Текст книги "Закон крови"

Дрого понял: не сейчас!

Их повели не в родное стойбище, как того ожидал Дрого, а к мужским домам. От Потаенного дома заветная Мужская поляна находилась значительно ближе, чем казалось им в ту ночь, когда они шли с завязанными глазами вслед за Колдуном – единственным зрячим на этом пути. Посреди поляны дымился общий костер, вокруг которого собрались все охотники их общины.

– Ваши братья приветствуют вас! – торжественно произнес старый Гор, подавая каждому из пятерых по деревянной миске с какой-то жидкостью, прикрытой куском ароматно пахнущего жареного мяса. Напиток бодрил, наполнял тело легкостью. Мясо было очень вкусным, но каким-то необычным.

– Бизон, – усмехнулся Арго на молчаливый вопрос сына. – Это Йом, твой новый брат, постарался. Подкрепляйтесь. Потом узнаете все, что случилось, пока вы были в Потаенном доме.

Дрого понимающе кивнул. Бизон – добыча редкая; в их места этот зверь заходит нечасто. Неудивительно, что он не узнал вкус: ел ли он вообще когда-нибудь бизонье мясо? Кажется, раз или два, но очень давно… Но слова «Йом, твой новый брат» прозвучали как-то странно… И где Maл?

– Готовы? – спросил вождь, вглядываясь в лица молодых охотников. – Тогда слушайте. Новости тяжелы…

* * *

Дрого чувствовал себя так, словно получил нежданный удар дубиной, да не от врага – от друга! Какое счастье, что там, в Потаенном доме, с его губ не сорвался преждевременный вопрос! Хорош бы он был, молодой охотник, если бы произнес Родовое имя отлученного от Рода, да еще там, в одном из Священных мест детей Мамонта!

Они обменялись с Йомом кровью и теперь шли рядом – родные братья, старший и младший.

– Йом, ты должен мне все рассказать. И показать.

– Расскажу все. А показать… Туда не пойду даже днем.

Дрого понял. Его младший брат прав: в Проклятую ложбину соваться ни к чему: пустое любопытство может обойтись очень дорого, особенно для Йома, захватившего врага в самом его логове.

К стойбищу подходили почему-то кружным путем – с юга по склону, вдоль ручья.

– Одно хочу тебе показать прямо сейчас. Другим тоже. Копье Йома указало на корневище старой сосны, прикрытое вторым, упавшим деревом. Хорошо знакомое место.

– Подойди и посмотри. Остальные тоже.

Дрого и четверо новых охотников приблизились к указанному месту, раздвинули колкие сухие ветви.

– Тьфу ты! – сплюнул Каймо. – Этими воняет, как их…

Но Дрого уже все понял. Действительно, смердело летунами, но не они, иная, двуногая тварь устроила здесь свое гнездовище!

– Я нашел это уже потом, почти случайно. Все думал: где он был в то утро? Ведь не ушел и не собирался уходить! Значит – выслеживал. Нас. Думал-думал, а потом вспомнил. Давно это было, мне тогда летун чуть в голову не вцепился – с чего бы это? И ведь не замечал я больше на этой тропе никаких летунов, нет у них здесь гнездовья! Проверил точно! Здесь он и лежал, на нас любовался! И ведь не в ту ночь все это устроил – задолго, заранее! Значит, давно готовился.

Друзья Дрого возбужденно осматривали логово. Сам он подавленно молчал: то, что произошло, никак не укладывалось в голове – лишенный имени не совмещался с Малом его воспоминаний. Молчали и остальные мужчины: все это они уже видели и обсудили. Наконец вождь подал знак:

– Идем! Женщины нас заждались. Особенно вас, новые охотники!

Да! Все женщины и дети собрались здесь, в центре стойбища, у общих очагов; все с нетерпением ждали возвращения заново рожденных! Так бывало всегда: второе рождение – самое важное событие в жизни общинника, важнее свадьбы. В этом Нагу был уверен давно. Но только теперь Дрого понял: путь на ледяную тропу еще более значим. Он может перечеркнуть все – все, чего добился, все заслуги и победы!..

Новые охотники Рода торжественно вступали в стойбище, предводительствуемые самим вождем. Остальные мужчины – сзади, чуть поотстав. Раздались приветственные крики – галдели, конечно, в основном мальчишки. Едва завидев охотников, они стайкой метнулись навстречу процессии, окружили, чтобы, восторженно приплясывая, сопровождать мужчин к общим очагам. Мелюзга визжала, ребята постарше, вчерашние товарищи по играм, вели себя сдержаннее, но каким восторгом, какой завистью горели их глаза! А у очагов, у жилищ были не только свои: у многих девчонок Серых Сов нашлись в этот день срочные дела в стойбище детей Мамонта. Вон и Туйя болтает о чем-то с сестренкой Каймо, хихикает, будто вовсе и не ради Каймо она здесь, да глаза выдают!

Но главное – матери, ждущие своих умерших и переродившихся сыновей, еще не знающие их имен. Арго остановился у тотемного столба и, указывая на них, пятерых, произнес заветные слова:

– Великий Мамонт, Первопредки и духи-покровители дали нашему Роду новых охотников! Мужчины, назовите своим матерям и сестрам ваши Родовые имена!

По обычаю к новым охотникам по очереди подходили их матери или ближайшие родственницы, чтобы спросить имя и чтобы все могли услышать ответ. Сейчас первой приблизилась, конечно, жена вождя. Дрого с замиранием сердца смотрел на свою мать, которую он не видел так давно… вечность! Она почти не изменилась (Странно! Ведь прошло столько времени…), но все же постарела – немного, совсем немного. Больше седины. И кажется – похудела!

– Как твое имя, мой сын?

(А голос – тот же! Певучий, грудной… Такой же был у Айрис.)

– Мое имяДрого!

И уже не она – он, взрослый мужчина, охотник, обнял свою мать, привлекая ее к себе. И хотя Дрого худощав и за прошедшие трудные месяцы не так уж сильно вырос, а Айя, даже похудевшая, оставалась крупной, высокой женщиной, – это действительно был жест взрослого, сильного мужчины, вернувшегося из тяжелого похода к своей старой матери.

Домашний очаг весело пылал, приветствуя повзрослевшего сына своих хозяев игрой огненных язычков и радостным потрескиванием. Кажется, только он остался неизменным в их старом жилище. И не в том дело, что само жилище недавно чинили: новые слеги, свежие шкуры – это обычно, это каждую весну, только отпетый лентяй не чинит, не укрепляет свой дом хотя бы дважды в год. Нет, многое изменилось внутри, даже привычные хорошо знакомые вещи переменили свои места и как бы и сами изменились. Сократилась женская половина – исчезла постель Айрис и Нагу, поменьше стало шкур и коробов. А вот мужская половина, напротив, раздалась. Теперь здесь место не только отца, но и его, Дрого. Вот его новая постель. Потеснилось отцовское оружие, мешки, одежды, освободив место для хозяйства сына… Кое-что уже заботливо приготовлено: будничная одежда, запас кремня. В шкуре, очевидно, бивневые пластины. И опорную слегу отец подобрал с двумя крепкими сучьями – для своих и для сыновних копий.

Его нежданный-негаданный брат Йом уже попрощался и ушел к своей семье, к Наге. (Она тяжела; ждут где-то к осени. Это хорошо, может быть, следующий будет покрепче. А то что же? Пятый год малышу, а ни брата, ни сестренки, одни похороны!) Они остались втроем – отец, мать и сын – и не спеша беседовали. (После такой молчанки даже говорить как-то непривычно!)

– И когда же молодой охотник думает строить свое жилище, обзаводиться хозяйкой очага? К осени, наверное? Слышал-слышал, мать рассказала.

(Сказано без улыбки, но, конечно, в шутку. Какой же мужчина с этим торопится? Каймо поутру, должно быть, тоже шутил… Или так, ляпнул на радости, не подумав.)

– Только если вождю детей Мамонта и его хозяйке покажется тесно под одной кровлей с их сыном-охотником. Тогда придется готовить Начальный дар. Если же нет, мужчины торопятся медленно, – ответил Дрого.

Отец, засмеявшись, хлопнул Дрого по плечу увесистой ладонью.

– Мой сын! Да, хозяйка? Мать улыбнулась.

Помолчали. Глаза возвращались к месту, где когда-то была постель Айрис. Но говорить об этом сейчас…

– Отец, а когда Большой загон?

– Скоро. Серые Совы разведчиков уже выслали. Наши выступят сегодня. Прямо сейчас пошлю… Не вас, не вас – и не рвись, и не думай! Вам, пятерым, – лучше оглядеться, отдышаться. Да недолго: на днях – в мужской дом, а там – Большая охота. Что скажешь?

– Пожалуй, навещу Колдуна, потом пройдусь к Большой воде. Ноги-руки разомну; может, чего-нибудь вкусного добуду!

Отец снова захохотал:

– Хозяйка! Охотнику дома не сидится! Это хорошо, только смотри олениху не тронь и на рог волосатому не нарвись!

– Постараюсь, отец. И к Хозяину воды в гости не буду проситься, и одежду сменю… А почему я не видел Колдуна? Ни на Мужской поляне, ни даже здесь…

– Не знаю. Колдовские дела. Сказал: какой-то плохой день – он должен оставаться у себя.

На тропу у входа легла тень.

– Вождь Арго! У твоего дома старый Колдун!

– Войди, мудрый Колдун детей Мамонта! Мы только что говорили о тебе.

Старик тяжело опустился на гостевое место:

– Колдун детей Мамонта приветствует вождя Арго, хозяйку очага Айю и молодого охотника Дрого, их сына. Колдун не задержит. Колдун хочет дать молодому охотнику амулет охотничьей удачи.

Костяная фигурка жеребой кобылы на тонком кожаном ремешке.

– Дрого, сын Арго, благодарит мудрого Колдуна за ценный дар.

– Он не подведет тебя, охотник! Те, кто попадет под твое копье и дротик, вновь и вновь будут возвращаться в этот Мир и отдавать тебе свою жизнь и силы! Сегодня я хотел дать тебе другой амулет – оберег, но не смог его изготовить: не хватило сил. Прими хотя бы этот!

– Благодарю тебя, мудрый Колдун! – повторил Дрого, надевая фигурку на шею.

– Я не смог сделать для тебя оберег, но хочу дать совет – хотя бы на сегодня.

– Дрого, сын Арго, слушает.

– Собираешься ли ты куда-нибудь из стойбища?

– Да, я хочу пойти к Большой воде.

– Хорошо. Но возвращайся до заката! Сегодня – плохой день, и ты, Дрого, сын Арго, должен быть очень осторожен!

Когда Колдун ушел, Арго повторил фразу, сказанную несколько дней назад Йому:

– Сын мой! Прошу тебя: не отвергни совет нашего Колдуна!

Дрого сидел на том самом камне, что так любили Мал и Айрис… и Нагу любил, и часто бывал здесь со своей сестрой и знаменитым сородичем. И сейчас он не собирался бросать это место из-за отступника, из-за предателя, лишенного имени, изгнанного из Рода навсегда. Дрого не мог совместить в себе того Мала – наставника и друга, старшего брата – и этого лишенного имени кровосмесителя и убийцу. И не ради добычи ушел он из дома сюда, на свой камень! Хотелось подумать.

Лето только начиналось, но жара стояла, как в самом его разгаре. Солнце перевалило на вторую половину, и тень от старой разлапистой ели уже достигла камня, нагревшегося за день так, что пекло даже сквозь замшевые штаны. Дрого снял и подстелил свою рубаху (старая, еще мальчишечья, но, конечно, узор другой – мать постаралась ), устроился с таким расчетом, чтобы оказаться в тени, и задумался, глядя за Большую воду, на сосновые леса и дальние озера, поблескивающие от ослепительных лучей.

Трава звенела. Совсем рядом, слева, завел свою песенку стрекотун. Дрого по мальчишеской привычке ловко, не глядя, накрыл его ладонью, поднес к лицу кулак и осторожно расправил пальцы. Казалось, пленник нисколько не испугался внезапного заточения. Расправил усы, неодобрительно посмотрел на эту громадину (большой, а дурной! ), деловито перебрался с ладони на искалеченный, но заживающий на удивление быстро безымянный палец, немного подождал (лапки приятно щекотали саднящую кожу) – и одним веселым прыжком распростился с охотником!

Дрого засмеялся. Да, теперь, побывав в родном стойбище, он знал точно: Дрого – не Нагу! Тот был мальчишка, ничего не знающий, ничего не понимающий мальчишка, и часу не способный прожить без компании друзей и приятелей. Он, Дрого, – действительно взрослый охотник, умеющий и след взять, и дротик метнуть, и силок поставить, и кровь унять, и беду отвести… Он, Дрого, – мужчина, посвященный в самые сокровенные тайны Рода. Между тем и этим – будто Большая вода пролегла; он остро почувствовал это утром, встречая восторженные взгляды своих вчерашних друзей-приятелей почти ровесников… А взрослому охотнику бывает необходимо и одиночество!

Случившееся в их Роду поражало и пугало еще и тем, что оно означало: ни Посвящение, ни знания, ни опыт, ни охотничья удача не могут спасти от сокрушительного поражения, от позорной гибели. Всего этого у лишенного имени было в избытке. И не спасло. Что же, значит, такое может случиться и с ним, с Дрого? Или не может?

Следовало понять, что же случилось с Малом до того, как он превратился в лишенного имени. И сейчас Дрого изо всех сил пытался, но никак не мог этого уразуметь. Да, конечно, он прекрасно знал, что происходит между мужчиной и женщиной, – уж это-то ему было известно задолго до Посвящения! Понимал он и другое: одна девчонка нравится больше, другая меньше, а от третьей и вовсе с души воротит! И не обязательно та, кто милее тебе, тебя предпочтет… Ему-то самому – кто больше нравится? Нату, с которой возился Нагу-подросток, или Туйя? Конечно Туйя! Так что же теперь, он и Каймо должны из-за Туйи?.. Дрого даже передернуло от одной этой мысли. И при чем здесь это: «больше», «меньше»! Мужчине нужна женщина – рожающая, ласковая, умелая. Разве может так быть, чтобы на все окрестные стойбища была только одна такая! Дрого невольно улыбнулся: «Что за нелепица! Да мы все тогда поубивали бы друг друга, и ее саму бы на куски разорвали! Конечно, всякие бывают… Хочешь взять получше, так докажи сам, что ты – мужчина! Будут уважать тебя, будут говорить о тебе хорошее, так и девчонки заметят, – почему и не должен мужчина с этим торопиться!.. Но не в этом же дело! Совсем не в этом! Ведь тот, кто был Малом, первым охотником, мог выбрать себе кого угодно – кто бы отказал ему? А он…» Дрого честно попытался представить, как бы он стал одну из девчонок своего стойбища… Нет, сама мысль об этом казалась одновременно и нелепой, и чудовищной; здесь воображение не работало.

Совершенно очевидно: Мала околдовали, навели порчу! Но КТО? И почему его не ищут?! Ведь распознать и убить злого колдуна еще важнее, чем того, кто волей или неволей стал его пособником… и жертвой! Тем более здесь: о такой ужасной порче Дрого никогда и ничего не слышал! А иначе что же, на любого эту порчу наведут, и на него, на Дрого?..

А ведь отец и в самом деле что-то говорил о колдовстве! Что-то непонятное – о словах Колдуна! И Колдун сегодня предупредил… плохой день, – что все это значит? Да, он должен пойти к Колдуну. Пусть объяснит, пусть даст самый сильный амулет против порчи, пусть расскажет, как найти, как одолеть этого проклятого Врага, наводящего черную порчу! Он, Дрого, одолеет Врага, даже если на это уйдет вся его жизнь! Хотя бы для того, чтобы отомстить. Не только за сестру, за того, кто все же оставался в его памяти не лишенным имени, а Малом-наставником, Малом-другом.

Ого! А солнце-то опустилось довольно низко, хотя жара почти не спала! Оказывается, это нелегко – думать! Не сдержать слова мужчина не может, и, если он не хочет вернуться домой с пустыми руками, нужно поспешить. Дрого решил еще на тропе: он принесет не мясо – попробует добыть другую дичь. В такую жару это нелегко, да еще в такой час (а задержаться нельзя – не успеет!). Но… у него новый амулет, – посмотрим, какова его сила!

Амулет не подвел. Рука – тоже. Когда Дрого поднимался от Большой воды по тропе, навстречу лучам заходящего солнца, из его заплечного мешка торчал хвост удачно подколотой щуки, а с пояса свешивался подвернувшийся под руку красавец селезень.

Колдун раскладывал на куске кожи подвески, вырезанные из мягкого белого камня, и думал.

Вот эта, первая, – день суда и казни. Дальше – Серые Совы перебираются на новое место. Еще одна – их старое стойбище совсем опустело. Теперь подвеска побольше: день, когда появился огненный шар, когда разразилась невиданная гроза… Как же так?

Колдун помнил слова молодого Куницы: «Пусть мой старший собрат будет осторожен и смотрит в три глаза на все: и на людей, и на Мир. Боюсь, это еще не конец». И он смотрел в три глаза, особенно в те дни, значение которых ему когда-то буквально вбил в голову его наставник, великий Хорру… Да. Случилось. Что – не понятно, но случилось… И почему-то не в первый посмертный срок, а на следующий день! Не мог же в самом деле лишенный имени оставаться живым в течение целого дня! Или мог?

Подвески продолжали появляться одна за другой. Так или иначе, второй посмертный срок был вчера, в ночь Посвящения. Или сегодня! Нужно быть готовым, – вот только к чему?

Третий срок неясен, и до него – далеко. Хорру наставлял, указывая на палочку, изображающую второй срок: «Если здесь Старуха спит – это лучшее для мертвого и худшее для живых! Если смотрит в полный глаз, то наоборот. А о третьем сроке узнаешь так: Старуха, спящая во второй срок, должна проснуться и заснуть снова. В одну из ночей ее сна настанет третий срок! » – «Но как я узнаю?..» – «Спросишь духов. Если захотят – помогут!»

«Если захотят»… Сейчас духи явно не хотели помочь (или не могли ). Их предупреждения значили не больше того, что сказал Куница; их ответы были столь же смутными, как и собственные знания Колдуна о том Враге : больше, чем ничего, но меньше, гораздо меньше того, что нужно для того, чтобы отбить нападение… Или и впрямь Хорру был прав, и Тот непобедим?! Хорошо, что Дрого вернулся вовремя!

Придется ждать. Только ждать: Враг первым нанесет удар, и, быть может, тогда удастся что-то сделать. Но каким будет этот новый удар? Выдержит ли его их Род?

Колдун боялся напрасно. В эту ночь ничего ужасного, ничего необычного не произошло. Разве что…

Йом проснулся в самый глухой час от отвратного, тягостного сна. Его кто-то звал, вернее, подзывал, и он знал – кто !

Сны бывают разные; не все из них опасны, не все – вещие; порой духи просто шутят. Но Йом понял: это – не шутка духов, это хуже, и покидать жилище нельзя. Вытянув мизинец и указательный палец левой руки ко входу, он забормотал заклинания. Но тут застонала, а потом проснулась его Нага, ждущая ребенка.

– Муж мой, мне страшно!

И тогда он, рыжебородый, рывком сбросил шкуру, схватил, не глядя, бивневое копье и, презрев опасность, вышел в ночь.

Безлунная ночь была теплой и звездной. Он был готов встретить любого врага – копьем, защитным жестом и заклинанием… Зубами, если придется! Но никого не было ни рядом с его жилищем, ни дальше – у общих очагов, на тропе. Лишь какая-то крупная птица скрылась в сосняке на той стороне ручья.

Постояв и послушав лесные звуки, Йом вернулся в свое жилье, поставил копье и лег на женской половине, к жене.

– Спи, Нага, никого нет! – прошептал он, обнимая любимую жену, чувствуя, что она все еще вздрагивает от страха. Нага потерлась щекой о грудь мужа и замерла. Вскоре ее дыхание стало спокойным, ровным. Но Йом еще долго не мог уснуть. Никого не было у входа, но почему-то он был уверен: еще за миг до того, как он откинул полог, там кто-то стоял.

Глава 10
БОЛЬШАЯ ОХОТА

Основа жизни – это мясо, а мясо дает охота. Мужчина прежде всего охотник; в сущности, это одно и то же: мужчина – охотник, который при необходимости может стать и воином, защитником. К счастью, такая необходимость возникает не так уж часто, особенно здесь, где издавна живут бок о бок сильные общины трех дружественных Родов. Кого им бояться? Кто может им угрожать? Инородцы появляются редко, всегда с миром, с дарами, и сами они, дети Мамонта и дети Серой Совы, оказываясь в чужих землях, предпочитают не воевать, хотя, конечно, бывает всякое… Дети Куницы? С ними сложнее, об их путешествиях к Великой воде никто ничего не знает толком… Но врагов они не приводили ни разу.

Конечно, еду дает не только охота. Трудно даже представить, как жили бы люди без всего того, что собирают неустанно женщины в лесу, на полянах и болотинах, У Большой воды и у ручьев, – без ягод и грибов, без съедобных кореньев и зерен, без улиток и речных раковин. Но охота – это не только еда. Из чего и чем шили бы женщины одежду, обувь и сумки, чем укрывались бы в холодные зимние ночи, если бы не шкуры, жилы и шерсть, если бы не кости, из которых делают не только наконечники и кинжалы, но и шилья, иглы, лощила и множество других инструментов, обойтись без которых в домашнем хозяйстве просто невозможно?

Охотятся по-разному. На длинноухих и на песцов ставят силки; каждый охотник – по-своему, в одиночку. За более крупной добычей уходят группами – по два, по три, а то и по пять человек, порой – очень далеко, за несколько переходов. Именно так Йом с четырьмя сородичами добыли бизона – не в окрестностях, куда эти звери заходят редко, а далеко на юго-западе, в степи. На стоянку принесли только самые лакомые куски, присоленные золой, шкуру да голову – знак охотничьей удачи. В одиночку на крупного зверя выходят редко – по необходимости. Впрочем, порой появляются в общине странные любители одинокой охоты. Таким был Мал.

Но есть еще и Большая охота, в которой участвует не одна, а по меньшей мере две общины, и не только мужчины, но и все сородичи – от мала до велика. Это – не только добыча мяса, но и праздник. И хотя Большие охоты происходят не так уж часто (на то он и праздник!), но именно им-то и обязаны общинники основным запасом всего того, что дает охотничья добыча.

Все, что ходит, бегает и прыгает по земле, летает по воздуху, плавает в воде, может стать охотничьей добычей. Но к этому подходят с выбором. Запрещено убивать своих братьев и сестер – зверя или птицу, являющихся Родовым тотемом. Это могут делать только люди другого Рода. Так, ни один из сыновей Мамонта не смеет нанести вред своему старшему брату – волосатому слону, но для сыновей Серой Совы или Куницы такого запрета нет. Не поощряется и пустое убийство, ради развлечения. Убивать можно для еды, ради шкуры и меха, ради костей… Из доблести, наконец! Но даже мальчишка, раздавивший мимоходом беззащитного птенца, жестоко за это поплатится: от взрослого мужчины – затрещиной и надранными ушами, от своих сверстников – едкими насмешками. Для настоящего же охотника такой поступок немыслим. А вот если тот же мальчишка добудет для еды пару-другую жирных сурков, сумеет изловить длинноухого, а то и утку или перепелку подстрелит коротким дротиком, – его ждет только похвала.

Взрослые охотники с сурками связываются редко, разве что изголодавшись. От хорошей птицы не откажутся, если подвернется под руку, но специально охотиться не станут. Иное дело, подколоть или даже взять голыми руками в Большой воде хорошую рыбу: тут требуется и смекалка, и ловкость. Но, конечно, главная их добыча – крупный зверь. Однако и здесь есть свои тонкости.

В речных долинах, в кустарниковых зарослях водятся волосатые носороги. С ними люди предпочитают не связываться без необходимости: зверь этот сильный, злобный и глупый, а мясо его не вкусное, да и короткие, искривленные кости не очень удобны для поделок, разве что шерсть хороша. Но охота на него очень опасна, и мужчины выходят на нее лишь тогда, когда парочка неразборчивых носорогов, облюбовав себе местечко вблизи от стойбища, становится угрозой для общинников, у которых в речной долине свои дела, – в первую очередь для детей и женщин. Еще опаснее – тигролев, хищник не только могучий, но необычайно умный и коварный, к счастью, довольно редкий. Его преследуют из мести за украденного ребенка, за растерзанного общинника и – ради доблести: победить тигрольва, тем более в одиночку, – подвиг! Иное дело, бурый медведь, великий любитель сладких красных ягод и дикого меда. Он тоже встречается нечасто и с человеком связываться не любит: не тронешь его – и он тебя не тронет. Но… у него такая теплая шкура! Из-за нее-то, да еще ради целебного сала, отправляются заботливые мужья в лесную чащу. Конечно, особую славу такая добыча не приносит: по единодушному мнению и сыновей Мамонта, и сыновей Серой Совы, охота на лесного медведя не слишком опасна. Вот если бы это был вурр – страшный пещерный медведь!.. Говорят, он вдвое, а то и втрое больше лесного и свиреп, как разъяренная тигрольвица! Но о вурре – только слухи: старики рассказывают то, что сами когда-то слышали. Никто из мужчин не видел его воочию, даже Арго, даже старый Гор!

Главная же добыча, от которой зависит благополучие общины, – не эти звери и конечно же не зайцы и не песцы, а звери покрупнее, живущие стадами. Не олени, нет. Большерогие? Их очень мало – они – только для свадебного обряда. Мелкие северные олени – хорошая, легкая добыча: их мясо вкусно, а рога – прекрасный материал для самых разных поделок. Но их стада забредают в эти края не так уж часто, ими не прокормиться, да и появляются они в основном на левом берегу Большой воды. Не прокормились бы живущие по соседству общины трех Родов и лесными оленями: тех совсем немного, и они очень чутки, пугливы. Главная добыча – дикие лошади! И только на них общины всех трех Родов регулярно устраивают Большие охоты.

Эти лошади – животные сильные и крупные: жеребец в холке достигает плеча взрослого охотника. И несмотря на то что здесь отнюдь не степь, они не переводятся в окрестностях круглый год: их копыта до локтя шириной прекрасно выдерживает снежный наст, и они даже предпочитают перелески открытым степям. Конечно, к зиме, когда с кормами становится хуже, часть лошадей откочевывает в другие места, в основном к югу и западу, чтобы вернуться сюда в начале лета с двух-трехмесячными жеребятами. Летом и осенью многочисленные лошадиные табуны, насчитывающие десятки и сотни голов каждый, заполняют все окрестности, луговины и перелески, подходят к самому краю плато и даже спускаются ниже пологими склонами… Вот тогда-то и наступает время первой Большой охоты!

Чтобы подготовить Большую охоту, нужно прежде всего узнать, когда вернутся сюда откочевавшие на зиму табуны, – для этого-то Арго и Гарт и выслали разведчиков. После, как всегда перед Серьезным делом, мужчины на время покинут стойбище, уйдут в мужские дома, и, пока они там, вернувшиеся лошади обживутся на старых местах. А у мужчин будут свои дела – умилостивить духов, чтобы каждый убитый ими жеребец возродился вдвое, каждая убитая кобылица – втрое… А потом настанет срок делать охоту.

Разведчики вернулись на третий день. Сказали: к югу, в степи, – не зелено. Темно и пыльно. Табуны идут. Много. Те же вести принес посланец Гарта – с запада. Арго хлопнул сына по плечу:

– Готовься, охотник! Скоро в мужской дом! Одноглазая начнет просыпаться – начнем и мы!

Конечно, Дрого знает: Небесная Старуха благоволит охоте и охотникам – потому-то и отвели их в Потаенный дом при ней. А вот само Посвящение даже она видеть не может: женщина! Обидно, должно быть, ей, старой…

Охотники, возбужденно переговариваясь, расходились по своим делам. Кажется, этот год будет даже добычливее прежних!.. Если только все эти табуны придут сюда, если духи, если Хозяин леса не направят их по иной тропе. Порой случалось и такое, и положение, предвещавшее сытость, оборачивалось голодом, и людям приходилось уходить на юг за стадами. Но – это уж Колдун должен позаботиться, чтобы все было хорошо!..

Дрого возвращался домой в радостном предвкушении: вот сейчас, сразу, он займется оружием! Оно – новое, почти или совсем не опробованное и конечно же в порядке, но… может, что-то нужно доделать? Подправить? Да и запасные наконечники…

И не только тому он радовался, что вот наконец-то и начинается его настоящая взрослая жизнь! И это тоже – еще бы! Но – не только.

Услышав страшную новость, Дрого все эти три дня был сам не свой: с друзьями почти не общался, свою Нату не повидал. Старался быть один и все думал, думал… И сегодня утром дождался – старый Гор проворчал, как бы про себя:

– Молчит! Людей сторонится! Тот, бывало, тоже – все один да один…

Именно то, чего Дрого и сам боится! А вдруг и на него самого уже порчу навели?!

А к Колдуну еще не ходил, не мог решиться. Тогда, у большого камня, казалось: все просто – пошел и поговорил! А потом понял: нет! И разговор нужно обдумать, и дары приготовить, такие, чтобы были достойны мужчины. Придется подождать; настоящий мужчина – не торопыга!..

И вот теперь, впервые за все эти дни одиноких, тяжелых размышлений и невнятной тревоги, Дрого почувствовал: отпускает! Впервые вдруг стало самым важным иное: оружие и предстоящая охота! И мужской дом, где он будет теперь на равных со всеми остальными!

Табуны не свернули на новую тропу. Три дня спустя воздух зазвенел от радостного ржания – то приветствовали друг друга гривастые широкопалые сородичи, те, кто провел здесь, в окрестностях, всю долгую зиму, и те, что прошлой осенью откочевали на юг, а теперь вернулись. И людям казалось, даже сюда, на их стойбища, спрятавшиеся в глубине логов, доносится с верховий острый запах конского пота.

Дрого был занят все эти дни: вновь и вновь проверял, прикидывал оружие, уточнял бросок, делал запасные наконечники. Теперь он почти не расставался со своим новоявленным братом, со своими друзьями. И со своей Нату наконец-то встретился; та обиделась, конечно, но не очень. Первая Большая охота затмила на время все остальное: печаль об Айрис, мысли о Мале и о Том, кто наводит порчу, – все это, казалось, уходит в прошлое…

А утром, в день ухода в мужской дом, Дрого вместе с Йомом поднялись наверх, к краю того самого сосняка, где ночевала погоня в ту страшную ночь. Йом показал старое кострище и рассказал про сон, про амулет Колдуна, про все, что было потом… Дрого слушал, но в это веселое, искрящееся утро давний предутренний ужас представлялся чем-то нереальным… Чем-то вроде побасенок о живых мертвецах и оборотнях, которыми мальчишки так любят друг друга пугать перед сном, в холодные зимние ночи, завернувшись в теплые шкуры и завороженно глядя на огонь очага… Даже здесь мысли его были заняты иным. Посмотрев на северо-восток, куда указывала рука Йома (интересно, что за огонь они видели? И как догадались, что это – в Проклятой ложбине? Ведь ее отсюда и не видно вовсе), Дрого снова и снова оборачивался в противоположную сторону, на северо-запад. Там, на всем открытом пространстве – от сосняка до ближнего ельника и дальше, к березовой рощице, к дальним синеющим перелескам, – паслись табуны. Один, два… пять… Вот уже пальцы обеих рук загнуты – а их еще больше… Много! Слышалось веселое ржание жеребят, тревожный зов матерей, переклички вожаков. И уже не воображаемый – настоящий запах конского пота, принесенный сюда северо-западным ветерком, возбуждающе щекотал ноздри…

По-видимому, и Йому надоели старые страхи. Прервав рассказ, положив руку на плечо брата, он тоже стал смотреть на щедрые дары, посланные людям Великими Предками и духами-покровителями.

– Скоро часть их спустится ниже. Они-то и будут наши!

Они опять оказались вместе – Дрого и Каймо – в том же самом мужском доме, что и зимой. Но сейчас здесь бывшее место Мала занял Йом. Дни проходили быстро – в подготовке к Большой охоте и к предшествующему ей Обряду.