повинности пользуется правами, указанными в Высочайшем Повелении 10 февраля 1886.

С. Петербург, июня 1-го дня, 1893 года».

Университет и академия

Перед поступлением в Академию художеств летом 1893 года Николай Константинович готовится под руководством И. И. Кудрина в музее Академии художеств – рисует те самые гипсовые головы, которые обычно предлагаются на вступительных академических экзаменах. Наставник просит не увлекаться тушевкой: «Главное, покажите, как строите». Затем успешно сдает приемные экзамены, выполнив рисунок головы греческого юноши II века Антиноя: «Сделал, что мог. Прихожу узнать. В вестибюле встречает Новаренко и начинает утешать: “Не в этом – так в следующем году”. – “Неужели провал?” – “В списках нет Вас”. Но тут же стоит швейцар Академии Лукаш (мы его очень любили) и укоризненно увещевает Новаренко: “Чего смущаете, раньше, чем говорить, прочли бы списки”. Принят, и даже хорошо!!!»

Занятия для Николая Константиновича начались сразу в двух вузах и потребовали собранности и организованности. Распорядок дня сложился примерно следующий: подъем в девять часов утра, с десяти до часа – занятия в академии, с часа до трех – университет, с трех до пяти – работа над эскизами, с пяти до девяти – вечерние классы и практические занятия в академии, с девяти до двенадцати ночи – чтение, литературная работа, встречи с друзьями и знакомыми, участие в студенческих кружках. В праздничные дни и каникулы – выезды на натуру, археологические раскопки, охота, посещение музыкальных концертов.

Музыка всегда играла в его жизни важную роль. Николай Константинович старался посещать все наиболее значимые в музыкальном отношении события: известные Беляевские симфонические концерты в Дворянском собрании, концерты Русского музыкального общества в консерватории. Из композиторов поначалу выделял Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова, Аренского, Глинку; затем пришла пора Вагнера, Скрябина, Прокофьева. Трепетное отношение к звукам музыки Н. Рерих вынес из детства, когда в их дом маленькая девочка приводила слепого старика-настройщика. После настройки тот играл на рояле и доставлял этим мальчику великое наслаждение. Семья Рерихов имела абонемент в Большой оперный театр. «Казалось, – вспоминал впоследствии художник, – что музыканты играют по золотым нотам. Была забота, чтобы все в ложе скорей сели по местам. Господин с палочкой пришел! – так тревожно заявлялось в аванложу в боязни, что запоздают и начнут двигать стульями и говорить, а там уже волшебно играют по золотым листам». Уже много позднее, в экспедициях, при экипировки которых тщательно учитывался каждый килограмм груза, Николай Константинович неизменно берет с собой патефон и пластинки к нему.

Н. К. Рерих. Санкт-Петербург. 1896–1898 гг.

Николай Константинович учится в головном классе у профессоров Н. Лаверецкого и И. Пожалостина. Сдав там первый экзамен, переходит в фигурный класс к П. Чистякову и Г. Залеману. Затем, после сдачи следующего экзамена, – в натурный класс к Б. Виллевальде, Н. Бруни, В. Маковскому, И. Подозерову и успешно трудится, получив первый разряд за эскиз «Плач Ярославны». К тому же периоду относятся эскизы «Святополк Окаянный», «Пскович», «Избушка пустынная», «На границе дикий человек», «Пушкари», «Вече», «Варяги», «Воин», «Воины у костра ночью», «Выдача головой», «Всадник», «Девушки на обрывистом берегу», «Витязь на коне», «Ушкуйник», «Зверя несет», «Иван Царевич наезжает на убогую избушку», «Утро богатырства Киевского» и др.

Под впечатлением от археологических раскопок, в которых с неизменным интересом участвует, он пишет не только отчеты и рассказы, но также и стихотворения.

 
«Нешто вы, барин, хотите кости покою лишать!
Только что нам за дело. Сопки заутро копать
Хочет, вишь, барин. Слышь, Нюшка, ты поскорей побежишь
Завтра кто с ломом, с лопатой или чтоб
Весь сход повестить».
 
 
Утром гурьбою веселой к реке потянулся народ.
Все веселится. Щебечут птицы. Высоко плывет
Ястреб в лазури. Турлычет в мшаге журавль молодой.
За рекою все мхи лишь покрытые тощей сосенкой кривой
 
 
Или березкой карельскою… Дальше – там лес вековой,
Словно прозрачною дымкой закрылся он синевой.
Сумрачен, грозен бормочет. Прочь! Стороной проходи
Знаю! Ты враг мой – погубишь… Лишь тебя в чащу пусти.
 
 
Вот и курган. Горделиво он над рекой возвышается.
Время щадило его… ну так люди стереть собираются.
Все, чем веками природа холмик печальный убрала,
Все беспощадно лопата по сторонам раскидала.
 
 
Мох, что могильные камни зеленью свежей покрыл,
Землянику и кашку; годами все что росло истребил,
Погубил… И к чему? Но не время об этом теперь говорить.
Уж глубоко разрыли… Тут будем скоро кости теперь находить.
 
 
«Барин! ось глянь-ка! Медяшка! Парень веселый сказал.
Это серьга была, взял я, холод в груди пробежал.
Чьею была ты? Веками мирно лежала в земле,
Да судьба не судила в покое лежать и попала ко мне.
 
 
Вынули череп. Осклабясь, он на меня посмотрел.
Может быть, тайну какую? Может, поведать хотел.
Что ходили в минувшее время любоваться его красотой
Иль просил, чтоб рукою жестокой не тревожил его я покой
 
 
Может быть… Эх, я не понял, что он пытался сказать.
Вспомнилось только, что скоро буду и я так лежать.
Лишь когда и какая лопата на меня накидает земли,
Кто ж разроет ее и кто вынет пожелтевшие кости мои.
 

Николай Константинович часто обращается за советами к профессорам академии, показывает свои эскизы И. Репину, внимательно прислушиваясь к его замечаниям. Создает работу «Садко у морского моря» под впечатлением от музыки Римского-Корсакова. Во всех своих картинах разрабатывает тему Древней Руси, будучи знакомым с лучшими трудами современников – выдающихся российских художников, пишущих в историческом жанре: В. Сурикова, В. Васнецова, В. Верещагина и А. Рябушкина. Но ищет вместе с тем свою ноту, свою тему, не отвергая при этом достижений предшественников. Записывает в дневник: «Еще далеко до самого дела, теперь только надо начинать подготовку для него – для пролития света, иллюстрации родной истории…»

Так у Николая Константиновича возникает идея создания в академии кружка самообразования для будущих художников. Он пишет в письме своему другу Леону Антокольскому: «Теперь о кружке. Спасибо, что разделяешь мои мысли. Помоги мне выполнять, давай, выполним эту задачу. Только тут необходим строжайший выбор. Люди все должны быть честные, хорошие, добрые. Должны быть далеки от зависти, этого разлагающего элемента. Чтобы в этом кружке было поменьше грязи, ведь и без того чересчур много подлости и грязи кругом. Числом не более 10, и десяток-то дай Бог набрать подходящих людей. Будем помогать друг другу развиваться, образовываться, расширять кругозор – что невозможно одному, то возможно многим. Художнику должны быть просто все специальности известны, должны быть известны стремления общественные.

Трудную, брат, дорогу мы выбрали, но все же я предпочту быть средним художником, нежели специалистом по другим многим областям. Все же его занятия чище, лучше, все же искусство порождено лучшими, высшими стремлениями людей, тогда как многое другое порождено низшими, а то и животными стремлениями. Ведь лучше служить тяжелым трудом, но делу хорошему, нежели несимпатичному. А кружок чем важен? Художнику больше, нежели всякому другому, приходится испытывать разочарования и также увлекаться. Кружок же добрых честных товарищей может наставить увлекающегося на пути истинные, может поддержать упавшего духом… Твой Н. Рерих»

Вовлекая товарищей в свой план, пишет устав и программу такого кружка и обращается к руководству с просьбой разрешить создание кружка в стенах академии. Рассчитывает на помощь и руководство И. Репина и обсуждает возможность создания кружка с Ф. Бруни и В. Беклемишевым. Идея такого кружка была простой по сути – дать художникам университетское образование или побудить к самообразованию по самому широкому кругу гуманитарных дисциплин. Сам Николай Константинович поражал товарищей-студентов разносторонностью своих интересов в области этих наук и стремился способствовать обучению наукам в среде студентов. Идея обсуждалась на протяжении двух лет, но по целому ряду причин так и не была воплощена в жизнь. Однако она оказалась очень полезным опытом для самого Николая Константиновича, поскольку стала первым шагом к общественной и педагогической деятельности, которой он впоследствии отдал немало сил и времени. В воспоминаниях осталось: «Для обмена мыслями создавалось несколько кружков. Был студенческий кружок, сошедшийся вокруг студенческого сборника. Но состав его был слишком пестр, и никакого зерна не составилось. После университета у меня в мастерской в Поварском переулке собирался очень ценный кружок – Лосский, Метальников, Алексеев, Тарасов… Бывали хорошие беседы, и до сих пор живет связь с Лосским и Метальниковым. Зародилось и “Содружество” – С. Маковский, А. Руманов – группа писателей и поэтов».

В 1894 году в Академии художеств была осуществлена серьезная реформа, когда был принят новый устав, радикально обновлен преподавательский состав и основаны профессорские мастерские. Ушел целый ряд преподавателей: П. М. Шамшин, К. Б. Вениг, В. В. Верещагин. Вместо них были приглашены и стали профессорами Академии: И. Е. Репин, В. Е. Маковский, А. Д. Кившенко, А. И. Куинджи. Действительными членами академии стали В. И. Суриков, В. М. Васнецов, В. Д. Поленов, В. А. Беклемишев, М. М. Антокольский.

Кончилась целая эпоха академии – перед будущими художниками встал вопрос выбора, у какого известного педагога они желали бы продолжать свое художественное образование. У Н. Рериха этот выбор был связан с именами Репина и Куинджи. И выбор, надо сказать, непростой, в том числе еще и потому, что один был жанристом, а другой – пейзажистом. Однако Николай Константинович выбирал между этими мастерами еще и в связи с их характерами. Тут стоит отметить такое обстоятельство, что в первый год обучения еще у профессоров старой школы Николай Константинович по целому ряду обстоятельств, одним из которых было некоторое недоверие к их, возможно, рутинному подходу к обучению новичков, не удалось найти для себя какого-то одного руководителя в живописи и всецело полагаться на него. Очень хотелось побыстрее приступить к реализации давно вынашиваемых идей в искусстве, связанных с историей, археологией, философией. И Николай Константинович, всерьез занявшись исторической темой Древней Руси, надеялся на понимание со стороны будущего преподавателя своего особого пути, как симбиоза живописи и истории, и на возможность обрести с его помощью самостоятельный художественный почерк. Потому перед выбором профессора-наставника он сомневался и волновался не меньше, чем на экзаменах. Но на удивление этот экзамен жизни для Николая Константиновича разрешился довольно просто, практически без усилий с его стороны. Сокурсник предложил Н. Рериху все-таки пойти к Куинджи, а не к Репину, в классе у которого, надо сказать, свободных мест уже не было. Архип Иванович долго и молча рассматривал эскизы Рериха. Потом подозвал служителя и, указав на Николая Константиновича, произнес: «Это вот они в мастерскую ходить будут». В октябре 1895 года Н. Рерих записывает в своем дневнике: «Большое событие! Я в мастерской Куинджи».

Архип Иванович Куинджи уже при жизни стал легендарной личностью и пользовался необыкновенным уважением студентов. Родился он в очень бедной семье на юге России в Мариуполе и в шесть лет остался сиротой, познав голод и нужду. В детстве, чтобы выжить, ему пришлось браться за любую работу. Так, приходилось быть и подпаском, и чернорабочим на стройках, и ретушером у фотографа. Образование Архипа Ивановича ограничилось несколькими классами начальной школы. Он трижды предпринимал безуспешные попытки попасть в Академию художеств. Причем в третий раз из тридцати принятых в академию не принятым остался только он. Жизнь очень долгое время была сурова к великому художнику. Признание пришло к Куинджи в 1870-х, а особенно в 1880-х после ошеломившей публику картины «Лунная ночь на Днепре». Архип Иванович был необычайно даровит, безгранично предан искусству живописи и требовал такой же любви и от своих учеников, справедливо считая, что без полной самоотдачи искусству из ученика никогда не сможет вырасти настоящий творец.

Считалось, что какого-то своего особого педагогического метода Куинджи не имел. Возможно, что так и было. Однако его широкий творческий подход к образованию художников имел свои огромные, не заменимые догматами педагогики, плюсы, позволяя развить в студенте яркую индивидуальность. Основной работы художника он считал работу с натуры, при которой ученик должен учиться у самого большого художника этого мира – Природы. Этюды, по его мнению, должны были писаться с натуры, обязательно глубоко запоминаться художником, но вот сама картина должны выражать мысль уже самого художника, способного облечь ее в формы, почерпнутые в бесконечном творческой кладовой природы. Куинджи провозглашал именно личное отношение художника к изображаемому как основное в картине. Этот подход искренне и горячо разделялся Николаем Константиновичем, для которого воплощение высоких мыслеобразов в искусстве стало впоследствии делом всей жизни. Рериху в учителе импонировала также и одухотворенность творческого мышления Куинджи, какой-то его особый романтизм, побуждавший видеть и реалистично воплощать в искусстве поэзию жизни. Можно определенно отметить, что, как и целый ряд других обстоятельств жизни, явление Куинджи стало необходимой и незаменимой вехой на пути раскрытия творческого потенциала Н. К. Рериха.

Придя к славе и благополучию, Архип Иванович, вел тем не менее скромный образ жизни, всячески поддерживал малообеспеченных учеников, жертвовал значительные суммы на нужды искусства, а в конце жизни большую часть своего состояния завещал на благотворительность.

Н. К. Рерих постоянно возвращался в своих воспоминаниях к личности Куинджи с неизменной благодарностью: «Мощный Куинджи был не только великим художником, но также был великим Учителем жизни. Его частная жизнь была необычна, уединенна, и только ближайшие его ученики знали глубину души его. Ровно в полдень он всходил на крышу дома своего, и, как только гремела полуденная крепостная пушка, тысячи птиц собирались вокруг него. Он кормил их из своих рук, этих бесчисленных друзей своих: голубей, воробьев, ворон, галок, ласточек. Казалось, все птицы столицы слетались к нему и покрывали его плечи, руки и голову. Он говорил мне: “Подойди ближе, я скажу им, чтобы они не боялись тебя”. Незабываемо было зрелище этого седого и улыбающегося человека, покрытого щебечущими пташками; оно останется среди самых дорогих воспоминаний… Одна из обычных радостей Куинджи была помогать бедным так, чтобы они не знали, откуда пришло это благодеяние. Неповторима была вся жизнь его…»

Через школу самобытного таланта А. И. Куинджи помимо Н. К. Рериха прошел целый ряд замечательных художников: К. Ф. Богаевский, А. А. Рылов, А. А. Борисов, В. К. Пурвит, К. Х. Вроблевский, Я. И. Бровар, Г. О. Калмыков, Н. П. Химона, Е. И. Столица, В. И. Зарубин, М. П. Латри, Ф. Э. Рушиц, А. А. Чумаков, П. Н. Вагнер, А. И. Кандауров, В. А. Бондаренко. Интересно, что никто из учеников не стал прямым продолжателем метода учителя в живописи, но все стали мастерами своего неповторимого метода, внеся огромный вклад в фонд национального искусства.