Текст книги "Царский сплетник"

Глава 24

Обратный путь домой был затруднен мятущимися толпами народа. В городе царила откровенная паника. Портовые служащие, многие из которых жили прямо при порте, и жители окрестных деревень, расположенных вдоль Великой реки, ломились в город со всеми своими пожитками, чадами и домочадцами. Стрельцы с трудом регулировали потоки телег и людей, набивавшихся в город.

– Тебе только полосатой палочки в руках не хватает, – сказал юноша одному особо ретивому стрельцу, командовавшему на перекрестке. – Что случилось? Нападение?

– Да какое там нападение? Иди отсюда, не мешайся, – не поворачивая в его сторону головы, отмахнулся стрелец.

Юноша хмыкнул и решил немножко изменить маршрут движения. Вместо того чтобы направиться прямиком к подворью Янки Вдовицы, он двинулся против течения, пробиваясь сквозь людской поток в сторону порта. Картина, открывшаяся его взору, откровенно радовала глаз. Бабы вытаскивали детишек из воды и гнали их обратно домой. Рыбаки, душевно матерясь, вытаскивали свои лодки на берег. Иноземные корабли, не закончив разгрузочно-погрузочных работ, в спешном порядке снимались с якоря, поднимали паруса и валили, от греха подальше, спасаясь от «диавольских рыбок», пока они не схарчили их корабли вместе со всей командой. Больше всего Виталика умилила группа стрельцов, с ручными пищалями, нацеленными на ведро, которое какая-то баба вытягивала из колодца. Рядом стояла другая баба и причитала:

– Это я, выходит, мужика свово вчера зазря обидела!

– А что?

– За водой его послала, а он все ведра расплескал. Я, грит, над колодцем наклонился, а оттуда черти полезли и на меня «Га-а-а!!!» Ну я его ухватом и благословила. Какое еще «Га-а-а!!!», кричу, пьянь ты подзаборная! Ой, зря обидела мужика! Чекушку ему, что ль, купить? Может, простит?

– Не, чекушки мало, – усмехнулся один из стрельцов, – штоф бери, а лучше два. Я чуток попозже зайду, подсоблю тебе его уговорить.

– Мужика или штоф? – заржали остальные стрельцы, которые, как и положено солдатам, воинского духа не теряли и панике не поддавались.

– Погодите, дети мои! Водичку сию освятить не помешает.

К колодцу спешил батюшка в длиннополой рясе с большим серебряным крестом в руках.

– Та-а-ак. Процесс пошел, – радостно сказал царский сплетник. – Вот что значит – великая сила искусства! Пусть только теперь бояре попробуют сказать, что от моей газеты толку нет.

Насладившись картиной сотворенного им переполоха, Виталик развернул стопы в другую сторону, но все же не мог не задержаться в Нижнем граде около столба со своей листовкой, под которой вещал толпе какой-то добровольный оратор. В том, что он добровольный, юноша был уверен на все сто: среди его людей такого кадра не было. Судя по робе, он был тоже рыбак и вещал толпе об ужасах ночного браконьерского рейда по Великой реке. И в его изложении ограбивший его призрачный корабль был населен уже не мертвыми с абордажными крючьями, а мертвыми с косами, которыми они грозились выкосить всех браконьеров Великореченска, если те не перестанут грешить с сетями и переметами на Великой реке.

– Ну браконьеров от Великой реки, я, кажется, отвадил. Операция «Большой улов» идет к финишу. Ну-с, мне здесь больше делать нечего. Пора домой.

Так как до дома ему идти пришлось вдоль потока, а не против, добрался до него довольно быстро – минут за пятнадцать. Около подворья Янки Вдовицы топтался Семен с пятеркой своих самых преданных и верных бойцов, которые держали в руках большой трепыхающийся сверток.

– Молодцы! Наслышан о ваших подвигах! – радостно приветствовал их царский сплетник.

Семен посмотрел по сторонам и, убедившись, что посторонних поблизости нет, таинственно прошептал в ответ:

– Кэп, деньги срочно нужны.

– Зачем?

– Пару лабазов с летниками снять надо.

– Зачем?

– Так рыбы ж до фига! Думаю, и пары лабазов мало будет. Надо четыре брать.

– Рыба откуда?

– Что значит «откуда»? Из Великой реки. Ночью добыли. Ну… когда задание твое выполняли.

– Это как вам удалось?

– Так… ну… подплываем мы к этим браконьерам по-нормальному, только начинаем разъяснительную работу вести, а они сети, весла, лодки, улов бросают, в воду сигают и саженками к берегу. Ну не бросать же добро! Короче, трюм доверху осетрами забит. Лед нужен.

– Да вы оборзели, мужики! Что, нельзя было в воду улов спустить?

– В воду? – дружно ахнули пираты, и царский сплетник понял, что сказал что-то святотатственное.

– Однако вы времени даром не теряли. Ладно, делаем так. Вот вам деньги, – выудил из кармана царский сплетник кошель немецкого посла, – снимайте два лабаза с летниками. Половину улова туда ссыпайте. Это будет наш стратегический запас. А вторую половину… Дуйте сейчас в посольскую слободу, ищите там немецкого посла и загоняйте, что останется, ему.

– А-а-а… – растерялся Семен.

– У меня там все уже схвачено. Посол готов скупать рыбку оптом и в розницу, но вы цену крутую не ломите. Нам потом еще проценты с навара пойдут. Все понял?

– Все. Кстати, мы тебе одну рыбку принесли.

Пираты плюхнули в руки царского сплетника дергающийся сверток, радостно ударили по рукам, разделились пополам, и одни рванули скупать лабазы с летниками, а другие в сторону посольской слободы – пристраивать товар. У Васьки, наблюдавшего за этой сценой с забора, замаслились глаза.

– Ры-ы-ыбка-а-а… – страстно мурлыкнул он.

– Скорее, акула, – пробормотал юноша, с трудом протискиваясь в ворота. – Чего глаза выпучил, Жучок? Рыбку принимай. А ты, Васька, топор тащи. Такого монстра одними зубами не разделаешь. Ой, чую, достанется мне за все эти художества от царя-батюшки. Операция «Большой улов» заканчивается и начинается другая – «Ты что, сволочь, наделал?».

Виталий словно в воду глядел. Не успели Васька с Жучком отволочить добычу на плаху, как со стороны ворот послышался нетерпеливый стук.

– Царского сплетника срочно требуют к царю-батюшке! Живого или мертвого!

* * *

– Ты что, сволочь, наделал?

Это было первое, что услышал царский сплетник, как только вошел в тронный зал. В голову ему полетела держава. Виталик поймал ее, деликатно сдул с символа царской власти невидимую пылинку и вернул его обратно Гордону, умудрившись при этом увернуться от скипетра, которым державный норовил садануть ему по лбу.

– Так его, царь-батюшка, так! – радостно загомонила боярская дума.

– Цыц! – прикрикнул на бояр Гордон. – Без вас знаю как!

Василиса, сидевшая рядом с мужем на своем троне, ласково погладила супруга по руке.

– Да спокоен я, спокоен, – прорычал Гордон и опять набросился на царского сплетника: – Ты что, сволочь, наделал? Весь город на ушах стоит! Ты чего в своей газетенке понаписал, бумагомарака хренов?

– В смысле как чего понаписал? – нейтральным тоном переспросил Виталик.

– Вот это вот твоя работа? – гневно тряхнул листовкой, содранной с какого-то столба, царь-батюшка.

– Моя.

– И ты хочешь сказать, что все это правда?

– Истинная правда. От слова до слова! – уверенно заявил юноша. – Я вам больше скажу…

– Молчать! Ты наговорился уже! – гневно рявкнул Гордон, еще раз тряхнув листовкой. – Народ Великореченский как с ума сошел. Его теперь к реке калачом не заманишь!

– А уж слухи-то какие страшные ходят! – радостно подхватил глава думы боярин Буйский. – Будто бы корабль по реке Великой ходит, а на нем мертвые с косами стоят и рыбаков стращают. Костями своими трясут и жалобятся: «Зря мы наперекор указу царскому пошли! Вот что с нами теперь за это сталось!» Из-за этого ирода, – ткнул пальцем в Виталика Буйский, – у нас половина рыбаков заиками стала!

– Небольшое уточнение, – деликатно кашлянул царский сплетник, – не рыбаков, а браконьеров.

– А где нам теперь рыбку свежую брать? – взвился царский воевода.

– На базаре вся рыба исчезла!

– А я ушицу люблю. Из чего ее теперь делать прикажешь, собака?

– На кол его, царь-батюшка! На кол ворога! – начала входить в раж боярская дума.

– Ну и что ты на это скажешь? – обжег гневным взглядом царского сплетника Гордон.

– Даже не знаю, как быть, – вздохнул Виталик. – Правду скажу – не поверите, совру – на кол посадите.

– Правду давай, – оживился Гордон. – Люблю забавные байки. А насчет кола не волнуйся. Если к Малюте попадешь, до него не доживешь. Очень ему хочется испанский сапог на ком-нибудь примерить.

– Это меня успокаивает, – хмыкнул юноша и начал говорить «правду». – Я, как истинный профессионал газетного дела, еще вчера почуял неладное, хотя подозрения о грозящей Великореченску беде зародились у меня гораздо раньше.

– Когда именно? – потребовал уточнения царь.

– Да почитай сразу, как твоя боярская дума мне то дурацкое задание насчет браконьеров дала, – спокойно ответил царский сплетник и, заметив мимолетную улыбку, скользнувшую по губам Василисы Прекрасной, продолжил как ни в чем не бывало: – И пришлось мне обратиться к волхвам, колдунам да ведуньям всяким за помощью.

– Ты что, с ума сошел? – расстроился царь. – К нечисти за помощью обращаешься и нам тут об этом рассказываешь?

– Так ты ж правду просил говорить, царь-батюшка. Опять же не надо забывать, что я царский сплетник. Мне по должности положено информацию любыми путями собирать и на страницах своей газеты ее выкладывать. А уж где, как и каким способом я эту информацию добыл – никого не касается.

– Даже меня? – ахнул Гордон.

– Даже тебя, – кивнул Виталик. – Профессиональная этика. Если я свои источники информации буду всем подряд сливать, со мной работать никто не будет. Мои информаторы должны быть уверены, что за царским сплетником они как за каменной стеной!

– Вот у кого вам учиться надо! – треснул по подлокотнику трона скипетром Гордон, обводя суровым взором боярскую думу. – А вы только и делаете, что грызетесь да кляузы друг на друга строчите. Рассказывай дальше, – уже более благосклонно кивнул он Виталику, – что интересного от нечисти узнал?

– Узнал, что заговором на великой Руси попахивает, – начал перечислять юноша. – Узнал, что появится на Великой реке корабль-призрак и сначала будет рыбаков пугать, а потом, ежели ослушаются они указа царского и опять браконьерствовать замыслят, пойдут эти мертвые со своими крючьями абордажными да косами ржавыми на Великореченск – виновных резать. И не только их, но и всех членов их семей со всем подворьем в придачу.

Виталик все это рассказывал, не сводя глаз с царя, и очень жалел, что не имеет глаз на затылке. Очень ему хотелось посмотреть на реакцию бояр: не дернется ли кто в страхе, не спадет ли с лица?

Глаза на затылке ему не потребовались. Боярская дума взвыла так громко и горестно, что сразу стало ясно: чьи холопы и по чьему приказу на Великой реке браконьерством промышляют.

– Я думаю, царь-батюшка, что с браконьерством на нашей Великой реке покончено, – удовлетворенно сказал юноша, выразительно ткнув большим пальцем руки за спину.

В ответ дума взвыла еще жалобней, сообразив, что сама себя сдала державному. Василиса Прекрасная звонко рассмеялась, благосклонно глядя на царского сплетника.

– Ну что, господа бояре, выполнил ваше условие царский сплетник? – весело спросила она.

– Выполнил, – стыдливо понурилась боярская дума.

– Значит, газете на Руси быть? – задала еще один вопрос царица.

– Быть, – покорно кивнула дума.

– Тогда по тысяче золотых с каждого боярского подворья в казну! – рявкнул царь.

– Да мы уже давали! Теперь-то за что? – попытался было вякнуть царский воевода.

– За шалости браконьерские отступные! – прорычал царь. – Чтоб к утру деньги были в казне, а не то всех на кол! Я вам покажу, как указов царских не слушаться. Слышь, Лексеич, – испытующе посмотрел он на Виталика, – ты там ничего больше у этих колдунов не накопал?

– Кое-что накопал, но это только для твоих ушей информация, царь-батюшка, ну и твоих, царица-матушка.

– Ясно. Вон отсюда! Все вон, кроме царского сплетника.

Тронный зал молниеносно очистился от бояр.

– Пошли в мой кабинет, – распорядился царь.

Гордон помог спуститься с трона своей супруге, подхватил ее под ручку и энергично потащил к выходу из зала. Юноша поспешил вслед за ними. Оказавшись в своем рабочем кабинете, Гордон пододвинул Василисе кресло, жестом предложил садиться царскому сплетнику и сам сел напротив него рядом с женой.

– Ну выкладывай, что еще накопал?

– Погоди, царь-батюшка, насухую язык говорить отказывается, в горле пересохло. Прикажи подать сюда бочонок доброго пива, и тогда я тебе что-то очень важное покажу.

– Гмм… сделаем. – Гордон сдернул со стола серебряный колокольчик и яростно зазвонил. – Бочонок пива сюда срочно! – приказал он сунувшему в кабинет нос слуге.

Через пару минут слуги внесли в кабинет бочонок пива и три кружки.

– Ну что там у тебя такого важного. Показывай, – распорядился царь.

– Во! – вытащил из кармана засушенную пиранью царский сплетник и начал стучать ею об край стола. – Это и есть та самая дрянь, что всех браконьеров от Великой реки отвадила, – сообщил он опешившей царской чете. – Такая грызучая, зараза! Но под пивасик идет хорошо.

– Так это ты эту страсть в реку Великую выпустил? – побагровел царь.

– Что ты, царь-батюшка? – обиделся Виталик. – Я с головой еще дружу. Чисто на нашей Великой реке. Я просто использовал подвернувшийся мне в виде этой рыбки шанс, чтобы запугать браконьеров, ну и вычислить, на кого они работают. Оказалось, на бояр, задание которых я заодно и выполнил.

– Рыбка откуда? – требовательно спросил царь.

– Не скажу.

– Как смеешь? – возмутился Гордон.

– Царь-батюшка, рыбку эту в Великореченск доставили для совершения террористического акта, это мне ясно как божий день. К счастью, мне удалось в это дело вовремя вмешаться и у злодеев ее отбить. Есть уже первые подозреваемые, но, если я тебе их сейчас назову, они ж сразу у Малюты на дыбе окажутся. Так ведь?

– Так.

– А вот этого делать пока категорически нельзя.

– Почему?

– Потому что я вышел пока на пешек, а нам надо взять ферзя. Если раньше времени пешек возьмем, то ферзь тут же затаится, личину сменит и опять козни да смуту строить начнет.

– Голова-а-а…

– Голова, – согласно кивнул довольный собой и жизнью юноша.

– Но как злыдня того поймаешь, чтоб все вернул взад! – потребовал царь. – Я, понимаешь, тоже свежую рыбку к столу люблю.

– Сказал бы раньше! Я, после того как основную массу в оборот пустил, последнюю стерлядочку Ваське с Жучком отдал. Они ее сейчас топором обрабатывают.

– Ну что к Ваське попало, то пропало, – безнадежно махнул рукой царь, не задумавшись над странной фразой Виталика «в оборот пустил». – Ты, главное, мне на реке порядок наведи. А то от Великореченска уже иноземные корабли шугаются. Этак от Руси вся Европа отшатнется.

– Да и шут с ней! – пренебрежительно махнул рукой царский сплетник. – Прогибаться еще перед кем-то. Да захотим – и дело тут так поставим, что эта Европа в штаны наложит, да на карачках к нам с мирными договорами приползет, и будет здесь тише воды и ниже травы. В рот тебе, царь-батюшка, и тебе, царица-матушка, подобострастно смотреть будет да поддакивать.

– А что, мне такая перспектива нравится, – одобрительно кивнул царь, – а тебе, Василисушка?

– Мне тоже. Ну думаю, мое присутствие здесь больше не требуется. А то подняли ни свет ни заря: «Спасай царского сплетника, дурака этакого, пока он в беду не попал!» Теперь вижу: не царского сплетника надо спасать, а Великореченск от царского сплетника. Такой шустрый мальчик оказался. То город штурмом берет, то без рыбы его оставляет.

– Это кто ж за меня хлопотал? – удивился Виталий.

– Много будешь знать – скоро состаришься.

– Благородная седина мне будет, возможно, и к лицу, но пусть это произойдет лет через пятьдесят, не раньше. А насчет рыбки – неправда ваша. Я о Великореченске позаботился. Стратегический запас сделал. Да у меня ее сейчас столько, а цены на стерлядочку и осетрину скоро будут такие…

– Так, Василисушка, ты говорила, тебе по хозяйству пора? – заволновался царь. – Так иди, иди. Дела у нас сейчас с Лексеичем пойдут скушные, неинтересные. – И, не удержавшись, ерзая от нетерпения, все-таки спросил у Виталика при Василисе: – Рыбы много?

– Два лабаза с летниками под завязку, – успокоил его царский сплетник, – но есть конкурент. Однако я знаю, как с ним управиться. Он еще и на нас поработает.

– Понял, – расплылся Гордон, азартно потирая руки. – Беру твои лабазы оптом.

– Но по утроенной цене!

– С ума сошел? С какого перепуга по утроенной?

– Инфляция. Опять же мои мертвяки не забесплатно Великую реку рассекали. Они хоть и мертвяки, а покушать да погулять любят! А это все денежек стоит.

– Это не те мертвяки, что недавно вместе с тобой город брали, а потом в порубе холодном сидели?

– А стоит углубляться в детали?

– Стоит. Колись давай, – приказал Гордон.

– Работники у меня многогранные, мастера на все руки, – начал нахваливать своих людей пройдоха. – С малолетства, можно сказать, пестовал, уму-разуму учил, для себя растил!

– А вы действительно два сапога пара, – усмехнулась, поднимаясь из-за стола, Василиса. – Ладно, работайте на благо государства. А я пока по хозяйству, как вы говорите… Кстати, а все-таки хоть намеком, кого в деле сем вредительском подозреваешь? – обратилась она к царскому сплетнику, уставившись на него колдовскими зелеными глазами.

– Тут есть только три варианта, – важно сказал юноша, почему-то вдруг забыв, что все свои предположения собирался оставить в секрете. – Либо это Кощей, либо ННЗ, что в переводе на нормальный язык означает «неизвестный науке зверь», либо Дон.

– Кто-о-о? – выпучил глаза царь.

– Дон. Как мне доложили мои информаторы, есть здесь, в Великореченске, такой криминальный авторитет. Да ты ж сам мне говорил, что они с Кощеем тебя уже достали.

– А ты с этим Доном уже встречался? – осторожно спросила царица.

– Пока нет, но выходы на него уже есть, – нагло соврал царский сплетник. – Так что ежели это он за всем стоит, то от справедливого возмездия не уйдет!

Василиса Прекрасная внезапно согнулась от смеха пополам и плюхнулась обратно в кресло.

– Вот так вот, царь-батюшка, – выдавила она из себя сквозь всхлипы рвущегося наружу смеха, – сам с этим Доном не разберешься, Лексеич его в момент приструнит! Ты на ус-то мотай, мотай. Пригодится…

И тут в раскрытое окно влетел черный ворон, хлопая крыльями, сделал круг по рабочему кабинету царя-батюшки и сел на подоконник.

– И кто из вас тут будет царский сплетник? – лениво, с ноткой пренебрежения спросил он.

– Слышь, носатый, – нахмурился юноша, – кончай выделываться. Можно подумать, ты не знаешь кто! Я твой черный фейс еще у патриарха срисовал и в подкорке зафиксировал.

– Базаришь много, – оборвал Виталика ворон. – Тебе Кощик «стрелочку» на малине забил. Ближе к вечеру «У Трофима» намечается небольшой сходнячок. Так что изволь быть. Желательно трезвый. Ряд вопросов перетереть надо, а без тебя никак.

В наглую птицу полетела чернильница-непроливайка, запущенная царской дланью. Ворон сорвался с подоконника и, сделав лихой вираж, улетел прочь.

– Нет, ну совсем оборзела Кощеева братва! – возмутился Гордон. – Уже при мне моим людям «стрелку» забивают. Обнаглели холопы! Ты рамсы, случаем, не попутал? – вызверился державный на Виталика.

– Я нет, – спокойно пожал плечами юноша. – Я этого носатого сюда не приглашал. Это он меня на малину приглашал. Но вот мучает меня теперь один вопрос: откуда вы такие нехорошие слова знаете, царь-батюшка? На мысли странные меня это наводит.

– Ты что, своего царя в чем-то подозреваешь? – выпучил глаза Гордон.

– Упаси боже! Просто что-то тут в мозаике общей картины не складывается…

– Пшел вон! – завопил Гордон, давая знать, что аудиенция закончена.

Так как чернильница была уже за окном, то в юношу полетела ее подставка. Царский сплетник и тут был на высоте. Он оказался гораздо шустрее ворона. Юноша не только успел пригнуться, пропуская этот импровизированный снаряд над головой, но еще и допить пиво, прежде чем выскочил за дверь, оставив на столе перед разгневанным царем забытую впопыхах «тарань», хищно скалящую зубы на державного…

Глава 25

На этот раз подворье Янки Вдовицы встретило царского сплетника подозрительной тишиной.

– Васька, Жучок, Янка! – крикнул юноша.

– Ну чё разорался? – донесся до него сверху сонный голос кота.

Виталий задрал голову. Кот пристроился на коньке крыши, греясь на солнышке.

– А где все?

– Все нормальные люди по такой жаре спят, – сердито мяукнул кот, – а ненормальные дурью маются.

– Нормальные, я так понимаю, это ты с Жучком?

– Угу. Вон он, в конуре дрыхнет.

– Ну а Янка-то где, сказать можешь, обормот?

– Больного травками пользовать пошла, – буркнул кот и закрыл глаза, давая знать, что разговор окончен.

Виталика вдруг тоже потянуло в сон.

– В принципе с основными делами я управился. Отчего бы не позволить себе заслуженный отдых?

Не откладывая дела в долгий ящик, сплетник добрался до своей спальни, скинул одежду и плюхнулся на кровать, решив вознаградить себя за труды праведные послеобеденным сном. Как ни странно, предстоящая «стрелка» с Кощеем его почему-то совсем не волновала. Гораздо больше беспокоило странное поведение царя, которому он не находил объяснения.

Как только голова Виталика коснулась подушки, на него тут же навалилась дрема. Сон был сумбурный. Царскому сплетнику снился родной Рамодановск. Он с друзьями в ресторане обмывал премиальные и гонорар за разгромные статьи по делу об антиквариате. Пиво, текила, музыка, классный закусон и жутко сексапильная девица за соседним столиком, на которую он сразу положил глаз и немедленно пригласил на танец. Девушка, вальсируя в его объятиях, звонко хохочет, откинув назад голову, и на лбу ее юноша видит характерную родинку…

Сон сменился рывком, без перехода. Теперь он оказался почему-то в постели рядом с обнаженной красавицей, которая ласкала его тело… сразу четырьмя руками!

– Теперь ты окончательно стал моим воином, – страстно шептала девица, – и никуда от меня не денешься…

Юноша в диком ужасе рванулся, пытаясь выскользнуть из ласковых объятий, но девица и не пыталась особо его удержать. Виталий кубарем скатился с кровати, поднялся, уставился на кровать. Девица с пятнышком на лбу была все еще там. Только теперь она спала, и рук у нее было столько, сколько положено иметь нормальному человеку, – ровно две! «Приснится же такая хрень!» – мелькнула в голове царского сплетника шальная мысль. При этом у него почему-то не возникал вопрос: откуда в его постели появилась эта симпатичная индуска и что она тут делает? Виталик посмотрел на плавные изгибы ее соблазнительного обнаженного тела, перевел взгляд на себя и откровенно запаниковал. Он стоял посреди спальни в костюме Адама, и если сюда войдет Янка… Царский сплетник поднял разбросанную по полу одежду и начал одеваться. Штанина натягивалась на ногу туго. При этом чем-то очень сильно напрягал Виталика стул, стоявший около кровати, но вот чем он его напрягал, царский сплетник никак не мог сообразить. «Блин! Да там же мои штаны висят! – дошло до него, наконец. – А что же я на себя натягиваю?» Ткань под руками юноши затрещала, и он понял, что пытался засунуть ногу в рукав женской блузки.

– Ужинать будешь, соня? – донесся до него со стороны гридницы голос Янки.

Услышав ее легкие шаги на лестнице, Виталик заметался, попытался было закатать девицу в одеяло и затолкать ее под кровать, но она растаяла в его руках и…

Царский сплетник грохнулся на пол, запутавшись в одеяле, и соизволил наконец окончательно проснуться. В комнату вошла Янка.

– Ты чего на полу валяешься?

– Да я тут от одной девицы во сне удирал, – шмыгнул носом Виталик, – вот на пол и скатился.

– Это ты прямо с кровати от нее удирал? – рассмеялась Вдовица.

– Ага. Аж четырьмя руками за меня держалась, искушала всячески, но не поддался я!

– Если четырьмя, то сразу от двух удирал, – усмехнулась Янка.

– Не, индуска была одна, – уверенно сказал Виталик, поднимаясь с пола, – а вот рук у нее – четыре. Это я точно помню. И главное, она всеми четырьмя за меня держалась. Вот видишь, как меня бабы ценят, не то что ты. Смотри, уведут такого завидного жениха из-под носа, будешь потом горькими слезами умываться.

Разглагольствуя, царский сплетник торопливо одевался. Так как впереди его ждала «стрелка», на этот раз он опять выбрал костюм голландского моряка, не желая, в случае чего, изгваздать свой единственный приличный костюм, в котором прибыл в этот мир из Рамодановска. Его насторожила тишина. Обычно бойкая девица за словом в карман не лезла и с ходу отвечала на его язвительные выпады. Виталий поднял голову. Слегка спавшая с лица Янка медленно приближалась к нему, не отрывая глаз от груди юноши, и только тут царский сплетник почувствовал, что кожа на левой стороне его груди подозрительно зудит. Виталий опустил глаза вниз. Черно-белое изображение цветка лотоса на его груди налилось красками и стало цветным.

– Нет, ну вот как приснится эта Парашка, так обязательно какой-нибудь новой дряни на теле жди! – разозлился царский сплетник.

– Парашка?

– Да не Парашка, конечно, – Парвати! Я что, индусскую мифологию, что ль, не знаю? Только на этот раз она под личиной Кали ко мне в кровать залезла. Если мне память не изменяет, это одна из ипостасей жены Шивы. Ее темная сторона.

Виталий завершил свой туалет, нацепил на грудь перевязь, подтянул к кровати стул и начал на нем заряжать пистолеты.

– Вот скажи, Янка, – сердито вопросил он, засыпая в дуло порох, – какого черта она ко мне привязалась? Богиня решила с простым смертным поиграть?

– Нет, своим проводником на Руси сделать, – удрученно вздохнула девушка, подсаживаясь рядом на кровать. – Ты с ее магией поосторожней. Она не только врага, но и тебя, в случае чего, спалить может.

– А не пришла ли нам пора серьезно поговорить? – Царский сплетник затолкал в дуло шомполом пулю.

– О чем? – тихо спросила Янка.

– Обо всем! Я что-то совсем запутался. Ничего уже не понимаю.

– И чего ты не понимаешь?

– Да все! Как я тут оказался, зачем я тут оказался? Я ведь обычный нормальный человек. Вырос в своем мире, жил по его законам. Привык к телевизору, мобильнику, Интернету. Обожаю с друзьями зависнуть где-нибудь в кафешке или ресторане. И вот обычное журналистское расследование о контрабанде оружия вышвыривает меня сюда. А здесь меня словно околдовали! Я не скучаю ни по родителям, ни по друзьям, ввязываюсь постоянно в драки, а ведь я по натуре человек мирный, хотя и спецназ за плечами. Сам первый никогда не нарываюсь. А здесь, как последний бык фанерный, в каждую разборку вламываюсь стадом кирпичей.

– Хочешь сказать, что тебя здесь ничто не держит? – тихим голосом спросила Янка.

– Нет. Не хочу я этого сказать, – вздохнул Виталий. – Ты меня держишь. – Щечки Янки при этих словах зарумянились. – Хоть и отбиваешься от меня постоянно ухватом, а все равно держишь. Опять же выпуск газет Гордону пообещал наладить, а слово свое надо держать. А так давно бы взял местный криминал за горло, докопался бы до этого Вани Лешего и заставил бы его вернуть меня домой. И меня вот еще что напрягает: откуда Кощей и Гордон знают сленг моего мира? Если оба оттуда вынырнули, то почему Гордон про газеты ничего не знает? И почему он так деньги любит?

– А что здесь необычного?

– Все! Он же царь! Ему стоит только приказать, и любую сумму из казны притащат. А он, вместо того чтобы бороться с коррупцией и бандитским беспределом в своем государстве, с любого дела сам пенки на сторону пытается снять. Причем, обрати внимание, именно на сторону, а не в казну. Копит и копит, копит и копит. Прямо Плюшкин какой-то, а не царь. А к казне кого приставил? Абрама Соломоновича – кошмар! Он сорок разбойников в свое время по миру пустил, а теперь царскую казну разворовывает.

– Ты не свирепствуй особо. Раз царь действует так, а не иначе, значит, есть у него на то причины.

– Че-пу-ха! – раздельно, по слогам отчеканил юноша. – Нет и не может быть такой причины, чтоб доверять казну казнокраду, а самому создавать альтернативную казну, используя при этом не очень корректные методы.

– Что ты имеешь в виду? – нахмурилась Янка.

– А то, что как разговор о распределении прибылей заходит, наш разлюбезный царь-батюшка действует, словно бандит с большой дороги, внаглую используя административный ресурс.

– Чего-о-о?

– Ну… используя свое служебное положение. Типа если не хочешь сразу схлопотать скипетром по лбу, то отстегивай долю царю-батюшке столько, сколько он назначил. Ну и как это понимать?

– Очень просто. Околдовали его, – нехотя сказал Янка.

– Чего? – выпучил на нее глаза Виталий.

– Что слышал. Заклятие на него наложено. Сколько раз мы с Василисой его снять пытались, да все без толку. Очень сильное заклятие.

– Вот оно что! Так ты, выходит, до сих пор Гордона лечишь?

– До сих пор. Вот только что от него. От этого заклятия человек начинает отказывать себе во всем, чтоб денег побольше накопить. Сначала по мелочам скупердяйничать начинает, в развлечениях себе отказывает, а потом и до пищи дело доходит. Есть-пить человек перестает. Если б не я с Василисой, он давно бы уже зачах и дуба дал.

– В таком случае ты с Василисой кому-то очень сильно мешаешь… Так вот почему на тебя наезд был! – осенило Виталия. – Толпа та, что на костер тебя отправить хотела. А подзуживали ее те молодчики, что на меня в темном переулке напали… – Юноша задумался. – Все равно не сходится. А как же тогда Абрам Соломонович? Если царь после заклятия стал такой скупердяй, то как допустил его до этой должности?

– А чего ж не допустить, если этот Абрам такие финансовые аферы проворачивает, что казна от этого только прибывает. Это во-первых, а во-вторых, царь-батюшка от этих афер с ним в доле.

– Обалдеть! Значит, до конца это заклятие вы снять не смогли?

– Нет. Чтоб до конца снять, надо точно знать: кто его наложил. Мы только ослабить сумели, ну и сам видишь, как это теперь на царе-батюшке сказывается. Бояре уже от его поборов стонут. Василиса опасается: как бы бунт не начался. Дума боярская только в палатах царских покорная. А как выйдут эти бояре из Белокаменной, доберутся до своего подворья и начинают царя-батюшку поносить почем зря.

– Ну пока языками чешут, хрен с ними, но опасения Василисы я понимаю. Понять бы еще, кто меня сюда в этот мир выдернул. Там кроме Вани Лешего и старушки, подозрительно смахивающей на хрестоматийную Бабу-ягу, девушка была с обалденной фигуркой. Есть тут у меня насчет нее подозрения.

– Какие? – напряглась Янка.

– Понимаешь, лица ее я рассмотреть не успел, но глаза у нее зеленые-зеленые! Совсем как у тебя.

– Хочешь сказать, что это была я?

– Не, – отмахнулся Виталий, – у той глаза гораздо ярче сверкали. И есть у меня подозрение, что я эти глаза сегодня видел.

– Где?