Текст книги "Закон крови"

– Не понадобятся! – решительно убеждал старый Гор. – Вначале идем вдоль русла, так? Потом сворачиваем… Старый слышал раньше: если на север – то впереди еще Большая вода будет. Сам-то не ходил, не знаю… Но все равно: пока доберемся, вода уже затвердеет, – и к чему нам тогда эти совьи штучки? А если и раньше дойдем, все в дырьях будут, пока дотащим. Все равно бросить придется.

Арго колебался. То, о чем говорил Гор, было вполне разумно… Хотя, конечно, устроить челны можно и так, что не продырявятся в пути, – было бы желание. Только нужно ли все это или в самом деле – лишняя возня, не больше?

К общему костру подошли старый Колдун, молодой Куница и Нава. Опять о чем-то совещались в колдунском доме.

Услышав, о чем идет спор, все трое встревоженно переглянулись.

– Великий вождь, – заговорил Колдун, – выслушай совет старого! Челны нужно взять! И так, чтобы не продырявить в пути, не погубить! Почему? Не к ночи говорить об этом, хотя и Огненный круг наведен. Но поверь: они не просто могут нам помочь; быть может, они нас спасут!

Арго молча кивнул. Вопрос решен, и даже старый Гор, самый главный противник «этих совьих штучек», сказал, не колеблясь и без тени насмешки:

– Ну что ж. Тогда о другом будем думать: как их лучше устроить. И кто потащит… Или, может быть, не на волокуше лучше, а на плечах?

Старый Гор понимал лучше, чем кто бы то ни было, насколько тяжела и опасна тропа изгнанников. За свою долгую жизнь он перевидал немало и чьих-то останков (был некогда, быть может, могучий Род, а теперь – скрюченные полуобглоданные трупы у потухшей золы) и изможденных, выбившихся из сил, забредших к чужакам уже без опасения за свои жизни. Убьют – что ж они уже почти мертвы! Да, подобный конец для изгнанников слишком обычен. А многие ли из них находят новую судьбу? Кто знает… Но одно-то старый Гор знал твердо: если пойдут распри среди них самих – надежды не будет никакой. Вот почему после того, что сказал им вождь в ту ночь, после Большого Совета, – он, Гор, оказывал Колдуну подчеркнутое уважение. Если он по настоянию вождя идет со всеми, авторитет его столь же непреложен, как и авторитет самого вождя!

Спор разгорелся вновь, но уже о другом. Больше возражающих не было; если у кого-то сомнения и оставались, хранили их при себе.

По приглашению Арго старый Колдун и гости подсели к общему очагу. Постепенно разговор перешел на людей Кано, ушедших сегодня на юг.

– Где-то они сейчас? – почти пропел Каймо. – А ведь где-то там еще и те, пришлые, кого мы заметили тогда… Помнишь, Вуул?

Вуул, конечно, все помнил, но промолчал. Ответил колдун-Куница:

– Где сейчас ваши сородичи – не знаю. А что пришлые им никак не помешают, – уверен. Мы ведь все же уже общались с ними. Думали даже, не наши ли родичи, – уж очень сколы сходны… Но нет. Их предок – Волосатый Бык, не Куница. Но тоже с юга пришли, как и мы… С миром пришли, хотят остаться. Видимо, так и будет.

– Но если они знают, что мы, дети Мамонта, изгнанники … – заговорил Вуул, и Куница продолжил его мысль:

– …То они могут причинить вред вашим сородичам, чтобы снискать наше расположение, так? Нет, они не станут этого делать. Разумеется, они знают, и не только они одни: у вестников хорошие ноги. Но у этих, новых, – иные обычаи. Едва ли они даже поняли, почему уходят дети Мамонта. Для них уходить – значит выполнять особую волю предков. Великий долг и великая честь. Иного они и не понимают… Думаю, их вождь и еду разделил с Кано и его людьми, и совет дал, – они ведь сами с юга.

– Совет? – удивился Арго. – Но если они пришли издали, то едва ли говорят по-нашему. А на языке жестов многого не насоветуешь.

– Язык странен, но не совсем чужд особому языку детей Куницы. И потом, у них есть толмач. Жил не у нас конечно, но, видимо, у кого-то из нашей родни: наш общий язык понимает и говорить может.

– Даже если они и разделили еду, – вмешался Дрого – то давным-давно, еще до полудня. А сейчас уже далеко.

(«Может, они свернули в ту самую низину? В то утро мы не нарушили обычай: оставили хорошие запасы хвороста. Больше, чем сожгли сами. Быть может, они кормят сейчас свои костры тем самым хворостом…»)

Разговор увял. Некоторое время спустя колдун-Куница обратился к Арго с подчеркнутой вежливостью:

– Великий вождь детей Мамонта! Да будет позволено мне, молодому колдуну детей Куницы задать тебе вопрос от имени нашего вождя, Рама.

– «Когда вы, дети Мамонта, встанете на свою новую тропу?» – понимающе улыбнулся Арго, предугадывая вопрос. Колдун молча склонил голову. – Пусть могучий колдун детей Куницы передаст своему великому вождю, Раму, что мои люди покинут этот край через два дня, на третье утро. Это не самое начало бодрствования Одноглазой, но раньше нам не успеть. И еще скажи: вождь Арго будет помнить вождя Рама добром. И сохранит дары сыновей Куницы. Жаль, что все прервалось там же, где и началось!

– Поверь, великий вождь детей Мамонта: Рам тоже жалеет об этом!

Дрого ошибался. Кано и его люди были не в низине, где охотники, уходившие далеко на юг, обычно устраивали свой первый привал. Гораздо ближе – в стойбище пришельцев, с которыми делили сейчас уже и вечернюю еду. И дивились гостеприимству тех, кого и видели-то впервые!

Видимо, за ними следили. Когда общинники уже круто свернули направо, чтобы обойти стороной нежданно-негаданно заселенное место, чтобы и в самом деле остановиться на первый ночлег в знакомой низине, – тропу внезапно преградили пятеро незнакомых охотников. Не со злом – с добром! Положили копья, протянули вперед пустые руки. И главный, ясноглазый седой старик, выступил вперед и улыбнулся подкупающей, доброй улыбкой.

«Мы хотели бы познакомиться с вами, мы хотели бы разделить с вами пищу, мы хотели бы помочь вам чем можем, – но, если вы против, мы немедленно свернем с вашей тропы!» – так было сказано на общепринятом языке жестов.

«Мы благодарим вас, незнакомцы; мы будем рады познакомиться с вами и разделить пищу», – таков был ответ на том же языке.

После этого в разговор вступил толмач, и общаться стало легче.

В стойбище, куда Кано и его людей провели как почетных гостей, многое было новым, и прежде всего – жилища. Их еще не окончили строить, но уже было видно: ничего подобного Кано прежде не встречал. Это были не округлые жилища, как у детей Мамонта, и у детей Серой Совы, и у детей Куницы, различающиеся лишь отдельными деталями. Новые люди строили самые настоящие дома, опирающиеся двухскатными крышами на землю и поэтому отчасти напоминающие шалаши, но только очень длинные. Один дом был уже почти готов, два других только сооружались, и было видно сквозь непокрытую еще шкурами кровлю-стену, что внутри дом разделен на части, по три очага в каждой.

– Кто вы, пришедшие сюда? – задал Кано традиционный вопрос первой встречи.

– Мы – дети Волосатого Быка, – через толмача ответил старик. Для Кано ответ мало что значил; не помог и рогатый череп, венчающий вход готового длинного дома. В здешних краях такой зверь не водился.

– А кто вы, уходящие на юг? – Старик задал встречный вопрос, ответ на который ему был наверняка известен.

– Мы – дети Мамонта.

– Мы знаем ваших старших братьев. Там, куда вы идете, их мало. Но дети Мамонта увидят там наших братьев. – Старик вновь указал на рогатый череп.

За общей трапезой разговор разгорелся весело, как молодой огонь пожирает сухую пищу. Молодые девушки хихикали, подталкивали друг друга, перемигивались.

Кано уже знал: ясноглазый старик – вождь детей этого самого Волосатого Быка. Он привел их сюда из родных мест. Зачем? Понять трудно; это не то, что у них, не изгнание. Что-то совсем иное. И похоже, сам вождь и его сородичи принимают Кано и его людей не за изгнанных, а за кого-то другого…

Говорили о женщинах.

– Неужели у великого вождя детей Мамонта только одна жена? – непритворно удивлялся его собеседник. – Как же так? Я вижу: великий вождь не слабый…

– Таков наш обычай! – все, что мог ответить Кано.

– Странный обычай, странный!.. Быть может, великий вождь детей Мамонта захочет породниться с Крейоном, вождем детей Шерстистого Быка? Посмотри: мои дочери и внучки будут рады!

(«Да, действительно, они-то будут рады, да вот моя Лайна едва пи обрадуется!»)

– Вождь детей Мамонта благодарит Крейона, великого вождя детей Волосатого Быка. У нас – своя тропа, свой обычай. Сын детей Мамонта может взять второй женой только жену умершего брата.

– Странный обычай, странный! – задумчиво повторил Крейон. – Жаль, что дочери Волосатого Быка не смогут отправиться к себе на родину с теми, кто туда послан… Такими храбрыми!.. Быть может, кто-нибудь из неженатых? Или жены есть у всех вас?

– Не у всех… – Кано решил не перечить.

– Так пусть тот, кто холост, возьмет в жены одну из наших дочерей! Смотри, они рады! А там, куда вы придете, вас встретят наши родственники. И будут рады вам, породнившимся с общиной Крейона! Что скажешь на это, Кано, великий вождь детей Мамонта?

Кано обвел глазами своих сородичей. Пожалуй… Кое-кто… Но не сразу же, не вдруг!

– Великий вождь! Мы не можем ответить немедленно: нашим юношам нужно приглядеться к вашим девушкам… И наоборот. Нужно подождать, но мы не хотим злоупотреблять вашим гостеприимством.

– И не нужно! Посмотри: кое-кто из твоих людей уже нашел себе пару… День-два поживите – а там и в путь, с молодыми женами! И тогда я расскажу Кано, моему другу, моему родственнику, – куда ему идти, как обрести на новом месте друзей и родню…

Можно ли устоять против такого напора?!

Догорает тотемный столб, утихает плач. Нужно отдыхать: это последняя ночь, которую дети Мамонта проводят в своем стойбище, где успело смениться не одно поколение. Нет, уже не в своем, уже в разоренном, разрушенном. Догорает тотемный столб; в эту последнюю ночь Колдун даже не пытается призвать духов, спросить… Знает: не придут, не ответят!

Последнюю ночь горят очаги в жилищах, завтра их засыпят, похоронят, перед тем как уйти. Но не совсем: частицы родного огня отправятся в путь на север – точно так же, как огонь из очагов общины Кано отправился с его людьми на юг.

Колдун не может заснуть, не отрывает своих глаз от дырявой кровли: шкуры уже сняты… Спит ли его гость? Или тоже ловит взглядом далекое небо? Не понять…

Очаг подмигивает; в последний раз подмигивает, играет сполохами… Завтра лишь кроха пламени в деревянной чаше отправится в путь вместе с Колдуном…

Сон все же приходит. Но сон ли это? Черная фигура нависла над ним; огненные глаза проникают в самую душу («Почему даже Огненный круг не защитил? Почему?!») – и голос звучит в самой голове:

– Думаешь, уйдешь? Думаешь, спасешься? Нет!

Круглые красные глаза все ниже, все ниже, и руки давят, давят…

– Старый! Старый! Очнись!

С трудом разлепляются глаза: рассвета еще нет, а над головой – встревоженное лицо колдуна-Куницы.

– Старый! Очнулся?! Хорошо! Я уже баяться начал… Он пришел?

С трудом выговорилось:

– Да. Во сне. Но как же так? Через Круг…

Невесело усмехнулся молодой колдун:

– Да. Во сне – и так может! Защита есть, но… Он силен, очень силен! А сейчас – спи, старый! У вас завтра тяжелый день. Я посторожу; спи!

Благодарно улыбнувшись, Колдун не уснул, мгновенно провалился куда-то в бездонную дыру, без снов, без страхов, без радостей, в молчание и тьму.

Вот и настало это утро – серое, моросящее мелким дождем, словно паутина ложащимся на лица. Дождь – не так уж плохо: кто сможет разобрать, что за влага на щеках?..

Женщины тащили волокуши, несли самых младших. Дети постарше – сами тащили что кому по силам. А мужья, отцы, братья шли рядом, с оружием в руках, готовые ко всему. Всякое может случиться с изгнанниками – не сразу, так позднее. У Арго на левой руке – щит, полученный на весенних свадьбах. И метательная дубинка детей Куницы – за поясом, рядом с кинжалом. Арго чувствовал: эти дары были даны от чистого сердца. Таким не пренебрегают, даже если оружие непривычно…

Только двое провожали их: колдун-Куница и его невеста, Нава, специально пришедшая поутру из стойбища детей Серой Совы. Что ж, колдунам можно многое, в том числе и такое, от чего простой охотник предпочтет воздержаться. Впрочем, и они провожали недолго: до того, как знакомая, хоженая-перехоженая северная тропа резко нырнула вниз. Здесь остановились, – не все, вождь и Колдун.

– Прощайте! – сказал Куница. – Пусть ваша новая тропа будет не слишком тяжелой. И да не оставят вас предки и духи-покровители!

Арго и Колдун молча прощальным жестом коснулись его плеча.

Жених и невеста, наставник и ученица, подождали, пока сумрачная, пронизанная утренней моросью низина не скрыла последних детей Мамонта, и медленно рука об руку пошли назад. Брошенное стойбище обошли стороной. Теперь это место лучше обходить стороной, по крайней мере до следующего года.

Ни Нава, ни ее жених не знали, что еще две пары глаз смотрели вослед тем, кто покинул эти края. Гарт и его сын Айон. Сами того не зная, они поступили точно так же, как несколько дней назад вождь и колдун детей Куницы: вышли на окраину своего стойбища, чтобы никем не замеченными проводить тех, с кем их столько лет многое связывало. Гарт ежился – то ли от ветра и мелкого дождя, то ли от невеселых мыслей. Его сын казался спокойным. Молчали.

– Одному я рад, – прервал молчание Айон. – По крайней мере, Туйя не успела стать женой мальчишки… как его… Каймо! Не лежит у меня к нему сердце, нет не лежит! И что моя дура нашла в нем? Такие у них есть парни! Хоть бы тот же Дрого…

– Сейчас уже все одно! – возразил Гарт. – Что хороший, что плохой, – какая разница? Их нет… А Начальный дар – возвращен?

– Куда там! – сплюнул Айон. – Возвращать-то сама должна! А она – ни в какую! Уйти хотела. Силой удержал.

Гарт ничего не сказал в ответ своему сыну – пусть решает сам.

(«Да, Айон, в три глаза смотреть тебе придется, если Туйя отказалась вернуть Дар! Она ведь – в отца! Углядишь ли?»)

– Пойдем домой! – хлопнул он по плечу своего сына. – Куница и наша Нава уже возвращаются…

И еще об одном не подозревал никто, ни один человек. Община Кано встала окончательно на свою новую тропу в тот же день и час, что и община Арго! Весело встала: три холостяка нежданно-негаданно обзавелись молодыми женами! Даже Йорг-неудачник! Повезло: дочери Волосатого Быка не успели разглядеть… Пусть не на Большом Празднестве – что ж! – не такое время, не те обстоятельства! Еще важнее другое: породнившись с сыновьями Мамонта, Крейон, вождь детей Волосатого Быка, дал вождю своих новых родственников не только добрые советы, но и амулеты, которые должны сказать его южной родне: пришли свои и от своих!

Кано задумчиво кивал. Он слушал объяснения вождя не в первый и даже не во второй раз, все хорошо запомнил. В том числе порядок, в котором нужно будет подавать чужому вождю содержимое свертка: вначале кремневое острие, обмотанное какими-то волосами (быть может, шерсть их тотема?), затем – кремневая пилка, и напоследок – три зуба песца с прорезанными отверстиями, надетые на нитку, сплетенную из таких же волос. Сейчас иной вопрос мучил его.

– Кано, Крейон – друзья! Дети Мамонта, дети Волосатого Быка – друзья, родня! Ваши братья – наши братья; ваши враги – наши враги! Но почему? Почему дети Волосатого Быка приняли как своих – изгоев?!

Крейон улыбнулся уже хорошо знакомой, завораживающей улыбкой:

– Мы знали: вы – не изгои! Ваши соседи не знают… не все знают то, что поняли мы: вы, дети Мамонта, – избранные и принявшие избранничество! Породниться с избранными – великая честь. Нам – важно, ведь и мы – не изгои, мы – посланцы предков!

Кано молча положил обе руки на плечи своего собеседника – братский жест детей Мамонта. Главное он понял. Даже если эти люди ошибаются… Что ж, тем лучше для них, для детей Мамонта!

Да! Так получилось, что люди Кано по-настоящему встали на свою новую тропу без боли и сожалений.

Труднее было людям Арго. Только в первый день своего пути испытали они тень, подобие былого гостеприимства – от своей родни, северной общины детей Мамонта. Нет, даже они, оставшиеся на прежнем месте под защитой своих соседей, не посмели пригласить изгнанных сородичей в свое стойбище. Но вождь, колдун и самые уважаемые охотники северной общины встретили людей Арго на тропе, с Путевыми дарами, и предложили разделить напоследок Дорожный огонь. И когда люди, собравшиеся вкруг символического костра, обменялись символической едой и подношениями, их вождь (не просто худым, больным выглядел он в этот день… Быть может, стыдился?) обратился к Арго:

– Великий вождь… всего нашего Рода! Все знают: ты – хранитель Священной кости! До сих пор ты безотказно делился сухой кровью со всеми твоими сородичами, а сейчас уходишь. Не по своей воле. Так поделись же напоследок с нами, теми, кто остается, – к добру ли, к худу ли… И не держи зла на нас, великий вождь!

Конечно, Арго не отказал в такой просьбе. Он никому не желал зла – из остающихся. Но каждый выбрал свою тропу. И на каждой тропе – свои ухабы, камни и корневища.

Шли дни. Люди Арго уходили дальше и дальше. Их путь шел на север, вдоль берега Большой воды. Люди уходили от мест, ставших теперь для них навек запретными. Все дальше на север шли они, обходя места самые удобные для стоянок: широкие, ровные мысы, площадки близ впадения в Большую воду мелких речушек. Они старались держаться подальше от тех мест, где могли встретиться с инородцами: весть о движении тех, кто нарушил Закон крови, передавалась от стойбища к стойбищу, опережая их самих. И те места, где жили или могли жить другие, становились запретными для них, детей Мамонта, для их проклятого Рода!

Они торопились. Зачем дразнить других? Они старались выбирать такие места для своих стоянок, чтобы те, кто здесь живет, кто воистину хозяева здешних тест, не тронули их, детей Мамонта, уходящих все дальше и дальше… Навсегда!

Позади остались хорошо знакомые места. Теперь нужно быть еще осторожнее: нежданная опасность может грозить отовсюду. Сумерки пали на высокие старые деревья, на серую, тускло блестящую гладь Большой воды. На небольшой поляне, со всех сторон укрытой деревьями, люди обустраивали временную стоянку: ставили легкие шалаши, разжигали костры. Ложбина дополнительно укрывала низкое пламя от постороннего глаза, а к ночи еще и туман обволок место стоянки. Теперь их можно заметить лишь с самого близкого расстояния. Правда, запах дыма охотник почувствует издалека, но ветер помогает сейчас детям Мамонта: он дует в сторону Большой воды. Быть может, духи не совсем еще оставили их Род без помощи?

Колдун не стал устраивать себе шалаш, только лапник да шкуры послужат ему постелью на эту ночь. А поутру – снова в путь! Сейчас он сидел усталый и от перехода, и от собственных невеселых мыслей. Но усталый или нет, до сна он все же вновь попытается проникнуть в Мир Духов. Хуже не будет!

– Как думаешь, старый, – тихо спросил его подошедший вождь, – здесь хорошее место? Духи все еще не дают вестей?

– Нет, – со вздохом сознался Колдун. – Миры закрыты, духи молчат… Но место должно быть хорошим, – я это чувствую. Только задерживаться все равно нельзя; ближайшие стойбища всего в двух переходах. Кажется, дети Большерогого; мы общались очень давно.

– Помню. Вражды не было, свадеб – тоже. Обмены. Что они сейчас, кто знает? Но весть о нас наверняка дошла и до них. Утром уйдем.

Уже отправляясь к своему костру, Арго добавил:

– Пусть мудрый Колдун даст знать, если духи ответят. Пусть даже разбудит.

Старик молча склонил голову в знак согласия, но думал он иное: «Нет, великий вождь! Будить тебя не придется. Они не ответят!»

Ночь прошла неспокойно. Нет, нападений не было, но людям казалось: к привычным звукам ночного леса – уханью филина, одинокому волчьему вою, треску сучьев под копытами то ли большерогого, то ли лошади, случайно отбившейся от табуна, – примешиваются иные, странные звуки. То заунывные, похожие на плач, то злые, гортанные, они перекликались, скрещивались, то замирая где-то в чаще, то словно приближаясь к самому уху. И еще казалось: привычные, знакомые шумы исчезают, испуганно затихают в такт этим звукам, будто сам лес внимает им в тревоге…

Люди знали: такие звуки – голоса мертвых, погибших недоброй смертью, не узнавших проводов на ледяную тропу как должно и поэтому томящихся здесь, в Среднем Мире. Их притягивает человеческое горе и беды, и сами они несут еще худшее горе… Только помощь и защита предков оберегает Род от этих мятущихся, злосчастных душ. Истончается покровительство, слабеет защита – и они тут как тут…

Дрого, Каймо и Йом держали последнюю, предрассветную стражу, начавшуюся в тот глухой час, когда тяжело больному или просто усталому, измученному бессонницей человеку начинает казаться: рассвет не наступит никогда! Не будет больше никаких рассветов – только тьма! И все же солнце всходит, хотя и не для всех.

И вот, в то самое время, когда тьма, нависшая над спящим становищем, стала едва-едва сереть, чуть-чуть растворяться, когда окружающий мир уже готовился принять знакомые, привычные очертания, – до чуткого молодого слуха донесся хруст сухих веток… Шаги – легкие, быстрые… Не зверь, человек; и вот странность: торопится, спешит, не пытается скрыть себя… К НИМ, ИЗГОЯМ?!

Бесшумно, с копьями наготове, охотники скользнули туда, откуда слышались эти непонятные шаги. Большая старая сосна уже выступала из мрака, и от нее отделилась одинокая фигура… Подросток?

Он явно почувствовал приближение охотников (опытен!), но не выказывал ни испуга, ни желания скрыться или напасть. Просто стоял и ждал, с опущенным дротиком в правой руке, сбросив с левого плеча какой-то мешок.

Дрого первым узнал загадочного «незнакомца», а узнав – выпрямился во весь рост, открыто засмеялся и хлопнул по плечу приятеля:

– Эй, Каймо, иди встречай свою невесту!

Там, у старой сосны, стояла усталая Туйя и счастливо улыбалась своему жениху и друзьям.