Текст книги "Поворот рек истории"

Шаг четвертый
Калка

К Порогам русское войско подошло на десятый день. Погода, казалось, встала на сторону русичей – за весь переход только раз прошел дождь, и то непривычно теплый для весны. Степь и по ту, и по эту сторону Славутича уже вся укрылась ярко-зеленым пушистым платом.

Почти каждый день на левом берегу мелькали вдали фигурки быстрых всадников – мунгальские дозоры, – но близко к реке не подходили. Мстислав Черниговский предложил было отправить на тот берег половецкие отряды – попугать ворога, но Мстислав Романович с ним не согласился, справедливо заметив, что мунгалы не считают половцев за противника и могут внезапно напасть, а помочь им, в случае чего, не зная бродов через Славутич, русичи не смогут.

– Вот дойдем до Порогов, соединимся с галичанами и волынцами, тогда и погоним степняков…

Однако, выйдя к излучине реки напротив острова Хортица, они не увидели долгожданных костров и палаток южан.

– Если Мстислав и Данил не объявятся за три дня, идем в степь одни! – решил киевский князь. Мстислав Черниговский и княжич Василько с ним согласились.

На второй день к становищу на Хортице с востока подошел большой отряд мунгалов. Они вынырнули из предрассветного тумана бесшумно и неожиданно. Половецкая стража у брода ничего не успела понять и была вся перебита.

Однако на крики и шум схватки всполошились дозорные на острове, зажгли сигнальные костры. С острова на берег полетели горящие стрелы и запалили прошлогодний тростник. Стало светло, как днем. И тут выяснилось, что русские луки бьют намного дальше, чем мунгальские.

Прежде чем нападавшие сообразили это, дружинники черниговского князя дали два или три метких залпа, да таких, что вражеские всадники посыпались с седел, как горох! Картина сильно воодушевила половцев, так что Кетэну с трудом удалось удержать своих воинов не броситься опрометью на врага через брод. Конец такой атаки был бы очень печальным.

Но и мунгалы не стали больше испытывать судьбу и растворились в тумане так же быстро и бесшумно, как и появились. Лишь с восходом солнца Добромысл с отрядом гридней перешел брод и осмотрел поле ночной битвы. Все половецкие воины оказались обезглавлены, но ни убитых, ни раненых мунгалов русичи не нашли. Зато наткнулись на мертвую мохнатую лошадку без упряжи, и стало ясно, почему не было слышно конского топота: копыта лошади были плотно обмотаны пучками травы!

А на следующий день к Хортице подошла с юга галицко-волынская дружина.

* * *

На совете в шатре киевского князя разгорелся жаркий спор. Мстислав Романович стоял за продолжение похода вниз по Славутичу, но только по левому берегу.

– Заманим мунгалов к затонам у Олешья, прижмем к воде и утопим!

– А с чего ты решил, что мунгалы непременно пойдут к Олешью? – возражал ему Мстислав Черниговский. – Может, они на полночь двинутся, к Переелавлю?

– Нет, други, пока у них за спиной наше войско, они на Русь не пойдут, – рассуждал Мстислав Галицкий. – Но и к Олешью им идти незачем. Что там брать? Ладьи к грекам уже ушли, товара нет, а сам город им вовсе ни к чему. Нужно в степь идти – самое верное! Они же в степи, как у себя дома. Потому решат нас заманить в удобное для них место…

– Ну а мы что? Как овцы за ними поплетемся?

– Зачем? Мы будем двигаться туда, куда еще в Киеве собирались.

Все недоуменно посмотрели на галицкого князя, включая Василька, приглашенного на совет, как предводитель союзной рати. Мстислав Мстиславич с веселой иронией оглядел их:

– Да в холмы у Великого Дона! Там, где их коннице не развернуться толком.

– Они разгадают нашу задумку, – покачал головой Мстислав Черниговский.

– Как? Они же с нами еще не бились толком и знать не знают, на что мы способны. А мы, наоборот, благодаря Котяну Сутоевичу кое-что про их хитрости разведали.

– А если они решат сами нам бой дать и встретят где-нибудь на равнине?

– Ну, там видно будет. – Мстислав Галицкий уверенно посмотрел князьям в глаза. – Чтобы такого не случилось, нужно: первое, идти двумя рукавами, а не одним, но в виду друг друга; второе, иметь постоянно впереди и по сторонам дозорные отряды. Для этого лучше всего подходят половцы Котяна. Ну а третье, в голову войска поместить небольшую, но сильную дружину с опытным и решительным воеводой или даже князем. Он в случае чего сумеет и первый отпор ворогу дать, и главные силы предупредить.

– Верно говоришь, друже, – похвалил Мстислав Романович. – Вот только кто передовой полк возглавит? Добромысл?..

– Нет, пожалуй, староват он для такого дела, – с сомнением покачал головой Мстислав Черниговский. – Может, Ярун твой? – повернулся он к галицкому князю.

– Э, нет! Яруна я предлагаю над половцами поставить, так нам всем спокойнее будет. А в передовой полк рвется мой зять Данил – молод, горяч, храбр и, главное, удачлив в битве. Дружина в нем души не чает!

– Добро, други! – повеселел Мстислав Романович. – На том и порешим!

* * *

С утра половецкие сотни, одна за другой, переправлялись на левый берег Славутича и исчезали в дрожащем мареве просыпающейся степи. С последней ушли и Ярун с Кетэном. В нее собрали самых сметливых, быстрых и верных хану воинов, дабы в случае обнаружения противника вовремя предупредить передовой полк и собрать остальные отряды для нанесения отвлекающих ударов.

– Не ссорьтесь там, – напутствовал их Мстислав Мстиславич. – Ты, тестюшка, так и остаешься ханом, а Ярун при тебе – воевода, твои глаза, уши и голова! Слушай его, он худого или глупого не посоветует!..

К полудню через броды потянулись русские дружины. Первым, конечно, ушел в степь Данил Романович. За ним двинулись галицкие и черниговские полки, замыкали первый рукав дружины Мстислава Романовича и его удельных князей.

К трем часам пополудни реку перешли и владимирские полки. Они торили путь южнее, в четырех-пяти верстах от главных сил.

Поначалу поход проходил спокойно. Время от времени вдали мелькало что-то, но даже зоркие глаза половцев не могли точно сказать: всадники это или просто мельтешение ветра по степи.

Но к вечеру второго дня к шатру великого князя, уже собравшегося было немного поспать, прискакал на взмыленном коне гонец от Данила Романовича.

– Идут! – выкрикнул он, буквально падая из седла. – Навстречу идут!..

– Много? – насторожился Мстислав Романович.

– Три-четыре «червя»[19]19
  «Червь» – буква «Ч» в глаголице – имела численное значение «1000».


[Закрыть], князь говорит, может, и больше!.. Все – верховые!..

– Молодец!.. Добромысл, поднимай дружину!..

– Вряд ли мунгалы будут нападать на закате, – усмехнулся Мстислав Черниговский, входя в шатер. – Нужно скрытно провести дружины вперед главного войска и поставить не на виду, где-нибудь в балке. А на рассвете, когда мунгалы пойдут в атаку, ударить им в тыл, ну, или в бок!

– А если они не пойдут в атаку? – засомневался Мстислав Романович. – Вдруг это – всего лишь проверка? Хотят выяснить, сколько нас и куда идем?..

– Куда идем – и так ясно! А вот сколько – им знать не нужно. Завтра, при первых проблесках зари, мунгалов нужно атаковать, лучше с трех сторон сразу!

– Ты прав, княже. Очень важно – для наших воинов, в первую очередь, – чтобы уяснили: ворога можно и нужно бить! Бить сильно, без пощады. Никаких поблажек! Я понимаю, может, и не надо этот отряд мунгальский громить – зря только, мол, силы на них тратить. Но ведь они – пришлые, помощи им ждать неоткуда. Так что для нас победа даже над этим отрядом – уже хорошее дело!..

* * *

Ударили при первых лучах зари. Дружины киевского и черниговского князей обрушились на стан мунгалов в распадке, у слияния двух степных ручьев, молча, вопреки устоявшейся традиции – пугать неприятеля дикими криками. Так поступали варяги, нападая на веси и города кривичей и полян; так же делали и половцы, совершая свои набеги на порубежные поселения северян и радимичей.

Пуще того, почти все дружинники не поленились – обмотали копыта коней травой, по примеру самих степняков. Так что нападение оказалось для мунгалов полной неожиданностью. И все-таки они проявили себя смелыми и опытными воинами.

Их замешательство, хотя и было сильным, но кратковременным. К тому же черниговцы, которым ставилась задача не дать мунгалам отступить за ручей, неоправданно замешкались сами, переправляясь на его другой берег. Степняки же моментально разделились: большая их часть успела вскочить на своих низкорослых, но очень проворных лошадок и отважно бросилась навстречу конной лаве киевлян. Но один небольшой отряд во главе с командиром – судя по взвившемуся бунчуку, ханом – преодолел неширокое русло и выметнулся на косогор буквально из-под носа черниговцев.

Удар дружинной конницы был страшен. Первые ряды мунгальских всадников оказались буквально втоптаны в жирный чернозем вместе с лошадьми. Но затем скорость атаки резко упала, и началась кровавая сеча.

Мунгалы и не думали сдаваться или отступать. Они шершнями крутились среди тяжеловооруженных русичей, норовя рубануть саблей если не седока, то уж коня обязательно. И если бы не добрая броня – и дружинников, и лошадей, – одолели бы, нехристи, непременно!

В какой-то момент Добромыслу показалось: еще немного, и его бронники дрогнут, начнут отступать перед неистовой яростью мунгальских всадников. И тогда он подал тайный знак – трижды коротко протрубил в рог.

Спустя несколько мгновений со стороны разливающейся утренней зарницы послышался далекий, быстро приближающийся знаменитый «волчий вой», многоголосый и жуткий в своей неотвратимости. Это с восхода на ханский бунчук ринулись затаившиеся до поры дружинники Данила Романовича с князем во главе.

Такого мунгалы выдержать не смогли и бросились врассыпную – подальше в степь, кто куда. Русские преследовали их небольшими группами. Пленных почти не брали.

Волынский князь лично срубил мечом бунчук вместе со всадником, его охранявшим, и метнул последнюю сулицу в мунгала, облаченного в расшитый золотом и серебром кафтан с броневыми пластинами на груди и в золотом островерхом шлеме с меховой опушкой. Бросок был настолько мощным и стремительным, что мунгал не успел увернуться и рухнул навзничь с коня.

Победа была полной.

В становище дружины возвращались строем с развернутыми стягами, будто на празднике. Среди трофеев Данил Романович выложил перед киевским князем и большую, квадратную золотую байсу – ханский знак – с выбитыми на ней письменами и изображением парящего орла.

Кетэн, тоже приехавший в становище – посмотреть на своих обидчиков, немногих попавших в плен, – повертел байсу в руках, пошевелил губами и с улыбкой произнес:

– Молодец, Данил Романович! Хана Ганибека одолел!

– А кто он такой? – весело поинтересовался ВОЛЫНСКИЙ князь.

– Правая рука нойона Джебэ!.. Он – его сводный брат. Был… Теперь ты – кровник самого беспощадного Джебэ! Не завидую!..

– Не бери в голову, Котян Сутоевич, и на твоего Джебэ аркан найдется!

– Сколько, по-твоему, там было мунгалов?

– Точно не могу сказать, но не меньше трех «червей… Убитых мы насчитали около полутора «червей». Остальные разбежались по степи.

* * *

Назавтра они все вновь сидели в шатре киевского князя, за походным столом и неспешно обсуждали план главного сражения.

– Итог вчерашнего боя считаю неутешительным! – озадачил всех Мстислав Черниговский.

– Поясни, друже! – нахмурился Мстислав Романович. – Ведь знатно мунгалов разбили, даже вон хана ихнего прикончили!

– А сколько дружинников полегло?..

– Восемьдесят два, – хмуро ответил Данил Романович. – Да еще почти полторы сотни поранено… Но главное, други, – он посветлел лицом, – мунгальский меч слишком легок, не берет дружинный доспех!

– Тогда почему столько раненых? – посетовал киевский князь.

– От стрел. Ранения в руки и ноги…

– А если им кожаные юбки приторочить с двух сторон? – загорелся юный Василько. – Стрела в ненатянутой коже увязнет обязательно!..

– Хорошая мысль! – поддержал его Данил Волынский.

– Друга мои, – перебил их Мстислав Романович. – Эти хитрости потом обсудим, сейчас же потребно решить, как главные силы мунгалов одолеть?

– Ясно одно, – заговорил молчавший до сих пор Мстислав Галицкий, – в открытом сражении да в чистом поле они нас перебьют. Стрелами закидают, поранят, а потом порежут или в полон уведут. Наши мужи да гридни – сильны, но неповоротливы. Чтобы силушку свою сполна использовать, им нужно ворога в угол загнать или щель какую. Следовательно, действовать надо смекалкой да хитростью. Котян Сутоевич, напомни-ка, как мунгалы тебя провели у Кобана?..

– Главная хитрость мунгалов, – неохотно заговорил половец, – ложное отступление, они заманивают противника вглубь своих боевых порядков, а потом бросаются со всех сторон. В лоб же у них бьют бронники, оружные с длинными пиками… я рассказывал про них еще в Киеве. В битве у Кобана мои нукеры увлеклись погоней за побежавшими мунгальскими лучниками… и сами попали под удар их бронников… А еще у мунгалов в войске строжайший порядок…

– Об этом ты тоже рассказывал! – перебил нетерпеливо волынский князь. – Что предлагаешь?

– Предлагаю побить мунгалов их же оружием. Сделать засаду, заманить туда их бронников, а потом ударить со всех сторон. Отдельную дружину спрятать до поры, а в разгар сражения скрытно отправить в их становище и попытаться захватить главных военачальников. Или убить их…

Воцарилось молчание. Наконец Мстислав Галицкий сказал:

– Хороший план! Вот только он тоже потребует от нас строгого порядка и единоначалия над войском…

– У нас же есть совет?! – удивился Мстислав Черниговский. – Разве этого недостаточно?

– Для похода – да. А для серьезной битвы – нет. Сам подумай, княже: как может совет быстро принимать решения, когда вокруг – кровавая сеча, когда на обсуждения просто нет времени?..

– Ну, и кто же возглавит наше войско, по-твоему?

– Нам нужно выбрать его среди нас, – убежденно произнес Мстислав Галицкий. – Самого опытного, а главное, решительного! Именно от его решимости будет зависеть исход битвы.

– А если дружины не захотят ему подчиняться? – прищурился Мстислав Черниговский.

– Тогда мы все сложим головы здесь, в степи, – пожал плечами Мстислав Галицкий. – У нас просто нет другого выхода… Необходимо убедить, прежде всего, остальных князей, а они, в свою очередь, должны будут все растолковать своим воеводам и сотникам. В единоначалии наша сила и будущая победа!

– Твои слова да богу в уши, князь! – согласно кивнул Мстислав Романович. – Я всецело на твоей стороне. Однако же, когда завтра выйдем к дружинам, молитесь, чтобы найти нужные слова, чтобы каждый услышал и понял их правильно! А главное, чтобы выбор мужей и гридней был единым. Иначе – разброд, и тогда походу конец!..

– Я расскажу всем о нашем плане, тогда они поверят…

– Нельзя! Мало ли чужих ушей вокруг?..

Совет еще долго так и эдак обсуждал детали главного сражения, разошлись князья за полночь.

На душе Мстислава Мстиславича было неспокойно: а ну как выберут вождем не его? Или хуже – начнется тот самый разброд, бесконечный и бессмысленный спор, чей князь достойнее?.. Да и черниговский князь не прочь стать вождем! У него сильная и многочисленная дружина, почитай, сотен шесть-семь мужей, да гридней раза в полтора больше! А еще – пешцы черниговские, да несколько удельных князей со своими дружинами… Больше войско только у Мстислава Киевского. У самого галицкого князя дружина тоже немалая, а вместе с волынцами под командованием любимого зятя, так и вовсе внушительная сила. Получается, что три четверти русского войска – это три дружины из Киева, Чернигова и Галича. Кого же выберут?.. Проворочавшись полночи с боку на бок, Мстислав не заметил, как уснул.

* * *

К полудню следующего дня дружины построились на широкой луговине за становищем, встав огромным серпом вокруг небольшого кургана, на который поднялись старшие князья. Весеннее солнце щедро расплескало свои тепло и свет по плечам и непокрытым головам воинов, вызолотило наконечники копий и пик, брызнуло радужным дождем, отразившись от княжеских доспехов.

Мстислав Романович поднял правую руку, и многоголосый шум стих. Киевский князь заговорил, и голос его, мощный и раскатистый, был слышен даже в задних рядах.

– Братья во Христе, други мои! Вчера мы с вами одержали первую настоящую победу над грозным врагом. Победа эта стала возможной лишь потому, что мы действовали и бились сообща, дружно, вместе! Вчерашняя битва показала, что враг очень силен и упорен, и одолеть его непросто. А ведь побили мы лишь один из их отрядов. Впереди – главное сражение! Наши союзники-половцы утверждают, что у мунгалов не меньше двух десятков «червей» воинов. Это почти вдвое больше, чем нас!.. И все же мы вчера убедились, что врага можно побить! Так давайте сделаем это! Русь!..

– Русь!.. Русь!.. – понеслось над полем.

Вперед, на место киевского князя шагнул Мстислав Черниговский. Его дружина при виде любимого князя взревела сотнями глоток: «Кречет!.. Кречет!..» Мстислав улыбнулся и вскинул обе руки со сжатыми кулаками.

– Други мои! Мужи и гридни верные! Потребно нынче нам выбрать на время похода и битвы вождя, самого смелого, решительного и мудрого, того, кто сможет привести всех нас к победе над ненавистными мунгалами! Без единоначалия такого сильного врага не одолеть – вы все теперь это знаете. Потому не станем откладывать решение, выберем вождя здесь и сейчас. Я предлагаю… князя Галицкого Мстислава Мстиславича! Он смел, опытен и удачлив, не проиграл ни одного крупного сражения!..

– Поддерживаю выбор! – пророкотал Мстислав Киевский, становясь рядом с черниговцем.

– За Мстислава Удатного! – звонко и весело крикнул Данил Волынский, тоже выходя вперед.

За ним, один за другим, вышагивали на край кургана другие удельные князья. Последним, помедлив, присоединился к остальным упрямец Андрей Туровский. Повисла напряженная тишина. Князья сделали свой выбор, теперь слово было за дружинами.

Первой ударила в щиты старшая дружина Галицкого князя, за ней – младшая. А дальше все поле потонуло в мерном грохоте тысяч щитов, быстро сменившемся не менее громовым «Русь!.. Русь!..»

Выбор состоялся. Князья на кургане расступились, и перед замершими воинами появился их новый вождь, князь-надежа, Мстислав Мстиславич Удатный. Он молча выхватил из ножен и вскинул над головой свой меч, потом повернул клинок на восток и мощно выкрикнул:

– К оружию, братья! Слава или смерть!..

Ответом ему был могучий, грозный рев, от которого, казалось, вздрогнула степь, а в полуденную синеву метнулись десятки вспугнутых полевых птиц и мелких птах.

Спустя час русское войско двинулось прежним порядком – двумя рукавами – дальше на восток, выслав вперед и в стороны летучие дозоры. Но теперь Мстислав Галицкий знал, куда идти: пленные мунгалы недолго молчали, когда узрели печальную участь упрямых соплеменников – тех разорвали лошадьми на куски.

* * *

К концу второй седмицы русское войско достигло холмистой, прорезанной глубокими балками и оврагами местности со множеством ручьев и мелких речушек. Теперь шли с особой осторожностью – Мстислав увеличил количество конных дозоров и половецких разъездов, каждый снабдил связками тростника для подачи дымового сигнала в случае обнаружения противника. Мелкие отряды мунгалов мелькали в степи всю последнюю седмицу, потому галицкий князь справедливо полагал, что и основные их силы недалеко. Вопрос был лишь в том, кто обнаружит врага первым?

– Местность для боя подходящая, – докладывал на совете воевода Ярун, поставленный, как и ранее, над половецкими отрядами. – Широким лбом биться не получится, а значит, и преимущества у мунгалов не будет. Ну а там уж – как Бог даст, сила силушку сломит!..

Южный рукав русского войска вышел на берег небольшой речки, которую половцы называли Кал-су – «вода, поросшая тростником». И действительно, оба пологих берега сплошь заросли рогозом, оставляя свободным только узкий проток посередине русла. Тут-то и появились мунгалы.

Они пришли с юга по правому берегу речки и с ходу атаковали пешую рать галичан, но те не зевали и мгновенно развернулись навстречу неприятелю, выставив вперед воинов с длинными пиками и укрывшись за высокими щитами из того же тростника. Мунгальские стрелы градом ударили в них и безнадежно увязли в тесном переплетении гибких стеблей, не причинив сколь-нибудь существенного вреда. Зато ответный залп княжеских лучников и пращников возымел действие.

В передних рядах мунгальских всадников возникло замешательство, многие вылетели из седла – раненные или оглушенные, кони без седоков заметались в стороны, и тут же, откуда-то сбоку, из-за ближнего холма выметнулась старшая дружина галицкого князя и пошла на степняков железной лавой.

Удар бронников, как и раньше, был страшен. Их клин рассек мунгальский отряд надвое за считанные минуты, прошел как нож сквозь масло. Тем из нападавших, что оказались между бронниками и пешей ратью, не повезло – их почти всех перебили. Остальные были прижаты к реке и под градом стрел и сулиц кое-как убрались на левый берег. Не многим удалось укрыться в холмах.

Мстислав с великим трудом удержал дружинников, рвавшихся в погоню.

– Не время, други! Мунгалам только это и нужно – заманить к себе и побить числом, а то и в полон взять. Мы их сами теперь заманим!..

План предстоящей битвы уже полностью созрел в его голове, и Мстислав не замедлил поделиться им с остальными старшими князьями. Мысль – заманить главные силы мунгалов в узкий распадок недалеко от реки и ударить сразу с двух сторон, с холмов тяжелой конницей черниговцев и пешим бронным полком младшей дружины киевского князя – понравилась всем. Ярун с половцами должен был сыграть роль приманки, а Данил Волынский со своими дружинниками – зайти в тыл мунгалам и попытаться захватить или убить их вожаков, пресловутых Субэдея и Джебэ. На том и порешили.

* * *

Рано утром следующего дня половцы под водительством воеводы Яруна переправились на левый берег речки Калки, как ее назвали промеж себя русские, и медленно двинулись на восход, куда накануне бежали остатки разбитого отряда мунгалов. За ними перешла речку владимирская рать с воеводой Ингваром, князь Василько со старшей дружиной остался на правом берегу, готовый поддержать и прикрыть отход смельчаков.

Данил Волынский еще ночью тихо поднял свою дружину и бесшумно ушел на север, намереваясь пересечь реку подальше от неприятельских дозоров.

Киевляне и черниговцы также изготовились к битве. Оставалось только ждать. Ждать и надеяться, что мунгалы клюнут на приманку, не поймут задумки русских.

Тишина повисла над рекой и ближними холмами. Долго с востока не было слышно ни звука. Наконец Василько и присоединившийся к нему Мстислав Галицкий увидели на той стороне медленно приближающееся облако пыли, сейчас же до них долетели и звуки сечи – глухой стук и лязг, какие-то трубные выдохи, барабанная дробь… Потом они увидели первых всадников.

Половцы двигались назад крупной рысью, постоянно оглядываясь, и Мстислав на мгновение подумал, что мунгалы взаправду разбили Ингвара и Яруна и теперь гонят их остатки к реке.

Еще через четверть часа из-за ближнего холма показалась основная часть владимирской рати. Пешцы бежали к воде. Они выглядели потрепанными, усталыми, но не напуганными. Наконец Мстислав разглядел среди прикрывавших отступление всадников знакомый шелом с красным конским хвостом на навершии. Ярун в окружении десятка могучих половцев в броне рубил своим знаменитым варяжским мечом наседавших мунгальских всадников, и почти каждый удар его достигал цели.

«Давай же, воевода, не увлекайся, отходи!» – молит про себя Мстислав. И вот уже Ярун мчится к реке, пригнувшись к гриве коня, вот бросается в воду, плывет… вот конь его – видно – нащупал дно и рывками выбирается на топкий берег. И в этот миг мунгальская стрела глубоко вонзается в плечо воеводы.

Но Ярун удержался в седле и добрался до сухого места. Его тут же подхватили дружинники Мстислава и на руках умчали в становище за спинами галицких ратников.

А вопящая в азарте мунгальская орда уже хлынула на левый берег и набросилась на галичан. Под их бешеным натиском ратники дрогнули и начали пятиться, однако продолжали держать строй. И сколько ни пытались степняки применить свой излюбленный прием – наскоками разрушить, раздергать боевые порядки русских, чтобы потом безнаказанно перебить потерявших веру в спасение воинов, – ничего не получалось.

Мстислав Галицкий наблюдал за усилиями мунгалов с холма, у входа в распадок, поэтому одним из первых увидел подход их главных сил. Это были тяжеловооруженные, все в металлической броне, похожей на рыбью чешую, с длинными копьями, всадники, а за ними выступали плотным строем пешие воины с большими щитами и топорами.

– Ну, друга, вот и пришел наш час! – громко сказал Мстислав своим дружинникам. – Пошлите гонцов князьям: мышеловка вот-вот захлопнется!..

Со стороны мунгальских боевых порядков донесся тяжелый грохот – в дело вступили сигнальные барабаны, задававшие разгон тяжелой коннице.

Мстислав со старшей дружиной выдвинулся позади галицких ратников и, привстав на стременах, напряженно следил за противником. Потому и не пропустил момент, когда бившиеся с галичанами мунгалы вдруг ринулись в стороны, а в образовавшийся коридор устремилась чешуйчатая лава, ощетинившись длинными копьями.

– Пора! – крикнул Мстислав, опуская зерцало и берясь за меч. Сигнальщики тут же трижды протрубили в рога, предупрежденные ратники слаженно расступились, и по открывшимся проходам навстречу мунгальским бронникам устремились тоже закованные в сталь русские витязи.

В миг, когда два железных кулака столкнулись, многим пешим воинам показалось, что содрогнулась сама земля – настолько мощным и тяжелым был удар! Оба строя сломались сразу в нескольких местах, и закипела страшная сеча. Лязг металла то и дело прерывали длинные гортанные крики мунгалов, а в ответ неслось со всех сторон: «Русь!.. Русь!.. Русь!..»

И все же напор мунгалов оказался слишком силен. Мстислав рубился в первых рядах, прикрываемый с боков самыми опытными и верными воинами, и снова первым заметил, что дружина его начинает медленно пятиться. Тогда он обернулся и крикнул крутившемуся позади сигнальщику:

– Пора!..

Снова трижды пропели рога – их могучие голоса, слившись воедино, перекрыли шум битвы и растеклись по склонам распадка, достигли вершин холмов и поплыли дальше над притихшей в ожидании степью.

И вот, будто далекое эхо, в ответ прилетели похожие звуки – зов услышан!

Мстислав быстро оглядел левый склон и с радостью увидел, как на его гребне возникли многочисленные блики, а следом выросла стена червленых щитов с частоколом копий – старый князь не сплоховал! Киевская дружина споро и без лишнего шума двинулась вниз, в гущу битвы.

Мунгалы заметили киевлян, когда те были уже на полпути ко дну распадка. А Мстислав с изумлением разглядел в крайнем справа воине самого киевского князя! «Что ж ты делаешь, Мстислав Романович?!» – успел подумать князь Галицкий, но предпринять уже ничего не смог: дружина ударила мунгалам во фланг, буквально смяв их неровный, спешно собранный строй.

Воспрянувшие духом галичане с удвоенной силой набросились на вражеских пешцев, но мунгалов все еще было слишком много, и они продолжали медленно теснить русские полки вглубь распадка.

У Мстислава отяжелела от усталости правая рука, державшая меч. Тогда он отбросил щит, перехватил клинок в левую и тут же одним длинным косым ударом отсек налетевшему на него конному броннику руку с копьем по самое плечо.

«Где же черниговцы?..» – закралась в голову тревожная мысль. Однако беспокоился он зря.

В третий раз запели рога позади дружины, им тут же ответили с правого склона распадка, и Мстислав с облегчением увидел мчавшихся наискось вниз всадников в бликующей броне. А вел их сам Мстислав Святославич – на любимом сером в яблоках скакуне, под белым княжеским стягом с черным двуглавым орлом.

Атака черниговцев оказалась настолько стремительной и неожиданной, что мунгалы не выдержали. Их левое крыло попыталось встретить новых противников, но было смято в считанные мгновения и побежало, внося суету и неразбериху в тылу своих же бронников. А спустя несколько минут дрогнули и они.

Галичане почувствовали растерянность и страх, охватившие врагов, и бросились в новую атаку с удвоенной силой и отвагой, словно и не бились до этого несколько часов!

«Русь!.. Русь!.. Русь!..» – неслось теперь отовсюду мощно и непрерывно.

И мунгалы побежали. Больше не было непобедимого, могучего войска – была толпа смертельно уставших, перепуганных степняков, желавших только одного: убраться куда подальше от этих безумных, не знающих страха и усталости руссов…

Мунгалов били и гнали по степи до самого заката. Уйти удалось очень немногим.

* * *

Последним в становище прибыл Данил Волынский. Его дружина убавилась больше чем наполовину, у него самого левая рука висела плетью, а на правом бедре заскорузла от крови спешная повязка, сделанная из чьей-то рубахи. Но Данил был весел и горд. Он втолкнул в освещенный большим костром круг оборванного, полуголого седоусого мунгала со связанными за спиной руками, а к его ногам бросил кожаный мешок, тяжело стукнувшийся о землю.

– Кто это? – удивленно спросил Мстислав, прерывая разговор с черниговским князем, с которым обсуждал итог сражения. А итог был печальным: погиб от ран Мстислав Романович, пропал без вести и до сих пор не найден его зять Андрей Туровский, убиты или тяжело ранены еще шестеро князей, погибла почти треть всех дружинников и почти половина пеших ратников. Мунгалы оказались действительно отважными и стойкими воинами. Пленных набралось не более двух сотен. И совсем немногим удалось под покровом ночи уйти в степь…

– Знакомься, князь, – хрипло, но по-прежнему с улыбкой произнес Данил, – мунгальский воевода Субэдей! Вот его личный знак, – он слез с коня и протянул тестю квадратную, тускло блеснувшую золотом байсу с выбитым на ней парящим кречетом – знаком высшей власти.

– А что в мешке? – поинтересовался Мстислав Черниговский.

– Еще один воевода, – усмехнулся Данил Романович, – вернее, его голова.

– Джебэ?!

– Он самый!.. Не хотел никак сдаваться, пришлось зарубить.

– Ай да, волынец! – не удержался от восхищения черниговский князь. – Поздравляю, друже!.. И что с этим делать будем? Котяну отдадим?..

– Почему бы нет? Но сначала отвезем его и остальных мунгалов в Киев – пусть наши люди увидят, кто хотел забрать их земли и увести в полон их жен и детей!..

– Так тому и быть! – хлопнул в ладоши Мстислав Галицкий, и Субэдея увели.